По ту сторону тьмы

Глава 9. Тайна Золотого Леса

— Что ж, господин Наагшур, — бодро тарахтел низенький полный доктор, зайдя в кабинет. — Есть как хорошие новости, так и не очень.

Риваан оторвался от отчётов, переданных из Отдела по делам ведьмовства, и указал на обитое кожей кресло.

Профессор Шкурник оказался одним из немногих специалистов, занимающийся тяжёлыми случаями, и единственным, кто согласился помочь, узнав, что пациентка — ведьморожденная. Это был мужчина шестидесяти лет, с малопривлекательными чертами, толстыми очками на рыхлом носу и тёплым взглядом. Сначала ведьмолов заподозрил лекаря в неискренности. Когда в отправленном чеке указана годовая сумма платного доктора в качестве предоплаты, обязательно появится и доброта́ и забота о пациенте. Даже если это ведьма. Однако размашистые жесты и удивительная рассеянность во всём, что не касалось работы, убедили Риваана в обратном.

— Чай? Кофе? Может быть, что покрепче, профессор? — вежливо поинтересовался ведьмолов.

— Чая будет достаточно, — энергично затряс головой лекарь и порывисто поставил кожаный саквояж на колени. — Кофе, знаете ли, молодой человек, сажает сердце. А разум лучше держать острым и трезвым. Особенно в моей работе.

Риваан едва заметно улыбнулся. Умение располагать к себе людей — одна из основ лекарского дела, и Шкурник обладал ей в высшей степени виртуозно.

Он доброжелательно улыбнулся молчаливой служанке, появившейся с подносом в руках, и рассеянно бросил: «Премного благодарен, барышня». Барышня сорока лет от роду смутилась и тотчас скрылась за дверями.

— Так вот, господин Наагшур, — деловито произнёс профессор, не глядя положив сахар в чашку. — Должен сказать, случай и трудный, и одновременно нет. Сейчас поясню, — он вопросительно посмотрел на чашку, потом на сахарницу, насыпал ещё сахар и отхлебнул. Риваан невольно удивился: от такого количества у старика должны были зубы склеиться. Но тот лишь нахмурился, поняв, что переборщил со сладостью, чуть расстроенно вздохнул и продолжил: — Вы очень мудро поступили, что не стали ждать помощи со стороны, и обратились к нелегальным артефакторам. Конечно, я не люблю подпольщиков. Сами понимаете, случись что, никто бы концов не нашёл. Но здесь, признаться, меня удивила их работа и точность.

— Что вы хотите этим сказать? Многословность лекаря грозила перерасти в продолжительную лекцию, а Риваану не терпелось узнать результат.

— После подобных травм люди восстанавливаются долго. Недели, месяцы и иногда годы. При помощи артефакта и врождённых способностей Лада восстановилась за неделю. То есть, кости срослись, раны и повреждения практически затянулись. Когда девушка придёт в сознание, она сможет обслуживать себя сама. А также выходи́ть на улицу. Правда, я рекомендовал бы первое время постельный режим…

— Но в том случае, если она придёт в себя, верно?

Шкурник резко помрачнел и уставился в чашку, разглядывая чаинки.

— Это обязательно случится. Просто Ладамире нужна причина, чтобы вернуться. Знаете, в медицинских кругах бытует мнение, что общение родных и друзей с теми, кто находится в состоянии беспамятства, может помочь вернуть последних из Межмирья.

Риваан сплёл пальцы в замок и задумчиво кивнул. Звучало, как пожелание надеяться на чудо. Вот только ведьмолов не верил чудесам. Да и как доверять стечению обстоятельств: может, вернётся, а может — нет?

— Вы сказали, дело трудное и одновременно нет. Что ещё вызывает трудности? Помимо беспамятного состояния.

Профессор поскрёб подбородок и виновато посмотрел на Риваана.

— По моему предварительному обследованию Ладамира будет хромать до конца жизни. Артефакт помог срастить кости и ткани, но всё же перебитый позвоночник — это перебитый позвоночник. Да, всё срослось как надо, но хромота останется с ней на всю жизнь. Как боли при ходьбе и на погоду. Тут уж я ничем не помогу. Кроме того, сомневаюсь, что госпожа ауф Вальд сможет иметь детей. Поскольку выносить дитя трудно и здоровой женщине. В случае Ладамиры встанет вопрос: или ребёнок, или здоровье. Позвоночник может не выдержать нагрузки… И ещё кое-что. Ведьмы, конечно, быстрее людей восстанавливаются. Некоторые учёные предполагают, что ведьмы и колдуны являются следующей ступенью эволюции человека. Но в магических способностях кроется и слабость. Если Ладамире не давать проявляться, то рано или поздно она погибнет.

По лицу ведьмолова пробежала тень. Он откинулся на спинку кресла и посмотрел профессора долгим взглядом. Тот оторвался от чашки, промокнул губы салфеткой, которую теперь рассеянно теребил в руках.

Услышанное казалось абсурдным. Ведьморожденные способны жить, скрывая умения практически всю жизнь, и это никак не влияло на продолжительность. Вычислить их удавалось по незначительным мелочам, вроде значков на теле или едва заметной ауры, незаметную для простых людей. Однако слова Шкурника противоречили всеобщей известной истине.

— Я вижу ваш скепсис, господин Наагшур, — мягко произнёс лекарь и, наконец, выпустил салфетку из рук. — Отчасти его понимаю. Ведьма, зависимая от собственных способностей… Поэтому я и говорю, что случай трудный и неоднозначный. Повторюсь: когда госпожа ауф Вальд придёт в себя, она сможет подняться с постели и даже выйти во двор. Ей потребуется меньше недели, чтобы вернуться к длительным прогулкам. Обычному человеку пришлось бы потратить несколько месяцев на восстановление. Да, Ладамира будет ходить с тростью и принимать болеутоляющие. Лада жива благодаря способностям ведьморожденной. Но если не будет использовать их, она, скорее всего, погибнет. Сначала Душа, а потом и тело. Взрыв на вокзале повлиял на неё. Теперь у Лады нет выбора: или она учится применять способности, или… — он тяжело вздохнул.

Воздух в кабинете сгустился, что хоть ножом режь. Риваан подошёл к открытому окну. Руки тяжело опустились на подоконник. Досада навалилась давящим мешком на плечи. Если бы тогда ведьмолов не открыл перед ней дверцу экипажа, сейчас всё было бы по-другому. Но ведь Ладамира сама ушла! Она этого захотела! Тогда почему его грызёт чувство, словно он совершил что-то неправильно? Что он, Риваан, виноват в произошедшей трагедии?

— Что я могу сделать? — глухо произнёс наконец ведьмолов, глядя на раскидистые розы и чубушник. Летний ветерок слегка прикасался к остриженным верхушкам кустов. Между ними виднелась голова соломенной шляпе. Сандрос, новый садовник, нанятый Тихоном, осторожно снимал увядшие соцветия с кустов.

Шкурник так долго молчал, что Риваану невольно показалось, будто тот не услышал вопроса.

— Я, как лекарь, сделаю всё возможное со своей стороны. А вы… Единственное, что вы можете сделать сейчас — продолжать заботиться о Ладамире, — медленно покачал головой профессор, подбирая каждое слово. — Попробуйте разговаривать с ней, пока она в беспамятстве. По опыту могу сказать, что порой забота способна возвращать к жизни даже безнадёжных.

На прощание Шкурник рассеянно пожал руку ведьмолову, пообещав навестить Ладамиру на следующий день. Неуклюжая фигура в темно-канареечном костюме мелькнула между раскидистыми клёнами и исчезла за кованой калиткой.

Риваан ещё долго смотрел на опустевшую дорожку, но не видел ни залитых солнцем деревьев, ни ярких цветов, возле которых суетился Сандрос. Мысли то и дело возвращались к разговору.

Профессор подтвердил слова брата каппы: Ладамира действительно не хочет возвращаться. Несмотря на то что тело практически восстановилось, двоедушница решила остаться в Межмирье. Риваан поймал себя на желании немедленно войти в спальню, где лежала ведьма, и трясти её до тех пор, пока она не очнётся. Только чтобы не было так… больно.

По спине пробежала прохладная волна, будто он стоял на берегу моря, и ведьмолова объяло облако едва уловимого цветочного аромата.

— Ты, конечно, волен попробовать всё что угодно. Но с таким настроением девушку не вернуть, — раздался за спиной насмешливый женский голос.

Риваан выразительно закатил глаза и обернулся.

В кресле, где недавно сидел Шкурник, расположилась Мара. Вместо привычного шелкового балахона на ней было тёмно-синее платье, расшитое чёрным жемчугом, а обожжённое лицо кокетливо скрывала вуаль. Пальцы, затянутые в шелковую перчатку, задумчиво крутили длинный мундштук из слоновой кости.

— Искренне рад тебя видеть, но желания разговаривать у меня нет, — Риваан с глухим раздражение сёл за стол и придвинул к себе папку с отчётами.

Мара небрежно повела плечами и окинула взглядом кабинет.

— У меня не так много времени на разговоры, — негромко отозвалась она, и в ту же секунду оказалась за спиной ведьмолова.

Холодные пальцы стиснули мужское горло, заставив Риваана прижаться затылком к её груди. Тот инстинктивно подался вперёд, но разливающийся под кожей огонь парализовал мышцы, превратив в безвольную тряпичную куклу. Из горла вырвался булькающий хрип.

Чёрная вуаль растворилась, и Риваану вдруг показалось, что он вглядывается в Бездну, бескрайнюю и беспросветную. Безотчётный животный ужас впился крючьями в сердце. По лицу мазнуло холодом, пробирающим до костей. Тем, что всегда является спутником самой Смерти.

— Отправляясь в Межмирье, будь готов встретиться с чужой болью, — прошипела Мара. Она крепко держала сына, заставляя не отводить взгляда. — И своими грехами.

Тонкие пальцы больно ввинтились под лопатку. Яркая вспышка света ослепила Риваана. А потом всё исчезло.

Ему всегда снилась тьма. Чёрная и липкая, она обнимала ведьмолова, качая на своих волнах. Он считал её благословением. Потому что не терзали воспоминания. Чувства притуплялись. Исчезали в пустоте. Становилось легко и свободно, словно души коснулась благодать свыше.

Это был его маленький мир, куда Риваан не пускал никого. Да и никто, находясь в здравом уме, не согласился окунуться в его мир. Слишком темно, страшно, пусто.

Поначалу тьма пугала ведьмолова, но потом он свыкся с ней. Начал принимать как должное. А после событий в Вальдане и вовсе радовался тому, что его не преследуют лица казнённых. Для вечной жизни забытье скорее преимущество, чем недостаток. Видеть во сне убиенных равносильно нескончаемой пытке.

Но в этот раз что-то пошло не так. Тьма, которая обычно радушно его заключала в свои объятия, внезапно сжалась, заходила тревожной рябью и растворилась.

Под спиной расстилался ковёр из багровых листьев и пожухлой травы. Пальцы безотчётно скользили по ней, а пустой взгляд устремился ввысь. Безмолвный ветер сбрасывал с верхушек деревьев листья. Но те не падали, а поднимались туда, где в разрывах ветвей проглядывало тяжёлое, свинцовое небо.

На уши давила непривычная звенящая тишина. Грудь с трудом поднималась и опускалась, будто после долгого бега. Но дыхания не было слышно. Только клубы белёсого пара поднимались над приоткрытым ртом и рассеивались в морозном воздухе.

Риваан провёл руками по лицу, пытаясь стереть с себя морок. Ладони пахли сырой землёй и прелыми листьями. Всё было не так. Он ждал, что его поглотит тьма, но вместо этого лежал на пустынной опушке осеннего леса и пытался понять, где сейчас находится.

— Ты помнишь меня?

Он обернулся. Но позади никого не оказалось. Только деревья, которые качались из стороны в сторону, будто кто-то невидимый тряс их.

— Я здесь. Обернись.

И снова никого.

Где он? Как оказался в этом тихом, но пугающем месте? В голове царил хаос. Мысли путались, превращаясь в серый клубок из отрывков и воспоминаний. В висках стучало от напряжения.

Риваан огляделся, пытаясь сориентироваться, куда ему идти. Ни дороги, ни тропки, ни каких следов пребывания других людей. Он поднялся на ноги.

— Посмотри на свои руки…

Повинуясь призрачному шёпоту, ведьмолов опустил глаза. С ладоней стекала темно-багровая кровь. Она капала с пальцев на землю, собираясь в вязкую лужу.

Отшатнувшись, Риваан обтёр руки о штаны. Но чем больше он пытался стереть кровь, тем больше её становилось. Металлический запах забивал ноздри, а от солоноватого привкуса к горлу подкатила тошнота.

Ему не хватало воздуха. Риваан прикрыл глаза, пытаясь выровнять дыхание. Только не паника. Он же ведь никогда ничего не боялся. Так почему же сейчас ужас сковывает его, стекая холодным потом по лицу? Почему хочется упасть на землю и закрыть голову руками? Откуда это неистовое ожидание, что вот-вот ласковая рука мамы его разбудит и всё закончится?

«Это всего лишь кошмар», — подумал Риваан. — «Это не может быть реальностью. Действительность — она другая…»

Земля пошатнулась под ногами, когда он открыл глаза.

С деревьев, что окружали поляну, свисали трупы казнённых ведьморожденных.

Кто-то пробежал за его спиной, и Риваан от неожиданности отпрыгнул, инстинктивно приготовившись атаковать.

За его спиной покачиваясь стояла Светозара. Тёмные распущенные волосы прикрывали полуразложившееся обнажённое тело. В пустых глазницах зияла тьма. Бывшая жена неестественно вывернула голову и осклабилась в безумной улыбке.

— Добро пожаловать в Бездну, ведьмолов.

— Ты же ведь не думал, что я забыла про тебя? — Светозара протянула полуистлевшую руку и попыталась ухватить Риваана за лакцан.

Грязные когтистые пальцы рассекли воздух рядом с ним. Ведьмолов ловко увернулся и отпрыгнул назад.

Внезапно тела казнённых зашевелились. Неправильно, изломанно. Будто их дёргал за ниточки обезумевший кукловод. Они беззвучно срывались с деревьев, и под ногами мертвецов растекались багровые лужи. Ведьморожденные взяли Риваана в плотное кольцо, так, что не стало видно деревьев. Светозара злобно зашипела и, сбив ведьмолова с ног, вцепилась сгнившими пальцами в его лицо.

Риваан чувствовал себя мухой, угодившей в паутину: чем больше ведьмолов пытался бороться, тем сильнее она опутывала. Безотчётный ужас бил по оголённым нервам, вгрызался в душу, лишал разума.

В какой-то момент всё прекратилось. Исчезло всё: запахи, звуки, чувства.

— Скажи, ведьмолов, какого смотреть в глаза своим грехам? — издевательски ухмыльнулась Тьма.

«Вспоминай, зачем пришёл», — зазвенел в сознании голос Мары. — «Вспоминай. Иначе Межмирье поглотит тебя». Сквозь мертвящее оцепенение, сковавшее его душу, Риваан почувствовал, как чьи-то руки подхватили его и выбросили обратно на лесную опушку.

На поляне был кто-то ещё. Ведьмолов повёл ноздрями. Тонкий, едва различимый древесный аромат с тёплыми нотками женского тела казался знакомым. Запах заставил его подняться и оглядеться.

Лада сидела на плоском камне спиной к нему. Риваан узнал бы эти пушистые рыжие волосы, непослушно торчащие в разные стороны, среди тысячи других. Из-за них голова казалась непропорционально большой. Как головка одуванчика на тоненьком стебельке. Такая же смешная и трогательная. Ведьма что-то напевала себе под нос, накручивая прядь, ставшей медной в багровом воздухе. Неподалёку от неё мирно пощипывал траву тонконогий олень с большими антрацитовыми глазами. Заметив ведьмолова, он вскинул голову с великолепными рогами и исчез в зарослях орешника.

Пение прекратилось, но Лада не обернулась. Лишь рука на мгновение замерла в воздухе, сжимая прядь. Стараясь не спугнуть, Риваан подошёл и опустился на камень рядом с двоедушницей. Ладонь мягко сжала холодные женские пальцы, словно боясь причинить боль.

Лада вздрогнула и замерла. Широко раскрытые глаза не моргая смотрели куда-то в пустоту перед собой. Тёплый запах стал гуще, он обволакивал и дурманил сознание.

Риваан притянул к себе двоедушницу и бережно обнял. Безотчётно, просто потому, что так ему казалось правильным. Её голова послушно легла на широкую грудь, и, зарывшись носом в пушистые волосы, ведьмолов втянул сладковато-древесный аромат и с наслаждением прикрыл глаза.

— Ты очаровательно пахнешь, — тихо сказал он. — Чем-то сладким…

Лада не сопротивлялась, не пыталась вырваться. Такая мягкая и податливая, — бери и делай что хочешь. Риваан легонько погладил её по щеке.

— Я не вернусь, — глухо произнесла ведьма. — Не знаю, как ты сюда попал, но я не вернусь… Мне здесь хорошо. Мне спокойно.

— А там тебя Мира ждёт. Она переживает за тебя.

Лада промолчала.

— Холодно. Здесь всегда холодно?

— Я не знаю. Я не чувствую, — она внезапно вскинула руку в сторону дома, темнеющего между толстыми стволами дуба. — Ты хотел знать, что со мной произошло. Тот человек приходился другом моему отцу. Мне тогда было десять. Или одиннадцать. Я плохо помню, что и как случилось… Никто не знал об этом. А если бы я рассказала, не поверили бы. мало ли что ребёнок сочиняет? Тем более, ребёнок с особенностями… Можешь заглянуть в окно. Тебя всё равно не заметят…

В груди ведьмолова стянулся неприятный толстый жгут. Словно его заставляют делать что-то отвратительное. На душе стало мерзко, будто это он, прикрываясь благочестием и добрым именем, дал волю животной одержимости.

— Ты, правда, хочешь остаться? Неужели тебе хочется оставаться с тем, что тебя когда-то сломало?

Лада неопределённо пожала плечами.

— Здесь меня хотя бы не пытаются убить за то, что я не такая, как остальные.

— Это Межмирье, Лада. Ты будешь проживать раз за разом тот страшный день, не в силах что-либо изменить. Неужели это намного лучше, чем бороться за свою жизнь?!

Голос прозвучал резче, чем он хотел. Бессильная злость охватила Риваана. Хотелось взять и как следует встряхнуть ведьму, чтобы та пришла в себя.

Плечи Лады вздрогнули, и женщина, закрыв лицо руками, расплакалась. Риваан тяжело вздохнул и покрепче прижал её к себе. Он мог спокойно перерезать горло ведьмаку и равнодушно взирать на казнь сотен, как тогда в Вальдане. Но женские слёзы выбили у него почву из-под ног.

— Я знаю боль, — прошептал он в растрёпанные рыжие волосы. — Сначала кажется, что её можно не замечать. Затем — что можно вынести. Однако потом понимаешь, что с ней невыносимо жить. Тогда начинаешь искать причины, чтобы преодолеть боль… Пожалуйста, Лада, просто поверь мне. Тебе больше не придётся жить в страхе. Я не сделаю тебе ничего плохого. И другим не позволю. А если захочешь, помогу тебе с деньгами. Ты сможешь уехать из столицы куда душа пожелает. Я помогу тебе… — ведьмолов выдавил улыбку, радуясь, что Лада не видит, насколько вымученной она получилась.

Она помолчала несколько минут и наконец тихо произнесла:

— Хорошо. Только не пугай меня больше. Я этого не выдержу.

— Не буду, — ответил Риваан, чувствуя, как в груди разливается блаженное тепло.