По ту сторону тьмы

Глава 14. Бал

Володарский дворец встречал гостей яркими огнями и громкой музыкой. Ковровые дорожки и сотни слуг, одетых в тёмно-синие с золотом ливреи, носились между прибывшими экипажами. На бал стекались представители богатейших семей не только из Пересвета Мирского, но и со всей Араканы. Один за другим прибывали пышные экипажи с фамильными гербами анничей и ксеничей, и строгие лакеи отворяли двери перед важными господами.

Я робко выглянула в окно экипажа. Непристойная роскошь, пропитавшая атмосферу, открыла новый завораживающий мир. От которого сделалось не по себе. Мне не хотелось идти туда, подниматься по ступеням, представляться володарю. Это был красивый мир… И совершенно чужой.

«Тем не менее надо держать лицо», — тягостно выдохнула я. — «В конце концов, я жена разъездного советника. Пусть и бывшего, но всё же».

Тяжёлая ладонь легла сверху на мою руку. Я резко обернулась и встретилась взглядом с ведьмоловом.

— Переживаешь? — негромко спросил Риваан.

Угольно-чёрный сюртук придавал бледному лицу мраморную белизну. В его облике появилось что-то тяжёлое, подавляющее. Невольно мелькнула мысль, что если так выглядит бывший разъездной советник, то как выглядит тогда сам володарь? Я нервно сглотнула и медленно качнула головой. Смысла врать не было, но язык словно прилип к нёбу. Пальцы похолодели и невольно подрагивали.

— Эти люди — стервятники, — ведьмолов оценивающе скользнул взгляд по выходящим из очередного экипажа грузному мужчине, а потом внимательно посмотрел на меня, чуть улыбнувшись одними уголками губ. — Они будут мило общаться, но в то же время попытаются ударить по самому больному… Но они просто люди. И они боятся тебя.

Впервые подобные слова слышались не как оскорбление, а как комплимент, придающий сил. Я усмехнулась.

— Меня боятся?

— Ты ведьма. И моя жена. Местные аристократы будут выстилаться перед тобой. Но никого не подпускай к себе. И да, если тебе это предаст уверенности, вспомни, как осадила старшего сыщика.

— Ты про Агосто?

Он кивнул.

— Какими бы эти люди, какой бы властью ни обладали, но оказаться с Агосто в допросной они вряд ли захотят. Потому что тогда им не помогут ни власть, ни деньги.

— Зачем мы вообще прибыли? Ты мог запросто отказаться от приглашения.

— Мне надо кое с кем встретиться, — уклончиво ответил Риваан. Длинные пальцы осторожно заправили выбившийся из причёски завиток. Горячее дыхание опалило моё ухо: — Ты сегодня невероятно красива.

Дворецкий в праздничной тёмно-синей ливрее с золотым узором распахнул перед нами двери. Его улыбка казалась настолько доброжелательной и светлой, будто только нас и ждал. Вот оно, высшее искусство служения — оставаться радушным, даже если гости хозяина не нравятся. Как там говорила госпожа Раткин? Главное оружие — достоинство и вежливость.

Постепенно зал для приёмов наполнялся людьми. Мужчины в чёрных сюртуках, женщины в лёгких бальных платьях. Воздух пропитался ароматами столичных духов, а от блеска украшений и разноцветных тканей рябило в глазах. Гостьи казались прекраснейшими экзотическими птичками, оказавшимися в стае воронов. Глядя на них, я вдруг остро ощутила свою ущербность. Какими бы ни были дорогими платье и украшения, они не могли скрыть хромоты.

«Всё в порядке, мы справимся», — подала голос Мира. Душа бойко заворочалась в груди. — «В конце концов, мы — это мы. Мы сделали невозможное, так что остальным придётся потесниться».

— Только обещай мне, что не бросишь меня одну, — с внезапной откровенностью для себя шепнула я Риваану, и пальцы непроизвольно стиснули его руку.

Тонкие губы едва заметно тронула улыбка.

— Обещаю, что буду всегда неподалёку от тебя…

В последний раз на балу я была на выпуске из университета. Но с тех самых пор прошло столько лет, и я сомневалась, что вспомню хоть что-то из тех прописных правил, которым нас учили. Вспомнить оказалось нетрудно. Труднее держать лицо. Особенно когда представляют володарю.

Если бы мне не сказали, что передо мной правитель, я бы решила, что кто-то ради шутки обрядил булочника в володарские одежды. Редеющие волосы, невыразительные глаза и весьма упитанная фигура делала Венцеслава похожим на простого ремесленника, чем на грозного правителя.

— Риваан, я искренне рад видеть тебя на балу, — сдержанно улыбнулся володарь. — До последнего сомневался, что ты явишься.

Наагшур ответил вежливым кивком. В движении скользнуло что-то неуловимое, отчего в душу закралась тень подозрения: кто из них ещё наделён властью?

— Позвольте представить вам мою жену. Ладамира Наагшур.

— Наше знакомство — честь для меня, Ваше Величество, — я сделала реверанс и мягко улыбнулась.

Взгляд правителя мне не понравился ещё больше, чем внешность. Уж какой-то маслянисто липкий, неприятный. Словно кто-то протянул грязные руки, пытаясь меня пощупать.

— Вы ещё более прекрасны, чем вас описывали, — добродушно признался Венцеслав.

— Слухи — всегда только слухи. Никогда нельзя оценить в полной мере то, о чём говорят, но не видят, Ваше Величество.

Володарь довольно кивнул, будто и рассчитывал услышать что-то подобное.

— Вам повезло с женой, Риваан, — обратился он к ведьмолову. — Госпожа Наагшур не только прелестна, но и умна.

— Разумеется, — вкрадчиво ответил тот. И с прохладой добавил: — Ваше Величество.

Риваан доброжелательно улыбнулся. Однако в глазах промелькнула тень, не сулящая ничего хорошего, и володарь тотчас поспешил отвести взгляд. Всё произошло настолько быстро, что осталось незаметным для гостей. Но чувство, будто правитель побаивается своего бывшего разъездного советника, не только осталось, но и укрепилось.

Володарь величественно кивнул и направился к другим гостям. «Это что сейчас было? Неужели Его Величество только что сбежал?» — Мира внутри заёрзала. — «Может я, конечно, чего-то не понимаю, но, похоже, Наагшур его пугает до икоты».

«Очень похоже», — согласилась я с Душой, и в груди вдруг потеплело. Впервые за долгое время я ощутила себя в безопасности, и чувство оказалось столь непривычным и сильным, что я на мгновение растерялась.

— Что-то случилось? — окликнул меня Риваан. Ведьмолов с любопытством следил за мной, и его пристальный взгляд заставил зардеться от смущения.

— Что?.. А нет… Всё хорошо, — я улыбнулась ещё шире. — Так кого мы должны найти?

Помнится, танцмейстер в университете говорил, что возможно я и стану великим историком изящных искусств, но точно не танцовщицей. Тело не слушаю, в ритм не попадаю. Тогда это замечание задело меня настолько, что я стала избегать уроков танца. Никому не захочется слышать колкости в свой адрес. Учитель оказался не только прекрасным танцором, но и редкостной сволочью. Он столь же умело оскорблял, как и правил в танце. Правда, потом его выгнали из университета за связь с одной из девиц. Но легче мне от этого не стало. Момент любви к танцам был упущен.

Что ж, зато хромота сыграла мне на руку. Не придётся смущаться при очередной неловкой попытке оттоптать незадачливому кавалеру ноги.

В бальной зале становилось душно. Приторный аромат дорогих духов щекотал ноздри, от него начинала болеть голова. Я тяжело опустилась на скамью за одной из колонн зала и принялась рассматривать собравшихся.

Неподалёку стояла группка девиц на выданье, бросающие лукавые взгляды в сторону статных молодых парней в офицерские парадные формы и о чём-то громко посмеивались. «Ты посмотри», — ехидно заметила Мира — «Кто ещё на кого охотиться? А этим девицам палец в рот не клади — по локоть откусят. Наверняка выбрали себе жертв. Осталось заманить в ловко расставленный капкан, и, — вуаля! — готов зять для какого-нибудь богатенького тестя. Голову даю на отсечение, что мамаши успели рассказать дочерям подобные хитрости».

«Как это всё лицемерно и пошло», — поморщилась я.

«На этом мир держится. Девицы победнее ищут богатеньких покровителей. А молодые люди, у которых мышь в кармане дыру прогрызла, стараются угодить богатым дамам. Это называется расчёт. Не столь поэтично, как любовь в стихах, зато практично. Согласись, любить на пустой желудок уж очень тяжко».

Я презрительно фыркнула, но про себя согласилась с Мирой. На пустой желудок вообще что-либо трудно делать. Но всё же хотелось чего-то более возвышенного и трепетного, чем просто выгода.

«А теперь о расследовании», — Душа заговорила таким деловитым тоном, будто собиралась выстроить стратегию по захвату соседнего володарства. — «Что думаешь насчёт всего происходящего? Я имею в виду «Десятый круг» и маньяка».

«А что думать? В письме было предупреждение. Десять старейшин сожгли на берегу Ярун-реки. Между этим событием и взрывом на вокзале складывается кривая параллель. И там, и там присутствовал огонь и погибли люди. А маньяк на улице, убивающих женщин и подкидывающий им цветы — это отвлечение. Меня смущает письмо. Одно-единственное письмо… Тебе не кажется это странным? Если бы был тайный воздыхатель, то посланий было бы больше. А, значит, оно отправлено с одной целью: заставить ведьмолова взяться за это дело. Почему? Не знаю. Может, кто-то решил ему отомстить? У него много недоброжелателей. И ему посылают письмо. Он отправляется на берег, а после мы сталкиваемся с ним в библиотеке. Значит, кто-то заранее прекрасно знал, что я буду там находиться. Вот только, что это дало? Ну встретились мы с ним, ну взял он меня на работу… Потом этот взрыв… Нелепица какая-то… И самое важное, при чём здесь возрождение Круга Десяти?»

«А ещё дневник Аугусты Эркерт», — поддакнула Мира и заворочалась. — «Помнишь, Риваан говорил что-то про опыты, за которые её могли казнить? За какие эксперименты девицу могли казнить, но убийца добрался раньше?»

«Новое слово в артефакторике?» — предположила я.

«Именно! Но тогда это меняет ход дела».

«И как же?»

«Допустим, — пока только допустим, — что Аугусте удалось найти что-то такое, что совершило бы переворот в науке. Если бы стало известно законникам её или бы арестовали, или просто по-тихому убрали. Самоубийство или несчастный случай. А изобретение присвоили бы на благо родины… Сама понимаешь, не в чести правящей элиты мараться подобными делами. То есть Аугуста была целью, а остальные жертвы — так, для маскировки. Чтобы сбить законников со следа. Они ищут маньяка, которого… вовсе и не было!»

«Но ведь Эркерт — третьей жертвой», — возразила я.

«Правильно. Если хочешь спрятать лист, брось его в лес».

«Хорошо. Но как это тогда вяжется с Кру́гом Десяти и взрывом на вокзале?»

«Не знаю. Кроме того, что серийные убийства и взрыв — способ пошатнуть авторитет правителя, чтобы в дальнейшем свергнуть его, мне в голову не приходит».

Возникло чувство, что я наткнулась на невидимую стену. Бежала-бежала, и — бац! — со всего маху врезалась в преграду. И, что с ней делать, я не представляла.

«Кто Паук?» — наконец спросила я Миру. Та неопределённо зашевелилась и стянулась в тугой комок.

«Не знаю. Подозреваю, что кто-то из ведьмаков. При том же хорошо осведомлённого о жизни Риваана. Письмо, лизиантус, взрыв, похожий на казнь… Это не политика. Это личное. Очень-очень изощрённая месть судя по количеству трупов. Скорее всего, Паук и ведьмолов друг друга знают».

«Надо найти Риваана», — выдохнула я и поднялась со скамьи.

Внутри неприятно царапнуло осознание, что если Паук мстит ведьмолову из личных выгод, то под раздачу могу попасть я. Не слишком приятная перспектива. Тёплое чувство безопасности растворилось. Привычный страх стиснул сердце в острых щупальцах.

Однако Риваана не оказалось ни в зале, ни в курильне, ни за карточным столом. Я так огорчилась, что и сама не заметила, как попала в полумрак володарской оранжереи. Приятная ночная прохлада остужала пылающие щёки. Мне хотелось реветь от обиды, как маленькой девочке: он же ведь обещал, что будет рядом!

Сквозь прозрачный стеклянный потолок пробивался мерцающий свет звёзд. Огромные разлапистые пальмы в кадках казались великанами из детских сказок, а пышные кусты розмарина изгородью отделяли грядки цветов. Я меланхолично огляделась и грустно усмехнулась. Н-да, мужчины держат слово только тогда, когда им выгодно.

Остановилась и прислушалась. Из-за кустов розмарина слышался приглушённый разговор. Я смутилась и хотела поспешить к выходу, как вдруг услышала знакомый голос. Риваан. И судя по второму голосу с ним находилась женщина.

Бабушка всегда говорила: «Подслушивать — плохо». Мало ли что можно услышать. Вдруг обсуждают тебя с неприглядных сторон, и что тогда делать?

Однако любопытство пересилило меня, и я, спрятавшись за раскидистыми кустами, точно мышь, навострила уши.

— Рив, я так скучала по тебе все это время, — женщина говорила таким страстным, томным шепотом, что у меня невольно сжались кулаки. — Увидев тебя, я словно вернулась на пять лет назад. Меня так тебя не хватало!

В глазах потемнело от злой ревности. Я даже забыла, зачем искала Риваана. Зато пробудилось желание свернуть шею мерзкой бабенке, позарившейся на моего мужчину.

«Лада, только без глупостей», — осторожно поскреблась Мира. Душа трепетала внутри пойманной птицей. — «Сейчас не время. Еще успеешь повырывать лохмы этой стерве. Надо сохранить холодный разум. Если сейчас выскочишь из кустов, как дикарка из племени Южных Островов, Риваан точно решит, что ты истеричка. Так что дыши глубже… Вот так… Такие барышни умело вертят мужиками, но и у них есть слабое место».

«Прокляну!» — мысленно взвыла я. — «Нашлю кровавый понос! Нести ее будет дальше, чем она видит!»

— Меня? Или тех денег, которыми я обеспечивал тебя? — в голосе Наагшура появилась едкость. Он что? Издевается над ней? Внутри защекотало от злорадства. — Горделия, я не первый год тебя знаю. Ты бы никогда не стала делать ничего просто так. Твой муж обанкротился? Или начали угрожать его кредиторы?

Горделия презрительно фыркнула.

— От тебя ничего не утаишь. Да, действительно, у меня тяжелое финансовое положение, но Риваан… — она снова заговорила ласково, медово. — Я мечтала увидеться с тобой все это время. Изо дня в день я думала о тебе. Ты мне снился почти каждую ночь… Неужели деньги способны разрушить наши отношения?

Меня перекосило от отвращения. Вот же стерва!

«Только не говори, что ты его ревнуешь», — саркастично заметила Мира.

«Мира, мы знаем правду. Мы обе его ревнуем».

«Ну, в общем-то, да», — задумчиво протянула Душа, а затем неожиданно предложила: — «Я была неправа. Ей надо повыдирать лохмы сейчас. А потом наслать кровавый понос».

Я усмехнулась. Неужели Мира согласилась со мной? Весьма необычно. Эта девица, Горделия, вызвала в нас обеих неподдельную ненависть. Стоило уйти, однако мы решили остаться и прислушаться к разговору. В конце концов, Риваан хоть и мерзавец, но до измены в саду он не опустится. Подобное опозорило бы его жену, а, значит, и его самого. А ведьмолов, как любой влиятельный человек, прежде всего берег свою репутацию… Что я делаю?

«Как что? Успокаиваешь сама себя», — рассудила Мира. — «Точнее, пытаешься контролировать то, что не подвластно тебе. Другого человека. Если быть точнее, то анализируешь все, что происходит, и стараешься оградить себя от предполагаемой боли, которая еще не случилась. Я права?»

— У тебя были отношения с моим кошельком. А еще тебе приходилось по душе чувство опасности рядом со мной, верно, Горделия? Я платил, а тебе нравилось быть марионеткой. Тебя не устраивает бесхребетный муж, который готов таскаться за тобой куда угодно. Больше чем уверен, бедолага знает о наших отношениях, но готов прощать тебе все что угодно. Ведь это же так возбуждает — переступать запреты, верно?

Последнюю фразу ведьмолов выплюнул с таким презрением, что я невольно посочувствовала Горделии. Не хотела бы я оказаться на ее месте.

Послышался сердитый шорох платья. Похоже, женщина резко вскочила.

— Ты редкостная скотина, Наагшур! — взвилась она. В голосе звенел гнев, смешанный со злостью обиженной женщины. — Раньше был невыносим, а сейчас стал и того хуже. Это все из-за той девицы? Этой хромоногой ведьмы? Н-да, вкус у тебя испортился. Мог бы найти себе партию получше. Или ты решил стать благотворителем?

Повисла зловещая тишина. До такой степени, что едва уловимый шелест мужского костюма показался пугающим, как вынесение приговора в зале суда. Когда Риваан заговорил, меня окатила волна холода, а пол под ногами покачнулся.

— Никогда не смей так говорить о моей жене, — размеренный голос был столь же ласков, как угрожающее шипение змеи. — Еще раз услышу, подобное обращение в таком тоне, то володарю станет известно о… некоторых делах твоего мужа. Агосто будет рад пообщаться с вами. Лично. И, даю тебе слово, если вам удастся выжить, остаток своих дней вы оба проведете в доме для душевнобольных в Каракии. Надеюсь, я понятно объясняю?

Меня затошнило от страха. Он достиг такого пика, что я едва удержалась на ногах. «Дыши… Дыши глубже. Носом. Все в порядке. Это просто подавление, которое часто используют ведьмоловы. Оно направлено не на тебя…» Так, стоп! Что? Подавление ведьмолова? Но…

«Догадалась?» — хмыкнула Мира. — «Похоже, девица не так проста, как кажется. Она тоже ведьма. Хоть и пытается казаться другой. У Наагшура чуйка на таких».

Объяснение не успокоило. Магическое поле ведьмолова придавливало к земле. Я присела на корточки, открыла рот и сделала несколько глубоких вдохов. Хотелось забиться подальше в угол оранжереи и закрыть голову руками.

— Меня интересует профессор Антгольц. Что ты о нем знаешь?

Горделия тихо всхлипнула и надломлено ответила:

— Я практически о нем ничего не знаю. Слышала только, что он недавно вернулся с Южных Островов. Не более.

— Врать нехорошо, Горделия.

— Антгольц не совсем человек. Намного хуже. И он помешан на ритуалах смерти… О, Рив! Я умоляю тебя! Все что угодно. Я сделаю все, что попросишь. Не говори ничего володарю. Я не желаю обратно в Северный Форт. И к Агосто тоже не хочу.

Ее дрожащий голос звенел у меня в ушах, усиливая и без того почти паническое состояние.

— Все, говоришь? Тогда представь нас профессору. Он, кажется, один из друзей твоего мужа.

Она всхлипнула еще раз.

— Все, как ты попросишь.

— Иди в зал.

Судя по быстро удаляющимся шагам, Горделия едва ли не помчалась прочь из оранжереи.

Дышать стало легче. Страх растворился, на смену ему пришло благодатное спокойствие. Первой пришла в себя Душа.

«Нет, ты представляешь!» — взвилась Мира. — «Хромоногая ведьма! Вот же сука!»

— Полностью с тобой согласен, Мира, — отозвался Риваан.

Сердце пропустило удар и заколотилось, как сумасшедшее. Я готова поклясться, что ни единым движением, ни шорохом не выдала присутствия. Но в висках загудело, а руки начали мелко дрожать, словно я совершила нечто ужасное.

Послышался усталый вздох ведьмолова.

— Ну же, вылезай из кустов, Рыжуля. Я знаю, что ты здесь.

Я на одеревенелых ногах вышла из-за пальмы.

Риваан сидел на резной лавочке, спрятанной в раскидистых кустах розовой азалии. Световые артефакты, сделанные под уличные фонари, отбрасывали тусклый желтоватый свет на бледное лицо. Ведьмолов скользнул по мне взглядом, словно оценивал внешний вид, и похлопал по сидению. Нервно сглотнув, я послушно опустилась рядом с ним и принялась рассматривать гальку, которой были усыпаны дорожки оранжереи.

— Ты знаешь, что подслушивать нехорошо? — вкрадчиво произнёс он.

— Я не подслушивала. Я подсматривала, — также тихо ответила я.

— Язвишь — это хорошо. Вас зацепило, но несильно.

Риваан осторожно повернул меня к себе, взял лицо в ладони и заглянул в глаза. Его лицо озарила такая светлая улыбка, что мы вздохнули с облегчением: и я, и Мира.

— И всё равно я боюсь тебя, — честно призналась я. Почему-то от этого признания стало легче. — И это не из-за подавления… Я вдруг представила, что со мной может также произойти… В смысле, что я… Что ты…

— Начну манипулировать тобой? Сдам Агосто? Отправлю в Северный Форт?

Я медленно качнула головой. Внезапная смена настроения ведьмолова располагала к себе, но я по-прежнему дрожала, будто в оранжереи царила зимняя стужа. Мысли путались, превращаясь в сбивчивые обрывки фраз.

— Что ты со мной сделаешь… что-то ужасное… Потом, когда всё закончится…

Его пальцы ласково скользнули по щеке, и в ту же секунду меня окутал терпкий аромат дорогого парфюма и тепла мужского тела. Ведьмолов целовал с осторожностью, какой не ожидаешь такого страшного человека.

Лёгкие, как дуновения ветерка, поцелуи щекотали лицо, а сильные руки гладили по спине, заставив сердце учащённо биться от волнения. Тихо всхлипнув, я закрыла глаза и почувствовала горячее, возбуждающее дыхание Риваана на своих губах. Отбросив страхи и сомнения, я крепче обняла ведьмолова, стремясь как можно полнее ощутить его близость.

В голове шумел океан. Я снова теряла контроль, как тогда, две недели назад. В его сильных руках хотелось плавиться от нежности, от пробуждающейся первозданной страсти.

Глухо зарычав, Риваан ловко опустил меня на лавку, стянул кружевные панталоны и осторожно провёл языком по пульсирующей точке. Я закусила нижнюю губу и зарылась пальцами в рыжие волосы ведьмолова. Острое, болезненное возбуждение растекалось по телу мёдом. Происходящее было ве́рхом безрассудства и распутства, но я не хотела останавливаться. Тихонько постанывая от нежных ласк, я поддавалась навстречу дразнящим прикосновениям, и, когда Риваан внезапно отстранился, почувствовала себя обманутой.

Видимо, разочарование и непонимание отразилось на моём лице, поскольку ведьмолов незлобиво усмехнулся и в ту же секунду накрыл своим телом. Затрепетав от радостного предвкушения, я оплела ногами талию мужчины и изогнулась от наслаждения, почувствовав его член в себе.

Остальной мир перестал существовать. Забыв обо всём на свете, я подчинилась стремительному ритму, приближающего к вершине чувственного блаженства. Пальцы судорожно вцепились в широкие мужские плечи, а гортанный крик утонул в глубоком поцелуе.

Сердце гулко стучало в груди, а в голове царил туман радостного умиротворения. Наслаждение постепенно уползало, и на смену закралась тревога. Это же надо! Во дворце володаря, на главном балу! Мне захотелось провалиться под землю от стыда.

Риваан помог мне подняться со скамьи, поправил платье и убрал выбившиеся локоны. Моё растерянное выражение лицо он воспринял по-своему.

— Возможно, я и последняя сволочь, — негромко сказал ведьмолов, уткнувшись носом в шею и шумно втянув воздух, — и кажусь тебе чудовищем, но я не сделаю тебе ничего плохого. Понимаю, в это трудно поверить. Однако если тебе так невыносимо рядом со мной, то я тебя отпущу… Если ты захочешь уехать, я помогу тебе. Хочешь дам тебе денег? Ты сможешь устроиться на новом месте и начать жизнь заново…

Чувствуя себя сбитой с толку, я не нашла ничего лучше, как спросить его:

— Ты манипулируешь мной?

— Нет, я говорю совершенно искренне, — грустно ответил он и выпустил меня из объятий.

Мне вдруг показалось, что сумеречный желтоватый воздух в оранжерее хрустнул, как будто стекло треснуло. Вот значит как! Использовал, как посчитал нужным, а теперь решил убрать. Дескать, бери деньги и проваливай к чёрту. Но красиво завернуть в обёртку добровольного выбора. Впрочем, чего ещё ожидать от ведьмолова? Ведьм же никто не любит.

Простая истина, вдалбливаемая годами. Надо было прислушиваться к ней. Однако я решила, что и у меня может быть простое человеческое счастье.

Я посмотрела в сторону выхода и вдруг спросила:

— Кто она?

Риваан досадливо вздохнул и демонстративно закатил глаза.

— У женщин есть потрясающая черта — даже дрожа от страха, вы ухитряетесь ревновать.

— В смысле? Нет, я не то имела в виду…

Риваан посмотрел на меня с таким тёплым, почти отеческим снисхождением, что я поджала губы.

— Моя бывшая любовница. Наш бурный роман продлился три года, пока её мужа не отправили в ссылку в Северный Форт за финансовые махинации. Они провели там пять лет. Но Большие деньги творят чудеса. Эриха вернули на должность главного управляющего столичного банка… Но он снова возвратился к прежним делам.

— Что ж… Весьма откровенно, — я покачала головой и небрежно повела плечами, не выдавая, насколько сильно меня зацепила подобная откровенность.

К моему удивлению ведьмолов внезапно расхохотался.

— Лада, я женатый человек. И изменять тебе я не собираюсь. Это против моих принципов… О, узнаю́ это саркастичное выражение лица! Лада, шуморцы не изменяют своим супругам. Это против нашей природы. Измена — проявление неуважения к тому человеку, которого выбрал. Неуважение к собственному выбору есть неуважение к самому себе.

— Многие мужчины с тобой не согласились бы. Для них — это развлечение. Вроде охоты. Инстинкты. Ну и всё в этом роде.

— А кто сказал, что эти мужчины уважают себя?

Я снова неопределённо пожала плечами. В груди по-прежнему клокотала острая обида за его слова о деньгах.

— У каждого свои причины на измену. Похоть. Самоутверждение. Контроль. Желание перейти черту. И как ни странно любовь. К другому человеку, разумеется, а не к супругу. С разводом, знаешь ли, тяжело, а убить не у каждого рука поднимется… — и с глухой язвительностью добавила: — Хотя некоторые предлагают деньги и убраться с глаз подальше.

Риваан молча смотрел на меня с таким выражением, будто я говорила на иностранном языке, а он пытался понять, о чём идёт речь. Его изумлённое лицо рассердило меня ещё больше, чем туманные намёки.

— О чём ты?

Нужно было промолчать, но злые слова сами рвались с языка. Желание уколоть да побольнее взяло верх.

— Да так, ни о чём, — я равнодушно покачала головой и принялась выравнивать складки на юбке платья. Горло пересохло от обиды и горечи, а глаза жгли злые слёзы. — Подумаешь, эка невидаль — выставить на посмешище ведьму при всём володарском дворе, а потом откупаться деньгами, играя в благородство: если хочешь уйти — уходи. Прекрасная тактика, господин Наагшур. Можно аплодировать стоя и кричать «Браво!» такому хитрому ходу…

Договорить я не успела. Риваан сгрёб меня в охапку и залепил рот поцелуем. Щеки щекотали непрошенные слёзы, несмотря на то, что я изо всех сил старалась сдержаться.

— Глупая ты, — прошептал ведьмолов, прижав свой лоб к моему и стирая большими пальцами солёные влажные дорожки на лице. — Я не собираюсь откупаться от тебя. Ты мне очень дорога, Лада. Но я не хочу, чтобы ты жила в страхе…

— Поэтому решил избавиться от меня, да? — по-детски всхлипнула я.

Вместо ответа он меня обнял. Так мы и стояли посреди оранжереи, тишину которой нарушали лишь приглушённая музыка, доносящаяся из бальной залы дворца.

— Кстати, как ты узнал, что я здесь? — спросила я, стараясь уйти от грустных мыслей.

— Змеи отлично видят в темноте. Если быть точнее, я увидел тепло, исходящее от кустов. Второе — это запах. Ты в последнее время полюбила цитрусовые духи с древесными нотками, — Риваан нехотя разжал объятия и взял меня под руку. — Пойдём, нас ждёт профессор Антгольц.