Глава 3. На берегу реки

Девица в прозрачном неглиже скользнула в дверь и неловко остановилась возле неё, шумно втянув горьковатый воздух. Пламя свечей вздрогнуло от прохладного сквозняка, и тени судорожно затрепыхались на стенах.

Сквозь сладковатый дурман лунного порошка пробивались едва уловимые нотки такого знакомого девичьего страха и неуверенности. Она явно была новенькая в доме развлечений мадам Дюпре — вон как нервно переплетаются тонюсенькие пальчики с вульгарно-красными ноготками. Интересно, что толкнуло ее на этот шаткий путь?

Он мысленно усмехнулся. Обычно подобные вопросы мало занимали его — не она первая, не она последняя, кто жаждет заработать лёгкие деньги. Но почему-то сейчас они казались такими естественными, правильными, что он невольно почувствовал интерес к юной проститутке.

Она выглядела нелепо в комнате с бордовыми шторами и фресками, изображающими все радости плотской любви. Вряд ли девчонка сама согласилась на эту грязную работенку. Скорее какой-нибудь папаша-забулдыга решил продать дочь, тем самым одновременно убив двух зайцев: избавившись от голодного рта в семействе и получив постоянный доход на очередное пойло.

— Подойди ближе. Не бойся.

Голос звучал вкрадчиво, мягко, подобно вежливой просьбе, а не приказу. Завороженная им, девушка шагнула в пятно света. Тоненькая и миниатюрная, с копной рыжих волос, струящихся по плечам, она напоминала одну из свечей, что наполняли комнату своим неровным светом. Медовые глаза подёрнулись пеленой дурмана, накрашенные губы приоткрылись, словно она хотела о чём-то спросить, но забыла. На бледных щеках играл пурпурный румянец — предвестник скорой смерти.

За окном собирались тучи, поднимался ветер, а сквозь стены пробивалась веселая музыка и хохот гостей борделя. Шум злил, раздражал въедливостью, как жужжание мухи на тихом берегу реки.

— Как зовут тебя?

Впрочем, какое ему дело, как её имени? Девица была лишь одной из многих. Одной из сотен, тысяч женщин, что беспечно промышляют телом, думая исключительно о выгоде.

— Азиза, господин, — сквозь туман вдруг пробилось нечто живое, похожее на нерешительность человека, замеревшего на краю пропасти. — Будет больно?

— Скажи, Азиза, давно ли ты здесь?

— Первый день, господин, — девица начала бледнеть, отчего румянец стал ещё более неестественно алым.

— Как попала сюда?

— Отец продал за долги.

Значит первая догадка оказалась правильной. Горе-папаша не смог ничего придумать лучше, как вытолкнуть свою дочь на панель. Хотелось рассмеяться — ничего не меняется в человеческой природе. Проходят столетия, а человек как жил в грязи, так и продолжает в ней копошится. На долю секунды стало жаль эту Азизу.

Впрочем, он пришел сюда за другим. Рубашка небрежно легла на подлокотник кресла, сверху — лента галстука. Он медленно подошёл к девице. Пальцы едва заметно прошлись по нежной шее и остановились на яремной впадине. Под кожей билась тоненькая жилка пульса. Как у перепуганной пташки попавшей под гипнотический взгляд змеи. Пришедшее на ум сравнение ему невероятно понравилось.

— Ложись на спину, ноги шире, — глухо произнёс он.

В голове шумел океан, заглушающий музыку, доносящуюся снизу. Здесь были только они вдвоём. Становилось невыносимо душно, настолько, что он даже невольно испугался, что задохнется. Лунный порошок царапал нервы, обстановка комнаты превратилась в грязно-красную мазню. Всё происходящее казалось сном. Тем самым упоительным сном, которого он так давно не знал. Сквозь сладостную пелену, охватившей его разум, донёсся девичий сдавленный крик, когда он резко вошёл в неё. Острые ноготки впились в плечи, Азиза подалась назад, пытаясь сбросить тело, вдавившее ее в кровать.

Пальцы запутались в длинных огненных волосах девицы, и он с силой дёрнул за них…

У неё тоже были рыжие волосы. Смешные непослушные кудряшки торчали из-под серенькой шляпки, когда ведьма поднималась по ступеням библиотеки…

Азиза что-то промычала, уткнувшись лицом в его влажное плечо, и он снова оттянул её голову. Девчонка зажмурилась, стараясь не смотреть ему в глаза, отрешившись от всего мира… Интересно, какие у неё глаза? Он совершенно не помнил их цвета, но взгляд… Этот взгляд царапал его изнутри, выворачивая душу наизнанку. Он казался знакомым, близким…

Он закрыл глаза, пытаясь вспомнить её во всех чертах. Но они ускользали от него, точно отражение на речной глади. Ладонь привычным движением легла на шею…

Она — подобна ему. У них одинаковая природа, одинаковая суть. Но все же она другая…

Азиза захрипела и забилась в его объятиях. Перед его глазами поплыли багрово-красные пятна. Он глухо зарычал, чувствуя, как сладостный спазм сковывает тело. Девичьи руки безвольно соскользнули с его плеч. Он перекатился на спину и, тяжело дыша, уставился в потолок. В навалившейся тишине он слышал собственное дыхание, и оно казалось чужим и далёким.

Постепенно комната приобрела очертания. Шлюха не шевелилась, а в широко распахнутых золотистых глазах застыла смесь жалобного, почти детского непонимания и смертельного ужаса. Он резко поднялся и принялся одеваться, ругаясь себе под нос. Черног бы подрал эту несдержанность! В висках застучало, точно отбойным молотком, а в груди заклокотала обжигающая злость.

Он не планировал её убивать. Дочь судьи — вот кто должна была стать следующей жертвой во имя великой справедливости, а не какая-то грязная шлюха из элитного борделя…

Он внезапно остановился и повернулся в сторону кровати. Девушка лежала, раскинув руки, смятая, как и простыня под ней. Губы приоткрылись, будто в беззвучной, навеки застывшей молитве.

Он усмехнулся. Пальцы прикрыли безвольные веки, её лицо приобрело мягкое выражение сна. Что ж… Он сглупил, и это надо признать. Однако даже ошибки можно использовать во благо. И он знал, как.

Город сковало сонное оцепенение. Туман укрыл мостовые плащом, и жёлтый свет фонарей вдоль набережной казался таким плотным, что его можно было раскромсать ножом. Галька тихо шуршала под размеренными шагами, словно боялась потревожить покой улиц. Длинные резные тени протягивали свои кривые лапы, будто ожившее чудовище из древних преданий о Бездне. И как чудовищный змей, зажатый каменными тисками, чернела река, бугрила свою грязно-серую спину и недовольно рычала.

Риваан спустился по каменной лестнице, подошёл к самой кромке воды и обернулся. Взгляд упёрся в кирпичную стену, над которой возвышалась городская библиотека имени Лучезара Победоносного. Сбоку к ней прилепился Первый Столичный банк и музей Изящных искусств. Мелкие торговые дома и лавки казались нелепыми и даже уродливыми по сравнению с величественными зданиями. «Деньги побеждают разум», — подумалось ведьмолову, и он снова перевёл взгляд на пустынный берег.

Прежде чем ехать сюда, Риваан зашёл в отдел по борьбе с ведьмовством. Кара Агосто встретил ведьмолова, как своего старого друга, отчего того внутри передёрнуло от отвращения. Внешне старший сыщик выглядел простодушным толстячком в видавшем виды сюртуке и роговом пенсне с непосредственной, почти детской улыбкой. Однако за этим добродушием скрывался садист, который с удовольствием пытал попавших в его отдел ведьм и колдунов. После допросов Агосто редко кто выживал. А если и выживали, то, как правило, повреждались рассудком. Будучи сам из рода южных ведьмаков, Агосто предпочёл охотиться на себе подобных, чего не скрывал. Наоборот, гордился этим, говоря, что ведьмачья кровь помогает находить «отбросов мира сего».

Коричневые папки с досье жертв глухо шлёпнулись на стол.

— Ну что я могу сказать, — бодро тарахтел старший сыщик, передвигаясь по кабинету с необычной ловкостью для столь пухлого телосложения. — Все девушки были найдены в разных местах города. Одна — в парке, другая — в палисаднике церкви Святого Восхождения. Третья — в заброшенном доме. А четвёртая… Ну ты знаешь. Я тебе писал.

Риваан молчаливо кивнул и принялся перелистывать папки.

"Алоиза Карманникова. Возраст: сорок шесть лет. Семейный статус: вдова. Количество душ в семье: шесть. Место работы: торговая лавка купца Замятина, Главный Столичный Базар. Особых примет нет. Найдена на окраине парка Великой Революции случайными прохожими. Причина смерти: отделения души от тела посредством магии. Посмертных и иных повреждений не обнаружено. Свидетелей нет."

"Эльмира Ходжикова, по прозвищу Мими. Возраст: двадцать пять лет. Семейный статус: не замужем. Количество душ в семье: не имеет таковой. Является сиротой. Особые приметы: бурый шрам на пояснице. Состояла на учёте в отделе нравственности. Имеет жёлтый билет. Место работы: заведение мадам Пофри, более известное как «Ночная бабочка». Обнаружена в палисаднике церкви Святого Восхождения садовником. Причина смерти: отделение души от тела посредством магии. Свидетелей нет."

"Аугуста Эркерт. Возраст: тридцать пять лет. Семейный статус: не замужем. Является дочерью антиквара Рихорда Эркерта, переехавшего в Пересвет Мирской из Эолхана, Северное Володарство. Количество душ в семье: трое. Особых примет не имеет. Место работы: антикварная лавка «Ларец прошлого», принадлежащая её отцу, Рихорду Эркерту. Обнаружена в заброшенном доме местными детьми. Причина смерти: отделение души от тела посредством магии. Свидетелей нет."

— Это всё? — вопросительно поднял бровь Риваан. — А где описание четвёртой жертвы?

Агосто бросил на ведьмолова саркастический взгляд поверх пенсне, будто тот сморозил невообразимую глупость.

— Вы серьёзно, господин Наагшур? Ещё скажите, что вам нужны описание всех бродячих собак, которые были найдены мёртвыми за последнее время. Последняя жертва была ведьмой. Ведьмой, понимаете? Ещё бумагу переводить на колдовское отродье.

К горлу подкатил ком ледяной ярости. Желание придушить старшего сыщика прямо в захламлённом кабинете возросло с такой силой, что Риваан еле сдержался.

— Я как раз отлично всё понимаю, господин Агосто, — ледяным тоном произнёс он. — Ровно так же, как осознаю, что наш безымянный убийца как раз и рассчитывал на небрежность законников. Более того, я уверен, что вы даже не удосужились осмотреть место преступления как следует. Потому что ведьма. Ведь не станут же обносить лентами и расследовать причины гибели, как вы соизволили выразиться, собаки. Подохла, и ну и шут с ней. А тем временем он готовит новое нападение. И кто будет в этот раз жертвой, никто не знает.

По лицу старшего сыщика пробежала тень неудовольствия. Ещё бы! Какой-то ведьмолов думал, что имеет право отчитывать его как мальчишку. В тот момент восхищение прославленным Охотником из Вальданы померкло, уступая место бессильному гневу. На мгновение Агосто даже представить Наагшура в допросной. Но взгляд, упавший на золотые кольца в ухе, отрезвил сыщика. Скорее он, Кара, будет болтаться на дыбе в пыточной, чем ведьмолов, который сейчас смотрел на него с холодным презрением. Ни дать ни взять — змея, готовящаяся к атаке.

— Тело никто не стал описывать, поскольку погибшая относилась к ведьморожденным, — наконец произнёс Кара Агосто. — А ввиду закона о ведьмовстве тело просто кремировали. Это всё, что я могу вам сказать.

Система правосудия никогда не была идеальной. Но то, что из неё выбросили тех, кто был рождён со способностями, делала её ещё более слабой. Риваан покачал головой. Пройдёт ещё не один десяток лет, прежде чем до людей дойдёт, что нельзя вычеркнуть из общественной жизни целый пласт населения. Это может привести к трагедии.

— В дальнейшем описывайте всех, вне зависимости от происхождения, — ведьмолов захлопнул папку с последней жертвой. — Наш убийца уже убивал ранее, однако никто не обратил на это внимания. Скорее всего, его первые жертвы тоже были из ведьморожденных.

— Почему вы считатет, что будут ещё?

— Потому что он решил выйти из тени, — мрачно проговорил Риваан. — Он прекрасно понимает, что на убийства ведьм никто не обратит внимание. А вот смерть людей — это прекрасный способ заявить о себе.

На пустынной набережной Риваан гадал с чего начать. Халатность законников выводила из себя. Бессильная злость отвлекала от дела, мешала сосредоточиться на главном. Ведьмолов осмотрелся по сторонам. Даже если здесь оставались следы преступника, то вряд ли теперь можно обнаружить. За день их затоптали прохожие — любителями подышать воздухом возле воды. Или местные уборщики, приводящие в порядок улицы и набережную реки. Или бездомные, которые порой ютятся под нависшими мостами подобно сельским троллям.

Бродяг не было видно. Обычно они сбиваются вместе, словно стаи бездомных собак, жгут старые газеты в жестяных баках, спасаясь от ночной прохлады и животных. Их пьяное горлопанство слышно за много метров. Но сегодня царило необычное безмолвие. Найденный труп ведьмы способен отпугнуть кого угодно. Тем более, уличных пьянчуг, которые всегда по необъяснимой причине были на редкость суеверны. — Найдёшь подсказку на береге речном… — еле слышно процитировал ведьмолов. — Найдёшь подсказку на береге речном…

Риваан прошёл от библиотеки до моста, внимательно глядя себе под ноги и внезапно остановился. Разноцветные глаза затянула янтарная пелена, а сквозь светлую кожу пробился узор золотой змеиной чешуи. Привычный мир с его черно-серой рекой и жёлтым светом исчез, превратившись в дагеротипический негатив. На чёрном фоне выделялись холодные очертания домов, чуть синеватым подсвечивался металл моста.

Раздвоенный язык лизнул воздух, будто пробуя его на вкус, и ведьмолов прикрыл глаза, растворяясь в ощущениях.

Мозг инстинктивно отбрасывал в сторону всё то, что считал ненужным: похолодевшие отпечатки ауры законников, работавших на набережной в этот день, магические следы ведьморожденных, тщательно прячущихся среди обычных людей, животных просто пробегавших мимо.

— Где же ты? — прошептал ведьмолов. — Покажись.

Тепловые силуэты менялись перед его внутренним взором, один за другим, подобно серебристому хороводу. Однако среди них не находилось того, что Риваан искал.

— Дай мне хоть намёк. С чего начать…

— Если не знаешь с чего начать, начни сначала.

От неожиданности ведьмолов вздрогнул и резко повернулся. Тьма рядом с ним сгустилась, приобретая знакомые черты. В груди разлилось тепло, — то, которое, как ему казалось, он потерял за бессчётное количество лет жизни среди людей.

На губах Риваана заиграла радостная улыбка.

— Отец будет в бешенстве, если узнает, что ты приходила сюда.

Жёлтый свет упал на обожжённое лицо, превратив его в уродливую маску. Женщина улыбнулась в ответ той светлой улыбкой, которая способна разогнать тучи в самый пасмурный день и вселить надежду. Синие глаза светились тёплым неземным огнём.

— У твоего отца есть проблемы посерьёзнее. Но ты прав. Он будет в бешенстве.

— Я не хочу, чтобы у тебя возникли неприятности из-за меня.

— О-о-о! Он знал на ком женится. И переставать быть собой только по его желанию я не собираюсь… К тому же, — помолчав, добавила собеседница, — сдаётся мне, ему нравится, когда я довожу его до белого каления… Особенно то, что бывает после…

К лицу прилила кровь, и Риваан внезапно почувствовал себя школьником, пойманным на краже помидоров с соседского огорода.

— Не хочу об этом знать.

Она тихо рассмеялась. От её мелодичного смеха на душе сделалось легко и свободно. Риваан будто сбросил с себя неподъёмный груз. Не было всех этих долгих лет изгнания, он снова дома. Там, где всегда царит тепло и уют, и нет ни серости столичных улиц, ни людской продажности. Там, где его любят и ждут.

— Ты можешь мне помочь? — проговорил ведьмолов, и сам удивился тому, как тоскливо и надтреснувши звучит голос.

Она печально покачала головой.

— Мы не вмешиваемся в дела людей. Смертные выбрали путь. Наши заветы, увы, остались лишь на страницах книг, да в напыщенной речи ораторов. Что бы мы ни говорили, люди все извратят. Такова их природа.

— И тем не менее ты пришла, — досада и почти детская обида язвили сердце. Близость теплоты помахала перед ним хвостом, подразнила и исчезла. — Зачем?

Женщина ласково коснулась рыжей головы. Риваан закрыл глаза, наслаждаясь коротким моментом счастья. Совсем как тогда, в далёком детстве.

— Ты просил знак. Намёк, чтобы понять откуда начать. Я ответила: начни с начала. А ещё я безумно соскучилась по тебе. Знаю, что у тебя на сердце и хочу поддержать. Не стоит считать всех врагами. Не давай сердцу очерстветь.

— Мне сегодня нечто похожее говорил Тихон… — прошелестел ведьмолов.

— Старый проныра ещё жив?

— Он живее всех живых… Мне кажется, что я не справлюсь, — неожиданно признался он.

Лёгкие пальцы нежно погладили щеку. Словно ветерок коснулся шрамов, стараясь не причинить боли. Риваан открыл глаза, перехватил прохладную руку и прижал ладонь к губам. От неё пахло едва уловимыми нотками горных трав, лимонника и душистой корицей.

— Ты справишься. Знаешь, тебя всегда отличали сила и отвага, — синие глаза мерцали мягким светом. — Представь, что это просто очередная задачка, которую необходимо решить.

— Сколько ещё должно погибнуть людей, чтобы я наконец смог заслужить прощение? Знаешь, годы среди людей очень сильно меняют. Не в лучшую сторону.

— Но не тебя. Ты останешься в моём сердце тем отчаянно смелым мальчишкой, что на базаре пытался защитить меня от Змея. И кем бы ты ни был, ты всегда будешь моим сыном, — тёплые ладони обняли его лицо, и губы едва ощутимо коснулись лба. — Я люблю тебя, Птаха…

— И я тебя, матушка, — чуть слышно ответил ведьмолов, глядя с тоской на растворяющийся силуэт той, которую считал матерью — Мары, прозванной в народе Справедливицей.

Загрузка...