По ту сторону тьмы

Глава 12. Антикварная лавка "Ларец прошлого"

Народная молва любит давать прозвища тем, кто периодически на слуху. Они бывают как нелепыми и глупыми, так и пугающими. Неважно преступник, законник или простой торговец с соседней улицы.

Иногда у людей бывает не в меру богатое воображение. К этому можно относиться по-разному. Можно посмеяться, бессильно беситься, а можно и использовать как зацепку. У всех прозвищ есть одно неоспоримое свойство: они выделяют самую яркую черту их обладателя.

Значит, Паук. Почему его окрестили Пауком? Что за качество есть у маньяка, за которое его так прозвали? Помнится, Агосто неумело пошутил, что убийцу правильнее было бы назвать Садовником из-за привычки оставлять цветы на местах преступлений. Но нет! С чем ещё связан преступник?

— Может, потому, что он вытягивает из жертв душу, как паук — соки из насекомых?

Риваан с удивлением посмотрел на сердито сопящую ведьму, которая одной рукой вцепилась в его локоть, а другой — тяжело опиралась на трость. Бледное лицо приобрело зеленоватый оттенок, а на висках проступили капли пота, — ещё немного, и Ладамира свалиться в обморок.

— Тебе сто́ит отправиться домой, — отозвался ведьмолов и поднял руку, чтобы остановить экипаж.

— Какой заботливый, — тихо усмехнулась ведьма и шумно вздохнула.

Риваан замер, забыв, зачем собирался остановить экипаж. В её голосе скользнула не привычная едкость и настороженность, а едва уловимая теплота с ноткой далёкой печали.

Ладамира же, словно устыдившись, отпустила локоть ведьмолова и поспешила в сторону Торговой улицы, насколько ей позволяли разболевшаяся спина и ноги.

Сквозь шум в сознание Риваана пробился сочувственный голос Душа: «Он тебе нравится, да? Иначе для чего терпеть?» Лада же предпочла промолчать. Словно отгородилась от внешнего мира высокой стеной, куда не пускала даже Душу. В ту секунду ведьмолову вдруг показалось, что сквозь городской зной повеяло прохладой осеннего леса.

— Куда едем, ваша благородь? — его окликнул небритый возница в видавшем виды сюртуке.

Риваан махнул рукой, отпуская экипаж, и быстро догнал Ладамиру.

— В старых энциклопедиях типа «Истории ведьмовства» упоминались случаи нападения одних ведьмаков на других, — проговорила Ладамира, глядя прямо перед собой. — Таким образом, те, кто обладал большей силой, поглощали в себя душу, а, значит, и способности других, чтобы увеличить своё влияние. Но такие случаи, как правило, были крайне редки и жестоко карались самими ведьморожденными, согласно «Внутреннему Кодексу о статусе и безопасности ведьм и колдунов». А ведьмаков, переступивших этот закон, называли «тарантулами». Дескать, они убивают себе подобных, как пауки в банке.

— У меня возникают сомнения относительно твоего образования, — Риваан поймал ведьму за руку и положил себе на локоть. — Имеешь степень по истории искусств, а рассуждаешь, как законник из Отдела по борьбе с ведьмовством.

Лада густо покраснела и привычным движением повела плечами.

— Ну… я пыталась понять природу жестокости и как её избежать. И если какое-то лекарство от неё, или она — такое же врождённое качество, как цвет глаз или волос. Почему одни люди становятся жестокими по отношению к себе подобным, а другие, пройдя путь, полный страданий и лишений, являют чудеса милосердия… Кто ж знал, что мне это однажды пригодится в жизни?

— Многие полагают, что страдания даны как раз, чтобы научиться милосердию и любви. Кто много терпел мучения, сможет понять того, кто мучается.

Ведьма презрительно фыркнула.

— Бред! Страдания никого не делают лучше, — проговорила она непререкаемым тоном. — Они порождают свихнувшихся маньяков. Таких, как Паук. Если что и может научить милосердию и любви, так это только милосердие и любовь.

Риваан с удивлением отметил про себя, что такой Лаламиры он ещё не видел. Впрочем, вскоре изумление вытеснили мысли о работе. Пройдя квартал, они свернули на Торговую улицу. Где-то на этой улице находилась антикварная лавка «Ларец прошлого», принадлежащая Рихорду Эркерту, отцу покойной Аугусты. Отчёты отчётами, но ничто не может заменить живого общения.

Несмотря на то что время близилось к четырём, двери большинства салонов и магазинов были по-прежнему гостеприимно распахнуты. Витрины дышали роскошью нарядов и блестящих украшений, воздух опутывал ароматами изысканных духов. Юные барышни стайками, похожие на разноцветных бабочек, выходи́ли из дверей салонов модисток в сопровождении своих благочестивых матерей. За ними следовали слуги с многочисленными пакетами. Все готовились к бальному сезону, который должен был начаться через две недели. По традиции первый бал давался в володарском дворце. Неудивительно, что семейства не скупились на туалеты для своих дочерей. Выгодная партия приумножала имеющееся состоянием и наделяла определёнными связями. Или решала финансовые проблемы тех, у кого остался лишь титул, но не имел за душой ни гроша.

О том, что володарь пришлёт приглашение на ежегодный бал, Риваан не сомневался. Не только обсудить государственные дела, но и посмотреть на новоиспечённую жену ведьмолова. Хотя Венцеславу вряд ли понравится Ладамира. Правитель любил окружать себя фаворитками редкой экзотической красоты. Двоедушница покажется серой мышью на фоне них. Хромой серой мышью с колким языком. Она не во вкусе володаря, и почему-то от этой мысли Риваану стало легче.

Антикварная лавка выглядела блёкло на фоне пестрящих магазинов. Такой потёртой малахитовой шкатулкой среди облепивших его мраморно-золотых сверкающих ларцов. Надпись на облупившейся позолоченной вывеске, свисающая лохмотьями паутина в углах темнеющих окон. Ничего не напоминало о некогда прибыльном месте. Даже воздух внутри оказался каким-то стоячим, затхлым. Магазин переживал не лучшие времена. После гибели своей единственной дочери старик Эркерт совсем запустил дело, предпочитая находить утешение на дне бутылки, а не за прилавком.

Вот и сейчас он понуро всматривался дно полупустого стакана, периодически безмолвно шевеля губами. От некогда весьма респектабельного дельца осталась лишь серая тень в давно уже нестираной рубашке и таком же жилете. Чёрные волосы превратились в серые и торчали в разные стороны. Раскрасневшееся лицо пронизывала паутинка глубоких морщин, а красные то ли от выпивки, то ли от непрошенных слёз глаза бессмысленно таращились в одну точку.

Ладамира выпустила руку ведьмолова и скользнула между стеллажами с антикварной утварью. Риваан негромко кашлянул, привлекая к себе внимание. Господин Эркерт вздрогнул и поднял затянутые хмельной поволокой глаза.

— Закрыто, — недовольно буркнул он и упёрся в стакан.

— Я не займу много вашего времени, господин Эркерт, — вежливо произнёс ведьмолов.

— Сказал же — закрыто! — взревел антиквар и резко поднялся. Покачнулся и тут же хлопнулся обратно на стул. — Мы больше не работаем, — и горестно, точно эхом повторил: — Не работаем.

Говорить со стариком в таком состоянии было бессмысленно. Он слишком погружен в свою грусть, настолько, что вряд ли ответит что-то более связное, чем грязная ругань в сторону убийцы и законников, которых он считал идиотами, не способных найти того, кто лишил его дочь жизни.

— Я искренне сочувствую вашей потери…

— Вы ничего не понимаете, молодой человек, — Рихорд сгорбился, голова ушла глубоко в плечи. Он отвернулся от ведьмолова, словно пытался спрятаться от того, что и так причиняло невыносимую боль. — Уходите, я ничего не скажу. Всё, что мог, я сказал… Но никто ничего не сделал. Я больше не хочу говорить… Уходите…

За спиной прозвенел колокольчик. Обернувшись, Риваан успел заметить лишь закрывающуюся дверь — Лада предпочла сбежать. Ведьмолов с досадой подумал, что излишне понадеялся на ведьму. Он молча вышел из лавки. Возникло чувство, что Риваан пересёк невидимую границу. Улица пестрела красками, мимо пробегали экипажи, запряжённые тонконогими лошадьми. Юные девицы весело щебетали о предстоящем бале. Торопливо проходили служащие и посыльные. Круго́м кипела жизнь, в отличие от антикварной лавки, хозяин которой, похоже, похоронил себя заживо в своём горе. Различие было столь велико, что ведьмолову почудилось, будто он выпал из безвоздушного пространства.

Рядом с входной дверью стояла Ладамира с закрытыми. Облокотившись на трость, она беззвучно шевелила губами, будто читала молитву.

— Лада? С тобой всё в порядке?

Ведьма вздрогнула и подняла на Риваана затуманенный взгляд.

— У меня было виде́ние.

Старый антиквар все так же сидел за пыльным прилавком, уперев в стену невидящий взгляд. Со стороны могло показаться, что Эркерт превратился в изваяние, такое же ветхое и древнее, как некоторые из его товаров. Только бессвязное бормотание и редкие тяжёлые вздохи говорили, что старик по-прежнему жив. Жив, хотя в стельку пьян.

К затхлому воздуху лавки примешался яркий тошнотворный запах сивухи. Похоже, антиквар достал бутылки с пойлом, отведать которое не рискнули бы и выпивохи из Южного проулка. Но Рихорд оказался крепким мужиком. Настолько, что пойло не только не убило его, но даже не отправило дремать под прилавок.

Риваан исподволь бросил взгляд на Ладамиру. Она в нерешительности застыла возле двери, потерянно озираясь по сторонам. Древние маски с разинутыми ртами, потемневший от пыли и грязи фарфор, свисающая в углах паутина. «Ларец прошлого» одряхлел вместе со своим хозяином и теперь напоминал склеп, пропитанный горем и застоем.

— Я ж-ж сказ…ал… — антиквар икнул и поднял на ведьмолова осоловелые глаза. — А-а-а… эт… вы!.. Вали отсюда подобру-поздорову…

Тяжёлый кулак с грохотом опустился на столешницу. Господин Эркерт резко поднялся, но в этот раз даже не покачнулся. Он напоминал больше разъярённого быка: лицо побагровело, и без того красные глаза налились кровью, и рыхлые ноздри нервно затрепетали. Может антиквар и пьян, как чёрт, но внутреннее чутьё подсказывало Риваану, что Рихорд вполне сможет даже в таком состоянии полезть в драку. Конечно, скрутить старика не составит труда, но ведьмолов не за этим пришёл.

Лада бесшумно скользнула за спину Риваана. Тон антиквара не напугал, но встревожил не на шутку. А вдруг кинется? Пьяный человек обычно дурной на всю голову. А вот опыта разнимать дерущихся у неё не было. Но и стоять столбом, ожидая пока всё закончится, она не хотела.

Впрочем, заметив хрупкую женскую фигурку, антиквар на мгновение замер. Потом откашлялся, суетливо расправил изрядно измятый жилет и севшим голосом произнёс:

— Простите, барышня, но лавка закрыта… Мы больше не торгуем.

Лада обошла прилавок и осторожно обняла старика. Тонкие серебристые ниточки потянулись к антиквару. В голосе ведьмы звучало искреннее сопереживание и тепло:

— Я искренне сочувствую вам, господин Эркерт. Я пришла, чтобы выразить вам свои соболезнования… Аугуста была прекрасной девушкой. Такой доброй, нежной. Она так любила вас…

Душа незаметно сплетала кокон вокруг антиквара. Тот выскользнул из объятий Ладамиры, тяжело опустился на стул и закрыл лицо руками. Он просидел молча несколько минут, а потом еле слышно произнес:

— Аугуста всегда была тихой, такой доверчивой. Я ей говорил: пора бы своё место найти в жизни. Женой стать, матерью. А Аугуста всё отнекивалась. Мечтала стать учёной, как мадам Руже. Сам-то я несилен ни в химии, ни в физике… А вот Аугуста всё время проводила на чердаке, опыты ставила, что-то постоянно писала, переписывалась с каким-то учёным из столичного университета естествознания. Антгольц, кажется, его фамилия. Лекции его посещала. Я поначалу думал, что блажь какая-то… Ну знаете, там девчонки вечно что-то фантазируют себе в голове… Но денег никогда не жалел на её мечту… Я, конечно, не верил, но однажды она показала мне благодарственное письмо от этого профессора. И я понял, что у моей девочки может быть светлое будущее. Не такое, как я представлял, но то, о котором так мечтала Аугуста…

Антиквар всхлипнул и, сгорбившись, отвернулся от посетителей. Лада взяла старика за руку и снова обняла. Воздух вокруг них заискрился серебристыми огоньками, укутывая обоих светящейся дымкой. Она что-то тихо говорила старику, мерно раскачиваясь, а он лишь кивал и изредка всхлипывал. А потом, уткнувшись в плечо ведьмы, дал волю слезам.

Старый чердак, где Аугуста Эркерт проводила эксперименты, походил на небольшую лабораторию подпольного артефактора. На длинных деревянных столах по-прежнему стояли пробирки и колбы с остатками не до конца испарившейся жидкостей. В углах громоздились пыльные коробки с записями формул, а вдоль стен вытянулись ряды стеллажей, забитых книгами и чертежами.

— Здесь всё как было при Аугусте, — Рихорд порывисто вздохнул и провёл рукой по лицу, стирая невидимую слезинку. — Я ничего не убирал… Сил не хватило. Сам я человек неучёный, ничего не понимаю в этом. Но может вам удасться что-то найти…

Он едва слышно всхлипнул, махнул рукой и вышел из лаборатории. Отцу, потерявшему единственное дитя, становилось неуютно и тяжело в комнате, где ещё недавно кипела работа, а между столами скользила фигура дочери.

Риваан искоса посмотрел на Ладу. Ведьма выглядела потерянно и отрешённо. Лицо раскраснелось, веки и нос распухли. Ресницы слиплись от слёз. Под глазами залегли синие круги. Она скользила взглядом по коробкам, словно пытаясь осознать, что делает здесь.

— В виде́нии Аугуста говорила что-то про разработки аппарата для трансформации Души из эфирного состояния в эликсир, — глухо сказала Лада. Голос звучал устало и безжизненно. — Не понимаю, как это возможно…

— Возле лавки стоит экипаж, — сказал ведьмолов. Он вытащил из кармана кожаные перчатки и принялся их натягивать. — Поезжай домой. Тебе нужно отдохнуть. Ты и так потратила слишком много сил.

Тёмные брови ведьмы удивлённо приподнялись, губы шевельнулись, и Риваану на миг вдруг показалось, что Лада начнёт спорить. Однако женщина лишь нахмурилась и молчаливо кивнула.

Хлопнула дверь. За ней послышалось сердитое постукивание трости. Своенравная девчонка. С болезненной тягой ко всему, что другие стараются избежать. Не отправь он её домой, сейчас бы ковырялась в коробках, пока не упала бы от бессилия. Чтобы не говорил профессор Шкурник, но излишние проявления магии могли плачевно сказаться на ней. Ведьма ведьмой. Но всё же она слишком хрупкая, слишком уязвимая. Всё принимает на свой счёт, всем сопереживает, всего боится, хотя и пытается показать, что это не так. Таких, как Ладамира, беречь надо, а не таскать по местам преступлений и заставлять с потерпевшими общаться.

Риваан смотрел на закрытую дверь и пытался сообразить, когда эта ведьма успела незаметно, но так крепко въесться в его сознание.

Однако работа не терпела отлагательств, и ведьмолов оценивающе окинул помещение. Похоже, что Агосто ещё не успел сюда добраться, а, значит, есть шанс найти что-то полезное для себя. Риваан пробежался взглядом по колбам, и принялся за письменный стол, что стоял рядом с круглым оконцем.

Единственный ящик оказался захламлён бумагами и тетрадями, исписанными мелким аккуратным почерком. Формулы скользили перед глазами и выглядели бессмыслицей. Кислоты, щёлочи, бензольные кольца, самые простые уравнения… Такие формулы обычно записывают студенты-первокурсники на химической кафедре. Наблюдения, проведение тест-реакций… Складывалось впечатление, что Аугуста просто подражала своей любимой учёной, мадам Руже.

Через два часа тщательного осмотра Риваан почувствовал оттенок досады. Лада говорила, что-то про записи о разработке аппарата. Однако чем больше ведьмолов погружался в поиски, тем острее казалось, что покойница указала на ложный след. Аугуста была обычной старой девой, тешащей себя надеждой добиться чего-то, но при этом не имеющая ни широкого взгляда, ни предпринимающая попытки найти что-то новое. Похоже, что папаша Эркерт был прав, назвав увлечение дочери девичьей блажью.

Ведьмолов уже собрался уходить, когда внимание вдруг привлекла потрёпанная тетрадь, угол которой едва заметно торчал между «Основами артефакторики и специального анализа» и «Теорией единой основы магии и материи». Он достал её и раскрыл. Жёлтые страницы были испещрены мелкими буквами и цифрами. Таблицы расчётов и формулы показались Риваану смутно знакомыми. Только расчёты были сложнее и формулы видоизменены…

— А вот это уже интереснее, — тихо пробормотал он и захлопнул тетрадь. — Агосто понравится…