По Тунису и Ливии

НА ОСТРОВЕ ЛОТОФАГОВ

Так назвал Гомер в своих «Странствованиях Одиссея» Джербу — небольшой остров в Средиземном море. Слово «лотофаг» связано с названием прекрасного цветка: лотос. Отведав эти цветы, спутники Одиссея, как свидетельствовал Гомер, погрузились в безмятежное сладостное забвение.

Лотосы и по сей день растут в прибрежных лагунах Джербы. Их нежной красотой любуются путешественники из разных стран. Подобно гомеровским героям, они тоже испытывают удивительное состояние. Им кажется, что они очутились в каком-то волшебном царстве покоя и блаженства. И дело тут, конечно, не в одних лотосах, а во всей окружающей природе, необычайно чистом целительном воздухе, неторопливом, размеренном ритме жизни.

В том, что Джерба — один из самых привлекательных и живописных уголков Туниса, сходятся все без исключения путешественники. Такое редкое единодушие объяснить нетрудно. Джерба «завораживает» европейцев своим покоем, какой-то безмятежной тишиной.

Хотя пляж «земли лотоса» действительно превосходен, мы предпочитали спешно переодеваться, перезаряжать фото- и кинокамеры и занимать свои привычные места в автобусе. Каждый день нас ждали небольшие путешествия по острову. Небольшие потому, что площадь Джербы всего 500 с лишним квадратных километров — 25 километров от одного берега до другого. Здесь нет ни причалов, ни подъемных кранов, ни пакгаузов, не слышно гудков теплоходов и дизель-электроходов: у побережья сушатся рыбацкие сети, иногда слышатся тихие всплески весел, шелестят камыши…

Славятся на Джербе своим искусством гончары. Особенно знаменит великолепный мастер Бен Гуль. Редкие туристы и путешественники не заглядывают в его мастерскую в местечке Геллала.

Маленький одноэтажный домик. Вдоль деревянных побеленных известью стен — образцы изделий из обыкновенной глины.

Сначала даже не верится, что она обыкновенная.

Может быть, мастерам с Джербы известен какой-то особый секрет ее приготовления, ее удивительной пластичности и вязкости?

Бен Гуль не слышит вопроса. Подпоясанный кожаным фартуком, он привычными ловкими движениями слегка нанимает на деревянную ножную педаль. Размеренно вертится каменный диск (чуть побольше, чем у кустаря-точильщика, только перевернут этот диск горизонтально).

Мягкие руки Бен Гуля пришлепывают к диску глиняный бесформенный комок. Кружится вокруг оси каменная круглая подставка-столик, вертится вместе с ней глиняная масса. Бережно придерживает гончар этот скользкий комок, чтобы он не сорвался, не соскочил с круга. Легкое прикосновение рук, почти неуловимые для глаза движения пальцев заставляют глиняный комок постепенно изменять свою форму, приобретать изящные тонкие линии.

Проходит несколько минут, и глиняная масса (можно отщипнуть кусочек и убедиться, что она ничем не отличается от самой обыкновенной глины) превращается в удивительно стройный узкогорлый кувшин с изящной ручкой…

Со стороны кажется, что все это делается очень просто, что для этого вовсе не требуется какого-то особого мастерства. Нажимай себе педаль, чтобы вертелся каменный диск, и придерживай то снизу, то сверху, то посередине этот бесформенный глиняный комок.

Но истинное мастерство как раз и отличает эта кажущаяся легкость и непринужденность.

Рассказывают, что один из западногерманских фабрикантов — владелец предприятий керамических изделий — пытался заманить Бен Гуля в ФРГ, пообещав ему высокий заработок и другие блага. Но тунисский гончар с острова Джерба наотрез отказался. Ему не захотелось расставаться с родиной, его не прельстили обещанные сотни или тысячи марок.

Побывали мы на Джербе и в гостях у старого смотрителя маяка, волею судьбы всю свою жизнь привязанного к морю.

В стороне от пляжа «Сиди Маре» с его разноцветными «грибками» и шезлонгами из цветного пластика, на пустынном берегу высится сложенная из белых кирпичей круглая башня. Слева от нее — небольшой одноэтажный каменный домик с крылечком, справа — склад-сарай.

На дворе перед маяком играют ребятишки (семья у смотрителя большая). Старшие сыновья, засучив рукава, копаются в моторе старенькой автомашины, из сарая доносится кудахтанье кур.

Амади получает от хозяина маяка разрешение: желающие могут подняться. Узкая лесенка крутым винтом ведет на самый верх башни — к сложному сооружению из зеркал-отражателей мощного дугового светильника. Блестят начищенные маховички и рукоятки, пахнет разогретым маслом.

«Одним духом» взобраться сюда невозможно. Преодолеешь десять, двадцать ступенек — и уже кружится голова. Передохнув, двигаемся дальше — виток за витком по бесконечной лесенке спирали.

Наконец, достигаем площадки, узким венчиком опоясывающей вершину маяка. Она огорожена металлическими перилами. Посмотришь вниз — захватывает дух. Нам что-то кричат снизу, но голоса сюда не долетают…

Однажды на Джербе мы увидели поселение, чем-то напоминающее те времена, когда наши предки едва научились делать соломенные крыши над головой, добывать огонь и пользоваться трезубцами, охотясь за рыбой.

Перед нами — беседки-хижины без стен: четыре столба и крыша из пальмовых листьев. Вместо кроватей — сооружения из ветвей и травы, соломенные подстилки…

Казалось, что мы очутились вдруг в древнем заброшенном стойбище дикарей, тем более, что кругом не было ни души. Но тут же возникло сомнение. Как объяснить, что стойбище огорожено вполне современным забором, а у входа красуется довольно распространенное в нашем веке объявление: «Посторонним вход строго воспрещен!».

Упоминание об этом странном, на первый взгляд, поселении можно найти в описаниях многих путешественников, побывавших на Джербе. Одни склонны считать, что это вполне безобидное пристанище «дикарей», понимая под этим довольно многочисленное «племя» курортников, встречающихся и у нас в Крыму или на Кавказе, лишенных по каким-то причинам возможности пользоваться благоустроенными санаториями и гостиницами. Другие — они ближе к истине — объясняют не совсем обычные условия пребывания на таком превосходном курорте просто «чудачеством» богатых туристов: «Им, очевидно, надоел комфорт первоклассных отелей. Вот они и «оригинальничают», поселяясь в древних хижинах…».

В действительности же на благоуханном острове Джерба за «цивилизованным» забором находят себе пристанище так называемые нудисты.

«Наш дом — наша крепость…»

Это не религиозная секта. Это не фанатики, ищущие спасения от дьявольских наваждений и соблазнов в укромном, заброшенном уголке земного шара. Это не вегетарианцы XX века, довольствующиеся вместо мяса плодами и кореньями. Это состоятельные, богатые люди, изобретающие для себя от безделья развлечения изысканные, особенные, «щекочущие нервы».

«Нудизмом» увлекаются представители аристократиче-<ких кругов не какой-то одной страны, скажем, Франции, Англии или Западной Германии. У них есть свой международный клуб. Вступающие в него независимо от гражданства, будь то мужчина или женщина, отвергают всякую одежду.

Членам «клубов обнаженных», если они живут в Европе, приходится нелегко. Попробуй продемонстрировать свою принадлежность к «нудизму», прогуливаясь по Оксфорд-стрит или Елисейским полям!

В Лондоне, правда, нашли выход. Здесь открыли несколько «специализированных» кинозалов, на экранах которых демонстрируются эротические и порнографические фильмы. Некоторые лондонские кинотеатры показывают исключительно «нудистскую» программу — своеобразный отчет о деятельности «клубов обнаженных».

Однако кинопленка и экран не могут удовлетворить «нудистов». Им нужен простор. Тогда-то и выискивается удобное во всех отношениях место вроде тихого и безлюдного берега острова Джербы, где можно вволю насладиться точным соблюдением «нудистских» правил…

По свидетельству очевидцев, приезжающие в этот лагерь постояльцы оставляют за забором не только свои автомашины, но и все принадлежности туалета, которыми пользуется ныне живущее на земле человечество.

Вместо плавок выдаются набедренные повязки из пальмовых листьев. Франки, фунты стерлингов, доллары переводятся по «нудистскому» курсу в… ракушки. В ресторанах и барах этого поселения за крепкие напитки и коктейли расплачиваются не бумажными купюрами, а натуральными ракушками с присохшими к ним песчинками.

По календарю — октябрь. Пусто вокруг. «Нудисты» давно дома. Одинока и сиротлива заброшенная танцевальная веранда. Около бара — пустые ящики с посудой из-под крепких напитков, с бутылочками кока-колы. Тонкий слой песка занес пол хижин, спрятанных под непрочным покровом пожелтевших лиственных крыш…

Еще одно утро на Джербе. До завтрака выхожу за ворота отеля «Дар Фаиза» (он находится в городке Хумт-Сук). Удивительная тишина. Только песок скрипит под ногами. Солнце уже взошло, но через плотную листву старых платанов, образующих аллею, его лучи пробиваются с трудом. Иду не торопясь. Навстречу — ни души.

Но вот из одного переулочка вышел юноша в белой рубашке с портфелем в руках. Следом за ним появились еще двое. Куда они идут?

Оказывается, рядом с нашим отелем — новая школа. На школьном дворе уже собираются группками одноклассники. Прямо на ступеньках у входа в одноэтажное белое здание школы уселись трое ребят. На коленях у одного — раскрытый учебник. Мальчишки спокойно и деловито что-то обсуждают. К ним подходят другие…

Иду дальше и встречаю все новых и новых школьников. Солнце поднимается выше, скоро зазвенит звонок, приглашая юных граждан Джербы в классы…

«Там мир и счастье дарит людям море», — говорится о Джербе в одной из тунисских песен.

Густав Флобер писал об этом острове: «Воздух здесь такой сладкий, что он заставляет держаться в отдалении саму смерть».

Мальчишки, которых я видел у здания школы на платановой аллее, может быть, и не знают, что писал об их родном острове французский писатель Густав Флобер. Но мне припомнилось еще одно изречение, соединяющее воедино понятие и о воздухе, и о счастье: «Счастье, как воздух. Когда дышишь, — его не замечаешь. Но попробуй отними у человека воздух, и он сразу почувствует, какое это великое благо — дышать!..».

Ребята с Джербы полной грудью вдыхают воздух острова лотофагов: ведь бризы с моря долетают и до порога этой новой школы.