По Тунису и Ливии

ДОРОГА

Наш путь из Туниса в Ливию совпадал с маршрутом знаменитых чехословацких путешественников Иржи Ганзелки и Мирослава Зикмунда. назвавших свою трехтомную книгу о странствиях по Африке удивительно точно: «Афоика грез и действительности».

«Африка грез» — это то, о чем много лет назад, будучи мальчишками и девчонками, многие из нас мечтали, зачитываясь тоненькими, отпечатанными на серой бумаге выпусками журнала «Вокруг света».

«Африка действительности» — это то, что мы увидели своими глазами, став взрослыми и научившись отличать реальность от экзотических приукрашиваний.

«Автомобилиста, покидающего Тунис в восточном направлении, — писали Ганзелка и Зикмунд, — из города на прибрежное шоссе выведет сияющий белизной трехметровый указатель с надписями:

«Сфакс — 269 километров;

Триполи — 761 километр;

Каир — 3086 километров».

Что такое по нашим представлениям 761 километр, отделяющий столицу Туниса от столицы Ливии? Всего лишь на сто километров больше, чем от Москвы до Ленинграда, почти столько же, сколько от Киева или Минска до Москвы…

Сфакс остался позади, Габес тоже. Значит, Ливия уже близко.

С острова Джербы, соединенного с материком узкой насыпной дамбой протяженностью 7 километров, уезжаем ранним утром. Солнце еще прячется где-то за морским горизонтом. В туманной дымке очертания прибрежной шоссейной дороги, обрамленной пальмами, силуэты белых куполов нашей гостиницы.

Вот и полоска дамбы. Прощаемся с Джербой, любуемся спокойной розовато-синей гладью воды.

Но так бывает не всегда. Рассказывают: подует с моря порывистый ветер, пригонит на дамбу пенистые волны, и автобус мчит прямо по воде, вздымая фонтаны брызг и облака водяной пыли…

Мухаммед, сдвинув поглубже с затылка на лоб фуражку с черным лакированным козырьком, уверенно сворачивает на дорогу. Это уже материк. Шоссе ведет к границе с Ливией.

Но и на материке тихо. Мотор автобуса поет свою привычную песню, убаюкивает, успокаивает. А бывает иначе. Вслед за нами, примерно через месяц, этот же путь проделала другая группа советских путешественников. Им пришлось труднее: машина продвигалась медленно. Сильный ветер нес песок — мелкий, сухой, въедливый. Он пробивался во все щели автобуса, лез в глаза, скрипел на зубах. Из-за песчаных заносов на дороге возникли заторы. Как у нас где-нибудь на Алтае переметает дороги снежная поземка, так и здесь пески Сахары, поднятые порывистым ветром, засыпают полотно шоссейной магистрали, заставляют шоферов притормаживать и двигаться медленно, едва обгоняя редких путников-арабов, закутанных до самых глаз. Они то и дело, останавливаются, подставляя колючему ветру спину, и снова идут вперед, низко наклонив голову…

На дорогах Северной Африки свои ветры.

На тунисско-ливийской границе.

Весной из Сахары дует знойный ветер «гибли» (в Египте его называют «хамсин»). Он приносит тонкую песчаную пыль. Когда ветер стихает, ее слой оседает на 4–6 миллиметров. Нелегко приходится всему живому, когда дует «гибли». Песок раскален, он подогревает поток воздуха. И тогда температура даже в тени поднимается до плюс 50 градусов Цельсия. Пыль проникает в поры кожи, и она трескается. Рот сохнет. Человек испытывает нервное возбуждение, головную боль, головокружение.

Этот ветер ускоряет созревание фиников[15], но часто оказывается губительным для посевов.

Нас «гибли» не тронул. Было начало октября, стояли погожие дни.

Последние километры, и впереди показывается граница Ливии. Тунисские пограничники взяли наши паспорта, чтобы сделать необходимые отметки. Прячемся от палящего солнца в тени небольшого павильона напротив белого здания пограничной комендатуры.

Солнце поднимается все выше и выше. Облокотившись на полосатый пограничный шлагбаум, нас с любопытством рассматривают чернокожие ребятишки в потрепанных, выцветших халатиках. Наконец из комендатуры выходят пограничники. За руль автобуса усаживается новый шофер.

На прощание Мухаммед фотографируется с нами, пожимает каждому руку, не совсем точно повторяя на русском языке приветствие, усвоенное им за время нашей совместной поездки: «Бодрое (вместо «доброе») утро!».

Он машет нам рукой, пока автобус, миновав полосатый шлагбаум, выезжает на дорогу и набирает скорость.

И вот государственная граница позади. Мы на территории Ливии. Здесь те же оливы с серебристой листвой и толстыми узловатыми стволами, те же гигантские колючие кактусы, те же пески и солончаки, то же не требующее ухода дикорастущее богатство: куда ни погляди — колышется, шелестит на ветру похожая на наш ковыль трава альфа (эспарто).

В Тунисе ее густые пучки можно встретить всюду, особенно в степных районах. Альфа пригодна для многих целей. Она служит кормом для неприхотливых верблюдов. Из нее плетут корзины, туфли, бечевки. Но главным образом ее применяют для производства бумаги, искусственного шелка, заменителей кожи. Бумага из альфы ценится очень высоко. Англичане, например, даже печатают на ней денежные знаки.

Зеленую массу альфы выдергивают и пучками складывают для просушки (обычно занимаются этим женщины). Затем пучки прессуют и небольшими тюками отправляют в порт.

Иногда альфу предварительно обрабатывают на месте. Искрошенные на мелкие кусочки стебли подвергаются химическому воздействию. Полученную массу выбеливают и прессуют в круглые лепешки с ладонь величиной. Они-то и служат полуфабрикатом для бумагоделательных фабрик.

Все это мы узнали еще в Тунисе. А в Ливий вновь увидели альфу.

Изредка попадаются вдоль дороги невысокие акации, деревья без листвы — тамариски (или тамариксы). Поодаль от шоссе выискивают себе корм верблюды.

А вот и финиковая пальма. Точно так же как в Тунисе, ливийские арабы ценят и почитают ее. Высота финиковой пальмы достигает 20 метров. Увенчанная шапкой больших перистых листьев длиной до 3 метров, она дает феллаху и пищу[16], и строительный материал, и тень для утомленных путников, и спасительную прохладу для посевов. Дары ее используются почти без остатка, даже косточки от фиников не пропадают. Растолченные и поджаренные, они заменяют беднякам дорогой ароматный кофе.

Существует такая арабская легенда.

Когда бог вылепил тело Адама, подобное своему телу, на руках его осталось немного глины. Подумав, он раскатал ее меж пальцев и сделал ствол пальмы…

Недаром арабы, когда им необходимо срубить дерево, говорят не «срубить», а «убить» пальму.

На семисоткилометровом пути от тунисской столицы до Триполи нам часто встречались приметы, общие для всей Северной Африки.

Вот по шоссе, прижимаясь к самому его краю, движется небольшой обоз: навьюченного верблюда ведет за узду шагающий рядом араб, позади женщина, бедно одетые ребятишки. Погонщик с двумя верблюдами идет по асфальту городской улицы. Они приближаются к знакомому всем автомобилистам столбику со знаком «Р» — стоянка. Из глубин земных недр верблюд вытягивает бадью с драгоценной водой…

…Первым ливийским городом, в котором мы сделали остановку, была Зуара (примерно 15 тысяч жителей). Здесь нам предстояло выполнить погранично-полицейские формальности, получить окончательное разрешение на въезд в Триполи.

В полицейской карточке, которую каждому из нас предстояло заполнить, есть графа: «Ваше вероисповедание».

Что писать?

Кто-то с легким сердцем поставил против этой графы решительный прочерк. Остальные последовали его примеру.

Когда первый паспорт с заполненной карточкой оказался перед сержантом-пограничником, тот, вместо того чтобы поставить печать, заколебался. Потом протянул владельцу обратно и паспорт, и анкету и начал что-то горячо доказывать по-арабски. Мы ничего не поняли из его объяснений и заволновались. Со вторым паспортом повторилось то же самое.

Однако вскоре все выяснилось. Пограничники просто-напросто не понимали, как может человек, умеющий читать и писать, не иметь никакого вероисповедания?

Не знаю, как удалось внести ясность в этот вопрос и объяснить, что означает прочерк в анкете. Но в конце концов застучали штемпеля и оформленные «краснокожие» паспорта с гербом СССР вернулись в наши руки.

От границы через Зуару до Триполи путь проходит по территории одной из бывших трех провинций Ливии — Триполитании[17].

Площадь Ливии во много раз больше площади Туниса. Но 98 процентов ее просторов занимают необитаемые пустыни и полупустыни (в Ливии на квадратный километр приходится менее одного человека). И люди, какими бы они ни были выносливыми и закаленными, не в силах подчинить своей власти пустыню, обжить ее, напоить влагой.

Поэтому столь неравномерна плотность населения в различных частях страны. Прежняя провинция Триполитания занимала 260 тысяч квадратных километров. Это менее пятой части всей Ливии. Но здесь, на узкой приморской полосе оазисов от Зуары до Мисураты, сосредоточено 60 процентов населения страны.

Такая неравномерность легко объяснима. Оазисы спасают людей от голодной смерти. Хотя промышленность в Ливии развита очень слабо, тут легче найти хоть какую-нибудь работу. Большинство предприятий, подчас крохотных (достаточно сказать, что 90 процентов из них насчитают всего-навсего до пяти человек), сосредоточено именно в районе Триполитании. На севере этой части страны находятся лучшие земли. Правда, и поныне значительная их часть все еще принадлежит итальянским колонистам, которые ведут капиталистическое хозяйство, используя дешевую рабочую силу батраков[18].