По Тунису и Ливии

АРАБСКАЯ ФАТА-МОРГАНА

В книге «Некоторые сведения о Ливии», которую написал владелец газеты «Иль джорнале де Триполи» Мухаммед Мурабет, есть такие строки: «Немногие города мира имеют более живописный вид, чем тот, который открывается взору путешественника, приближающегося к Триполи со стороны моря…».

В красочном, иллюстрированном цветными фотографиями проспекте прелести и красоты Триполитании описываются возвышенно и поэтично. В итальянском варианте проспекта говорится, например, следующее:

«Не только сладость от ласкающего взор пейзажа и мягкого морского климата, от очарования, возникшего среди пустыни оазиса…

…Не только ясный блеск сияющих мечетей, разнообразие и пестроту музеев, величественную зону археологических памятников…

…Не только комфорт современного цивилизованного города, с его стадионами и развлечениями…

Но все это вместе предлагают вам Триполи и Триполитания».

В конце приводятся стихи безымянного поэта времен далекой древности. Они звучат примерно так:

Правда, на оборотной стороне этой глянцевой рекламы содержалась весьма прозаическая информация о том, сколько можно ввезти в страну табачных изделий (максимум — 200 граммов!), сколько летных часов от Триполи до Нью-Йорка (с посадкой в Милане и Риме), до Амстердама, Дамаска, Парижа…

Но тут уж ничего не поделаешь: поэзия для тех, кто видит Африку страной грез, а суровые таможенные правила для тех, кто неизбежно сталкивается с будничной действительностью. Легко представить себе, какое впечатление производит этот город на морских путешественников, глаза которых успевают привыкнуть к однообразию безграничного водного простора. Ведь перед ними Триполи появляется неожиданно и сразу, а подступы к городу, его окраины остаются невидимыми.

Мы приближались к ливийской столице не по морю, а по суше. Поэтому для нас Триполи не сразу засверкал всеми красками. Его окраины отнюдь не сказочны. И все-таки, когда автобус свернул на асфальт чистенькой набережной (она изгибается полукружием, окаймляя сине-голубую бухту, и потому панорама города развертывается удивительно живописно), невольно вспомнилось меткое сравнение Ганзелки и Зикмунда. По их словам, Триполи возникает перед взором человека, проделавшего длинный путь через безжизненные пустыни, словно фата-моргана.

Из унылых, пустынных районов выезжаем на дорогу-аллею, обрамленную рослыми эвкалиптами. О близости большого города говорит все более и более оживленное движение транспорта, мелькающие за заборами виллы с телевизионными антеннами на крышах. А неподалеку от этих вилл теснятся друг к другу лачуги и хибарки из листов жести, фанерных ящиков, старых автомобильных кузовов. Такие домишки называют бидонвилями…

Контраст поразителен. За какие-то считанные минуты вы переноситесь из безлюдного царства безмолвных песков в шумный, сверкающий белизной домов и позолотой куполов мечетей оживленный, пестрый город, живописно расположенный на террасах, спускающихся к заливу Малый Сирт. Силуэты минаретов, крепостных зубчатых стен — и тут же современные широкие улицы, чем-то напоминающие Рим, с фешенебельными отелями, респектабельными банками, магазинами, витрины которых «кричат», зазывая покупателей?

Красочен растительный наряд Триполи. Вдоль улиц выстроились стройные пальмы и кипарисы, белые, розовые и красные олеандры. На набережной растут аккуратно, словно под гребенку подстриженные зонтичные лавры. Их кроны тесно смыкаются, образуя сплошную зеленую крышу, защищающую пешеходов от обжигающих солнечных лучей.

Так добывают драгоценную воду и в Тунисе, и в Ливии.

Слов нет, Триполи очаровывает поначалу неожиданными, ослепительно яркими красками. Возникнув после пустынного ландшафта, как мираж, на редкость эффектно и выигрышно расположенный вдоль лазурной бухты, этот город вызывает в первые минуты знакомства удивление и восторг.

Но через день-другой такая красивость перестает волновать. Присмотревшись внимательнее, начинаешь относиться к ней с каким-то недоверием. Многое кажется чересчур декоративным — бутафорским.

Остановились мы в гостинице «Мехари»[19], расположенной на набережной. «Мехари» внешне непохож на европейские гостиницы и отели. Низенькое белокаменное здание. Узкий вестибюль, крышу которого поддерживают колонны-столбики, напоминает линию кают корабля. И окна-иллюминаторы в нем такие же, как на океанском теплоходе. А над вестибюлем возвышаются два купола: один побольше, другой поменьше — полукруглый, похожий на купол мечети, только без полумесяца на макушке.

Эмблема отеля — горделивая фигура белого верблюда со всадником-арабом на фоне зеленых пальм.

Для ливийцев верблюд — друг и помощник. Особенно для тех, кто продолжает вести кочевой образ жизни. А таких, как мы убедились, еще немало — почти треть населения. В стране слабо развиты современные транспортные средства. И потому медленно движутся и поныне из одних районов Ливии в другие верблюжьи караваны, утопая в песках, проходя по тропам, проложенным еще древними римлянами.

«Мехари» стоит в море на сваях, и архитектор не случайно сделал в вестибюле круглые оконца, похожие на корабельные иллюминаторы. По его замыслу, отель строился в виде огромного парохода. В него можно войти не только с набережной через вестибюль-каюту, подкатив на автомобиле к площадке перед парадным входом. «Мехари» доступен и со стороны моря.

Прямо над водой, словно на палубе, расставлены столики ресторана. Тут же расположена танцевальная площадка. Под ней начинается тоннель. Он выложен красивыми кафельными плитками, а в стенах, чередуясь с мозаичными картинами, вделаны большие аквариумы: медленно шевеля плавниками, проплывают за стеклом золотые рыбки, выползает из причудливого грота большая черепаха, перебирая клешнями, ковыляет через водоросли краб…

Если пройти по этому тоннелю и подняться вверх по лестнице, вы окажетесь среди тенистых двориков с журчащими фонтанами в мозаичных водоемах. По ажурной деревянной изгороди свешиваются гроздья цветов акаций. Под ногами — морская галька. Вы вдыхаете опьяняющий аромат олеандров, над вами роем кружатся птицы с ярким оперением.

Впрочем, в номерах гостиницы нельзя сказать, чтобы было очень уютно и комфортабельно. После заката солнца сюда устремляются размалеванные и взлохмаченные девицы, за которыми плетутся лысые коммивояжеры из Италии и интенданты с американской военной базы.

Этот отель — одна из частей пышного триполийского фасада, в свое время старательно приукрашенного итальянскими колонизаторами, чтобы спрятать от глаз иноземных гостей экономическую отсталость страны, нищету и бедность кварталов, в которых живут арабы.

…В первый же вечер отправляемся бродить по набережной, сворачиваем к центральной части города, ярко освещенной огнями реклам. Рассуждаем, гадаем, спорим: какие другие виденные нами прежде города внешне напоминает Триполи? Кто-то утверждает, что он похож одновременно и на Ялту, и на Ленинград. Другие говорят, что иго скорее Сочи и немножко Сухуми. Третьи, не беря в расчет его приморское расположение, называли наши среднеазиатские города — Бухару, Ташкент, Алма-Ату…

Обратно в отель идем молча. Вспоминаем, что от Невского проспекта, сочинской или ялтинской набережных пас отделяют несколько границ и тысячи километров, и нам становится грустно. Триполитанские красоты как-то неожиданно стушевываются, меркнут.