По Тунису и Ливии

ЗДЕСЬ СТОЯЛ КАРФАГЕН

Редкий приезжий отказывается от возможности совершить эту экскурсию — всего 19 километров на северо-восток от тунисской столицы. На планах и картах конечный пункт такой поездки отмечен маленьким кружочком: «Carthage». Это Карфаген, знаменитый город, слава о котором пережила века.

Считается, что с основания Карфагена (814 год до нашей эры), с финикийской колонизации, тунисцы начинают свою национальную историю[6]. Раскопки, которые велись в течение трех лет, с 1944 по 1947, показали, что первыми поселенцами на территории древнего Карфагена были финикийские мореплаватели. Плавая вдоль побережья Африки, они выискивали удобные гавани, в которые, если застигнет буря, могли бы заходить их корабли.

Природой будто специально была создана одна из таких бухт, приглянувшаяся мореходам-колонистам из Тира и с Кипра. В глубине залива они основали город Карт-Хадашт, что в переводе означает «Новый город». Позднее он стал именоваться Карфагеном.

Римляне, поддерживающие с Карфагеном деловые контакты, увидели в нем серьезного конкурента и соперника. Следствием обострившегося соперничества явились так называемые Пунические войны.

С Карфагеном связано имя прославленного полководца Ганнибала. По преданию, в храме Гадеса отец Ганнибала Гамилькар заставил девятилетнего сына поклясться в печной ненависти к римлянам. Тот сдержал клятву. Благодаря одержанным войсками Ганнибала победам слава Карфагена, его расцвет достигли высшей точки. Армии Ганнибала прошли Испанию, Галлию, Италию и вплотную подошли к Риму. В истории военного искусства надолго сохранились переход карфагенян через Альпы, сражение при Тразименском озере, битва при Каннах.

Однако не прошло и столетия, как слава Карфагена закатилась. В третьей Пунической войне римские полководцы одержали победу.

Выполнить наказ сенатора-рабовладельца Катона, которым он заканчивал каждую речь в Сенате: «Кроме того, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен», римским легионерам и их наемникам оказалось не так-то просто. Целых три года приговоренный к смерти город упорно сопротивлялся. Трагедию Карфагена ярко описал известный французский историк Жюльен:

«Когда армия подошла к Карфагену, его городские ворога оказались запертыми, а крепостные стены усеяны метательными снарядами…

В течение тридцати дней объявленного перемирия народ Карфагена готовился к защите города. Предания свидетельствуют, что женщины жертвовали даже своими волосами, из которых плели веревки для катапульт. Кузнецы гопали мечи и пики. В укреплении оборонительных сооружений принимали участие старики и дети…

Первый штурм крепостной стены окончился неудачей. Воины Сципиона за двадцать дней и ночей перекрыли перешеек линией укреплений, тянувшихся от Тунисского залива, но Карфаген по-прежнему получал все необходимое с моря. Подход к гавани римляне решили преградить плотиной, но карфагеняне открыли другой путь…».

Весной 146 года начался решительный штурм. Армия Сципиона захватила военный порт и постепенно, дом за домом, овладела нижней частью города. На следующее утро римляне подожгли город. Шесть дней и шесть ночей горел Карфаген. На седьмой день 55 тысяч горожан сдались на милость победителя, но многие предпочли смерть позору. На глазах карфагенского полководца Гасдрубала, возглавлявшего оборону, его жена, одетая в праздничный наряд, бросилась с двумя сыновьями в огонь полыхавшего костра…

Карфаген пал. С бешеной яростью выполнили приговор Катона римские легионеры; от города остались груды развалин. Пепел развеяли ветры. Камни, из которых были сложены дома, занесли пески.

…Через две с лишним тысячи лет мы едем посмотреть на эти камни, бережно очищенные археологами от вековых наслоений.

Сразу после шумных улиц столицы автобус вырывается на пустынную равнину. Слева — Тунисское озеро. Оно мелководно. Важно, неторопливо разгуливают по нему розовые фламинго. У берега плавают утки и нырки.

В школьных учебниках истории говорится: Карфаген стоял на высоком берегу, уступом вдающимся в Средиземное море. Вот этот высокий берег, с которого открывается чудесный вид на сине-голубой морской простор. Узнаем по очертаниям уступ, описанный историками, и молча, замедлив шаг, идем к тому месту, где многие столетия назад разыгралась трагедия гордого Карфагена.

Там, где стоял Карфаген, и поныне все мертво. Пустыри на косогорах, чахлая, выжженная солнцем растительность, безлюдье. Даже туристов на удивление мало. Только море живет. Поднимешься на холм, на груду каменных плит — дух захватывает, если обернуться к нему лицом!

Вон там, где белеет парус стройной яхты, некогда бросали якоря карфагенские корабли, а позже разыгралось кровопролитное морское сражение, закончившееся гибелью города, обломки которого лежат перед нами.

Нелегкий труд ожидал здесь археологов. Тысячи тонн земли пришлось переместить, чтобы откопать редкие колонны (от большинства из них остались только основания) и полуразрушенные стены, изъеденные дождями и выщербленные ветрами, несущими сухой, колючий песок.

Колонны некогда обрамляли один из карфагенских храмов, носящий имя епископа Киприана[7]. Стены остались от бань, принадлежавших знатному римлянину.

Наш гид Амади — сын тунисского адвоката, смуглолицый молодой человек с ослепительной улыбкой, подтянутый и предупредительный, — ведет нас к разрушенным аркам через заброшенный сад. В саду густые заросли кустарника, пожухлая от жары трава, низкорослые финиковые деревья. Над пахучими неведомыми нам цветами роятся мириады каких-то крохотных мотыльков.

Потом начинается кладбище: плиты с письменами, обломки саркофагов и надмогильных сооружений.

То ли археологи привели их в порядок, то ли разрушители, сметая безжалостно все, что говорило о жизни, пощадили вечный сон своих недругов, но среди карфагенских руин кладбище кажется наиболее сохранившимся уголком.

Мраморные колонны с коринфскими капителями, что поддерживали архитравы храмов Карфагена, мы вскоре увидели в городе Кайруане, а из рассказов тунисских старожилов узнали, что остатки камней поверженного города пригодились строителям.

Плиты с высеченными на них эпитафиями и обломки саркофагов каменщики не стали трогать. Вряд ли украсили бы эти камни новые дома, портики, ступени медресе, постоянно напоминая живущим о тлении и смерти.

Из камней Бастилии делали баррикады ими мостили площади. Обломки дворцов и холмов Карфагена помогли Сложить фундаменты и стены новых домов в медине тунисской столицы. Плитам карфагенского кладбища суждено было остаться там, где они нашли свой покой, став безмолвными свидетелями прошумевших здесь кровопролитных сражений…

Может быть, так и полагалось по намеченным планам, может быть, гид Амади сам решил позаботиться о смене Впечатлений, но было очень кстати сразу же после осмотра карфагенских развалин направиться в расположенное по соседству небольшое селение Сиди-Бу-Саид.

Это — живой музей, уголок старой мусульманской Испании, откуда ведут свое происхождение многие жители нынешнего Туниса.

На узких с крутыми поворотами улочках нашему автобусу не развернуться. Поэтому идем пешком, радуясь, что вокруг нас не омертвевшие камни, а жизнь — занятые своими будничными делами люди, чумазые ребятишки, которые при нашем появлении прекращают свои игры.

Пытаемся растолковать парнишке в разодранной морской тельняшке, откуда мы приехали. «Советский Союз» — не понимает. «Москва!..» — не знает такого города. И только напоминание о космосе, о Юрии Гагарине позволяет наладить контакт.

О Гагарине мальчик слышал.

Ослепительно белые аккуратные домики с голубыми крылечками и портиками. Окна с деревянными ставнями-решетками почти под самой крышей. Спрашиваем: «Почему так?».

Оказывается, и архитекторы, и строители довольно строго следуют исламским традициям, согласно которым посторонний взгляд прохожего не должен «осквернять» женщину.

Окна расположены таким образом, что туниска, находящаяся в доме, может смотреть через щели ставней на улицу, наблюдать тайком за тем, что происходит перед домом, но ее с улицы никто не видит.

Домик цирюльника. С узкого тротуара можно следить, как он священнодействует над клиентом. Брадобрей что-то оживленно рассказывает своей намыленной жертве, медленно водит бритвой. На очереди — никого…

По соседству маленькая пекарня. И тут «технология» у всех на виду. В шипящем масле на противне румянятся аппетитные, хрустящие колечки. Два усатых пекаря в белых фартуках весело и ловко орудуют над плитой — гирлянда поджаристых бубликов все увеличивается.

А в прогалинах между домами — крутые склоны, поросшие плющом, диким виноградником, и синее-синее море…

— Вы хотите искупаться? — раздается за нашими спинами голос Амади.

Он понимает: солнце припекает, а море, вот оно, рядом! И, не дожидаясь ответа, говорит:

— По пути в Тунис сделаем остановку. Пляж тут замечательный…

…Посетив Карфаген, мы заглянули в далекую историю Туниса. Детальнее познакомиться с ней нам помогли залы Музея Бардо.

Улица Сиди-Бу-Саида —

небольшого городка близ развалин Карфагена.

Музей называется так по имени местечка, расположенного в трех километрах от центра столицы.

Бардо печально знаменито тем, что здесь 12 мая 1881 года бей Туниса подписал договор, положивший начало режиму французского протектората, превратившего страну в колонию. Эта церемония, граничащая с предательством родины (выражение «предатели из Бардо» стало в стране нарицательным для изменников), происходила во дворце, где теперь размещается музей.

В моем блокноте записано: «Музей расположен во дворце бея Сиди-Мухаммеда Ламин-паши, низложенного 22 июля 1957 года. За это ему выплачивают компенсацию. Здесь двадцать залов — тронные, гаремные, кальянные…».

В музее бережно собраны национальные реликвии, произведения искусства. Двадцать залов бывшей бейской резиденции не могут вместить все экспонаты. При нас здесь шли работы: уплотнялись стеллажи и стенды, чтобы дать место новым фрескам, мозаикам, скульптурам.

Когда в Лондоне, в Британском национальном музее, оказываешься в зале Карфагена, испытываешь двойственное чувство. С одной стороны, хорошо, что англичане бережно хранят память о столь далеких страницах истории. Но тут же возникает вопрос: каким образом карфагенские реликвии оказались так далеко от Средиземного моря, на Британских островах?

И в Лувре, и в залах музея Ватикана, осматривая редчайшие собрания произведений искусства, иной раз тоже задумываешься: ведь к истории Франции или Италии некоторые из них прямого отношения не имеют. Как же попали они сюда?

Отличительная особенность Музея Бардо заключается в том, что здесь все свое, искони тунисское.

Богиня с ликом львицы, барельеф метателя копья, скульптурная группа «Бахус и пантера» — невозможно перечислить превосходные работы безвестных мастеров, которые по-своему видели окружающий их мир, людей, героев мифологии.

Музей Бардо — уникальное хранилище мозаик. Панно, узоры на полу и на стенах выполнены с большим мастерством. Поражает огромное панно, изображающее один из эпизодов странствования гомеровского Одиссея — его посещение острова Лотофагов (ныне — остров Джерба). Из сотен разноцветных керамических квадратиков создана эта картина. Время выщербило из панно отдельные кусочки. Они старательно дорисованы современными тунисскими художниками. Дорисованы столь искусно, что сразу это трудно заметить.

Увлекательные повести можно написать об отдельных экспонатах Музея Бардо.

…Буря застигла в открытом море корабль, на который несколько суток назад рабы погрузили мраморную колонну, предназначенную для украшения дворца знатного римского вельможи. Корабль затонул вместе с этим грузом. Не под римским небом, а в морской пучине нашла себе пристанище высеченная греческими ваятелями стройная колонна.

Это произошло несколько веков назад.

Чудом ли спасшийся моряк рассказал о кораблекрушении и рассказ его увековечили летописцы тех времен, или каким-то иным путем сохранилось предание о затонувшем судне, но только отыскали это место археологи, подняли с морского дна останки корабля и самой колонны.

Выщербленная, словно покрытая морщинами колонна сала тоньше, утратила свою стройность. Но мы можем провести ладонью по ее шершавой поверхности сегодня, здесь, в Музее Бардо.

Рядом — обломки затонувшего корабля. Затвердевшая словно камень деревянная обшивка, изъеденный ржавчиной и морокой солью тяжелый якорь…

Есть в музее и карфагенский зал — в нем хранятся найденные при раскопках скульптуры, мозаики, одним словом — все, что языком ваятелей и зодчих может рассказать о родине Гамилькара и красавицы Саламбо, Гасдрубала и бесстрашного Ганнибала.

— Почему же французы не увезли с собой из Туниса эти редкостные реликвии? — спрашиваю я у Амади, когда мы выходим из музея.

Он вскидывает брови:

— К сожалению, они вывезли немало. И не только во Францию. Редчайшие драгоценности нашей древней страны можно увидеть и в Лондоне, в Британском музее. Реликвий Карфагена там, пожалуй, даже больше, чем здесь, в Бардо…

Напрасно я задал этот вопрос. Амади, которого мы уже привыкли видеть улыбающимся, становится серьезным и грустным.