По Японии

Не вбить колья в наши сердца!

Как-то в метро на одной из скамеек у края платформы мы заметили два белых листка. Оказалось, это листовки против американских баз на японской земле. Чьи-то бесстрашные руки разбрасывали эти белые листочки, ежеминутно рискуя быть стиснутыми полицейскими браслетами. Тем не менее белые листочки с красными и черными иероглифами встречались нам не раз во время поездок по стране.

Один из них мне запомнился более других. Он начинался с любопытного разговора с читателем.

— Что ты думаешь о своей стране? Это суверенная, независимая держава?

— Да, — ответишь ты, — Япония одна из сильнейших стран мира, у нее есть конституция и правительство, государственный флаг и национальный гимн, она член ООН.

— Все это так. Ну, а как совместить это с иностранными базами на японской земле? Базы — это японская территория, не принадлежащая японцам, это чужая армия и флот, чужие самолеты, вспарывающие постоянным ревом тишину японского неба, чужая речь и обычаи, бесцеремонно разместившиеся у тебя дома…

Действительно, Сан-францисский мирный договор, подписанный 8 сентября 1951 года между Японией и США, провозгласил Японию суверенным государством. Но в тот же день был заключен «договор безопасности» — военное соглашение между США и Японией. Оно позволяло американцам держать в стране свои войска, создавать любое количество военных баз.

Народ Японии не смирился с судьбой, приготовленной ему американской военщиной по договоренности с японской реакцией. В течение десятилетнего существования «договора безопасности» шли бесконечные сражения, стычки между крестьянами, защищавшими свои крошечные поля, и американскими солдатами, превращавшими их в полигоны.

Когда в 1959 году начались переговоры о заключении нового японо-американского военного соглашения, вся трудовая Япония поднялась в едином порыве. Кинопленки донесли до нас неистовую бурю народного гнева, голос многомиллионных демонстраций протеста против нового «договора безопасности». Слезоточивые газы, полицейские дубинки, перевернутые пылающие машины, стоны раненых и крики демонстрантов — все было схлестнуто на этих правдивых кинопленках в один клокочущий поток, бьющийся о гранитные плиты парламента. Там, за тяжелыми стенами, под защитой многослойных полицейских цепей, правительство Киси, используя последние возможности пребывания у власти, пристегивало свою страну к упряжке Пентагона.

По новому «договору безопасности» американцы сохранили за собой право создавать базы па территории Японии. Только за последние годы перестроены, расширены и превращены в аэродромы для крупных реактивных самолетов аэродромы Мисава на севере Хонсю, Екота и Ацуги вблизи Токио, Ивакуни в префектуре Ямагути, Итадзукэ на острове Кюсю. Предполагается расширить базу радарных установок Вакканай на крайнем севере острова Хоккайдо.

Как-то в электричке мы увидели двух молодых людей, усердно склонившихся над какой-то яркой картой. Потом выяснилось, что это члены Комитета мира из города Фукуока. На карте были изображены японские острова, затянутые густой сеткой коммуникаций. Во многих местах узлами, стягивающими ячейки этой сетки, были базы — американские и базы японских «сил самообороны». Каждая из них обозначалась языком пламени, бьющим прямо из-под земли. Японские острова на этой карте представали утыканными безнаказанно бушующими очагами пожара, грозящими охватить всю страну. Сетка коммуникаций, словно серый дым, стелющийся по островам, усиливала это впечатление.

Мы разговорились. Ребята рассказали о многом, п кое-что оказалось для нас откровением.

В первые дни пребывания в Японии мы заметили, что ни в одном из маленьких городков, ни на дорогах, ни тем более в столице нам не встретился ни один американский солдат, ни один военный «джип» или танк. Время, когда для развязных янки вся Япония была прогулочным парком, давно миновало. Ненависть к американской военщине и ее планам, решимость многотысячных демонстраций, требующих вывода американских войск и уничтожения баз, красноречивые лозунги: «Янки — домой!»— заставили заокеанских вояк сменить методы и стиль поведения.

Американские военнослужащие теперь стараются не появляться в военной форме за пределами территории своих баз, танки и другая военная техника действуют лишь в районе полигонов и маневренных зон. Во всех других местах американец обязательно в штатском. В Токио в субботу в барах, ресторанах развлекается масса молодых светловолосых парней, и только по их военной выправке, которую не может скрыть просторная рубашка. можно определить, что это получившие увольнение солдаты или матросы американского флота. Японцы с ними сдержанно вежливы — здесь они гости, посетители. Но порой и гостям вежливо, но безапелляционно говорят — вы нам нежелательны. Есть бары с надписью: «Только для японцев».

Многие западные авторы считают одной из основных черт японского характера сдержанность. Действительно, японцы очень сдержанны в проявлении чувств. Часто в метро, в автобусе, разглядывая лица пассажиров, мы пытались строить догадки, определить, чем занимается, как живет и о чем думает человек, сидящий напротив. И в большинстве случаев приходили к выводу, что это невозможно. Лицо замкнуто, а глаза — темные, бездонные колодцы, в которые, как в безвозвратные глубины, погружается ваш взгляд. Но жизнь изменяет не только облик японской земли, но и характер народа — мы наблюдали и качества, рожденные новыми поворотами жизни. В маленьких рабочих кафе, где по вечерам собирается молодежь, на профсоюзных митингах и митингах солидарности, в откровенных беседах с молодыми японками, живо интересующимися жизнью советской женщины, эти, казалось бы, совершенно непроницаемые лица становились такими открытыми, такими понятными, с ясным, доступным светом глаз и улыбки.

А демонстрации протеста против американских баз или против захода американских атомных подводных лодок в японские порты!

Буря неистовых чувств, стиснутые кулаки, горящие глаза — трудно представить себе более открытое, прямое выражение эмоций. Какими далекими от действительности в этом свете выглядят рассуждения о японском характере, сковывающем проявление искренности.

Впрочем, даже сдержанность японца порой бывает настолько выразительна и красноречива, что становится своеобразной формой выявления вполне определенного отношения.

Как-то в Осака вечером я возвращалась в отель. Улица, свернувшая от центра, была освещена заревом реклам, кувыркающихся в темном небе. Количество прохожих заметно уменьшалось. Впереди меня шла пара. Что-то было в ней такое, что невольно привлекало внимание.

Необычно высокая для японки, тоненькая девушка в красном платье и рядом широкоплечий, светловолосый, спортивного склада парень с несколько развязными манерами. Большая рука его лежала на плече спутницы. Японка и американец. Со стороны это была очень красивая пара.

Я шла за ними, и мне были видны лица тех, кто шел им навстречу. Плотно запахнув кимоно, проковылял старик, тэта его сухо цокали по асфальту, словно выщелкивая, выстреливая что-то осуждающее, тонкие губы были поджаты так, что превратились в одну узкую полосочку. Прошли две молодые японки, ни одна из них не повела даже глазом в сторону встречной пары, они вдруг чрезвычайно увлеклись своим разговором. Проплыла женщина с сиреневым фуросики[8] — каменным, нешелохнувшимся изваянием.

Те двое шли как бы в пустоте. Люди не видели их, не хотели, не желали видеть. И это «невидение» было гораздо красноречивее открытого презрения.

В то же время, обратись эта пара с каким-нибудь вопросом к любому из прохожих, им бы ответили, ответили сдержанно, вежливо, глядя прямо на них и сквозь них. Это была бы не та вежливость и сдержанность, о которой пишут как о национальной черте. Скорее это стиль поведения, несущий совершенно очевидные приметы нынешнего дня, это та вежливость и та сдержанность, с которой японец общается с американцем в своей стране.

С ребятами из Фукуока мы беседовали долго. Они подробно рассказывали нам о борьбе шахтеров Миикэ, об упорных сражениях с администрацией шахт, о победах и поражениях, о похоронах шахтера Кубо, убитого наемными бандитами. Потом перешли к борьбе крестьян за возвращение реквизированных американцами земель. Один из парней был сыном крестьянина из маленькой деревушки неподалеку от Фукуока. Он сразу оживился, как только речь зашла об Утинада — знаменитой деревне, в отчаянной борьбе отстоявшей свою землю от посягательства американской военщины. Весть об этой борьбе, поддержанной рабочими, студентами, железнодорожниками коммунистической и социалистической партиями и даже буддийскими священниками, облетела весь мир. Рассказывая о демонстрациях и стычках крестьян, наш собеседник энергично загибал пальцы, перечисляя префектуры, где они происходили, — Канагава, Тиба, Тоттори, Сайтама, Гифу, Сидзуока, Ибараки, Яманаси.

— Ну и, конечно же, наша Фукуока, — широко улыбнулся он.

— А вы слышали о борьбе на нашей Фудзи?

Конечно, мы слышали. В газетах появлялись сообщения об упорной борьбе крестьян против создания полигона на склонах этой священной для каждого японца горы. Но куда интереснее было слушать самих участников борьбы. Особенно красочно рассказывали они о сражениях, развернувшихся на склонах Фудзи в августе— сентябре 1961 года. За последнее десятилетие подобные сражения проходили не раз.

Американцы создали здесь густую сеть военных объектов, полигонов для стрельб и зон для маневров, у крестьян были отняты земли, пастбища, перерезаны важнейшие дороги. В августе 1961 года американское командование решило провести на северных склонах Фудзи маневры 3-й дивизии морской пехоты. Дивизия, оснащенная танками и пушками, была переброшена сюда с Окинава и должна была начать учения — «наступление на азиатского противника». Несколько дней шли в районы полигонов Хигаси Фудзи и Кита Фудзи укутанные на замаскированных платформах танки и орудия.

Но мощную новейшую технику неожиданно остановили совершенно безоружные крестьяне. В последние перед началом маневров дни в близлежащих деревнях были созданы отряды крестьян-добровольцев, решивших во что бы то пи стало бороться до победы. Едва поднялось солнце, в день, назначенный для «наступления на азиатского противника», крестьяне с белыми повязками на головах вошли в зону стрельб. После бурного митинга, предъявившего американцам требование убираться вон со священных склонов Фудзи, крестьяне сели на землю. Обескураженные неожиданно возникшей ситуацией, представители американского командования метались по полигону, не зная, что предпринять. Наконец после уговоров и угроз на плотно сцепившиеся, как будто спаянные, ряды были пущены танки. Взметывая столбы пыли, грохотом моторов вспарывая утренний воздух, мчались многотонные махины на горстку смельчаков. Но ни один из них не дрогнул, ни одно лицо с презрительно вскинутым подбородком не опустилось вниз, и водители, дрожащими руками вытирая холодный пот со лба, на последних метрах повернули машины в сторону. Не так-то просто, как видно, вести танк на безоружного человека!

Одна из машин дала залп, но белые, застывшие лица с широко раскрытыми глазами, полными ненависти, не качнулись, не сдвинулись ни на сантиметр в прицельной рамке стрелка и… танк повернул назад. А вслед ему понеслось грозное, единым выдохом: «Не уйдем! Не уйдем! Клянемся, родная Фудзияма, не уйдем, пока не вернут твою землю!?»

Отряды крестьян были поддержаны муниципальными советами и демократическими организациями префектур Сидзуока и Яманаси. Сюда приехали рабочие и студенты из многих городов. Движение за освобождение Фудзи получило поддержку всей страны.

Свыше четырех недель крестьяне не уходили с полигона, даже район предполагаемых учений был занят крестьянами, разбившими там палатки и несшими круглосуточное дежурство. Многолюдные митинги на склонах Фудзи многократным эхом катились по японской земле.

Но. конечно, больше всего оебята из Фукуока могли рассказать о борьбе против Итадзукэ — базы, расположенной в окрестностях их родного города Фукуока, одного из самых крупных промышленных центров на Кюсю.

В ноябре 1945 года американское командование создало на острове Кюсю базу Итадзукэ. Стратегическое значение ее возрастает с каждым годом. С началом войны в Корее Итадзукэ стала основным местом базирования американских реактивных истребителей и бомбардировщиков. В последнее время база Итадзукэ играет большую роль в американских планах подготовки агрессивных авантюр на Востоке. На ее летном поле появляются самолеты, отправляющиеся на Тайвань, в Таиланд, Южный Вьетнам. Отсюда идет снабжение американских групп «советников» во всех «горячих местах» Азии. Борьба против Итадзукэ заняла особое место.

— Вы представьте только себе, — говорили нам наши знакомые, — вы только представьте, что рядом с городом огромный аэродром. Население города живет вблизи летного поля, вблизи взлетных бетонированных дорожек. по которым день и ночь гоняют самолеты.

Гул моторов не оставляет жителей ни на минуту в течение суток. Взлетные полосы в Итадзукэ одни из самых длинных на японских аэродромах — до 3600 метров. Причем в последнее время японским транспортным самолетам окончательно запретили прибывать в Итадзукэ. Только военные самолеты США и их союзников по агрессивным планам в Азии прибывают и взлетают с этого аэродрома.

Жители города неоднократно выступали с требованием ликвидировать базу. Под давлением общественности даже муниципалитет решил добиваться ее ликвидации. В последнее время, когда Итадзукэ стали использовать как аэродром для ракетных самолетов, движение протеста захватило не только Кюсю — массовые демонстрации прокатились по всей Японии.

Но Итадзукэ далеко не единственная база в Японии, которая может принимать реактивные самолеты. На северо-востоке от Токио в префектуре Иватэ расположена Мисава. Мощные самолеты с ревом проносятся над близлежащими городками. День и ночь кружатся, растопырив свои чуткие уши, радары. А совсем рядом со столицей — базы Сунагава и Екота. Самолеты 5-й воздушной армии США давно пользуются их аэродромами. На базах выстроены подземные склады для ядерного оружия.

Однажды утром, отправляясь с Токийского вокзала в поездку по стране, мы оказались свидетелями необыкновенной картины. Вся площадь перед вокзалом была запружена автобусами, толпами народа, была черным-черна от непокрытых молодых голов. Ни шума, ни суматохи, казалось бы, вполне естественных при таком скоплении людей. Какой-то приглушенный деловой гул заполнял все вокруг. Лес белых табличек на высоких палках колыхался над толпой. Это были названия предприятий, на которых работали пришедшие сюда молодые японцы и японки. Потом плотной колонной они шли к поездам электричек или садились в автобусы.

Оказывается, это была подготовка к маршу протеста против американских баз Сунагава и Екота. В этот день к базам, расположенным вблизи столицы, вышло около ста тысяч человек. От станции Синдзюку, от Токийского вокзала, сломав обычное расписание, шли одна за другой набитые до отказа электрички, цепи автобусов тянулись с раннего утра по улицам столицы, чтобы до утреннего часа «пик» выбраться на загородные автострады.

У ворот базы устроили митинг. Толпы участников марша протеста заняли дороги, ведущие к аэродрому, по шоссе не могла продвинуться ни одна машина. Ораторы бросали пламенные слова в бушующую ненавистью толпу. Волны гнева захлестывали затихшую, словно вымершую базу, застыли на взлетных дорожках черные махины — самолеты, куда-то скрылся обслуживающий персонал. Тысячи японцев сомкнутыми колоннами, скандируя «Базы — долой!», прошли вдоль колючей проволоки и высоких заборов, наглухо отделяющих от внешнего мира Ёкота и Сунагава. Одинокие часовые хмуро глядели на бушующее людское половодье, затопившее улицы городков, на белые плакаты, с которых ощерились, словно нацепленные штыки, черные иероглифы.

Еще более внушительную картину представляли японские города 21 октября 1962 года. В этот день по призыву японских коммунистов и социалистов по всей стране, протестуя против существования американских баз и баз «самообороны», на улицы городов, деревушек, шахтерских и рыбачьих поселков вышло около миллиона человек.

К тем формам борьбы, которые существовали раньше демонстрации, сидячие забастовки, — демократические силы Японии добавили повое — «обход баз», и этот термин получил право на существование.

«Обход баз», объясняли борцы за мир, имеет целью вовлечь как можно больше участников в движение. Не секрет, что множество людей, живущих далеко от баз, плохо представляют, что такое базы и какую опасность они таят.

Люди привыкли к статьям, сообщающим о демонстрациях против баз, к тому, что кто-то против них борется, но сами они никогда не видели эту отторгнутую японскую землю, огороженную колючей проволокой. Поэтому наша задача помимо организации крупных демонстраций привлечь к движению людей, которые живут далеко от баз и маневренных зон и не несут непосредственного экономического ущерба, добиться, чтобы как можно больше населения своими глазами увидело эти бронированные язвы в сердце японской земли.

Такова была первоначальная задача. Но когда начались по всей Японии походы к базам, обнаружилось много такого, чего даже не предполагали организаторы движения, — и то, что территория баз, как правило, превышала официально зафиксированную цифру, и то, что существует много секретных объектов, нигде не отмеченных и не упоминавшихся.

Движение «обход баз» с каждым днем охватывает все больше населения. Организуются выезды к базам из крупных городов и маленьких деревушек. И каждая поездка приносит поразительные результаты. Люди, которые, естественно, знали о существовании американских баз в Японии, слышали о многотысячных походах против них, буквально бывают потрясены, увидев городки, где вывески только на английском языке, где многие километры земли наглухо закрыты для японцев, где колючая проволока и буквы английского алфавита очерчивают чужую страну, бесцеремонно разместившуюся на японской земле.

В один из осенних дней 1962 года был организован поход вокруг Мисава в префектуре Иватэ. О базе много писалось и раньше, газеты приводили подробные данные о существовании в центральной ее части контрольного района с мощными радарными установками и подземными складами. Радарная станция Мисава такой мощности, что может держать постоянную связь с Вашингтоном, с островом Гуам и с базой Вакканай на северной оконечности Хоккайдо. Все это не было новостью даже известно, что площадь базы — 1 тысяча 600 гектаров, и тем не менее все это, видимо, звучало в какой-то мере абстрактно до тех пор, пока участники похода не увидели Мисава собственными глазами.

Молодежь приехала в город поздним вечером, чтобы переночевать в палатках вблизи базы. По безлюдному, словно вымершему городу шли молча. Только из распахнутых дверей баров и дансингов выбивалась конвульсивная дробь саксофона и ударника, пьяные голоса горланили песни на чужом языке. В кромешной тьме пустых улиц (жители по вечерам опасались выходить в город) еле державшиеся на ногах солдаты фланировали в обнимку с размалеванными японками. Это воскрешало в памяти тяжелые картины первых лет оккупации.

Ночью ребят разбудил дикий вой. Визгливый звук, вибрируя и повышаясь с каждой секундой, врезался в барабанные перепонки, казалось, его задача — начисто лишить слуха все живое вокруг. Это начинался разогрев двигателей. С приближением рассвета, едва лишь чуть-чуть посветлели края неба, начался страшный грохот, тряслись небо и земля, вздрагивал весь город — это реактивные самолеты, один за другим вырываясь из цепких объятий земли, взмывали в небо.

Утром прибыли остальные участники марша, и перед всеми в реальный рост встала цифра — 1 тысяча 600 гектаров. Чтобы только обойти территорию этого грохочущего и воющего «государства», понадобилось трое суток.

И все время, пока люди шли вдоль бесконечных серых глухих заборов, над ними со страшным ревом взлетали или приземлялись черные, громоздкие бомбардировщики с буквами USA на борту. Белыми струями разорванного воздуха перечеркивали небо стаи реактивных самолетов, все вокруг скрежетало и выло, а редкие минуты тишины наполняли уши каким-то странным звоном. И то, что увидели участники маршей вокруг баз, зажгло гневом не одно сердце, сделало активными участниками движения «Янки — домой!» не одну сотню молодых японцев.

В одной из городских школ Мисава участники марша присутствовали на занятиях. Взлетная площадка аэродрома расположена совсем рядом, и бомбардировщики со страшным ревом идут прямо над крышами школы. В течение нескольких минут после каждого рейса малыши, зажимающие ладошками уши, бессмысленно смотрят на учителя, пытаясь вспомнить, о чем он рассказывал. А самолеты все идут и идут, раскачивая, как карточный домик. вибрирующие стены школы.

Городские муниципалитеты многих населенных пунктов, расположенных вблизи баз, вопреки общему требованию населения ликвидировать иностранные базы приняли компромиссное решение — требовать от вооруженных сил США средств на постройку звуконепроницаемых помещений. В конце 1962 года правительство объявило, что ему удалось добиться разрешения этого вопроса — выделены ассигнования На строительство специальных школьных зданий.

По всей стране прокатилась буря возмущения, население города Мито (префектура Ибараки), неоднократно страдавшее от взрывов снарядов на соседнем полигоне, от катастроф с американскими военными самолетами, обрушивавшимися вместе со своим смертоносным грузом прямо на жилые кварталы, вышло на улицы с плакатами: «Нам не нужны звуконепроницаемые школы — нам нужно уничтожение баз!», «Не стены, а коренное решение вопроса о базах!».

Как не вспомнить здесь один из многочисленных американских фильмов, рассчитанных на обработку общественного мнения. Фильм назывался «Звук свободы», и содержание его сводилось к тому, что существование военных баз на японской земле — явление неизбежное, вызванное необходимостью защиты страны от коммунизма. Базы это «единственная реальная преграда против страшной заразы коммунизма» — такова идея фильма. И потому вой бомбардировщиков, свист «реактивок», взрывы снарядов — это тот звук, без которого не может существовать японец, ибо этот звук защищает его свободу: «чем громче будет этот звук, тем крепче будет спать японец». Фильм этот сам по себе вызвал не одну демонстрацию протеста.

Но нет! Не хотят японцы спать под визг снарядов и завывание сирены. Тот, кто хоть раз увидит японскую демонстрацию против американских баз, или одну из японских конференций мира, или сессию Всеяпонского совета борьбы против баз, оказывается свидетелем незабываемой картины, предельно ярко демонстрирующей стремления и надежды всей объединенной в едином порыве страны.

Суровые лица рабочего и шахтера, рыбака и строителя, гневный взгляд пожилой крестьянки. Вчера еще ее усталые, узловатые руки сажали рис, увязая по локоть в холодной земляной жиже. Сегодня, сжатые в твердый кулак, вместе с тысячами других они поднимаются над рядами демонстрантов.

Идут студенты со своими преподавателями, художники, артисты, музыканты, из храмов спешат присоединиться бонзы. А вот маленькая официантка. Та, что приветливо улыбается каждому посетителю. Она ли это? Серьезный, сосредоточенный взгляд, она даже как будто стала выше, вся — словно натянутая струна. Нет здесь маленькой официантки из бара, есть непреклонный борец за светлый день, за чистое небо Японии будущего. Она одна из многих, одна из тех, кто выходит на демонстрации, созывает конференции, одна из тех, кто в палящую жару и в гололед идет в маршах мира через всю страну, кто посылает своих товарищей туда, где накал борьбы требует все новых и новых пополнений.

Когда в газетах появилось сообщение, что Управление сил самообороны решило создать на острове Ниидзима ракетную базу и полигон для маневров, различные организации, борющиеся за мир, коммунистическая и социалистическая партии прислали сюда своих представителей, поддержав движение протеста, с которым выступило население острова.

Над той частью Ниидзима, которая называется Хабата, поднимается гора Мураяма. Именно здесь было намечено строительство ракетной базы. Строительные батальоны уже начали сооружение дорог, ведущих к Мураяма. Представители организаций, поддерживающих борьбу Ниидзима, устроили на вершине горы свой наблюдательный пост, в задачу которого входило следить за всеми передвижениями «сил самообороны». Организовать работу наблюдательного поста была задача не из легких. Несколько человек на вершине горы должны были день и ночь не ослаблять бдительности — на остров переправились хулиганствующие молодчики из правых организаций и совместно с солдатами и полицейскими избивали отважных борцов, стараясь их запугать и заставить покинуть пост. Порой часовые оставались на сутки-другие совсем без пищи — хулиганы подстерегали крестьян, несших пищу и воду, и все у них отбирали.

Вести о мужественной борьбе маленького островка дошли до газетных полос, и тогда студенты, рабочие, крестьяне со всей страны организовали бесперебойную смену представителей в Ниидзима. Каждые две недели прибывали новые и новые группы вместо отъезжавших. 13 марте 1961 года группы сопротивления начали издавать печатающуюся на мимеографе газету «Новости совместной борьбы». Газета прекрасно справлялась с поставленной перед нею задачей — на всю Японию звучал голос Ниидзима. Он не только рассказывал о событиях на острове в Тихом океане, но и призывал всех японцев активнее выступать против военных баз. Выпуск такой газеты — далеко не единичное явление в истории борьбы против пребывания американцев в Японии.

В поездках по стране нам часто попадались газеты, брошюры, книги, дающие четкое представление об угрозе, которую несут иностранные базы японскому народу. В них детально описывались базы, приводилась статистика ущерба, который приносят они населению. Колонки цифр, составленные с большой тщательностью, позволяют судить об экономическом, моральном и прочем ущербе — закономерном следствии пребывания американских войск в Японии.

И все эти издания неопровержимо доказывают, что каждая из баз — Екота или Мисава, Кадэна или Наха на Окинаве — каждая из них — очаг новой войны. Кроме того, иностранные базы — это рассадник проституции и разврата, пьянства и преступления. Тысячи японцев пострадали от бесчинств заокеанской солдатни. Вся Япония сегодня единодушна, как никогда, в своем стремлении уничтожить эти зловещие очаги.

Двухсоттысячная демонстрация в Иокогама против захода в японские порты кораблей и подводных лодок с ядерным оружием на борту, стотысячный митинг протеста у базы Екота против размещения на ней бомбардировщиков 55-БН, массовые выступления жителей Кобэ, Осака, Киото и других городов префектуры Хёго против захода американского авианосца «Китихок» — флагмана группы авианосцев 7-го флота США, стотысячная демонстрация у базы Итадзукэ, буря протеста в связи с заходом атомной подводной лодки «Морской дракон» в порт Сасэбо и агрессией США против вьетнамского народа — вот перечень последних выступлений японского народа, перечень, который не может не увеличиваться, пока по японской земле ходят американские солдаты.

Для японских трудящихся выступления против военных баз, против японо-американского союза и борьба за свои классовые интересы — разные тропки одной дороги, ведущей к большой цели. Цель эта — миролюбивая, демократическая, независимая Япония.

В сегодняшней борьбе демократических сил Японии особенно наглядно видно, какую огромную силу представляет организованный рабочий класс. Самая влиятельная его организация — Генеральный совет профсоюзов Японии — Сохе. Он объединяет сейчас свыше четырех миллионов японских тружеников, в пего входит более 60 профсоюзов. Созданный в 1950 году по указанию генерала Макартура и задуманный как реформистская организация Сохе вопреки воле ее создателей довольно скоро превратился в крупнейшую прогрессивную организацию, руководящую мощными профессиональными объединениями японских трудящихся.

Нынешний день Сохе — это непрерывная борьба. Каждой весной и каждой осенью в Японии начинаются выступления, митинги, забастовки — дни классовой солидарности тружеников, дни упорного отстаивания демократических завоеваний, непрекращающегося наступления на капитал. Шаг за шагом в этой борьбе демократические силы добиваются уступок, а в некоторых случаях и прямого отступления реакции.

Единый фронт всех трудящихся страны больше всего пугает правящий класс, который ищет выход в усилении реакции. Именно такой характер носили попытки внести исправления в закон о полномочиях полиции в 1958 году и ввести закон о «предотвращении политических насилий» в мае 1961 года. Полиции предполагалось предоставить право производить обыски и аресты без всякого ордера. По подозрению какого-нибудь полицейского чиновника любой человек мог быть арестован на улице, у себя дома, по существу без всякого на то основания. Эти законопроекты были направлены прежде всего против демократического движения. Митинги и демонстрации попадали под постоянный прицел полиции. Аресты профсоюзных руководителей должны были стать «законным явлением».

Общественность Японии понимала, что, опираясь на закон, правительство сможет урезывать демократические права, гарантированные конституцией. Члены Сохё и других демократических организаций, с каждым годом завоевывающих все больше сторонников, бросили в те дни клич: «Нет! — полицейскому государству!». Более 500 организаций заявили о своей готовности принять участие в борьбе против пересмотра закона о полномочиях полиции. Национальный совет борьбы против пересмотра закона организовал митинги и демонстрации протеста по всей стране.

Профсоюз шахтеров объявил о прекращении работы, митинги в рабочее время прошли на предприятиях горнорудной, сталелитейной, целлюлозно-бумажной, химической промышленности, на частных железных дорогах, в доках, на судоверфях. 357 тысяч учителей и 150 тысяч студентов не пришли в классы и аудитории.

Окончательный удар замыслам правительства нанесла всеобщая политическая стачка 5 ноября 1958 года, по своему размаху и числу участников крупнейшая в истории японского рабочего движения.

В этой стачке приняла самое активное участие японская интеллигенция. Писатели, поэты, художники, журналисты боролись рука об руку с рабочими. Пять с половиной миллионов бастовавших машиностроителей, докеров, рабочих типографий, химической промышленности, шахтеров и металлистов, то есть почти все организованные рабочие, а также студенты, учителя и преподаватели высшей школы заставили правительство отказаться от пересмотра закона о полномочиях полиции.

Точно так же благодаря объединенным действиям демократических сил дважды (в октябре 1961 и феврале 1962 года) правительству пришлось отказаться от внесения на рассмотрение парламента законопроекта о предотвращении политических насилий.

Эти успехи были очень важны — народу удалось нанести поражение реакции и почувствовать вкус победы. Она явилась результатом большого опыта, приобретенного в многочисленных битвах, в весенних и осенних наступлениях, во всенародной борьбе против военных баз, за запрещение атомного и водородного оружия.

Однако в такой сложной политической обстановке не каждый натиск трудящихся масс кончается отступлением реакции. В мировом демократическом движении нет, наверное, страницы, равной той, что вписало японское движение против «договора безопасности». Тревожные дни конца мая 1960 года, когда правительство под охраной пяти с половиной тысяч полицейских протащило через нижнюю палату решение о ратификации военного договора с США, в Японии не забудут никогда. «Национальный совет борьбы против договора безопасности» поднял всю страну. Забастовки множества профсоюзов, входящих в Сохё, перемежались «волнами единых действий» с ежедневными демонстрациями, требующими отставки правительства и роспуска парламента. Семнадцатая кампания единых действий вылилась наконец в грандиозную общенациональную политическую забастовку, парализовавшую жизнь сорока крупнейших городов Японии. Известно, что под напором народного возмущения был отменен визит в Японию президента Эйзенхауэра. Однако добиться решающей победы в борьбе против «договора безопасности» демократическим силам не удалось.

19 июня 1960 года, несмотря на грандиознейшие забастовки и демонстрации, «договор безопасности» автоматически вступил в силу. 20-го его утвердила верхняя палата парламента. Всеобщая стачка, охватившая шесть миллионов человек, была ответом на решение, принятое вопреки воле народа. Это опа, эта буря гнева, явилась в конечном итоге причиной отставки правительства. Одновременно эти события стали как бы начальной вехой мощного всеяпонского движения за отмену «договора безопасности».

Постоянное неумолчное эхо этой борьбы доносят к нам тревожно отстукивающие аппараты телетайпов, сообщения радио, пестрые полосы японских газет.

Борьба идет. Белые повязки на головах бастующих — на улицах городов, у ворот заводских предприятий, у стен парламента, у глухих заборов американских баз.

Плотно прижавшись друг к другу, часами сидят женщины у резиденции министра труда. Их мужья — работники государственных и муниципальных учреждений. Этой категории трудящихся бастовать запрещено, и их жены, прошедшие чуть не по всей стране, протестуют вместо своих мужей!

Тысячи и тысячи белых повязок. Текут по ним черные иероглифы — бесконечный перечень отрядов рабочего класса. Как-то мы попробовали расшифровать их выразительный язык.

Митинг, созванный Сохё, должен был проходить в парке Хибия. Нас было трое. Выбрав удобное для обозрения место около трибуны, мы договорились, что каждый будет сообщать о том, что он видит со своего пункта наблюдения.

По аллеям плотным потоком текли забастовщики, колонна за колонной заполняя обширную поляну.

— Вижу колонну рабочих металлургической промышленности, — начал сообщения первый.

— Идут связисты! Железнодорожники! Японский профсоюз учителей!

В «репортаж» вступил третий:

— Всеяпонский профсоюз рабочих электроэнергетической промышленности, Ассоциация национального телеграфа и телефона! Химики! Юристы! Металлурги! Лесоводы! Горняки!

Я еле успевала записывать, к тому же надо было смотреть и самой. В моем «секторе» были шахтеры, работники печатных агентств, Всеяпонский профсоюз работников государственных медицинских учреждений, профсоюз работников полиграфической промышленности, федерация профсоюзов городского транспорта…

А колонны все текли и текли, все новые и новые транспаранты с названиями организаций — своеобразные свидетельства солидарности рабочего класса Японии вплывали на поляну. Читать их было уже невозможно — вокруг трибуны и дальше, насколько хватало глаз, колыхалось море черных непокрытых голов и почти слившаяся воедино, масса белых плакатов, флагов над ними…

И каждый раз, читая японские газеты или оказавшись невольными свидетелями грандиозных митингов и рядовых, не самой первой величины забастовок, мы поражались тому, какие мощные демократические силы созрели в современной Японии.

Я уже говорила, насколько удивительное зрелище — походы и конференции борцов против военных баз. Здесь проявляются черты трудовых людей Японии, вставших плечом к плечу в тяжелой борьбе. Но среди участников движения против баз не только рабочие, население городов и крестьяне, чьи земли под постоянной угрозой реквизиции. Здесь и люди, имена которых и занимаемые должности, казалось бы, должны были отвести их на противоположный движению полюс. Дело мэра города Сунагава — один из подобных примеров. Мэр города, где расположена крупнейшая американская база, категорически отказался исполнить приказ губернатора — разрешить проведение измерительных работ для расширения базы. Губернатор возбудил дело против мэра Сунагава и выиграл его. Но это не остановило мэра, он немедленно апеллировал в Верховный суд. Решением Верховного суда дело снова было передано в местный суд. Весь ход этого затяжного процесса широко комментировался газетами, мужественная позиция мэра была по достоинству оценена всеми честными японцами.

Слова другого мэра — мэра города Миядэн на митинге протеста против баз стали поистине крылатыми, известными каждому японцу.

— Можно вбить колышек в землю, — сказал мэр, имея в виду отторжение японской территории под американские базы, — но в душу народа колья вбить не удастся!

«Не вбить колья в наши сердца!» — можно увидеть на транспарантах многолюдных демонстраций против военных баз, на митингах против «договора безопасности». Эта фраза-лозунг, фраза-оружие обладает огромной притягательной силой, зовущей японцев к упорной и мужественной борьбе.