Побег на Памир

Глава 10

10.

Сегодня праздник. Я бы не сказал, что он очень веселый, хотя когда-то, я всегда с нетерпением, ждал, когда должен наступить мой очередной день рождения. Обычно в этот день отец старался быть дома, а если не успевал приехать именно к этому дню, то обязательно привозил мне какой-нибудь особенный подарок. Например, когда мне исполнилось шесть лет, он привез из ГДР, набор «Железная дорога» причем не просто обычный, стандартный комплект, а как минимум втрое больше него. Чтобы полностью собрать его, нам пришлось раздвинуть круглый обеденный стол, и часа полтора собирать, сами рельсы, устанавливать на них здания вокзала, ремонтных мастерских, депо и множество других. В набор входили рощи, леса, нарисованная на специальном картоне река, через которую были переброшены самые настоящие мосты, сделанные из жести и дерева, небольшой городок с фигурками людей, и крохотными автомобильчиками. Во сколько обошелся этот набор отцу, я даже боюсь представить. Помню мама его очень ругала, за покупку такой дорогой вещи, а он стоял довольный как индейский слон, и улыбался во все тридцать два зуба.

Кстати, в слове «Индейский» нет ошибки. Отец всегда говорил именно так, объясняя свои слова тем, что обычный индийский слон лишен возможности показывать свои эмоции, ну, разве, что хоботом потрясет, и ушами пошевелит. А вот Индейский, как раз может и улыбнуться, и сыграть какую-нибудь мелодию на своем хоботе, и даже полетать хлопая ушами, если очень сильно захотеть. Отец очень любил меня. В узбекских семьях обычно бывает много детей, как минимум трое-четверо, но как я позже случайно узнал, из-за неопытного акушера, во время родов, у мамы что-то было повреждено, и она больше не могла рожать. Поэтому в семье я был единственным ребенком и мне ни в чем не отказывали. И в тоже время, вряд ли меня можно назвать избалованным. Да, я привык носить хорошую модную одежду, питаться качественными продуктами, но в нашей семье все пользовались этими благами, и потому я просто привык именно к такому положению вещей. Впрочем, все это в прошлом.

Сейчас, в качестве подарка, ко дню рождения, на столе россыпь золотых монет неправильной формы, доставшихся мне от сподвижников Зияд-бека, и поэтому это тоже можно считать подарком. Хотя сам курбаши подарил мне много больший подарок, которым я так и не придумал, как распорядиться.

Слегка потертые по краям, из-за чего, когда-то возможно круглая монета получила некие искривления. При этом она не обрезана, а именно истерта до такого состояния, и это скорее говорит о том, что здесь чистое золото. Золото ведь довольно мягкий металл. На одной стороне изображена голова злого бородатого мужика со всколоченными волосами, и венке из каких-то листьев, а на другой, странная крылатая лошадь стоящая задними ногами на пшеничном, судя по размерам зерен, колоске с зажатым во рту копьем. Из трех букв находящихся возле нее легко узнается «А» а чуть ниже «N», с другой стороны возле крупа, тоже что-то похожее на букву «Г» с сильно загнутой вниз перекладиной. Кому именно принадлежали эти монеты неизвестно, хотя я и подозреваю, что лошадь это — Пегас, а голова это — Зевс, хотя может я и ошибаюсь.

В качестве праздничного угощения омлет с сухариками. Причем последние, раздроблены в крошку, смешаны с меланжем, и только потом, разбавлены водой и зажарены на сковороде. Честно говоря, от купленных возле лагеря консервов у меня осталось всего две, нет, уже полторы банки тушенки, и пара банок сайры. Тушенку, я расходую очень экономно, в основном выковыривая из нее жир, для того чтобы, что-то приготовить. Например пожарить омлет. Или как недавно, приготовить, что-то похожее на плов. Правда для того, чтобы его приготовить, пришлось просеивать больше, чем половину мешка риса. К моей радости, в мешке оказался ферганский копченый рис «Девзира». Этот рис собирают с полей, шелушат, сушат, затем укладывают в специальные узкие и длинные мешки, и долго коптят, холодным дымом, время от времени перемешивая рис в мешках. Благодаря этому, рис приобретает стойкий коричнево-красный цвет, и может храниться сколь угодно долго. За счет копчения, рис приобретает дополнительный аромат дыма, а любое насекомое бежит от этого запаха со всех ног, если конечно они у нее имеются.

Возможно с сохранением риса, так оно и есть, но скорее всего, имеется в виду, что он будет храниться в соответствующих условиях, а здесь на перевале, хоть кладовая и самое сухое место в доме, но все же пятьдесят лет это огромный срок. Поэтому, хоть и считается, что в таком рисе не заводятся разные там комашки, но за такой срок может завестись все что угодно. Поэтому пришлось просеивать рис, благо, что было чем, а после еще и перебирать, разглядывая, чуть ли не каждую рисинку. В итоге из пятидесятикилограммового мешка, я отобрал для себя почти десять килограмм относительно целого риса. Конечно вначале несколько опасался употребить его в пищу, но все оказалось вполне съедобным.

Ту же муку, пришлось выбросить всю. Как я и предполагал, мешок застыл десятисантиметровой коркой, а внутри нее еще сохранилась мука. Точнее не мука, а мучной червь, причем было больше испражнений этого червя, нежели самой муки. Конечно можно было попытаться просеять и ее, но честно говоря, я и побрезговал, и просто побоялся отравиться. Поэтому, мешок был удален со склада, и сброшен в трещину, возле туалета. Туда-же отправилось и содержимое бочонка с солониной. Вначале собирался просто сбросить бочку целиком, но после решил, что доски, из которых она склёпана, вполне подойдут для растопки плиты. С дровами для растопки печи, здесь некоторая напряженка, поэтому приходится сжигать все до чего можно дотянуться. А ночами здесь довольно прохладно. Пусть с некоторым запахом, но сгорели они за милую душу.

Банки с овощами тоже были вроде бы испорчены, может и нет, но вскрыв одну из них и понюхав содержимое, решил не рисковать, и избавился от них, сбросив туда же, куда улетел мешок с мукой, остатки рисовой шелухи, и обнаруженный в углу склада вскрытый бочонок с сухарями. Его даже не стал освобождать, стоило его только шевельнуть, как сразу же поверхность перемолотых в труху сухарей зашевелилась многочисленными червяками. Жаль в местном водопадике не водится рыба, на этих опарышей, я бы наловил столько, хватило бы на целый год. А так, приподнял, и считай, на вытянутых руках донес до пропасти и сбросил вниз.

Таким образом, из всего, что нашлось на продуктовом складе, у меня появился рис, в довольно большом количестве. Четыре фунтовых, то есть трехсотграммовых жестяных банки чая, бочонок сухарей, которые я добавляю во все блюда что готовлю. Так они поглощаются гораздо приятнее, нежели их размачивать, а затем разжёвывать. Целый мешок соли, которая вобрала в себя столько влаги, что превратилась в монолит. И теперь каждый раз, как мне нужна соль, я с помощью двух топоров, одного, что был у меня и второго найденного здесь, откалываю по кусочку, а затем измельчаю в чугунной ступке с помощью пестика. Пять банок меланжа — яичного порошка. Одну банку я вскрыл, остальные ожидают своего часа. Но учитывая, что банки килограммовые получается, что каждая такая банка заменяет сотню яиц, если исходить из расчёта, что десять грамм порошка, разбавляют примерно тридцатью граммами воды, и получается одно яйцо. Так что его хватит надолго, еще и останется. Жалко только, что его можно только жарить. Может и есть какой-то способ получить некое подобие ваерных яиц, но у меня ничего не вышло, как бы я не экспериментировал. Вот собственно и все. Про собственные запасы, пришедшие вместе со мною, я уже говорил.

Пока же готовлюсь к выходу и читаю, и перечитываю дневник курбаши. Оказалось, что из него можно вынести очень много полезного. Например, рюкзак, с которым я пришел сюда, с некоторых пор я поменял на хурджин, имеющийся здесь, он оказался гораздо удобнее рюкзака, и вместительнее его. Хурджин это — сумка, сшита она из плотного похожего на ковровую дорожку материала и представляет собой два довольно объемистых мешка. Соединенных между совой перемычкой той-же ширины, что и мешки. Носить ее можно на ремне, либо через плечо. За счет ширины перемычки она удобно ложится на него и почти не давит. можно продеть ремень, и перекинуть через плечо уже его, а хурджин, будет располагаться на боку, или ближе к спине. Если появится любой транспорт, лошадь или ишак, можно хурджин перебросить через круп позади седла, и окажется вполне удобно. Получится своего рода переметная сумка, по сути это она и есть. К тому же, хурджин, можно расстелить на землю, и при необходимость переночевать на нем, он достаточно мягкий, прочный и удобный. Его же в походе используют как молитвенный коврик. А молиться придется, как бы отрицательно я к этому не относился. Зияд-бек прямо говорит, что к правоверному здесь относятся более терпимо, чем к тому же христианину, и если я не желаю, чтобы меня провожали злыми взглядами и проклятиями, я обязан делать все то, что делают все местные народы. В конце концов, не так уж и страшно, пять раз в день, расстелить на земле молитвенный коврик, присесть лицом на восток, в сторону Мекки, и несколько раз повторить молитву. От меня не убудет, а вот местные станут более доброжелательны.

Хурджин, конечно хорош, но и рюкзак, я тоже сохранил. Он не советского производства, купленный отцом в Чехословакии, хотя на нем нигде это не указано, но одного взгляда на материал, будет достаточно чтобы понять его прочность и добротность. К тому же это здесь в Афгане, хурджин нечто обыденное, а в том же Иране, или Турции стоит обзавестись чем-то более приличным. Рюкзак подойдет для этого на все сто. К тому же к тому времени, я надеюсь обзавестись хоть какими-то документами, и при наличии денег использовать транспорт, а не отбивать ноги.

Винтовкой я все же обзавелся. Ну, какой пацан, откажется от оружия, тем более, когда его прямо предлагают взять и использовать по назначению. А чтобы там не говорили, я пацан и есть. Пятнадцать, ну пусть шестнадцать лет с некоторого времени, точнее с сегодняшнего дня, это еще пацан, и я прекрасно это осознаю, хотя и приходится, или вернее хочется, выглядеть более взрослым. Поэтому, подумав, решил попробовать, а вдруг действительно выйдет что-то толковое. Ключи от склада с оружием и ценностями, как я и предполагал, нашлись в ящике стола.

На складе оказалось три десятка ящиков, четыре из которых были отведены под оружие. Первый вскрытый ящик, показал наличие двух пулеметов «Максим», правда в отличие от тех, что я неоднократно видел в советских фильмах, эти были без щитков, и снабжены треногами, а не колесным станком. Но в остальном ничем не отличались от своих собратьев. Разумеется, один из них был извлечен из ящика, и я даже установив его на треногу, попытался изобразить из себя Анку-пулеметчицу, почему-то на ум пришла именно она. Пулемет был довольно тяжел, и уж точно не нужен в походе. Поэтому, вдоволь «настрелявшись» из незаряженного пулемета, я уложил его обратно, и закрыв ящик обратился к следующему. Здесь оказались новенькие винтовки Мосина. С этим было сложнее, я взял первую попавшуюся, вынес ее во двор и тщательно со всех сторон, осмотрел под лучами солнца. Оказалось, что с виду она ничуть не поржавела. И поэтому, отнес ее наверх в кабинет, для того, чтобы почистить от заводской смазки и приготовить к стрельбе.

Судя по записям курбаши, если отойти от крыльца на десяток шагов, и стрелять в сторону северного прохода, то скалы огораживающие тебя с южной стороны, смягчат звуки выстрелов, и их если кто-то и услышит, то разве что случайно. Звуки будут в основном уходить на север, или северо-запад. С одной стороны, это конечно может заинтересовать советскую сторону, но учитывая, что местная граница почти безлюдна, и непроходима, особенно после того, как дорога была уничтожена, то и шум производимый выстрелами затеряется среди заснеженных гор и просто не дойдет до слуха пограничников. Но даже если и дойдет, то его могут воспринять, как выстрелы на сопредельной стороне, то есть в Афганистане. Проверят, разумеется свое предположение и скорее всего успокоятся. Очень на это надеясь, я почистил винтовку, как было сказано в инструкции, обнаруженной в ящике с оружием, затем вскрыл один цинк патронами и зарядил ее. Странно, что этот ящичек, все называют «цинком» ничего цинкового я там не обнаружил, обычная жесть, которая вскрывается чем-то похожим на консервный нож, который прилагается, к каждой банке.

Судя по инструкции, найденной в ящике, здесь были представлены так называемые карабины. Длина винтовки была укорочена до 1020 миллиметров, что позволяло использовать ее на скаку с лошади. К тому же сообщалось, что из-за того, что винтовка укорочена, снижена дальность полета пули, и отдача. Это конечно радовало, до сих пор вспоминаю синяки на плече после выстрела год назад.

Во вскрытом цинке с патронами оказались готовые к заряжанию обоймы, то есть пять патронов установленные донышками на специальное жестяное приспособление. В инструкции было сказано: «Подать затвор на себя, повернуть рукоять влево до упора и оттянуть на себя до конца. После чего вставить обойму в приемник, большим пальцем надавить на верхнюю гильзу, перемещая патроны в магазин. Опустевшую обойму выбросить. Затвор привести в рабочее состояние произведя обратные действия». Все было достаточно просто. Затем, вспомнив все то, что говорил мне отец, прижал приклад к плечу, как мог сильно, и прицелившись в проход выстрелил. Отдача, разумеется, была существенной, но все же гораздо мягче того, что произошло год назад на охоте, или же я стал сильнее. Да и звук выстрела тоже был похож на не слишком громкий треск. Правда, после пяти выпущенных патронов, плечо все же побаливало, не то, чтобы сильно, но чувствительно. На этом я, естественно, не успокоился. Винтовка была отложена в сторону, а из склада на сваленные в кучу матрацы у самой северной тропы, были установлены банки с тушенкой, которые я до сих пор не выбросил. С виду они были вполне приличные, и хотя есть я их, не собирался, все же полвека достаточно большой срок для некоторых опасений, а вот расстрелять их из оружия, было самое то.

Оказалось, что я довольно меткий стрелок. Из следующих пяти выстрелов, три попали в цель. Конечно, я понимаю, что расстояние в тридцать шагов, не совсем та дистанция, которой можно хвастаться, но с другой стороны, я не рассчитывал даже на это. А учитывая фактически впервые взятое в руки оружие, результат показался мне очень неплохим. Оставшаяся часть дня ушла на разборку и чистку винтовки. И учитывая результат подумывал о том, что наверное все же стоит взять карабин с собою. Хотя конечно лучше не рисковать. И дело даже не в том, что я не попаду в цель, а в возрасте. Если кто-то из взрослых увидит пацана, вооруженного новеньким карабином, как вы думаете, он поступит? Ладно бы еще пацан был свой, деревенский, а кто обратит внимание на чужака? Тут бы самим как-то выжить. В общем, пострелять конечно интересно, но брать это с собой, боюсь не стоит.

Оказалось, что кроме оружия здесь имеется еще и походная одежда курбаши. Причем, совершенно новая ни разу не надёванная. Как бы запасной комплект приобретенный ранее, но не пригодившийся. Конечно, для меня она чуть великовата, но это, даже и к лучшему. Во-первых, будет не так бросаться в глаза, а во-вторых, я же еще расту. А одежда очень даже хороша. Куртка из овчины, мехом внутрь, заменит любое фабричное изделие, защитив меня и от холода, и от дождя. Плюс к тому плотные хлопчатобумажные брюки, пошитые в виде не очень широких галифе. Вы думаете, почему была такая мода, из-за красоты? Как бы, не так. Воздушная прослойка в верхней части ног из-за широких шаровар обеспечивала воздушную прослойку, и дополнительное тепло зимой и прохладу летом. Все рассчитано очень тонко и практично. Вдобавок ко всему, в самых интересных местах, то есть на заднице, на внутренних поверхностях штанин и на коленях, вшиты кожаные вставки. Курбаши проводил большую часть жизни в седле, на лошади, и это как раз те места, что изнашиваются быстрее всего. К тому же соприкасаясь с животным, ты получаешь от него часть лошадиного пота, который очень едок для человека, и может вызвать долго незаживающие язвы, а кожаные вставки, как раз и защищают от этого. И опять же за счет них, шаровары меньше продувает ветром, и можно сесть на холодный камень, не боясь застудиться.

В кабинете, который я занимал, как оказалось есть еще одна дверь ведущая в нечто похожее на личную комнату. Причем, если не знать секрета сроду не догадаешься о ее наличии. Дверь в эту комнатушку была спрятана под фальшивой панелью, которыми были отделаны стены кабинета. Комнатушка была маленькой темной и в общем-то кроме большого сундука, в котором хранились личные вещи курбаши, и сундука поменьше с личным оружием и деньгами здесь больше ничего и не было. Из личного оружия присутствовал наган, с очень тугим спуском, отчего при каждом выстреле ствол поднимался вверх, и пули летели, куда им вздумается. Хотя если придерживать рукоятку второй рукой, получалось в общем неплохо. Кроме него имелся еще и легендарный Маузер К-96 образца 1912 года. С красной цифрой «9» на рукоятке. К нему шли патроны заряжаемые, так же как и на винтовке Мосина, через обойму с верхней части пистолета, в наличии имелось около сотни штук. Я просто не удержался и расстрелял десяток, представляя себя легендарным комиссаром гражданской войны. И честно говоря, просто влюбился в это оружие, и если бы не мой возраст, обязательно подумал бы о том, как сохранить это оружие.

Увы, брать его с собой, не имело смысла. Никто просто не поверит, что оно досталось мне по наследству, и я использую его в качестве карабина. Хотя такое использование и вполне предусматривалось. Деревянная кобура, вполне надежно пристегивалась к пистолету и получался приличный карабин, из которого было очень удобно стрелять. Да и отдача была существенно слабее чем на Мосинке. Но брать его с собой, значило нарываться на грубость. К тому же если Та же Мосинская винтовка широко распространена, то Маузер, как мне кажется довольно редкое, во всяком случае именно сейчас, в семидесятых годах оружие. Следовательно патроны, будут в дефиците. В то время, как на трехлинейку, их скорее всего достать будет значительно легче. Поэтому пока я раздумываю над тем, что именно лучше взять с собою.