Побег на Памир

Глава 6

6.

Но даже того что я обнаружил оказалось более чем достаточно. Особенно в свете того, что мотаясь по горам, я просто устал. И согласитесь что как такового отдыха не получалось, при ночевке на открытой местности. Возможно в первую ночь, это и было по приколу, а вот в последующие… Что уж говорить о последних, если даже днем, я чувствовал себя как цуцик, а ночью старался устроиться так, чтобы возле меня горел костер. И едва он прогорал, я тут же просыпался и вновь подкидывал в него хворост, пытаясь согреться. И ладно если бы имелись нормальные дрова. Но чаще всего, это был именно хворост, сгорающий за считанные минуты, и практически не дающий тепла. А здесь, я надеялся, хотя бы отогреться и нормально выспаться, прежде, чем продолжить свой поход.

На письменном столе, стоящим неподалеку от камина, я заметил канделябр, со вставленными в него тремя свечами. Подойдя вплотную к столу, запалил очередную спичку и долго пытался зажечь фитиль. Тот плевался мелкими искорками, постреливал капельками воды, изрядно потрескивал и никак не желая загораться. Как минимум три спички ушло только на то, чтобы слегка подсушить его и в итоге зажечь свечу. Наконец у меня это получилось, и хотя бы одна свеча зажглась и даже в какой-то степени осветила помещение. И первое, что мне бросилось в глаза, лист бумаги, запорошенный пылью, который лежал возле самого канделябра, придавленный его основанием. Сквозь покрывавшую его пыль, проглядывали строчки какого-то текста, и мне очень захотелось узнать, о чем же таком там говорится. Вообще, создавалось впечатление, что этот лист специально был оставлен на столе именно для этого. Подняв его со стола, и стряхнув с него пыль, я поднес его ближе к огню свечи и начал читать.

' Здравствуй Незнакомец!

Меня гложут большие сомнения в том, что сюда, когда-нибудь, наконец, доберется Константин Осипов, поэтому я называю тебя именно так. Если же это окажется именно тот человек которого я жду столько времени, остается только возблагодарить Аллаха, то, что тот позволил исполнить возложенные мною на себя обязательства'.

Письмо хоть и было написано на русском языке, но многочисленные яти, еры и твердые знаки встречающиеся после почти каждого слова, плюс к тому, мерцающий свет свечи, сильно затрудняли чтение этого письма, хотя уже с первых строк, стало понятно, что письмо адресовано именно мне, просто потому, что я добрался до этого домика первым.

« Вряд-ли тебе что-то даст мое имя, но все же представлюсь. Зовут меня Курбаши Фардат Зияд-бек Ахмед-оглы, надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю. Мое имя и имя моего брата еще недавно гремело по всему Туркестану, и господа большевики произносили его только шепотом, боясь навлечь на себя мой праведный гнев. Ты наверное слышал о том, что в конце января 1919 года, в Ташкенте, произошел мятеж, в результате которого войска под предводительством Константина Осипова, подняли народ, против так называемой 'народной» власти насаждаемой красными большевиками, прибывшими в Туркестан неизвестно откуда. Вот только власть была совсем не народной. В правительстве, созданном на территории Туркестана, не было ни единого представителя из местных национальностей. А председатель, вновь созданного правительства прямо говорил о том, что «мы должны подчинить туземный народ, чтобы направить его на путь строительства того общества, которое было провозглашено завоеваниями Великого Октября и нашим вождем Владимиром Ильичом Лениным, а не выслушивать бредни всякого безграмотного быдла, почувствовавшего себя великим народом». В чем же тогда заключается власть народа, если народ вынужден подчиняться изгоям, отвергнутым у себя на родине, но пытающимся насадить свои порядки здесь, в Туркестане. Кто такой этот Ленин, и каким таким видится его путь, если он называет мой народ туземцами, безграмотным быдлом и не доверяет ему настолько, что не пускает его представителей к управлению своей же страной?

Я был правой рукой комиссара Осипова, который хоть и пришел к нам из России, как и остальные большевики, но прекрасно осознавал гибельность подобной политики, для Туркестана. Именно поэтому, я и мой народ поддержали его начинания. К сожалению, не все сложилось так, как того желалось, и в итоге, нам пришлось бежать. Присланная в Туркестан армия, под предводительством Фрунзе, имела больший боевой опыт, чем обычные дехкане, порой вооруженные мотыгами взятыми с собственных полей, и потому мы, увы, проиграли эту схватку. Но все же, кое в чем мы победили. Мы лишили иноземных захватчиков, самого важного, что нужно для ведения боевых действий, а именно денег. И надеюсь, что это послужило их поражению. Я не знаю, что произошло дальше, поэтому пишу то, о чем думаю.

Тогда в 1919 году, нам удалось изъять из центрального Туркестанского банка золото, драгоценности и валюту на сумму, превышающую несколько миллионов рублей в денежных единицах Российской Империи. Какая-то часть ценностей была пущена на борьбу с большевиками, другая, гораздо большая, вывезена с территории Туркестана и спрятана здесь, на перевале «Рустэм Мухаммад Шах-заде». После того, как последняя телега с ценностями была доставлена к месту, разгружена, описана и принята на хранение, дорога, ведущая на север, в Туркестанский край, была взорвана, специально заложенным пороховым зарядом. Тропа, что осталась после этого взрыва, проходима в летние месяцы и только в одиночку. Это произошло 15 июля 1922 года, с этого дня нападения с той стороны можно было не опасаться. Но все же на всякий случай там была заложена еще одна мина, которую можно было подорвать отсюда, с перевала. Я не стал этого делать только потому, что опасался обрушения скалы нависшей над площадкой перевала. Впрочем, если наступит такой момент, когда не останется выбора, можно будет и подорвать эту скалу. С южной части дорога разрушена оползнем, произошедшим 17 марта, 1923 года, чуть больше чем через год, после нашего прибытия сюда. При этом погибли двое моих друзей и соратников Турсун Мамед-оглы, и его брат Шадимург. Мы остались втроем. Карим Юлдашев, погиб 24 января 1924 года, в схватке со снежным барсом. Темир Шайхиев, умер 4 сентября 1926 года. Таким образом, я остался один, на всеми забытом перевале. В начале лета следующего, 1927 года, мною была обнаружена тропа, по которой я смог спуститься с перевала, и пройдя порядка тридцати верст вдоль горной реки добраться до селения Борак, расположенного на берегу реки Вахандарьи, в Афганистане. Там я смог пополнить запасы продуктов и топлива, и перевезти все это на перевал, сделав несколько ходок.

Я, Фардат Зияд-бек Ахмед-оглы, честно исполнил все свои обязательства, данные моему командиру, и подтверждённые перед ликом Аллаха. Я доставил сюда все ценности изъятые из центрального банка Туркестана, и честно хранил их в течении всей моей последующей жизни. Отвлекшись от этого обета, только однажды, для пополнения припасов. В верхней столешнице этого письменного стола, находится мой дневник с описью всех имеющихся здесь на перевале ценностей, в виде золотых и серебряных слитков, ювелирных изделий из различных металлов украшенных драгоценными камнями, а так же валюты мировых держав, с точным указанием ее количества и стоимости. Все это, ты, как единственный наследник, можешь забрать себе в любое время с того момента, как прочтешь это письмо. Если бы Константин Осипов действительно нуждался во всем этом, он обязательно нашел бы способ добраться сюда и воспользоваться всеми этими ценностями. Но так-как он так и не появился, наследником всего этого, являешься ты, как первый добравшийся до перевала, носящего знаменитое имя «Рустэм Мухаммад Шах-заде»

Я же, хочу попросить тебя только об одном. Если это не идет вразрез с твоими моральными принципами, то прошу, похоронить мое тело, которое ты найдешь в этом кабинете, либо на кушетке, где я обычно отдыхал, либо, в каком-то другом месте, где меня застанет смерть. Предупреждаю сразу. Я не заразный, и потому ты можешь ничего не опасаться, а единственная болезнь, которая убила мое тело, называется старостью. На момент написания письма, которое ты держишь в своих руках, мне исполнилось шестьдесят девять лет. Согласись, это достаточный срок, для того, чтобы спокойно перейти во власть, всевышнего. Я всю жизнь был правоверным мусульманином, и если у тебя будет такая возможность, похорони меня по нашим, мусульманским обычаям. Саван, для моего тела, можно взять на той же кушетке, что находится здесь, а могила, заранее вырубленная мною в камне, и запас камня и глины для ее закрытия, находятся на бывшей площадке для отдыха, неподалеку от шлагбаума, перекрывающего границу Российской Империи и Королевства Афганистан. И если ты правоверный мусульманин, прочти над моей могилой молитву. Если ты не знаешь правильной молитвы, или же ты христианин, прочти ту, которую знаешь. Это больше нужно тебе, потому что от меня, останется только тело, а я в тот момент, уже буду беседовать с Аллахом.

Всем, что находится в этом доме, и его кладовых можешь пользоваться, не оглядываясь ни на кого. Ты первый, кто появился здесь после моей смерти, и значит, все, что здесь имеется, принадлежит только тебе. Если, у тебя будет возможность направить все эти средства на благое дело, я буду только рад. В любом случае, только ты можешь распоряжаться всем этим, и решать, на что именно стоит все это потратить, или же оставить здесь, своим потомкам.

Курбаши, Фардат Зияд-бек Ахмед-оглы. 25 Muḥarram 1350 хиджры (22.07.1931 г от Р.Х.)

В конце письма были проставлены две даты, первая по мусульманскому календарю солнечной хиджры, хоть и написанная Кириллицей, вторая от Рождества Христова. Получается, что Зияд-бек, провел на перевале почти восемь лет, охраняя сокровища изъятые из Туркестанского банка армией под предводительством Константина Осипова. Вообще-то официальная смерть того же Осипова датируется 1919 годом, помню это еще по школе, но где-то читал, что он был замечен в Кабуле толи в 1925, толи 1927 году. Почему в таком случае, он не добрался до перевала, несколько не понятно. Хотя, если основная дорога была разрушена, а другой он не нашел, все становится на свои места. Хотя кто знает, был ли он на самом деле жив, или кто-то видел всего лишь похожего на него человека. Так или иначе, часть драгоценностей, так и не найденных после разгрома его банды, судя по письму, находится именно здесь.

В этот момент, я вспомнил о теле — Зияд-бека, которое якобы находится где-то здесь. Испуганно вздрогнув, я поднял подсвечник над горловой, и действительно обнаружил, что, то что я вначале принял за тряпье, лежащее на кушетке, на самом деле является высохшим трупом, человека. Кто знает, толи горный воздух, толи его вера, толи все вместе, но тело этого человека не разложилось, а просто мумифицировалось, и сейчас было похоже на мумию какого-то фараона, лежащего на разложенных, на кушетке белых полотнищах савана.

Решив, что просьба должна быть обязательно исполнена, тем более, что я тоже хоть и наполовину, но был узбеком, да и обрезан был, согласно согласно заповедям пророка Мухаммеда. По этому, первым делом, освободившись, от всех укутывающих меня тряпок, завернул труп мужчины в саван, после чего оставив его на месте, спустился вниз, на перевал. Дойдя до площадки, которую я заметил первой поднявшись сюда, действительно нашел там вырубленную у основания скалы нишу, предназначенную для захоронения правоверного. Почистив ее от залетевших за эти годы мусора и мелких камней, отыскал и камень, предназначенный для того, чтобы можно было замуровать могилу. Иногда позволяется хоронить и так. После чего, вновь поднялся в кабинет, зажег еще пару свечей, которые вынес вниз в холл, чтобы случайно не споткнуться на лестнице, когда буду спускаться с телом на руках вниз. И взяв труп на руки, спустился по лестнице, перенес тело до вырубленной ниши, положил его в нее и прочел несколько строчек намаза. Думаю, что я сделал не совсем так, как это было нужно сделать. Но другой молитвы я просто не знал, да и эту, в свое время выучил просто ради прикола, а не из-за того, что действительно веровал в Аллаха. Впрочем, если что и не так, то, я делал это от души, и пусть меня поправит тот, кто знает, как это делать правильно. После чего, с помощью приготовленного самим Зияд-беком камня, я плотно заложил нишу, а затем еще и присыпал, ее мелким щебнем, решив, что так будет лучше. И только после этого вернулся в дом.

Вновь поднявшись в кабинет, первым делом, постарался навести там хоть какой-то порядок, в том смысле, что убрать вещи, которые, так или иначе, контактировали с покойным. Ведь несмотря на то, что тело мумифицировалось, наверняка до этого момента, некоторое время, подвергалось разложению. Поэтому, стоит мне сейчас затопить камин, дрова для которого я обнаружил возле него, и здесь поднимется такой смрад, что впору будет просто бежать отсюда сломя голову. Поэтому, первым делом, вынес из дома кушетку на которой лежал покойник, а так же все тряпки и вещи обнаруженные возле нее. Полы в кабинете были каменными, поэтому не думаю, что могли чем-то пропитаться, но тем не менее, я прошелся по комнатам, которые находились на первом этаже, и в одной из них, обнаружил ручеек, извергающийся из под камня на высоте моей груди. Небольшим водопадом он падал в каменную чашу, выдолбленную, похоже, самой водой, и вытекая через один из бортиков, устремлялся в сторону, где пропадал под одним из камней находившихся возле стены. Во дворе чуть в стороне от входа, над довольно широкой трещиной проходящей по плато, был воздвигнут небольшой скворечник, или как принято говорить здесь на востоке — домик отдохновения. Совсем не издающий постороннего запаха. Хотя если запах и был, то давно уже выветрился за прошедшие годы. Но взглянув на него, а так же на трещину, над которой он располагался, я решил, что не стоит рисковать своей жизнью справляя естественные надобности над пропастью. Вся эта конструкция может когда-то и была вполне надежной, но сейчас не вызывала у меня, никакого доверия.

Вернувшись обратно в дом, в той комнате где обнаружил небольшой водопад, заметил и довольно большой деревянный ларь, когда-то исполнявший роль угольного склада. Сейчас на его дне можно было собрать вряд ли больше ведра, каменного угля, но даже это давало надежду, не замерзнуть от холода. У выхода из этого помещения я обнаружил деревянное рассохшееся ведро и швабру с тряпкой на ней. Вода из ведра потекла во все стороны, стоило понести его к водопаду, а тряпка оказалась истлевшей до такой степени, что просто расползалась прямо на глазах. Пришлось пожертвовать частью одной из своих простыней. Смочив ее под водопадом, я поднялся наверх и протер полы и все поверхности в кабинете. При этом пришлось несколько раз бегать сверху вниз и обратно, полоская тряпку и вновь вымачивая ее в воде. Все же на поверхностях пола, да и многих предметов скопилось столько пыли что было просто страшно к чему-то прикасаться. Тоже самое, касалось и окна, стекла, практически не пропускали света, Здесь в горах и так солнце прячется гораздо раньше, чем на равнине, а мне хотелось, чтобы хотя бы днем здесь было светло.

Наконец, относительный порядок был наведен, и я, усталый, но довольный, упав в одно из кресел, облегченно вздохнул, и впервые, с момента входа в дом закурил. Выкурив сигарету, решил, что пора и разжечь камин, пока наводил порядок, не обращал внимание, на то, что в доме холодновато, а сейчас, стоило мне немного расслабиться на несколько минут и я даже слегка озяб. Сняв с треноги котелок, на дне которого находилась какая-то давно засохшая пища, я спустил его на первый этаж и поставил под падающую воду, которая наверняка сумеет размочить застывшую корку, а после я отмою сам котелок, который наверняка, пригодится мне в дальнейшем. После чего вновь поднявшись, расколол несколько чурочек на мелкие части, и сложив все это домиком попытался поджечь. К моему удивлению, получилось это легко и просто, И уже через несколько минут, в камине весело играли язычки пламени, а комната на глазах преображалась, приобретая жилой вид. Оказалось, что рядом с камином, находится и ведерко, в котором насыпан мелкий уголь. Не уверен, что он будет гореть так же как в обычной плите, но тем не менее дождавшись когда появятся угли, от прогоревших чурок, высыпал на них немного каменных угольков из ведра, и к моему удивлению он скоро весьма активно занялся, отдавая свое тепло комнате. К счастью, никаких посторонних запахов, от недавно находившегося здесь мертвого тела не появилось, и я был очень этому рад.

Немного отдохнув, решил пройтись по нижним помещениям и посмотреть, что они из себя представляют. Кроме уже обследованной комнаты с водопадом, в холле имелось еще три двери. Одна из комнат, куда я попал вначале, представляла собой большой склад с продуктами. Здесь находилось пара бочек с солониной, одна из которых оказалась открытой и освобожденной почти до самого дна. На стеллажах, установленных здесь, обнаружил несколько мешков похоже с мукой, каким-то крупами и чем-то еще. Но тот же мешок с мукой, уже успел набрать в себя влаги, и сейчас больше походил на камень. Хотя мне кажется, если его расколоть, то я сумею все-таки добраться и до муки. Насколько я знаю, от влаги мука покрывается коркой, как тот же цемент, и если разбить эту корку, то есть вероятность того, что ближе к середине можно обнаружить муку. С другой стороны этим продуктам сейчас больше сорока лет, и кто знает можно ли вообще есть что-то из имеющегося здесь. С другой стороны, если ту же муку не погрызли мучные черви, возможно, что-то мне и достанется. Солонину, я точно не стану пробовать, и хотя говорят, что она может храниться сколь угодно долго, но что-то я сомневаюсь в ее качестве из-за прошедшего времени. Рис? Ну если тщательно перебрать, возможно и что-то смогу с него выцепить, в общем будет видно. На одном из стеллажей, обнаружились банки с тушеной говядиной, свининой, похоже здесь не брезговали ничем. С другой стороны, даже Коран говорит о том, что если правоверный мусульманин, попадает в такие условия, где больше нечего есть, или же запретная еда позволит ему беспрепятственно восстанавливать силы, то запреты временно снимаются. Здесь, как мне кажется, была именно та ситуация, когда ради выживания, можно было есть все.

И хотя банки с виду выглядели вполне нормально, я пока не испытывал нужды в еде. Пусть моя тушенка и слегка приелась, но все же была гораздо свежее той, что находилась здесь.

Неподалеку от входя, я обнаружил несколько плотно закрытых жестяных коробочек с нарисованным чайным листом, и китайскими иероглифами на крышке. Подхватив одну из них с собой, я убедился, что держу в руках баночку с давно забытым вкусом, тем более, что вскрытая жестяная коробочка выдала настолько обалденный аромат чая, что следующие пятнадцать минут, я просто не мог усидеть на месте, подпрыгивая от нетерпения, в ожидании когда, наконец, закипит вода, чтобы насладиться давно забытым вкусом, настоящего китайского чая.