Почему исповедуются короли

ГЛАВА 17

Лорд Питер Рэдклифф принадлежал к тем, кто носит звание аристократа с непринужденным изяществом и добродушной улыбкой. Он родился среди роскоши и привилегий вторым сыном у герцога, а следовательно, вся ответственность за управление обширными родовыми поместьями и солидными капиталовложениями возлагалась не на него, а на его старшего брата. Лорду Питеру же досталось щедрое денежное содержание и свобода проводить свои дни как заблагорассудится: в кресле перед знаменитым эркерным окном в «Уайтсе», на охоте в Мелтон-Моубрее или в кругу бонвиванов, известных своими изысканными манерами, безупречным вкусом и готовностью заключать пари на что угодно.

Как и его приятели, Красавчик Браммел и лорд Алванли, Рэдклифф недолгое время прослужил в престижном лондонском полку, но вскорости оставил военное поприще и посвятил себя менее утомительной деятельности светского жуира. Женитьба восемь лет назад на одной из красивейших женщин Лондона мало изменила его образ жизни. Вот почему вместо того, чтобы искать лорда Питера в его уютном доме на Хаф-Мун-стрит, Себастьян провел вечер, переходя из одного джентльменского логова к другому: из клуба «Уайтс» на Сент-Джеймс-стрит в «Ватье» на Пикадилли, а затем в отель Лиммера – и все безрезультатно.

Виконт потягивал превосходный французский коньяк в модной кофейне рядом с Кондуит-стрит, когда в зал вошел лорд Питер и направился прямиком к нему.

– Какого дьявола вы меня разыскиваете? – вопросил Рэдклифф, барабаня пальцами одной руки по мускулистому бедру.

Себастьян откинулся на спинку своего стула.

– Думаю, вы догадываетесь.

Мгновение поколебавшись, Рэдклифф заказал бренди, отодвинул стул напротив и сел.

– Я видел вас в часовне.

Поднеся коньяк к губам, Себастьян глянул на герцогского отпрыска поверх края бокала:

– Вы были другом Дамиона Пельтана?

– Я? Нет. – Лорд Питер положил ногу в сверкающем сапоге на колено другой, приняв непринужденную, расслабленную позу. В кругу приятелей он славился веселым обаянием и безграничной щедростью, но кое-кому случалось сталкиваться и с другой стороной его характера – резкой, заносчивой и леденяще высокомерной. – Я заехал на отпевание ради жены. Они дружили еще детьми, в Париже.

– Но вы и сами были знакомы с покойным?

– Мы с ним встречались раз или два. Откровенно говоря, я не совсем понимаю, зачем вам это, – глянул из-под полуприкрытых век Рэдклифф. – В газетах писали, что Пельтана убили грабители в округе Святой Екатерины.

– Его убили в округе Святой Екатерины, верно. Но грабители не имеют к его смерти никакого отношения.

Рэдклифф на минуту замолчал, опустив взгляд на бокал, который вертел в руках. Он до сих пор был привлекательным мужчиной с широкой, обаятельной улыбкой. Но, присмотревшись, можно было заметить, что годы разгульной жизни уже начинают оставлять на его внешности предательские отметины, огрубляя кожу и делая дряблыми мышцы пока еще подтянутой фигуры.

– Что вы можете сказать о Пельтане? Говорите, ваша супруга знала его еще в Париже?

Лорд Питер словно очнулся от глубокой задумчивости.

– Да, знала. Они росли по соседству на Иль-де-ла-Сите. Его отец и сейчас известный врач то ли в Отель-Дьё[20], то ли в другом подобном заведении.

– Вот как?

Рэдклифф нахмурился.

– Припоминаю, ходили слухи о причастности его отца к какому-то шумному делу, но это было давно. Что-то, связанное с королевской семьей и временами Террора. Точно не скажу.

– А какими были политические пристрастия Дамиона Пельтана?

– Политические? – Рэдклифф покачал головой. – У меня сложилось впечатление, что он не интересовался политикой. Его единственной страстью была медицина.

Себастьяну показалось весьма странным, что человек, не интересующийся политикой, присоединился к дипломатической делегации, пусть даже в качестве врача. Но он только осведомился:

– Когда вы видели его в последний раз?

Рэдклифф нарочито медленно отпил глоток бренди, словно тщательно обдумывая ответ.

– Доподлинно не припомню. Пожалуй, неделю назад. А может, и больше.

– Не вечером прошлого четверга? – переспросил Себастьян, думая о неизвестных мужчине и женщине, посетивших Пельтана в гостинице перед самой его гибелью.

Лорд Питер застыл, не донеся бокал до стола. От его добродушного дружелюбия не осталось и следа, лицо приняло упрямое и смутно недовольное выражение.

– Нет, не вечером четверга. Вечер прошлого четверга я провел дома наедине с женой.

– И всю ночь?

– Да, черт подери!

Вытянув ноги, Себастьян скрестил их в лодыжках.

– Вы упомянули, что посетили отпевание Пельтана по просьбе супруги. Она расстроена его смертью?

– Естественно, расстроена. А чего вы ожидали? Они были давнишними друзьями.

– Тем не менее, побывав на похоронах друга детства вашей жены, вы не сочли необходимым вернуться домой и утешить ее?

Щеки Рэдклиффа пошли пятнами сердитого румянца.

– Дьявольщина, на что вы намекаете?

– Вы, случайно, не слышали, как именно был убит Дамион Пельтан?

На лицо лорда Питера наползла легкая настороженность.

– Я думал, его ударили дубинкой. Разве не так обычно действуют грабители?

– На самом деле, доктора закололи ударом кинжала в спину. А затем убийца – или убийцы – оттащил тело в грязный проулок и вырезал сердце.

Что-то вспыхнуло в глазах Рэдклиффа и быстро спряталось за прикрытыми веками.

Себастьян пристально наблюдал за собеседником.

– У вас нет никаких предположений, почему с Пельтаном захотели расправиться именно таким образом? Вырвать сердце из груди – весьма символично, вам не кажется?

На один ожесточенный миг их взгляды скрестились.

Затем Рэдклифф со стуком поставил недопитое бренди на стол и стремительно покинул кофейню. Янтарная жидкость в бокале какое-то время яростно плескалась, пока наконец не замерла.

* * * * * * * *

Когда Себастьян спустя полчаса заехал на Тауэр-Хилл, Пол Гибсон сидел на деревянном стуле у постели Александри Соваж, опершись локтями на расставленные колени и уткнувшись подбородком в ладони. Рядом на столе, темном от расплескавшейся воды, стояла миска с тряпицей. При появлении друга хирург вскинул голову, но не поднялся. Раненая лежала в постели пугающе недвижимо, с закрытыми глазами. Испарина блестела на ее бледном лбу и увлажняла до темноты огненно-рыжие завитки на висках.

– Как она? – негромко спросил Себастьян.

Гибсон мотнул головой и длинно, утомленно выдохнул:

– В горячке. Боюсь, жар усиливается.

– Это из-за переохлаждения в ночь убийства? Или из-за раны?

– Сложно определить. – Пол откинул с лица растрепанные волосы, затем сцепил пальцы на затылке и выгнул спину, потягиваясь. – Я попросил коллегу из больницы Святого Варфоломея, доктора Лохана, заехать и осмотреть ее. Он хотел пустить ей кровь, дать слабительное и сделать прижигание – стандартный арсенал «героической» медицины[21].

– И ты позволил?

– Нет. Клянусь, я видел больше мужчин, убитых кровопусканием и слабительным, чем ядрами и пулями. Так что я поблагодарил его за совет и выпроводил за дверь. Но с тех пор сижу здесь и мучаюсь раздумьями, не следовало ли дать Лохану хотя бы попробовать. В смысле, я ведь простой хирург[22]. Могу выправить сломанную руку, отпилить изувеченную ногу или, если пациент рисковый, даже извлечь камень из почки. Но я не врач. Я не учился ни в Оксфорде, ни в Кембридже; моя латынь ужасна, греческий и вовсе ничтожен, а попытавшись единственный раз почитать труды Галена[23], я сдался через несколько страниц. Кто я такой, чтобы подвергать сомнению медицинскую традицию, практикуемую более тысячи лет?

– По-моему, ты принижаешь себя. Тебе известно о человеческом теле больше, чем любому из врачей, которые мне попадались.

– О мертвом теле, – невесело хмыкнул Гибсон, отжал над миской тряпицу и снова принялся обтирать пациентку.

– Она еще что-нибудь говорила? – поинтересовался Себастьян, подходя к изножью кровати.

Пол уменьшил повязку на голове раненой, и теперь ничто не мешало разглядеть ее лицо. Это была красивая женщина лет тридцати, с молочно-белой кожей, слегка присыпанной на высокой переносице коричной пыльцой веснушек. Глаза были закрыты, но Себастьян знал, какими они окажутся, когда откроются: глубокого, шоколадно-карего цвета.

– Ничего существенного, – ответил Гибсон, но затем, должно быть, почувствовал перемену в настроении друга или внезапно возникшее в воздухе напряжение, потому что повернулся к нему: – Что такое?

Себастьян не сводил глаз с француженки.

– Я встречал эту женщину раньше.

– Встречал? Где?

– В Португалии. Тогда ее звали Александри Боклер. Когда мы в последний раз виделись, она поклялась, что если наши пути снова пересекутся, то она меня убьет.