Почему исповедуются короли

ГЛАВА 32

Пол Гибсон ковылял вверх по склону, направляясь домой. Глаза его были устремлены на мрачную громаду приближавшегося Тауэра. Свет небесный быстро угасал, древние зубчатые стены чернели на фоне темнеющих облаков. С каждым шагом становилось холоднее, ледяной ветер хлестал по щекам и морозил ноздри при вдохе. Но на лбу все равно выступал пот. Беспокойство, преследовавшее Пола весь квартал, росло и росло. Крепло ощущение, будто позади кто-то есть, будто чей-то взгляд впивается в спину.

Не в силах дольше этого выносить, Гибсон резко обернулся.

– Кто здесь? – крикнул он в сторону пустынной улицы и почувствовал себя по-дурацки, глянув в глаза-бусинки грязной белой курицы, которая прекратила выклевывать что-то между камней, чтобы поднять голову и посмотреть на него.

Расправив плечи, он запахнул полы плаща и продолжил путь вверх по склону. Деревяшка, заменявшая ногу, глухо постукивала при каждом шаге. Пол пытался убедить себя, что устал, растревожен событиями последних дней и не вполне опомнился от лауданума, принятого прошлой ночью.

Но ощущение того, что за ним кто-то следит, не отпускало.

Увидев золотое сияние свечей в окнах своего дома, Гибсон облегченно вздохнул.

Переступил порог и учуял сытный запах томящегося рагу. Закрыв дверь, прислонился к ней спиной, зажмурился и попытался унять заполошный стук сердца. «Алекси Соваж права, – подумал Пол, – проклятый опий убьет меня, убьет так скоро, как я сам допущу. Убьет меня или украдет остатки моего рассудка».

Звук легких шагов по истертым половицам коридора заставил Гибсона открыть глаза. Она стояла перед ним, стройная огненно-рыжая женщина, одетая в платье цвета зеленого мха, которого он прежде не видел.

– Вам следовало отдыхать, – сказал он.

Алекси покачала головой.

– Я устала отдыхать. Мне уже лучше. Вправду лучше. К тому же кто-то должен был приготовить вам ужин.

– Ужин? Мне? – Пол нахмурился. – А куда к дья… – он вовремя оборвал себя, не договорив ругательство, – делась миссис Федерико?

– Боюсь, ваша домработница терпеть не может французов.

– Она что?

– Она обещала вернуться к вам завтра, после того как я отсюда уйду.

Смысл этих слов прорвался в его сознание и ударил так сильно, что дыхание перехватило.

– Вы от меня уходите?

– Я уже послала за Кармелой. Сейчас она отправилась нанять фиакр. Но я в любом случае дождалась бы вас, чтобы попрощаться.

А затем Алекси сама сделала два шага, сведшие на нет расстояние между ними. На первом шаге Пол подумал, что она собирается поцеловать его, а на втором успел обругать себя двойным ирландским дураком. Алекси положила руки ему на грудь поверх плаща. Он чувствовал тепло ее ладоней и бешеный стук собственного сердца. Потом она повернула голову и легонько коснулась его губ своими, прежде чем отступить.

Ее руки упали вдоль тела.

– Нет таких слов, чтобы по достоинству отблагодарить человека, спасшего тебе жизнь, – улыбнулась она. – Даже не знаю, что тут еще сказать… merci.

К собственному удивлению, Пол сумел вдохнуть достаточно воздуха, чтобы ответить:

– Вы пока не должны отсюда уходить.

– Нет, должна. – Алекси поймала глазами его взгляд. – И вы не хуже меня знаете, почему.

Долгое молчание сгустилось между ними, наполненное размеренным дыханием и непроизнесенными словами.

Наконец Гибсон собрался с мыслями:

– А как насчет того мужчины, что следил за вами прошлым вечером?

– Баллок? – Она пожала плечами. – С ним я сумею справиться.

Ее отчаянная смелость и чертово упрямство вывели его из себя.

– А с убийцей Дамиона Пельтана? – резко спросил Пол, поддавшись эмоциям. – С ним вы тоже сумеете справиться, так что ли?

По своей привычке, Алекси задрала подбородок.

– Я отказываюсь подчинять жизнь страху. Но… Буду соблюдать осторожность. Обещаю.

Грохот колес и стук копыт по булыжникам дали знать о прибытии экипажа. Она подняла с пола свой узелок, потянулась к щеколде. И остановилась, чтобы посмотреть на него.

– Помните, что я сказала вам прошлым вечером? Есть способ избавить вас от боли из-за ампутированной ноги. Я действительно могу вам помочь. Давайте испробуем трюк с зеркалами, позволяющий обмануть сознание, ввести его в состояние…

Пол мотнул головой.

– Нет!

– И этот человек обвиняет меня в упрямстве! – Она рывком открыла дверь.

От старого, разбитого рыдвана пахло плесневелым сеном и пролитым пивом. Гибсон отметил, как хмуро посмотрела на него Кармела, скрестив руки на обширной груди, когда он подсаживал Алекси в фиакр. Ему хотелось сказать что-нибудь – все равно что, – лишь бы остановить этот момент и удержать ее в своей жизни. Но кучер уже защелкал кнутом. Колымага тронулась.

Пол поднял руку в неловком прощальном жесте. Но Алекси смотрела прямо перед собой, ее пламенеющие волосы быстро погасли во мраке ночи. И только теперь, когда ее не стало, он сообразил, что на самом деле не называл ее упрямой вслух.

Только в мыслях.

Сильнейший позыв забыться в сладких объятиях лауданума заставил Гибсона уйти с Тауэр-Хилл обратно в ночь. Сопротивляясь второочередному желанию поискать забвение погрубее в ближайшем пабе, он поймал фиакр до Мейфэра, где в тихой кофейне на Ганновер-сквер застал Девлина.

– По твоему лицу вижу, что хороших новостей ты мне не принес, – сказал тот, заказав два кофе.

Шумно выдохнув, Пол устроился в кресле у камина, радуясь, что можно дать отдых натруженной ноге.

– Часть проблемы создает Ричард Крофт. Он немало потрудился, оправдываясь перед каждым, кто только соглашался его выслушать. С формальной точки зрения, полагаю, он сохранял подобающую врачу сдержанность, но удивительно многое умудрился дать понять, не говоря напрямую. Большинство медиков достаточно умны, чтобы сообразить, что Крофт умыл руки, поскольку боялся гнева Джарвиса, если что-то пойдет не так. Но это, знаешь ли, не помогает делу, а только усугубляет ситуацию.

Себастьян поставил локти на стол и сжал кулаки.

– Все, что мне нужно, – это одно-единственное имя.

Гибсон обхватил озябшими ладонями кружку с дымящимся кофе.

– Ну, мой коллега Лохан предложил проконсультировать леди Девлин. Но если честно, не думаю, чтобы он подошел ей лучше, чем Крофт, скорее уж, покажется еще хуже. Лохан даже горячее Крофта убежден в необходимости кровопусканий, слабительного и рвотного. И он ни при каких обстоятельствах не соглашается использовать щипцы, без которых, боюсь, в данном случае не обойтись.

Себастьян слушал друга молча; худое красивое лицо выглядело неестественно мрачным, глаза – пустыми.

– Так что ты предлагаешь?

Глотнув кофе, Пол обжег язык.

– Есть еще несколько знакомых, с которыми я пока не связывался. Но раз плохое ведет только к худшему… – Он сделал паузу, глубоко вздохнул и сказал: – А как насчет Александри Соваж? Она врач и акушер, к тому же…

– Нет!

Гибсон опустил взгляд на свою дымящуюся кружку. Было самое время рассказать, что Алекси покинула хирургический кабинет, чтобы вернуться на Голден-сквер. Но горло почему-то перехватило при одной лишь мысли о недавнем прощании. Вместо этого он спросил:

– Удалось что-нибудь выяснить насчет тех людей, что напали на тебя возле Сток-Мандевилль?

– Нет. Недавно пришло сообщение от сэра Генри, что его констебли вернулись из конюшни с пустыми руками. Ничего удивительного. Те, с кем мы сейчас имеем дело, не настолько беспечны, чтобы оставить четкий след.

– Мне кажется, что эти дела не обязательно связаны, в смысле, убийство Пельтана и нападение на тебя. Может, ты наступил на мозоль кому-то из окружения Бурбонов или, наоборот, радетелю за мирный договор с Бонапартом.

– Не сомневаюсь, что мои расспросы доставляют неудобство и тем и другим.

Тишина упала между ними, каждый из мужчин потерялся в своих собственных мыслях.

Через некоторое время Девлин спросил:

– Каковы шансы, что малыш еще может повернуться? Дай мне честный ответ, Гибсон.

Тот с трудом выдержал пристальный взгляд друга.

– Честно сказать, шансы маленькие, очень маленькие. Но это не исключено. Я слышал про случай, когда ребенок перевернулся за несколько часов до родов.

Девлин молча кивнул.

Глаза его, казалось, смотрели в зияющую бездну преисподней.