Пятница, 22 января 1813 года
Сон начался, как это часто бывало, с золотого солнечного света и детского смеха, летевшего по пахнущему апельсиновым цветом бризу.
Себастьян Сен-Сир, виконт Девлин, беспокойно заметался в постели, поскольку слишком хорошо знал, что последует дальше. Топот несущихся галопом лошадей. Выкрики команд. Зловещий свист сабель, доставаемых из хорошо смазанных ножен. Он низко застонал.
Смех сменился криками ужаса. Видение наполнилось ударами копыт и обнаженной стали, темной от крови невинных.
– Девлин…
Глубоко, прерывисто вздохнув, он открыл глаза и ощутил, как нежные пальцы коснулись его губ. В темноте над ним склонилось лицо жены, выглядевшее бледным в отблесках огня, который еще теплился в камине.
– Это сон, – мягко шепнула Геро, хотя Себастьян заметил, как обеспокоенно сошлись ее темные брови. – Всего лишь сон.
Погруженный в прошлое, он какое-то время мог только молча смотреть на жену. А затем обнял и привлек ближе, чтобы она не видела его лица. Да, это был сон. Но еще и воспоминания, которыми он никогда и ни с кем не делился.
– Я разбудил тебя? – хриплым, скрежещущим голосом спросил Себастьян. – Извини.
Геро покачала головой и передвинулась, тщетно пытаясь найти удобную позу – она была на девятом месяце беременности.
– Твой сын не перестает меня пинать.
Улыбнувшись, он положил руку на упругую выпуклость ее живота и ощутил под ладонью удар твердой пяточки.
– У нашей дочери ужасные манеры.
– По-моему, ему начинает казаться, что там тесновато.
– Есть выход.
Жена рассмеялась, и от этого низкого, хрипловатого звука у Себастьяна вдруг сжалось сердце. Как бы ему ни хотелось взять своего малыша на руки, мысли о приближающихся родах неизбежно вызывали в нем чувство тревоги, граничащее со страхом. Он как-то читал, что при разрешении от бремени умирает каждая десятая женщина. Родная мать Геро теряла малюток одного за другим, пока сама чуть не погибла.
Но Себастьян не услышал отголоска собственных опасений в спокойном голосе Геро, когда она сказала:
– Уже недолго.
Она прижалась к нему, и он почувствовал, как младенец толкнулся еще раз и на том угомонился. Скользнув губами по виску жены, Себастьян пробормотал:
– Постарайся уснуть.
– Сам усни, – отозвалась она, все еще улыбаясь.
Он наблюдал, как смежились ее веки и замедлилось дыхание. Но гудевшая в нем напряженность не исчезала. Может, это из-за скорого рождения ребенка его мысли невольно возвращаются обратно в то время, которое так отчаянно хотелось забыть? Холодный ветер колыхал тяжелые бархатные шторы на окнах и хлопал незапертой ставней где-то во тьме. Бывали ночи, когда высокие, бесплодные горы и старинные, выстроенные из камня деревни Испании и Португалии казались бесконечно далекими, словно целая жизнь отделяла их от дремавшего вокруг виконта лондонского дома. Однако Себастьян осознавал, что это совсем не так.
Он по-прежнему не спал, когда на Брук-стрит принесли записку от Пола Гибсона со срочной просьбой о помощи.
* * * * * * * *
Женщина лежала на узкой кровати в передней комнате операционной Пола Гибсона на Тауэр-Хилл. Небольшой, скромный покой освещался единственной свечой и ревущим пламенем камина.
Кипа одеял укрывала тело раненой, но ее все равно бил озноб. Из-за одеял и толстой, охватывающей голову повязки Себастьян почти не видел ее лица. Но то, что удалось разглядеть, было зловеще бледным и бескровным.
– Она выживет? – негромко спросил он, останавливаясь в дверях.
Гибсон стоял у кровати и тоже смотрел на лежавшую без сознания женщину.
– Сейчас трудно сказать. Возможно, у нее мозговое кровотечение. Если это так… – голос хирурга сошел на нет.
Себастьян перевел глаза на мрачное лицо друга. Тот выглядел необычайно осунувшимся даже для самого себя: впалые щеки небриты, зеленые глаза ввалились и покраснели, жилистое тело исхудало почти до истощения. Гибсону было немногим больше тридцати, но на темных висках уже пробивалась седина.
Эти двое мужчин происходили из разных миров: один – сын бедного католика-ирландца, второй – наследник могущественного графа Гендона. И все же они были старыми друзьями. Когда-то оба носили королевские цвета и сражались в горах Италии, среди изнуряющих лихорадкой болот Вест-Индии и на каменистых плато Иберии. Будучи полковым хирургом, Гибсон постиг тайны жизни и смерти с доскональностью, редко встречавшейся у его гражданских коллег. После того как французским ядром ему оторвало по колено ногу, обрекши на хронические боли, отставной военврач переехал в Лондон, где делился своими познаниями в анатомии в клинических больницах Святого Томаса и Святого Варфоломея и открыл под сенью Тауэра небольшой хирургический кабинет.
– А если действительно мозговое кровотечение? – спросил Себастьян.
– Тогда она умрет.
– Как можно узнать?
– Только время покажет. Кроме того, есть опасность воспаления легких… – покачал головой Гибсон. – Когда я нашел эту несчастную, температура ее тела была угрожающе низкой. Я обложил ее завернутыми во фланель горячими кирпичами, но на данный момент мало что можно сделать.
– Что она смогла рассказать о нападении?
– Боюсь, ничего. Она потеряла сознание, узнав о гибели своего спутника, и пока не приходила в себя. Я даже имени ее не знаю.
Себастьян взглянул на окровавленное прогулочное платье из серой шерсти и отделанный бархатом жакет, брошенные на спинку стоявшего рядом с кроватью стула. Одежда поношенная, но, если не считать свежих пятен, чистая и приличная.
Раненая определенно не была уличной женщиной.
– А убитый? Что тебе известно о нем?
– Это французский врач по имени Дамион Пельтан.
– Француз?!
Гибсон утвердительно кивнул.
– Судя по его документам, зарегистрировался как иностранец всего три недели назад. – Хирург пятерней убрал с лица растрепанные волосы. – Глупцы, именующие себя властями в округе Святой Екатерины, убеждены, что его смерть – дело рук грабителей.
– Округ Святой Екатерины – опасное место, – заметил Себастьян. – Особенно ночью. Какого лешего ты там делал?
– Я… – отвел глаза Гибсон. – Иногда мне хочется вечером пройтись.
Его залившееся краской, полуотвернутое лицо наводило на мысль, что неслучайно одноногий ирландец бродил по злачным закоулкам в одну из самых холодных ночей года.
– Тебе самому повезло не пасть там жертвой уличных грабителей, – нахмурился Себастьян.
– Уличные грабители тут ни при чем.
– Ты так уверен?
Гибсон кивнул средних лет матроне, дремавшей у камина на стуле с решетчатой спинкой:
– Присмотрите за пациенткой. Я ненадолго.
А Себастьяну сказал:
– Хочу, чтобы ты кое-что увидел.