Резкий, колючий ветер хлестал прямо в лицо, когда Себастьян шагал по Сент-Джеймс-стрит в сторону Пикадилли. Плотнее натягивая шляпу, он заметил элегантную городскую карету с великолепно подобранными серыми в яблоках лошадьми, которая замедлила ход, поравнявшись с ним. На дверце красовался герб дома Джарвисов. Окно со щелчком опустилось.
Но Себастьян не остановился.
– Сегодня утром у меня состоялся досадный разговор с неким встревоженным парижанином холерического темперамента, – произнес лорд Чарльз Джарвис.
– Неужели? – Себастьян свернул на Беркли-стрит.
Карета катила рядом.
– Не желаете ли прекратить вмешиваться не в свое дело?
Виконт издал негромкий горловой смешок.
– Нет.
Могущественного тестя ответ не позабавил.
– С любым другим я, пожалуй, не удержался бы намекнуть на самые печальные последствия подобного упрямства для жизни и здоровья – вашей жизни и вашего здоровья. Однако понимаю, что в данном случае такая тактика приведет лишь к обратному результату. Могу ли я вместо остережений воззвать к вашим лучшим чувствам?
Остановившись, Себастьян повернулся к барону лицом.
– К моим лучшим чувствам? Поясните.
Облаченный в ливрею кучер придержал лошадей.
Явно отдавая себе отчет в присутствии посторонних ушей, лорд Джарвис весьма осмотрительно подбирал слова.
– Не сомневаюсь, к настоящему моменту вы уже выяснили, что именно поставлено на карту. Учитывая ваше неоднократно высказанное отношение к продолжающейся войне, мне казалось, вы озаботитесь не предпринимать никаких действий, способных воспрепятствовать процессу, который в итоге спасет людские жизни. Миллионы жизней.
– Да? И часто вас заботит спасение людских жизней?
Черты вельможи озарила улыбка, выглядевшая абсолютно искренней.
– Редко. Но мне известно, что на вас такой аргумент может повлиять. Кстати, та возможность, что сейчас нам представилась, вовсе не фикция.
Себастьян всмотрелся в надменное, самодовольное лицо тестя, чей римский профиль и пронзительно умные серые глаза живо напоминали Геро. Никто другой не поддерживал институт наследственной монархии более рьяно, чем лорд Джарвис. По его мнению, Наполеон Бонапарт являл собой выскочку-авантюриста, чье восшествие на трон Франции вкупе с неуемным честолюбием угрожало подорвать устои цивилизованного мира и общественного порядка. Ввиду этого Себастьяну с трудом верилось, чтобы барон одобрил мирный договор, в результате которого Британия отступит с поля боя, оставив корсиканское чудовище признанным императором.
– Не понимаю, каким образом мое скромное расследование может воспрепятствовать даже столь щекотливому процессу.
– Вы не знаете всех нюансов.
– Вот как? Просветите же меня.
Но лорд Джарвис только сжал челюсти и подал кучеру знак трогаться. Зацокали по брусчатке подковы, хорошо подрессоренная карета мягко покачнулась, и упряжка набрала скорость.