Под белым орлом

XXVII

Среди берлинских гостиниц первое место занимал отель Винценти. Здесь останавливались богатые купцы, приезжавшие по делам в Берлин, а также и знатные иностранцы, желавшие видеть прусского короля, слава которого распространялась по всей Европе. Гостиница Винценти конечно значительно отличалась от современных гостиниц; она помещалась в старом здании и состояла из ряда маленьких комнат, какие встречаются теперь редко даже в частных домах, но уютно обставленных. Кухня гостиницы могла удовлетворить как простому, так и изысканному вкусу, а погреб был наполнен рейнскими и французскими винами.

В эту гостиницу однажды вечером въехала скромная карета Акста. Личный секретарь фон Герне не мог отказать себе в удовольствии проводить уважаемого коллегу, как он называл Серра, в гостиницу и убедиться, что тот помещается в хорошей и уютной комнате. Только устроив Серру в просторном, удобном помещении, Акст простился с ним, обещав на другой день представить его министру.

Винценти провожал секретаря министра до самых дверей. Пред тем как сесть в карету, Акст обратился к хозяину гостиницы, открывавшему пред ним дверцы кареты, со следующими словами:

— Послушайте, любезный Винценти, я надеюсь, что вы готовы оказать мне и министру некоторую услугу?

— Прошу вас вполне рассчитывать на меня, господин Акст, — ответил Винценти, в голосе которого слышалось лёгкое иностранное произношение. — Вы знаете, что можете положиться как на моё старание угодить вам, так и на умение молчать.

— Да, я знаю это, любезнейший Винценти, — поспешил заявить Акст. — Так вот в чём дело. Господин Серра, которого я только что привёз к вам и который уже раньше останавливался у вас, — агент большого торгового дома в Варшаве; он приехал сюда, чтобы заключить важное дело с компанией торгового мореплавания. Ведь вам известно, что эта компания находится под ведомством его высокопревосходительства.

— Совершенно верно, совершенно верно, господин Акст, — ответил Винценти, — у меня самого имеются акции этой компании, приносящие мне, благодаря министру, большой процент.

— Следовательно, вы понимаете, — продолжал Акст, — что для министра большое значение имеет возможность выиграть время для спокойного размышления о том деле, ради которого прибыл господин Серра. А нужно сказать, что люди, приславшие его, настаивают на скорейшем разрешении вопроса, что очевидно в их интересах.

— Понимаю, понимаю, господин Акст, — воскликнул Винценти, причём в его чёрных глазах сверкнул хитрый огонёк, — понимаю. Всё дело в конкуренции!.. О, она важна, как в маленьких, так и в больших делах.

— В таком случае вам нечего и говорить, мой милейший Винценти, что нам очень интересно знать, что предпримет господин Серра, — продолжал Акст, дружески хлопая хозяина гостиницы по плечу. — Я буду вам очень благодарен, если вы меня будете извещать о том, кто бывает у господина Серра и куда он ходит сам. Я думаю, что у вас в гостинице найдётся достаточное количество мальчишек для посылок и можно поручить кому-нибудь из них следить за каждым шагом иностранца.

— Не беспокойтесь об этом, господин Акст, пожалуйста, не беспокойтесь! — с предупредительной улыбкой сказал Винценти. — Я считаю, что хозяин гостиницы почти обязан следить за своими гостями; он должен всегда знать, что они делают, так как до известной степени отвечает за их участь.

— В особенности мне важно знать, — проговорил Акст, — не вздумает ли господин Серра вдруг уехать, если ему покажется, что переговоры затягиваются надолго, и не передаст ли он все его дела другому конкуренту. Нужно предупредить возможность его отъезда до того времени, пока торговое условие не будет заключено. Поэтому, как только вы заметите, что со стороны господина Серры начинаются какие-нибудь приготовления к отъезду, вы немедленно сообщите мне, конечно так, чтобы он этого не заметил, а сами постарайтесь задержать его под каким-нибудь предлогом, вроде того, что трудно достать лошадей или счёт гостиницы ещё не готов, и так далее.

— Понимаю, понимаю, господин Акст; будьте покойны!.. Господни Серра отсюда не уедет ранее того, как вы будете своевременно предупреждены, — ответил Винценти. — Во всяком случае у вас будет достаточно времени для соответствующих распоряжений.

— Итак, мы с вами поняли друг друга, милейший Винценти, — сказал Акст, — уверяю вас, что вы не останетесь в убытке, если точно исполните моё желание.

Акст поклонился хозяину гостиницы и велел кучеру ехать в правление компании торгового мореплавания.

Винценти задумчиво смотрел вслед удалявшемуся экипажу.

— Я понимаю, понимаю, — бормотал он, — они оба хотят перехитрить друг друга. У господ такие же обычаи, и у мелких купцов. Этот Акст — скряга, страшнейший скряга, а тот иностранец кажется мне таким человеком, который хорошо платит за услугу. Может быть, для меня было бы выгоднее открыть иностранцу просьбу Акста, по-видимому расставляющего ему западню. Нет, нет, это не следует делать! Такой поступок был бы очень неосторожным. Неизвестно, что перевесит: деньги ли чужестранца, или дружба или вражда личного секретаря министра.

Винценти вернулся в дом и направился к господину Серре, который уже успел освоиться в номере и раскладывал на столе кое-какие бумаги. Хозяин гостиницы услужливо спросил приезжего, не прикажет ли тот чего-нибудь.

Серра, собиравшийся писать письмо, ответил, что ему ничего не нужно, но, когда Винценти подошёл к дверям, он вдруг остановил его.

— Послушайте, не можете ли вы мне оказать услугу, любезный хозяин? — спросил он.

— Что прикажете, милостивейший господин? — услужливо ответил Винценти, быстро подходя к столу. — Я считаю своей обязанностью исполнять желания гостей.

— Не называйте меня «милостивейшим господином»; зовите прямо господином Серра, так как я — простой купец, хотя и приехал сюда по важным делам. Вы знаете конечно, какое важное значение имеет конкуренция в торговых делах.

— Конечно, конечно, господин Серра, — поспешил согласиться Винценти, ещё ближе подходя к столу и несколько понижая голос, — конкуренция может погубить самое верное дело, если только не будешь очень осторожным.

— Я именно нахожусь в таком положении, любезный хозяин, — заметил Серра. — Я собираюсь устроить крупное дело, а мой конкурент не останавливается ни пред чем, чтобы проникнуть в мою тайну. Вам известно, что абсолютная тайна в предполагаемом деле — единственное оружие в руках купца.

— Конечно, конечно, господин Серра! Это — то же, что ружьё у солдата; если солдата обезоружить, он будет беззащитен; я это хорошо знаю; содержатель гостиницы должен быть одновременно и купцом.

— Я знаю случаи, — продолжал Серра, — когда почта являлась плохой хранительницей тайн; я конечно имею в виду не Пруссию, но другие страны. Я нисколько не сомневаюсь, что ради достижения своей цели мои конкуренты не постоят ни пред чем. Весьма возможно, что они знают мой почерк и легко смогут перехватить мои письма.

— Понимаю, понимаю, — заметил Винценти с усмешкой. — Но если бы какой-нибудь почтовый чиновник оказался настолько услужливым в отношении ваших конкурентов, то всё же едва ли возможно вскрывать все письма, чтобы разыскать среди них именно ваши.

— Вот поэтому я и попрошу вас оказать мне услугу, — сказал Серра, закончив письмо и кладя его в конверт. — Позвольте мне воспользоваться вашим почерком для адреса моей корреспонденции; попрошу вас только об одном: надпишите адрес на этом конверте.

Он написал на листе бумаги адрес одной торговой фирмы, положил его пред хозяином гостиницы и всунул ему в руку перо.

— С удовольствием, с удовольствием, — сказал Винценти, после чего пододвинул стул, сел и стал старательно выводить каждую букву положенного пред ним адреса.

— Каждое одолжение должно быть вознаграждено по заслугам, — сказал Серра, вынимая из кошелька золотой и подавая его хозяину гостиницы. — Вот вам за труды, которыми, быть может, мне придётся пользоваться и впредь. Как только я узнаю, что письмо дошло по назначению, вы получите ещё такую же сумму.

— Этого слишком много, слишком много, — воскликнул Винценти, — услуга очень ничтожна, и я во всякое время готов служить такому превосходному гостю, как вы.

Однако, несмотря на протест, он с довольной улыбкой быстро спрятал золотой и удалился, ещё раз уверяя в готовности служить наиусерднейшим образом.

Придя в свою контору, он тотчас же записал на листе бумаги адрес, который только что писал и всё время повторял про себя, идя по коридору, затем прибавил несколько слов от себя, после чего запечатал пакет и отправил его со своим рассыльным в канцелярию компании торгового мореплавания, поручив передать эту записку лично секретарю Аксту.

На следующее утро Акст явился в гостиницу. Провожая его по коридору, Винценти сообщил ему, что Серра ещё не выходил из дома и никого не принимал у себя. Акст похвалил хозяина за внимательность, затем вошёл в комнату итальянца, занятого, по-видимому, деловыми бумагами, касавшимися имения Кроточин. После, краткого обмена вежливостями они вместе вышли и вскоре Серра был введён в кабинет министра.

Фон Герне принял итальянца чрезвычайно любезно и попросил его сесть к своему письменному столу, после чего начал:

— Я очень рад, любезный господин Серра, что имею возможность лично говорить с вами о деле, которым вы были заняты в Варшаве; мне желательно было бы получить некоторые разъяснения и дополнения по данному вопросу. По словам моего секретаря, вы привезли письмо от графа Феликса Потоцкого?

— Точно так, ваше превосходительство, — произнёс Серра, — на этом основании я явился сюда и получил возможность сделать личный доклад вашему превосходительству.

Он передал министру письмо графа Потоцкого. Под пытливым взглядом Серры, фон Герне пробежал краткое послание и сказал затем:

— Граф ещё раз предлагает мне заключить торг, выгодный для нас обоих, и убеждает ещё раз обсудить все условия продажи.

— И это всё содержание письма, с которым граф Потоцкий так спешно прислал меня сюда? — с удивлением спросил Серра.

— Граф прибавляет ещё, — заметил министр вскользь, — что приобретение поместья Кроточин очень выгодно для наших финансовых планов, так как обширный земельный участок может послужить ипотечной основой для различных предприятий.

— Такой основой это имение едва ли могло бы послужить в своём нынешнем состоянии, — заметил Серра, — во всяком случае оно могло бы служить таковым, продолжая пребывать во владении графа Потоцкого, так как в этом деле интересы вашего превосходительства и графа совершенно одинаковы.

На лице министра отразилось лёгкое нетерпение, и он воскликнул:

— Итак, вы находите, что покупка поместья Кроточин представляет совершенно невыгодное дело?

— Совершенно верно, ваше превосходительство, — сказал Серра. — Имение находится в таком плохом состоянии, что если судить по его доходности за последние годы, то оно стоит едва ли четвёртой части той суммы, которую назначил за него граф Потоцкий; вместе с тем, судя по результатам ведения хозяйства, доходы будут уменьшатся с каждым годом. Граф Потоцкий извлекает оттуда всё, что только возможно, и всякий, кто согласится купить имение при данных условиях, неизбежно потерпит тяжёлые убытки.

— Граф ещё уступит, — заметил фон Герне.

— Никогда он не уступит столько, чтобы продажная цена равнялась действительной стоимости, — возразил Серра.

— Граф уже писал мне, — продолжал министр, — что Кроточин он продаёт главным образом потому, что не имеет средств привести хозяйство в должный порядок; когда будут произведены необходимые улучшения, имение достигнет прежней доходности, и тогда наша покупка окажется чрезвычайно выгодной.

Серра, покачав головой, сказал:

— Имение совершенно разорено; я считаю возможным поднять его ценность лишь при затрате огромных капиталов и при условии отсутствия доходов на долгий ряд лет. Но это конечно я не могу советовать, если...

— Что именно? — спросил фон Герне.

После некоторого колебания Серра сказал:

— Я не осведомлён, совершается ли порученная мне покупка имения Кроточин собственно для вас, ваше превосходительство, или для компании торгового мореплавания.

При этом вопросе, сделанном вполне деловым тоном, фон Герне поднял голову и, смерив Серру высокомерным, проницательным взглядом, сказал:

— Милостивый государь, я поручил вам эту покупку и дал полномочие.

— Точно так, ваше превосходительство, — сказал Серра непринуждённым деловым тоном, — но, не будучи посвящён в этот вопрос, представляющий значение для моих суждений, я не мог уяснить себе всё. Ведь вы, ваше превосходительство, изволите управлять компанией торгового мореплавания, неограниченно заведуете её деятельностью и ваши векселя акцептированы в варшавской конторе компании.

Лицо фон Герне передёрнулось, кончики пальцев беспокойно зашевелились. После краткого молчания он ответил:

— Такое огромное финансовое учреждение, как компания торгового мореплавания, являющаяся представительницей интересов большого государства, обладает иногда тайнами, требующими тщательного хранения за личною ответственностью министра.

— Совершенно верно, ваше превосходительство, — сказал Серра, — несомненно такие тайны существуют даже в крупном частном торговом деле. Но я, — быстро прибавил он, внимательно взглянув на министра, — имею честь быть посвящённым в такую тайну между вами, ваше превосходительство, и графом Виельгорским. Всё же я считаю этот вопрос чрезвычайно важным именно в отношении покупки имения Кроточин. Мне известно имущественное положение вашего превосходительства, и я далёк от намерения предлагать какие бы то ни было вопросы об этом; но я уверен, что не найдётся ни одного частного лица ни в Германии, ни даже во всей Европе, которое могло бы затратить на восстановление Кроточина необходимый капитал, не пользуясь никакими процентами в течение многих лет. Поэтому если вы, ваше превосходительство, желаете приобрести это имение в свою собственность, то, по моему личному убеждению, я обязан настоятельно отсоветовать вам делать это.

Фон Герне несколько времени думал, опустив голову на грудь, а затем сказал:

— Любезный господин Серра, считайте, что имение Кроточин я покупаю лично для себя, а средства, несомненно значительные, необходимые для его восстановления, даст компания торгового мореплавания под ипотечный залог имения и его доходов.

— В таком случае, ваше превосходительство, — заметил Серра, — прежде всего понадобится вся покупная сумма сполна, затем значительный капитал на улучшение имения, причём доходность на многие годы будет равняться нулю. Если даже покупная сумма будет дана вашей компанией, — прибавил он, несколько резко подчёркивая, — то получится такая финансовая операция, ответственность за которую едва ли может взять на себя это учреждение.

— Даже компания? — спросил фон Герне, вспылив, — как могло вам это прийти в голову?

— Вспомните, ваше превосходительство, следующее: когда вы мне поручили доставить графу Феликсу Потоцкому восемьдесят три тысячи талеров, как плату за имения Вышек и Белое Слево, то, по приказанию вашего превосходительства, векселя на вышеупомянутую сумму были оплачены в Варшаве в конторе компании торгового мореплавания. На этом основании у меня и явилось сомнение, покупаете ли вы, ваше превосходительство, имения для себя лично, или для вашей компании.

Фон Герне побледнел. Его глаза грозно сверкнули, но он тотчас же овладел собою и сказал спокойным, холодным тоном:

— Компания торгового мореплавания — государственное учреждение, и вы хорошо понимаете, что важные торговые интересы, равно как и политические условия, заставляют придавать огромное значение земельным владениям в Польше; вы также понимаете, что политические условия заставляют хранить строжайшую тайну пред низшими инстанциями, руководящимися лишь соображениями торговли и прибыли. Мне очень неприятно, что вы так решительно отклонили покупку имения Кроточин. Это создаст затруднение и неудовольствие именно в тех кругах, где мне не хотелось бы излагать мои истинные и основные причины.

— А его величество король? — спросил Серра, глядя странным, испытующим взглядом, — ведь от него зависит решение, он знает основные причины и...

— Его величество король не желает и не должен ничего знать о тех политических мотивах, которые находятся в связи с этим вопросом; поэтому очень важно, — прибавил он, понижая голос и как бы доверчиво склоняясь к Серра, — чтобы ваш доклад не представлял этой покупки делом невыгодным. Как видите, я выражаю вам полное доверие.

— Я понимаю, ваше превосходительство! — сказал Серра. — Вы знаете, что я пользуюсь доверием графа Виельгорского и государственного канцлера князя Кауница; я посвящён в их планы и мысли, которым и вы сочувствуете. Я понимаю, что в Берлине и Вене преследуется один и тот же интерес, а именно исключить всякое постороннее влияние в Польше и восстановить там самостоятельность и обеспечить порядок. Я понимаю, что такое влияние должно выразиться во внешней форме, но не политической, а таковою может явиться обладание крупными недвижимостями. Ваше превосходительство! Вы были, пожалуй, не правы, не вполне доверяясь мне; если покупка Кроточина связана именно с этим важным вопросом, то дело обстоит совершенно иначе и нет такой жертвы, которая была бы слишком велика ради достижения твёрдой опоры и ради упрочения могущественного влияния графа Потоцкого и его единомышленников. Я предложил бы вам, ваше превосходительство, приобрести поместье Кроточин на совместные средства компании торгового мореплавания и венского торгового общества. Каждое из этих предприятий возьмёт на себя половину расходов, что значительно облегчит финансовую сторону. Чтобы сохранить это дело в тайне, что я также признаю необходимым, было бы желательно, чтобы вы, ваше превосходительство, выступили пред польским правительством и, если нужно, даже пред графом Потоцким как самостоятельный покупатель и будущий владелец имения Кроточин. Со стороны венского торгового общества выступил бы представителем граф Виельгорский, а для того, чтобы такое обширное финансовое дело привести в связь с конечной политической целью, сохраняя при этом строжайшую тайну, было бы, пожалуй, целесообразно поручить ведение и управление делом мне, вашему покорному слуге, совместно от имени вашего превосходительства и графа Виельгорского. Половина капитала, данного венским торговым обществом, могла бы быть записана на графа Виельгорского; а я, состоя на службе вашего превосходительства, был бы представителем ваших обоюдных интересов. Я уверен, что граф Виельгорский окажет мне своё доверие, и льщу себя надеждой, что и вы, ваше превосходительство, признаете меня достойным такого доверия, после того как посвятили меня во все важные и секретные обстоятельства дела. К тому же, мне кажется, что я вполне подхожу для такого положения в Польше. Я — иностранец и лучше сумею сохранить внешний вид управляющего частной собственностью, чем то мог бы сделать прусский или австрийский чиновник. Что касается лично меня, то после всех несчастий, выпавших на мою долю, это создало бы мне честное и полезное поприще для деятельности. Если я верно понял мысль вашего превосходительства, — продолжал он с ударением, — то риск для компании торгового мореплавания уменьшается при такой комбинации дела наполовину и с финансовой стороны может быть так обоснован, что и среди низшего элемента с его расчётливыми и бюрократическими воззрениями не будет возбуждено никаких опасений.

В то время как Серра деловым тоном развивал свою мысль, излагая её не в виде просьбы, а как бы ставя условия, как представитель равноправной власти, фон Герне сидел, склонив голову на руку так, что на его лице нельзя было прочесть впечатление от слов Серры, и только подёргивание белых, тонких пальцев, закрывавших лоб министра, выдавало его внутреннее волнение. Когда Серра кончил, он некоторое время ещё сохранял своё неподвижное положение, затем встал и со спокойной, весёлой улыбкой заговорил:

— Я поистине удивляюсь вашей способности удачно комбинировать, любезный Серра; вы подтверждаете положение, что купец должен быть хорошим купцом. Вашу мысль я нахожу прекрасной, и несомненно положение, на которое вы претендуете, подходит к вам, как нельзя более.

— Я не претендую, ваше превосходительство, — заметил Серра, — это слово не соответствует скромному положению преданного, послушного слуги, у которого нет другого желания, как посвятить свои скромные силы делу, интересующему двух высокопоставленных особ.

— Человеку таких ума и способностей, как вы, не подобает быть слишком скромным, — заметил фон Герне любезным тоном. — Будьте уверены, любезный господин Серра, что я сумею оценить вас по достоинству; не сомневаюсь, что то же сделает граф Виельгорский и князь государственный канцлер. Теперь дело в том, чтобы мысль, которую вы мне так ясно изложили, облечь в деловую форму, для того чтобы можно было познакомить с проектом и тех лиц, от которых скрыта конечная цель. Я попрошу вас взять эту работу на себя. При вашем знании обстоятельств дела и вашей ловкости, я не сомневаюсь, вы скоро справитесь с этой задачей.

Серра, обрадованный такой готовностью и полным согласием министра с его планом, на что он никак не рассчитывал, заявил:

— Я обещаю вам, ваше превосходительство, что завтра или — самое позднее — послезавтра я представлю мотивированный доклад, на основании которого покупка поместья Кроточин, при содействии королевской компании торгового мореплавания даже осторожным бюрократам покажется делом вполне допустимым.

— Поспешите с этой работой! — сказал фон Герне поднимаясь. — Как только вы окончите её, вам было бы целесообразно отправиться в Вену и лично сообщить свой план графу Виельгорскому. Я не советовал бы вам писать об этом, подвергая необходимую тайну этого дела случайностям почтовой пересылки.

Серра почтительно поклонился и вышел из кабинета.

При его появлении в приёмной Акст встал из-за письменного стол.

— Ваш патрон — человек великого ума, — сказал Серра. — И какое счастье для нашего брата найти высокопоставленного вельможу, который понимает все наши мысли! Откровенно сознаюсь, я несколько боялся этой встречи, теперь же я поздравляю себя и желаю вместе с вами долго поработать для такого просвещённого человека, как господин министр. Я всецело посвящу себя работе, и отныне нам о многом придётся совместно совещаться.

Он пожал Аксту руку и поспешно вышел. Секретарь посмотрел ему вслед долгим взглядом. По его бледным, тонким губам скользнула странная улыбка, а затем он направился в кабинет министра.

— Вы правы, Акст, совершенно правы, — воскликнул фон Герне, — этот Серра — очень опасный человек, и мне никогда не следовало связываться с ним.

— Надеюсь, ваше превосходительство, вы довольны тем, что я его не выпустил, а благополучно доставил сюда из Варшавы?

— Вы поступили, как нельзя лучше! — ответил фон Герне, — этот человек может быть чрезвычайно опасным. По счастию, он был настолько наивен, что изложил собственный план, по которому я являюсь не более как агентом графа Виельгорского или австрийского правительства. Этот человек обладает необычайной прозорливостью, и я опасаюсь, любезный Акст, что он заглянул глубже и пристальнее, чем следовало.

— А вы, ваше превосходительство, дадите ему возможность продолжать эту опасную игру? — спросил Акст.

— Действительно, это — очень опасная игра, — сказал фон Герне про себя, — его вопрос о том, осведомлён ли король о делах компании торгового мореплавания, звучал как бы угрозой. Быть может, это было бы лучше, — сказал он, обращаясь к Аксту, — если бы вы только предостерегли графа Виельгорского, а затем отпустили этого человека на все четыре стороны.

— Для того, чтобы он по всему свету разнёс всё, что слышал и видел здесь? — спросил Акст, — Нет, ваше превосходительство, опасных людей нужно держать при себе и выпускать их только после того, как они вполне обезврежены.

— А как это сделать? — спросил фон Герне, — я не имею власти над ним.

— Как так? — спросил Акст. — Разве у него имеется какой-нибудь письменный документ вашего превосходительства?

— Ничего, кроме полномочия на покупку поместья Кроточин у графа Потоцкого, — отвечал фон Герне.

— В этом нет ничего подозрительного, — сказал Акст, — поручить покупку можно кому угодно, и вы, ваше превосходительство, остановились на нём как на ловком дельце, рекомендованном вам посланником в Турине. Естественно, что вы, ваше превосходительство, внимательно следите за человеком, которому поручили своё частное дело. Он сам заявил, что имеет поручение от князя государственного канцлера в Вене и от его приближённых; я уверен, что при обыске его бумаг можно было бы открыть много интересного и неожиданного.

— Вы, может быть, правы, Акст. Но как можно это выполнить?

— У вас, ваше превосходительство, могло явиться подозрение, даже уверенность, что этот Серра, рекомендованный вам посланником в Турине и ведший ваши частные дела, а также бывший посредником в делах компании торгового мореплавания, находится в подозрительных сношениях с иностранными дворами; я по крайней мере уверен в этом и считаю своей обязанностью донести об этом полиции. Быть может, она сделает там хороший улов, — прибавил он с язвительной улыбкой, — а так как среди бумаг у Серры ничего не может быть, что желали бы скрыть вы, ваше превосходительство...

— Ничего решительно, — сказал фон Герне, постепенно теряя свой мрачный вид.

— В таком случае, — сказал Акст, потирая руки, — проще всего было бы познакомить итальянца с полицией.

— Но его должны будут освободить, — сказал фон Герне, — и тогда он станет ещё опаснее.

— Ни в коем случае, ваше превосходительство! — возразил Акст. — Не думаю, чтобы наша полиция слишком поспешила выпустить на свободу иностранного проходимца; во всяком случае его сейчас же отправят за границу. Что бы он потом ни рассказывал, всё будет принято за клевету и низкую месть жалкого авантюриста. Сам граф Виельгорский откажется от этого Серры: он наверное не захочет иметь в услужении агента, который был так неловок, что дал себя поймать и разоблачить. Таким образом Серра станет вполне безвредным и вы, ваше превосходительство, исправите ту неосторожность, которую — простите мою смелость! — вы никогда не должны были сделать.

— Вы правы, Акст, совершенно правы, — сказал фон Герне, — впредь я буду больше руководствоваться вашими предостережениями. Вы — преданный слуга, один из тех, каких немного. Игра, которую я затеял, слишком высока для того, чтобы я мог колебаться пред устранением авантюриста, преграждающего мне дорогу. Пойдите, Акст, и пригласите ко мне начальника полиции Филиппи!

Он протянул Аксту руку. Тот почтительно поцеловал её и сказал:

— Так и следует, ваше превосходительство, сделанную ошибку нужно постараться исправить и обратить себе на пользу.

Серра вернулся к себе в гостиницу; к нему тотчас же явился его услужливый хозяин и осведомился, не пожелает ли он чего. Но у Серры не было новых поручений для него и он тотчас же сел за работу, чтобы составить, по желанию министра, новый доклад относительно имения Кроточин. Он желал как можно скорее покончить с работой и затем, по совету министра, отправиться в Вену и лично доложить о своих планах и предложениях. За своей работой он часто тихо улыбался, будущее рисовало его честолюбию самые заманчивые и блестящие картины той комбинации, на которую, к его радостному изумлению, с такой готовностью согласился фон Герне; пред ним открывалось в высшей степени важное положение: в качестве управляющего Кроточином ему предстояло иметь за собой финансовую силу берлинской компании торгового мореплавания и венского торгового общества и вместе с тем держать в своих руках важнейшие политические тайны обоих кабинетов — и венского, и берлинского.

Положение Польши было всё ближе и ближе к кризису; Серра знал, что венское правительство имеет в виду провозглашение наследным польским королём курпринца саксонского. Если бы этот план удался, какое положение занял бы в отношении нового короля и его дома он, посредник всего этого! Разве не было естественным возложить на него заведывание финансами королевства? Мысленно он уже видел себя возле польского престола, ворочающим миллионами и окружённым всеми почестями и всем блеском своего высокого, влиятельного положения. А если даже и не удастся этот план, если высочайшая цель его честолюбия останется недостижимой для него, то во всяком случае ему обеспечены признательность и благодарность обоих правительств и вместе с тем, если и не такое блестящее, то во всяком случае почти столь же влиятельное и выгодное положение!

Рука генуэзца скользила по бумаге. Он группировал цифры и производил свои расчёты с таким искусством, что покупка Кроточина даже и при самом кропотливом подсчёте должна была показаться выгодным предприятием, благодаря которому, не говоря уже о политических планах, получался чрезвычайный финансовый выигрыш и которое вместе с тем могло предоставить компании торгового мореплавания прочную опору для её польских торговых отношений. Серра был в высшей степени доволен тем, что его работа быстро продвигалась вперёд, позволил себе лишь короткий перерыв для того, чтобы перекусить и затем усердно продолжать писать до самого вечера.

Серра приказал зажечь свечи в своей комнате и решил употребить всю свою работоспособность, чтобы, если удастся, приготовить к следующему утру свой доклад министру фон Герне, а затем тотчас же уехать в Вену и там, не теряя времени, обеспечить себе осуществление своих блестящих планов.

В то время как он при свете свечей подводил итоги цифр в своих расчётах, к воротам гостиницы подъехала закрытая карета. Из неё вышли два просто одетых во всё чёрное человека; в то же время из тёмной улицы появились несколько полицейских и стали по обеим сторонам ворот.

На шум экипажа выбежал хозяин гостиницы в сопровождении нескольких слуг. При виде одного из прибывших в карете, которые тотчас же вошли в гостиницу, хозяин испуганно вздрогнул, сделал знак слугам удалиться и с низким поклоном спросил:

— Что изволите приказать, ваше высокородие?

— У вас в гостинице остановился некий господин Серра? — коротко и строго произнёс прибывший, в котором хозяин тотчас же узнал полицеймейстера.

— Совершенно верно, ваше высокородие, — ответил хозяин, — он предъявил австрийский паспорт, надлежащим порядком визированный и, согласно предписанию, представленный мною в полицию.

— Проведите меня к нему! — приказал полицеймейстер.

Хозяин гостиницы повиновался, и вскоре полицеймейстер уже входил в комнату Серры. При виде совершенно незнакомого человека последний встал, с неудовольствием отрываясь от работы, и сделал несколько шагов навстречу вошедшим.

— Вы — господин Серра? — коротко спросил полицеймейстер.

— Да, я, — ответил изумлённый Серра, — что вам угодно?

— Вы прибыли из Варшавы?

— Позвольте мне заметить, что спрашивать надлежит мне и что я уже позволил спросить у вас, что вам угодно! — нетерпеливо проговорил .Серра.

— Мне поручено отвести вас к моему начальнику, господину президенту берлинской полиции, — последовал ответ.

— На каком основании? — бледнея, произнёс Серра.

— Мой начальник не объяснял мне оснований, — коротко ответил полицеймейстер, — он сам произведёт допрос, и тогда вам ясно станет, в чём дело.

— Допрос? — спросил Серра, — но в чём же обвиняют меня?

— Прошу вас следовать за мною! моя служба не дозволяет мне терять время в бесцельных разговорах.

— Но это — посягательство на мою свободу, на что вы не имеете права по отношению к иностранному подданному, — воскликнул Серра. — Впрочем, я нахожусь здесь по делам его превосходительства министра фон Герне, который даст все сведения обо мне и конечно поручится за мою невиновность, если против меня возникнет какое-либо непонятное мне обвинение!

— Расскажите всё это господину начальнику полиции, теперь же я настоятельно прошу вас следовать за мною; я позабочусь о том, чтобы все ваши документы и бумаги равным образом были доставлены господину начальнику, и вы будете так добры точно указать мне, где таковые находятся, чтобы не терять времени на производство обыска в вашей комнате. Всякая попытка скрыть что-либо будет безуспешна.

— Мои бумаги? — воскликнул Серра, — по какому праву?

Он протянул руку к большой маппе, разложенной на столе.

Полицейский чиновник быстро очутился между ним и письменным столом и оттолкнул Серру.

— Остановитесь, сударь, — воскликнул он, — не пытайтесь скрыть что-либо от нас, в противном случае вы значительно ухудшите своё положение! — Он собрал все разложенные на столе бумаги, вместе с начатым докладом вложил в маппу и затем сказал: — пожалуйте, сударь, за мной!

Серра всё ещё стоял, погруженный в мрачные размышления.

— Вы разрешите мне переодеться? — наконец произнёс он, — я не так одет, чтобы можно было выйти в этом.

— Поторопитесь! — коротко произнёс полицеймейстер, — даю вам пять минут времени, но затем вы должны быть готовы.

Серра прошёл в альков, находившийся рядом с его комнатою. Полицейский чиновник вошёл туда же и убедился, что в этом алькове нет другого выхода. Затем он снова возвратился в комнату, выдвинул все ящики письменного стола и конфисковал находившиеся в них бумаги.

Серра быстро переоделся, затем отошёл в угол алькова, вырвал листочек из своей записной книжки, поспешно набросал на нём несколько фраз и затем сложил его и сунул под умывальный стол.

— Я готов, — сказал он, снова возвращаясь в комнату.

Полицеймейстер направился к двери, Серра последовал за ним. За дверью стоял полицейский офицер, и между обоими полицейскими Серра спустился по лестнице.

Пока всё это происходило в верхнем этаже гостиницы, к её воротам подъехала большая и для того времени чрезвычайно элегантная карета, запряжённая четвёркою выносливых почтовых лошадей. Два лакея в дорожных ливреях соскочили с облучка кареты и открыли её дверцу.

Хозяин гостиницы поспешил к карете. Высокая, стройная дама нагнулась из неё и сказала по-французски:

— Мне хвалили вашу гостиницу. Я предполагаю на некоторое время остановиться в Берлине. В вашем доме найдётся удобное помещение для меня?

— Половина первого этажа в распоряжении вашего сиятельства, — ответил Винценти, — и в моём доме будут приложены все усилия к тому, чтоб вы остались довольны.

— Отлично, мы остановимся здесь, — сказала дама.

Она легко оперлась на руку хозяина, почтительно предложенную им, и вышла из кареты. Горничная с ручным багажом последовала за ней. Как раз в тот момент, когда приезжая вошла в большие ворота гостиницы, на лестнице показался Серра. Полицейские солдаты приказали, чтобы дорожная карета чужестранки проехала вперёд и очистила место для закрытого экипажа их начальника.

Между тем произошла задержка; Серра воспользовался ею, подошёл к хозяину и шепнул ему что-то на ухо по-итальянски. Полицеймейстер, стоявший уже на пороге и ожидавший своей кареты, не обратил на это внимания; но иностранка, которая при виде шедшего между полицейскими человека остановилась возле хозяина, вся как-то вздрогнула и перегнулась, как бы прислушиваясь. Между тем подали карету. Полицеймейстер сделал Серре знак войти в неё, и сам сел рядом с ним. Полицейская карета отъехала, и к воротам снова подъехал дорожный экипаж иностранки, и слуги принялись вынимать бесчисленное множество багажа.

Приезжая дама, в сопровождении хозяина, поднялась в первый этаж. Винценти приказал открыть ей ряд лучших комнат. Она мельком посмотрела последние и объявила, что оставляет их все за собою.

Хозяин довольно осклабился и поклонился, намереваясь поспешить вон, чтобы помочь слугам вносить багаж приезжей. Но последняя удержала его. Она откинула свой вуаль, и Винценти увидел пред собою необыкновенно прекрасное, благородное и гордое лицо с пламенным взором глаз.

— Вам придётся сообщить обо мне полиции, — сказала она, — покончите сейчас же с этою формальностью. Я — Ворринская и намереваюсь пробыть здесь некоторое время, чтобы осмотреть столицу великого короля, слава о котором распространилась по всему свету. Вот вам мой паспорт! Надеюсь, что ваша полиция, строгость которой я только что видела на примере, найдёт в полном порядке этот документ. — Она вынула из роскошно вышитого ридикюля большую вчетверо сложенную бумагу и подала её хозяину, с низким поклоном принявшему её. — Кто этот бедняк, только что оставивший ваш дом при столь печальных обстоятельствах? — спросила она затем.

— Полагаю, что купец, — ответил хозяин. — Его имя — Серра. Его документы в порядке, но он, должно быть, находится под подозрением, так как после весьма непродолжительного пребывания здесь был арестован, как вы изволили сами видеть, ваше сиятельство. Мне ничего неизвестно более. Хозяин гостиницы должен ничего не видеть и ничего не слышать, — добавил он, пожимая плечами.

— И всё же мне кажется, что вам известно много больше об этом Серре! — сказал дама. — У меня острый слух, и я отлично знаю итальянский язык. Поэтому я слышала и поняла всё, что он сказал вам, а так как я немного любопытна, то мне хотелось бы побольше узнать об этом.

— Боже мой! Вы, ваше сиятельство, изволили слышать? — бледнея и с дрожью в голосе воскликнул Винценти. — Нет, нет, вы, должно быть, ошиблись, — улыбаясь, сказал он, — он лишь попрощался со мною и поручил мне багаж, оставленный им здесь.

— Нет, сударь, я не ошиблась, — холодно и строго произнесла приезжая, — я отлично слышала, что этот человек сказал вам: «Под умывальным столом в моей спальне найдёте записку; если вы доставите её графу Феликсу Потоцкому в Варшаву, то можете рассчитывать на вознаграждение, которым останетесь довольны».

— Нет, нет, вы ошиблись, ваше сиятельство!., я не знаю никакого графа Потоцкого, — старался уверить приезжую хозяин.

— Весьма возможно, — согласилась дама, — но это нисколько не мешает доставить ему письмо, а я уверяю вас, что весьма ясно слышала. Так вот, я знаю графа Потоцкого, он — даже мой друг. Поэтому мне нужно точно знать, чем вызван арест этого господина. Итак, я желаю, чтобы вы отдали мне записку, которая несомненно всё ещё лежит на указанном месте.

Хозяин колебался.

— Послушайте, — почти угрожающим тоном продолжала приезжая, — если вы откажетесь исполнить моё желание, то я немедленно сообщу начальнику полиции, что вы состоите в связи с арестованным в вашем доме иностранцем. Если же вы немедленно принесёте мне эту записку, то вот что будет вам в награду. — Она вынула из ридикюля туго набитый кошелёк, сквозь петли которого поблескивали золотые монеты. — Далее я буду так же щедра по отношению к вам, — продолжала она, — если вы будете ежедневно и подробно сообщать обо всём, что касается этого Серры.

Хозяин жадно посмотрел на кошелёк и, пожимая плечами, произнёс:

— Я не знаю этого человека; какое же мне дело до его тайн? А так как вы, ваше сиятельство, состоите в дружбе с графом Потоцким, о котором он упомянул, то, исполнив ваше желание, я не поступлю несправедливо и против него. Я сейчас же принесу ту записку, если она находится на указанном месте. — Он быстро встал, и спустя короткое время, вернулся обратно. — Вот эта записка, — сказал он, — она написана на языке, которого я не понимаю.

Он передал своей постоялице сложенную бумагу. Она отдала ему кошелёк и сказала:

— Хорошо, я вами довольна; теперь ступайте и позаботьтесь о моих слугах. Через час вы прикажете подать мне ужин. — Оставшись одна, она продолжала: — какое странное совпадение! При первых же шагах в этом доме судьба даёт мне в руки нити интриги, пожалуй даже весьма важной. — А-а, — протянула она, — он умеет писать по-польски, хотя не совсем правильно, но всё же совершенно понятно.

«Меня арестуют, — прочла она. — Я подозреваю, что причина тому — министр фон Г. и что я попал в ловушку. Постарайтесь освободить меня, требуйте моей выдачи непосредственно у короля, если другие пути останутся безуспешны».

— Министр фон Г.? — бледнея, сказала дама, — какое странное совпадение! Кажется, что эта нить, данная мне в руки судьбою, в действительности ещё более значительна, чем я подозревала; как бы то ни было, у меня в руках драгоценный талисман и теперь только нужно ловко и умно использовать его силу и сделать его действительным.

Она позвонила. Вошла горничная.

— Комнаты убраны? — спросила дама.

— Так точно, ваше сиятельство.

— Как ты неосторожна! Ты не должна даже и тогда, когда мы наедине, называть меня вашим сиятельством; здесь, в Берлине, не существует графини Браницкой... Понимаешь? Ты ещё раз вдолби лакеям, что это имя никогда не должно появляться у них на губах; здесь существует лишь госпожа Ворринская... Слышишь?

Горничная испуганно стала уверять, что она впредь будет осторожнее и будет строжайшим образом хранить тайну своей госпожи.

— А теперь позови сюда хозяина! — приказала графиня.

Спустя несколько минут, появился Винценти. Он уже успел сосчитать содержимое кошелька, и царский подарок, которым иностранка заплатила за своё минутное, как он думал, любопытство, внушил ему безграничное благоговение к ней и ни пред чем не останавливающееся рвение услужить ей.

— У меня есть здесь знакомый, которого я хотела бы видеть, — сказала графиня. — Не знаете ли вы офицера, барона фон Пирша?

— Конечно знаю, ваше превосходительство; барон фон Пирш состоит в драгунском полку фон Зальдерна. Он вместе с другими офицерами часто делает честь моему дому своим посещением; ведь им всем известно, что ни один погреб в Берлине не превзойдёт погреба Джиакомо Винценти.

— В таком случае, — сказала графиня, — известите барона фон Пирша, что одна дама, его старая знакомая, остановилась у вас, что она желает видеть его и приказала просить его как можно скорее навестить её.

— Слушаю-с, слушаю-с, ваше сиятельство! — ответил хозяин. — Ваше приказание будет тотчас же исполнено, и я уверен, что барон фон Пирш явится ещё сегодня.

— Когда он придёт, вы должны, не говоря ни слова, провести его ко мне, и, если это будет во время ужина, прикажите приготовить прибор и для него.

Винценти с низким поклоном торопливо удалился.

Графиня между тем направилась в приготовленную её горничной туалетную комнату.