Графиня Елена Браницкая уехала в свой белостокский замок и с лихорадочным нетерпением ждала там известий из Берлина, но, прежде чем она получила их, ей подали письмо с чёрною печатью с гербом графа Потоцкого. Дрожащими руками она вскрыла его. Письмо содержало следующее:
«Убивают ядом и кинжалом, но ещё позорнее убийство ложью и клеветою. Мария фон Герне, которой принадлежало моё сердце и будет принадлежать вечно, умерла. Господь воздаст должное убийце. Если она желает добиться прощения, то пусть путём церковного покаяния станет достойною того, чтобы милость Божия простила её — я не в состоянии. Игнатий Потоцкий».
Графиня с громким криком бессильно упала на землю. Долго лежала она в нервной горячке, и, когда снова встала на ноги, её волосы поседели и она казалась на много лет состарившейся. Она редко покидала своё белостокское имение и после того никто не видел её улыбающейся.
Уголовное отделение берлинского сената представило свой отзыв о государственном министре фон Герне. Мнение сената заключалось в том, что фон Герне за многочисленные тяжкие преступления должен быть лишён чинов и уволен от должности, а затем наказан пожизненным заключением в крепости. Когда канцлер фон Фюрст представил этот приговор королю, Фридрих утвердил его. Всё состояние опального министра было конфисковано компанией торгового мореплавания.
Комиссия, занимавшаяся выяснением дел фон Герне, сообщила королю, что ссуды, данные министру компанией торгового мореплавания и превышавшие миллион талеров, могут быть покрыты имуществом фон Герне, если при конкурсе воспользоваться законным фискальным преимущественным правом.
Король написал на этом докладе:
«Нет. Убытки должен нести я, так как моя вина, что я сделал скверный выбор».
1-го марта 1782 г. министр фон Герне был перевезён в Шпандау и помещён хотя в тесном, но всё же не плохом каземате. После смерти Фридриха Великого фон Герне просил о пересмотре своего процесса и в основание своей просьбы главным образом ссылался на то, что при конкурсе его недвижимого имущества, которое должно было бы быть обращено на удовлетворение его кредиторов, не были как следует реализованы его недвижимость в Польше.
Эта просьба и судебные акты ещё долго лежали в кабинете короля Фридриха Вильгельма II. Наконец вышло и решение: пересмотр процесса и производства конкурса не был одобрен, но фон Герне получил свободу и ему была назначена пожизненная пенсия в тысячу талеров в год — значительная по тому времени сумма, если он навсегда откажется от всяких притязаний к государству.
Нравственно и физически надломленный оставил своё крепостное заточение когда-то столь могущественный и энергичный министр; в печальном уединении окончил свой век этот человек, в гордой самоуверенности осмелившийся возыметь желание подарить своему королю корону, но, как когда-то Фаэтон, повергнутый в прах молнией разгневанного олимпийца.
Граф Станислав Феликс Потоцкий стал усерднейшим приверженцем императрицы Екатерины Алексеевны; когда король вместе с сеймом принял новую либеральную конституцию, Потоцкий создал Тарговицкую конфедерацию, которая вызвала вмешательство России и предрешила падение Польши. После смерти полковника де Вите он вступил в брак с супругою последнего, красавицей-гречанкой Софией Любенской (дочерью константинопольского сапожника), и во время русской оккупации Польши сам сражался против своего отечества. Во время польской революции 1794 г. он был осуждён верховным республиканским судом как государственный изменник, но императрица Екатерина Вторая назначила его генерал-фельдмаршалом и он умер в 1805 г., удалясь на покой в свои поместья в Тульчине.
Граф Игнатий посвятил свои силы спасению своего отечества, но не мог бороться против злополучного рока, предопределившего падение Польши. После того как его смелые планы рушились, он стал поддерживать короля Станислава Августа, видя в нём единственный центр, вокруг которого могли объединиться силы Полыни. Чтобы достигнуть этого, граф убедил короля Станислава принять конституцию 3-го мая 1791 г. и лично отправился в Берзин, чтобы склонить Пруссию к признанию этой конституции. Это и удалось бы ему, если бы был жив Фридрих Великий, но правительство Фридриха Вильгельма II отклонило попытку поддержать и подкрепить Польшу и злой док ускорил падение этой несчастной страны. Графу Игнатию пришлось бежать и его имения были конфискованы.
Костюшко счастливо перебрался в Америку и там сражался во время войны за независимость. По ту сторону океана он получил потрясающую весть о том, что его возлюбленная постриглась в монахини и вскоре затем умерла, так как печаль и тоска по утерянном счастье жизни подорвали её здоровье. Он поклялся, что с этих пор его любовь будет принадлежать одной только родине, и в 1794 г. предпринял великую и смелую попытку освободить Польшу посредством подготовленного его друзьями восстания.
Граф Игнатий тотчас поспешил к нему и, будучи друзьями по сходству печальной судьбы, они вложили все свои силы в великое дело, в котором оба искали утешения потерянной любви. Граф Игнатий был министром иностранных дел во временном правительстве, но, по взятии Варшавы, был арестован и отвезён в Шлиссельбург, как государственный преступник. В 1796 г. он был освобождён и поселился в Галиции, где жил под строгим надзором полиции. Когда в 1805 г. к австрийским границам двинулась французская армия, граф был снова арестован и водворён в Краков, но затем, после побед Наполеона, был освобождён и посвятил свои силы вновь образованному великому герцогству Варшавскому, в котором он видел начало возрождения польского государства.
В 1809 г. граф Игнатий отправился во главе депутации от великого герцогства Варшавского к Наполеону в Вену, рассчитывая выпросить там у французского всемирного владыки слова: «Que la Pologne existe»[4]. И он нашёл лишь проволочки и двусмысленные замечания; Наполеон не желал портить отношения ни с Австрией, ни с Россией и пожертвовал Польшей, которая возлагала на него столько надежд и сыны которой проливали свою кровь в его битвах, вызванных его политикой. Печаль по этой последней утерянной надежде, в Вене, уложила графа Игнатия в постель и ускорила его смерть. Он сдержал свою клятву верности отечеству, сохранив её до последнего вздоха.
Старый Акст плакал на могиле своего патрона. «Лорито», никогда не расстававшийся с графом, ещё раз печально крикнул: «Игнатий, Игнатий!», когда подняли гроб с останками графа, и упал мёртвым со своего шестка.
Барон Пирш отправился в Париж, поступил там в военную службу и тотчас был произведён в подполковники. Он должен был ввести во французской армии прусскую тактику и положил успешное начало этому в некоторых немецких полках. Но зависть и недовольство помешали ему, и он нашёл чувствительнейшие препятствия.
Напротив, Гессен-Дармштадтский полк, которым он командовал, относился к нему с большою любовью и преданностью. Он повёл этот полк в Испанию и умер там. Ему как протестанту было отказано в погребении на католическом кладбище; полк похоронил его посреди лагеря и воздвиг над ним памятник с надписью:
«Seus cette tombe git Jean Ernest Baron de Pirch, Colonel Commandant du Régiment royal de Hesse-Darmstadt, Chevalier de l’ordre du mérite et de Saint Sebastian, Chanoine de Magdebourg, mort le vingt Fevrier 1783 r. Ne’en Prusse, il apprit l’art de la guerre sous Frédéric. Passé en France, il fut par ses talents et par ses vertus l’exemple de l’armee. Ce simple monument fut élévé à la postérité en marque de reconnaissance et de regrets par son régiment»*.
Любовь изгнала его из его отечества, как та же любовь искренне привязала к своему отечеству графа Игнатия и Тадеуша Костюшко и они, конечно бесплодно, положили свои силы на него. Но и Пирш на чужбине сделал многое своему отечеству и поддержал славу великого короля, который был так милостив к нему; он своим примером доставил этой славе новые лавры в далёких странах.
До сих пор существуют носители имени Герне. Последние могут не отвёртываться от памяти о своём предке, которому пришлось пасть, потому что он предпринял дело, слишком великое для сил простого смертного, и потому что его гордое честолюбие увлекло его за пределы, которые великий Фридрих считал своим долгом ограничивать для своих слуг. Он перенёс трагическое столкновение, в котором ему пришлось погибнуть, но время искупило его заблуждение, и Герне достоин того, чтобы потомство увидело его фигуру в чистом свете.