Под маской ангела

Глава 18. Лео

Я не верю в совпадения. Но впервые в жизни отчаянно хотел поверить, что в этом городе есть два старых придурка, которые вдруг решили своим сыновьям отдать компании. Два сына отказались, и у них у обоих внезапно обнаружились сестры…

Нет. Таких совпадений не бывает. Не бывает, черт возьми! Нет!

Это какая-то подстава, или я действительно все время хотел оттрахать собственную сестру? Почему я, вместо того чтобы почувствовать родную кровь, желал ее так сильно, как никого прежде? Тысячи раз метался между выбором: остаться или уйти? Взять силой или ждать, боясь сделать ей больно? Убить надежду и найти другую или продолжать удивляться собственному напору и сгорать от ожидания?

Что бы я ни решал, но по-прежнему оставался рядом. Я собирался уйти сразу же, как провожу ее в квартиру и сделаю еще одну попытку, но где-то на подсознании знал: в последний момент передумаю, найду причину остаться…

Теперь все неважно. Все перечеркнулось. Я не могу на нее смотреть. Не могу находиться рядом. Я как идиот выскочил под дождь, лишь бы не чувствовать запаха ее духов.

Мне хотелось избить самого себя. Хотелось сказать спасибо ей… За то, что все время отказывала. Если бы мы занялись сексом или я, чего доброго, позволил бы себе быть чуть более настойчивым и уломал ее — то сейчас хотел бы не просто себя избить, но убить.

Может, она попросту чувствовала, что мы не должны этого делать. Достаточно того, что мы совсем недавно поцеловались — поцеловались так, что я забыл обо всем на свете. Чуть не свихнулся окончательно. Да я собирался сделать такую последнюю попытку, что Майя не смогла бы от нее стоять на ногах. И не только от поцелуя. Я собирался в этот раз быть куда настойчивее, чем прежде. Я бы мягко и нежно отвергал каждый ее отказ, пока она бы не забыла о них. И дело не только в том, что я обезумел от желания, но и в том, что чувствовал, как обезумела от желания она. Пусть в этом поцелуе был виноват я. Возможно, не стоило баловаться даром и гипнотизировать ее. Не сделай я этого, не удержи ее — она бы отдернулась от меня, как от оскалившего пасть дикого зверя. Но я это сделал и почувствовал, как она растаяла от моего напора.

Твою мать, я не должен больше думать об этом. Надо стереть, вырезать ее губы из памяти, разорвать все несбывшиеся фантазии, навсегда прикрыть ее образ черной вуалью.

Я готов был отдать все, лишь бы это была какая-то дурацкая ошибка, злой заговор против нас. Но, черт побери, отец сказал мне о сестре еще прежде, чем я сделал первый серьезный шаг в ее сторону. Да и он, какой бы сволочью ни был, не ввязывался бы ни в какие заговоры.

Моя рубашка промокла почти моментально, вода затекала в джинсы — да по барабану. Я не чувствовал холода, но, какого-то черта, меня трясло.

Что делать дальше? Эта роза оплела сердце своими стеблями, как колючей проволокой, и теперь иглы безжалостно впились в него, вызывая адскую боль. Хотелось вырвать его из груди, чтобы избавиться от боли, но я лишь с силой ударил себя кулаком по ребрам и закашлялся.

— Лео… — сквозь шум дождя донесся ее голос, и проволока, казалось, сильнее сжала сердце. Мне почудилось, или она действительно вышла из машины?

Обернулся и увидел, как ее серое платье быстро становится темным под струями дождя, а цветы на нем не меркнут — и продолжают блестеть как светлячки. Она откинула назад мокрые пряди и, подойдя ближе, взяла обеими руками за предплечье. Ее прикосновение отозвалось разрядом тока, который должен был меня точно убить. Ничего не понимая, она заглянула мне в лицо своими невозможными карими глазками и спросила:

— Что случилось? Что я… не так сказала?

А я всматривался в каждую черту ее лица, ища то сходство, которое, черт побери, должно было насторожить меня раньше! Какое-то призрачное сходство, типа цвета волос и глаз я сейчас видел. Может, еще нос? Немного похож вроде… Или подбородок? У нас разные матери, и это влияет на многое.

Ее руки обжигали кожу, точно кипяток. Хотелось ее оттолкнуть, уйти, забыть, как о страшном сне. Но я точно не тот, кто будет делать ей больно. Тем более, если она действительно моя сестра. За нее я порву любого.

— Лео, пожалуйста, скажи хоть что-нибудь.

Я постарался растянуть губы в привычную улыбку, но, видимо, вышло плохо.

— Зачем ты вышла? Иди в машину.

— Без тебя никуда не пойду, — покачала головой. — Пошли вместе. — И потянула меня за руку.

Как ей обо всем рассказать? Что, если ей тоже захочется отстраниться от меня и она не найдет причины остаться? Что, если мои прикосновения — совсем невинные, дружеские — будут невыносимо больно ее обжигать?

Но разве она не обязана знать? Она — результат интрижки моего отца. В одну из ночей именно с ее матерью отец изменил моей матери. От этого становилось гадко.

Вот только Майя ни в чем из этого не виновата. Родителей не выбирают. Как и братьев. Я обязан обо всем ей рассказать. Как же не сделать ей этим больно?

Как же самому смириться с тем, что судьба давно уже нас соединила, но и одновременно с тем поставила между нами нерушимую стену? Как теперь продолжать быть рядом, навсегда потеряв возможность стать для нее кем-то большим, чем просто другом. Братом.

Тошнило от этого слова. Прежде чем что-то решать, необходимы доказательства. Да. Надо на сто процентов убедиться, одного разговора с ее матерью мало.

Я разрешил себе хоть немного сомнений. Легче было поверить в то, что это лишь какое-то недоразумение или чей-то заговор, который мне пока что сложно понять.

— Хорошо, пошли в машину.

Мои вещи промокли до нитки. Но ни за себя ни за свою машину я не волновался ни капли, а вот на Майю смотреть не мог. Это мне, благодаря дару, не страшны никакие простуды. Ее же надо было скорее отвезти на квартиру. Она сидела рядом и, дрожа, кусала губы, явно желая их согреть. Под теплый душ ее скорее надо, под одеяло и…

Гребаную фантазию как-то не останавливал тот факт, что замерзшая девушка на соседнем сидении — скорее всего, моя сестра. Перед глазами уже в красках рисовалось, как я мог бы ее согреть: сначала здесь, в машине, потом в душе и под одеялом.

Я зажмурил глаза изо всех сил, прогоняя наваждение. На что я надеялся? На то, что она станет непривлекательной? Я посажу свое желание на мощную цепь, но, кажется, от этого оно лишь сильнее будет звереть. Сейчас она, как назло, чертовски меня манила. Мокрый шелк как вторая кожа облепил ее точеную фигуру. И перед моими глазами вновь всплыл ее образ в душе. Голая, беззащитная и такая желанная.

— Скажи, почему ты вдруг решил покупаться? — ее голос еле слышно дрожал, хоть она и пыталась говорить бодро. — Испугался того, что скоро я, вполне возможно, стану богаче тебя? — беззаботно улыбнулась.

— Заткнись.

Она дернулась, как от пощечины. Только глядя на ее вытянувшееся лицо от испуга, понял, что секунду назад сказал что-то не то. Но нет совершенно ни сил ни желания сейчас строить из себя безмятежного ангела!

— Да что с тобой такое?! — выпалила она.

— Попросил же помолчать! Ни звука, пока мы не приедем.

Обиделась. Я не мог нормально вести машину, постоянно бросая взгляд вправо и видя, как она отвернулась к боковому стеклу. Хоть не плачет? Невидно.

Прости… Мне сейчас невероятно сложно. Нечестно оставлять тебя в неведении и не давать понять, с чем связана такая резкая перемена во мне. Невероятно тяжело улыбнуться и сказать хоть одно ласковое слово. Складывалось впечатление, что там, под дождем, умер прежний Лео и никогда не воскреснет.

Что, если прежняя Майя так же погибнет, когда узнает, почему изменился я? Не хочу ее терять.

Подъехав к подъезду многоэтажки, где находилась нужная квартира, почувствовал порыв накрыть ее руку своей, обнять, прижать к себе. Но резко одернул себя.

Каждый раз, когда к ней прикасался, хотел все больше. Каждое прикосновение было с расчетом на то, чтобы ее расположить к себе, чтобы она привыкла к моей близости. А теперь почему я хотел это сделать? Утешить? Молчаливо попросить прощения за резкость? Или просто почувствовать, что никакой осязаемой стены между нами нет, и я в любой момент могу ощутить ее тепло?

Когда она обо всем узнает, я уверен, будет отдергиваться каждый раз, когда я к ней не то что буду прикасаться, а просто подходить ближе, чем на метр.

Может, это будет последний раз, когда она позволяет к себе прикоснуться? И я накрыл ее руку своей, с ужасом осознавая, насколько она холодная. Взял ее и поднес к губам, чтобы согреть дыханием. Нежная кожа манила прижаться к ней губами. Пока я сомневался, стоит ли это делать, Майя протянула мне свою вторую руку.

Черт, надо было сразу включить печку. О чем я только думал… Собрался уже было ее включить, но потом решил, что лучше скорее забраться в квартиру. Обхватил руками ее ладони, как нечто драгоценное, и принялся греть горячим дыханием. Хоть ненадолго. В квартире не найдется повода их подержать.

— Ты ведь отказался от компании отца? — спросила она севшим голосом. Я поднял к ней взгляд: в ее глазах застыли слезы. — Он владеет мобильным оператором, да?

Несколько секунд моего ошарашенного молчания — и Майя отобрала свои руки. Чтобы прикрыть ими лицо и тихо расплакаться.

Нет, черт подери, только не это!

Недолго думая, я вылетел из машины, вновь оказавшись под стеной дождя, обежал ее и открыл дверцу. Отстегнул ремень безопасности и вытащил мою хрупкую девочку. Подхватил на руки, оставляя позади все запреты, предрассудки, заговоры и прочее.

Она не будет из-за меня плакать.

Захлопнул ногой дверцу и так и понес ее на руках к подъезду. Только мы оказались под навесом, она стала вырываться, просить ее отпустить. У меня не оставалось выбора — к двери подошли соседи, складывая зонты, и озадаченно на нас посмотрели.

С одной стороны, было неплохо, что они подошли, потому что ключа от домофона у меня не имелось. От квартиры тоже. Придется Майе в ближайшие минуты узнать, какой я фокусник.

Друг действительно разрешил пожить в его квартире, вот только сам он находился сейчас где-то посреди путешествия по Европе, а именно в Голландии. Ключи он, ясное дело, никак не мог мне передать, но говорил, что вроде в квартире имеется дубликат. Друга не смутило то, что я предложил отмычками открыть его хату — когда-то мы с ним на пару взламывали автомобили, гоняли на них, пока не заканчивался бензин, и возвращали с почти пустым баком на место.

С другой стороны, не до конца был уверен, что Майя оценит мой набор юного фээсбешника. Но моим опасениям не суждено было сбыться: только мы поднялись на десятый этаж и подошли к квартире, она оперлась о стену и сползла по ней вниз. Обхватила коленки, положила на них голову и вновь расплакалась, заставляя мое сердце сжиматься.

Замок, как назло, не хотел поддаваться с первой попытки. Майя даже не смотрела, как я открывал дверь. И не среагировала, когда послышался ее тихий, но слышный, скрип.

Я присел рядом с ней на колени, не понимая, чем помочь, как забрать у нее эту боль. Обнять? Оттолкнет. Погладить по голове? Не отбросит ли руку? Тогда утешить словами? Но слов не было. Я боялся своего голоса, который последнее время звучит так грубо, что им только тигров дрессировать.

Она до сих пор дрожала. Точно простынет. Стараясь говорить вполголоса как можно ласковее, произнес:

— Заходи в квартиру, закрывайся и иди в душ. Я сейчас принесу из машины вещи.

Не хотелось оставлять ее в таком состоянии ни на секунду. Но во что она переоденется, когда выйдет из душа? С этой мыслью я поднялся и направился к лифту, постоянно оборачиваясь. Пока буду ходить туда-сюда, нужно придумать, как ее успокоить. Или наоборот позволить выплакаться?

Мозг взрывался. Я, как контуженный, проделал путь к машине и обратно, нагруженный сумками. Майя до сих пор сидела под дверью. Только я предложил ей помочь подняться, она сама вскочила, пошатываясь, и пронеслась через приоткрытую дверь в квартиру.

Какое-то время я стоял в коридоре, не чувствуя вес сумок, оттягивающих мои руки и плечи. Что-то внутри говорило, что ей будет легче, если я исчезну, как планировал. И ей — да и мне — будет легче избавиться от желания, навязчивых фантазий на расстоянии, не видя, не слыша, не боясь почувствовать.

Но я, видимо, был слишком эгоистичен. Потому что заткнул этот вякающий голосок. Пусть я не буду иметь возможности к ней прикоснуться, но должен хотя бы видеть ее, ибо ссохнусь без нее, как без воды. Если она вправду моя плоть и кровь, я обязан быть рядом и защищать ее.

— Где ключи? — спросила она, когда я поставил сумки в коридоре.

— На той полке должны быть, — указал на верхнюю часть комода. — Почему ты еще не пошла в душ?

Майя шмыгнула носом и, подступив к своей сумке, вытащила из нее смартфон. Я крепко поймал ее руку за запястье прежде, чем она успела отойти от меня.

— Сходи первым делом в душ. Ты простынешь!

— Я… — начала было она, и ее лицо вновь чуть не скривилось от плача. Майя сморгнула застывшие слезы в глазах и, продолжая глядеть куда-то в пол, тихо сказала: — Я должна позвонить маме.

— Ты обязательно позвонишь ей, но когда согреешься и не будешь на грани вновь сорваться на плач. Так понимаю, будет не очень хорошо, если твоя мама подумает, будто ты рыдаешь из-за развода.

— Нет, сейчас позвоню. Больше не могу, понимаешь? — наконец подняла на меня заплаканные глаза и сразу же отвела взгляд. — Отпусти, — дернула рукой. Бесполезно.

— Кроме того, нам нужно основательно подойти к этому разговору. Задавать правильные вопросы, чтобы вытащить побольше информации. Прочувствовать, где человек лжет, а где нет. Возможно, это все просто какая-то подстава.

— Подстава?! Кому она нужна? Моей маме нет смысла лгать!

— Может быть, она в сговоре с Глебом. Он еще вчера вечером узнал, что мы вместе.

— Погоди, когда ты вчера уже успел с ним поговорить? Зачем ты вообще сказал ему о том, что мы вдвоем?!

Я выхватил из ее руки смартфон, запихнул обратно в сумку и, пока она не среагировала, крепко схватил ее за плечи.

— Успокойся, слышишь? — наклонился к ней, заглядывая в глаза, полные злости и печали. — Не хватало еще сейчас поругаться. — С ума сойти, ее всю ужасно трусило, плечи казались ледяными. — Тебе надо срочно согреться. Быстро в душ. Или я тебя туда сам занесу.

— Не посмеешь! Отпусти быстро! — начала брыкаться, пытаясь вывернуться. — Не смей ко мне больше прикасаться!

Ее тщетные попытки вырваться не злили. Бесило другое — ее желание не быть рядом, не чувствовать, не вспоминать. Я его понимал, но от этого легче не становилось, наоборот нервы накалялись до предела.

— Не хочешь, значит, в душ? Буду греть по-другому.

Стоило лишь раз ухватиться за тонкую ткань платья, услышать треск — и я перестал контролировать свои руки. Майя кусалась, царапалась, дралась, что меня, между прочим, несказанно радовало. И раззадоривало. Подливало масла в огонь. Мой дикий зверь точно вырвался на свободу, раздробил цепь, и теперь с особым усердием разрывал мокрую ткань.

Я с жадностью освобождал от обертки свое личное лакомство, позволяя себе слабость, делая все похожим на стремительную прелюдию к безумно страстному сексу. В какой-то момент Майя прекратила сопротивляться и позволила опустить к ногам разорванное платье. Не удирала, лишь смотрела отрешенным взглядом куда-то в сторону пояса моих джинсов, краснея на глазах.

Да, тому товарищу, в полной боевой готовности, было совершенно пофиг, сестра она или нет. Но вот мне не было пофиг. Я стащил с себя прилипшую рубашку и прижал к груди полуголую Майю. Обратился к дару и, надеясь, что она ничего не заметит, повысил температуру тела на несколько градусов.

Как маленькая птичка, она дрожала в моих объятьях, и эта дрожь постепенно сходила на нет, пока я усиленно штурмовал свой мозг, лишь бы не сорваться. Пальцы, точно магнитом, тянуло к застежке на ее лифчике. Он тоже промок, его бы не помешало снять. К тому же мне хотелось чувствовать не плотную мокрую ткань, а мягкие, нежные груди с затвердевшими сосками.

Так, хватит. Надо думать, что делать дальше — не только мне, но и ей. В таком состоянии ее бы лучше не оставлять одну, а контролировать выполнение того, что придумаю ей делать. Но мне в любом случае нужно поговорить с отцом. Своими глазами увидеть ту папку, которую я на нашей прошлой встрече отказался открыть.

Хоть бы там очутилась любая другая девушка. Это Майя-то знакома с ведением бизнеса? Она всего лишь работает на себя и даже представить не может, что такое управлять людьми. Компания — это прежде всего люди, а не капитал и ресурсы. Если ее имя в той папке, то мне еще придется ее убеждать, чтобы она отказалась от подарка.

Перестав дрожать, Майя обняла меня, прислонила щеку там, где грохотало сердце, и сцепила руки за моей спиной. Я застыл над ее головой, не решаясь пригладить ее мокрые волосы, тем самым немного их подсушить. Тыльная сторона моей ладони привычно покраснела, но я держал дар в узде, не давая коже окончательно сделаться бордового цвета. В полутемной прихожей, куда тусклый свет попадал только через широкое кухонное окно, Майя не должна заметить смены цвета моей кожи. А вот ткань… Опустил взгляд к своим шортам и заметил тонкое облачко пара — кажется, хватит баловаться с подогревом.

— Нет, я не могу так… — Майя отстранилась и обхватила себя руками. Больше не дрожала, но из голоса не исчезла дрожь. — Уходи.

Меня точно огрели чем-то тяжелым по голове. Я перестал соображать, не в состоянии поверить ее словам.

— Уходи, говорю, пока не случилось ничего такого, о чем потом мы будем жалеть. Мне нужно поговорить с мамой. Спросить фамилию моего отца. Спросить, как зовут его сына.

Я прочистил горло. Постепенно до меня стало доходить, что Майя в принципе права.

— Тогда я встречусь со своим отцом и выясню обо всем. Потом вернусь и все расскажу.

— Если он подтвердит, что я его дочь… Не возвращайся.

— Что ты такое говоришь? — я потянулся к ней, чтобы поймать за локоть, но она успела увернуться и отступить. Подняла к моим глазам взгляд, полный решимости и отчаяния.

— Ты разве не понимаешь, что мы не сможем вести себя как брат и сестра? Мы слишком… слишком…

Хотим друг друга? Нет, вряд ли она это боялась сказать. Возможно, с ее языка так и не сорвалось: «Мы слишком влюблены друг в друга». И, как ни странно, внутри меня не нашлось ни одного противоречия этой мысли. Это огорошило меня сильнее ее просьбы уйти.

Я потянулся за бумажником, надеясь, что деньги в нем не промокли.

— Сколько стоит это платье?

Майя покачала головой, накрыла рукой бумажник, опуская его вниз, и произнесла:

— Забудь. Ты и так много для меня сделал. Я перед тобой в долгу.

— Чушь. Все, что я для тебя сделал, было не для того, чтобы ты мне что-то возвращала.

— Правильно. Это все было с другой целью. Теперь смысла в этой цели нет. Уходи.

И я ушел. Набросил влажную рубашку, окинул Майю на прощанье взглядом, так и не дождавшись взгляда в ответ. Захлопнул за собой дверь, прислушался к себе. Внутри зияла пустота. Казалось, я разваливаюсь по частям… Одна часть меня погибла под дождем, другая осталась с Майей. Я не ощущал себя. Где я? Кто я? Зачем здесь стою? Что-то внутри требовало срочно заполнить пустоту. Складывалось впечатление, что как только я вернусь за запертую дверь, снова стану цельным — пусть побитым, наспех склеенным, но это чувство, когда кажется, словно сердце выдрали из груди, пройдет.

Напоминание о звонке Мартину разорвало тишину. Я максимально быстро побежал к лифту, спустился на нем и добрался до машины. Открывая дверцу, на ходу набирал Командира.

— Ну что? Жив-здоров?

Простой вопрос, на который я полминуты искал ответ. Ни жив и ни мертв, завис где-то между жизнью и смертью. Болен, чертовски болен. И мощный дар, не позволяющий никакой болезни развиваться в организме, сейчас был бессилен.

— Все в порядке.

— Что случилось?

Видимо, попытка произнести слова привычным голосом провалилась. Я солгал не потому, что не был близок со своим другом настолько, чтобы поделиться сложившейся ситуацией, а потому, что в голове творилась каша. Пока не расставлю все по местам, не смогу толком ничего рассказать.

— Можешь собрать досье на мать Майи? И узнать, где можно быстро сделать анализ ДНК.

— Ого! — голос Мартина ожил. — Ты сомневаешься в том, что она ее мать? Что там у вас происходит?

— Долгая история… Но есть предположение, что Майя моя сестра.

Тишина в трубке. Неудивительно, я бы тоже офигел.

— В обычной клинике анализ делается где-то неделю, если не ошибаюсь, — наконец сказал Мартин. — Наши ребята могут быстрее сделать, но тебе придется ехать сюда.

Неделю, черт побери. Я же умом тронусь за неделю!

— Слишком долго в любом случае.

— Куда ты спешишь?

Куда спешу? С каждой утекающей секундой казалось, что расстояние между мной и Майей увеличивается, хоть я по-прежнему сидел в машине под домом и пялился на непроглядную стену дождя за окном. Все, что я упорно строил эти дни, чтобы завоевать ее доверие и расположение, рухнуло.

— Не знаю… Ладно, сделай хотя бы досье.

— К утру будет. Больше ничего не надо?

Уже собрался завести машину и ехать в особняк отца, но на несколько секунд завис в раздумьях. Что-то хотел сказать… Еще раньше собирался при первом случае сообщить. И забыл. В этой каше, что кипятилась в моей голове, можно и имя свое потерять.

— Вроде ничего, — произнес неуверенно.

— Точно?

— А, черт. Вспомнил. Сегодня видел за собой хвост. Неуверен, но, кажется, за рулем был парень, которого недавно задержали полицейские на прошлом задании. Меня как раз тогда отстранили. Помнишь ту историю?

— Конечно, это же было позавчера.

А мне казалось, что с того дня прошло полгода. Чертовски насыщенная жизнь бурлила последние дни, даже мозг сбился со счета, потерялся во времени.

— Мой тебе совет, — сказал Мартин. — Возьми какой-то материал для ДНК: волосы, кусочек ногтя, зубная щетка… Что-нибудь. И возвращайся домой. Если за тобой следили Охотники, значит пасут тебя. Очень скоро похитят и будут пытаться отобрать дар. Да мне ли тебе рассказывать?!

Мной овладел какой-то нездоровый азарт.

— Я же вроде обещал тебе поймать парочку Охотников. Мне даже их вылавливать не пришлось — сами клюнули.

— Лень, ты спятил? В одиночку никто не ловит Охотников! Бросай все и сейчас же возвращайся. По возможности езжай без остановок и превышай скорость сколько влезет.

— Я и так от них, кажется, оторвался, — сказал и завертел головой по сторонам. Черт, ни фига не видно из-за дождя.

— Кажется? Или они дали тебе подумать, будто ты от них оторвался?! — Мартин уже начинал выходить из себя. Замолчал, будто сам был не в восторге от того, что повысил голос. Вздохнул и сказал уже спокойнее: — Не хочешь возвращаться — иди в местный Лагерь и проси защиту.

Скорее я Рогатого в зад поцелую, чем пойду к местному придурку-Командиру просить защиту. Но Мартин был прав. Оставаться без поддержки опасно. Охотники берут не силой, а количеством и оружием. К ним легко попасть в рабство и только и делать, что выполнять приказы какого-то босса. Каким бы мощным ни был мой дар, против электрошокеров, успокоительного и бетонных стен я бессилен.

— Я постараюсь скорее со всем разобраться и сразу же вернусь.

— У тебя есть сутки. Не управишься за это время — я сам выеду за тобой.

Серьезная угроза. Это даже страшнее, чем поцеловать Рогатого в зад. Изо всех ресемиторов, которых знаю, есть только один с даром, по мощности подобным моему — и его имя Мартин. Мы даже ни разу не мерились силами всерьез, когда уже оба обрели дары. Потому что случайно могли бы разнести полгорода.

— Хорошо, сутки так сутки. Не кипятись.

— И отзванивайся мне каждый час.

— Каждый час? Спать когда?

— Хочешь выспаться — дуй домой, — и бросил трубку.

Очень весело. Мало того, что надо со всем справиться за сутки, так еще и придется провести их без сна. Хотя, с другой стороны, не думаю, что мне сегодня вечером захочется хоть немного спать. Только Мартин отключился, суровая реальность обрушилась на голову каменным градом. Пока говорил с другом, казалось, вновь обрел старого себя. Или, в конце концов, сработала привычка, получилось забыться на время. Неуверен, но, возможно, голос даже выровнялся.

Некогда раздумывать над мелочами. Я вырулил со двора и, только шины коснулись трассы, вдавил педаль газа в пол. Отец должен быть дома, если не свалил к любовнице. Хотя зачем ему теперь к кому-то валить, если в особняке, кроме него и прислуги, никто не живет? Думаю, из наигранного траура отец давно уже вышел и не стесняется водить в бывшее супружеское ложе девчонок (да, я уверен, девчонок чаще, чем женщин).

Как там Майя? Сходила уже в душ, переоделась ли? А матери позвонила? Забыл ей сказать, чтобы связалась со мной сразу же, как что-то узнает. Догадается ли сама набрать меня? Или она уже обо всем узнала и занесла мой номер в черный список?

Я все дальше отъезжал от дома, где ее оставил. Оставлял за собой километры, а меня, как наркомана, тянуло обратно. Да, черт побери, что со мной?! Чтоб это я, Леонид Смирнов, не мог определиться с тем, как поступать дальше? Чтобы это я не мог найти компромисс между желаниями тела и разума? Чтобы это я, твою мать, влюбился?

Да нет, мне просто показалось. А еще я, если честно, трус и лгун. Вру даже самому себе. Боюсь неизведанного, боюсь потерять себя, боюсь зависеть от кого-то. Но уже поздно. Мир перевернулся вверх тормашками, я его не узнаю. Себя теряю по пути. И уже крепко привязался. Так и вижу, как от меня тянутся невидимые эластичные нити, которые с каждым километром все сильнее тащат назад.

Забор перед особняком отца, кажется, стал еще выше. Каменная кладка тянулась вверх почти до трех метров. Я не стал подъезжать к кованным воротам и припарковался немного в стороне, возле магазина. После того как отец в прошлый раз, семь лет назад, отказался открывать ворота, чтобы я забрал свою машину, теперь как-то не горел желанием заезжать внутрь.

Благо, дождь в пригороде почти сошел на нет, а одежда на мне высохла. Как-то было пофиг, как она выглядит. Опять услышу от отца, любителя идеально выглаженных костюмов и рубашек, какое-то едкое замечание. Если бы не Майя, моей ноги не было бы в этом доме.

Только я перешел дорогу, как у ворот остановилось такси. Кроме водителя, в машине никого не было. Отец не ездил бы на такси. Пазл сложился за долю секунды: такси ждало любовницу. Я остановился, собираясь подождать, пока она выйдет. Не было особого желания сталкиваться с очередной пассией отца у двери или на вымощенной дорожке к дому.

— Ты уже передумала? — донесся знакомый голос из-за забора вместе с цокотом каблуков. — Нет, я не дома, но скоро буду.

Грудной женский голос был так похож на тот, который я слышал у Майи на кухне, что я не удержался на месте и направился к калитке.

— Смирнов его фамилия. Сына вроде Леонид зовут. А что? — Она явно говорила по телефону. — Хорошо, давай.

Причем говорила с Майей. И только что дала ей вескую причину больше никогда не видеться со мной.