Глеба я поймал на автостоянке недалеко от дома. Только он заглушил мотор, я подошел к его «Тойоте» и постучал пальцем в боковое стекло. «Радость» от встречи была непередаваемой — бедняга подпрыгнул в кресле, точно призрака увидел. Но быстро опомнился и опустил стекло.
— Поговорить надо.
Наверняка подумал: «Какого хрена?», зато ответил вполне прилично.
— Только быстро. Я домой к жене спешу.
Ну конечно же. Майю я выпустил утром, а сейчас уже перевалило за полдень. Спешит так, что колеса визжат. Еще и когда я устроился на соседнем сидении, держа в руке наготове еле заметный шприц, неожиданно засыпал вопросами. И кто тут боится потерять драгоценное время?
— Как ты узнал, где я живу? Кто тебе сказал?
Говорить с ним я собирался позже. Для начала так быстро вогнал шприц в бедро Глеба, что тот даже не успел отбросить мою руку и спросить: «Че за фигня?», — потому что вырубился сразу.
На стоянку в обеденное время редко заезжали машины. Лишь одна проехала мимо, пока я оглядывался по сторонам, оценивая ситуацию, и то ее водитель даже не посмотрел в нашу сторону. Никому не будет никакого дела до двух парней, уснувших на передних сидениях «Тойоты».
Я прикрыл глаза, заставляя свое тело расслабиться. Перед внутренним взором показались очертания стоянки и расходящиеся от меня, словно спицы колеса, десятки красных лент. Я мысленно ухватился за ту, что вела к Глебу, и в тот же миг оказался в тягучем тумане его спящего сознания.
Теперь дело осталось за малым — надиктовать новые воспоминания.
«Где-то среди ночи меня стала грызть совесть. Я не мог вернуться домой и освободить Майю, поэтому решил попросить об этом единственного человека, который в курсе наших разваливающихся отношений. Дозвониться к Лео смог только утром, тогда же и встретился с ним для того, чтобы передать ключи. Сам домой пока что возвращаться не собирался — у меня были дела. Днем вновь созвонился с другом и встретился с ним на стоянке, чтобы забрать ключи. Лео отдал мне ключи…»
Достаточно. Еще желательно бы проверить, если ли мой номер телефона у него в мобильнике, но, я уверен, он запаролен. А даже если номера нет, то Глеб никак не сможет поддать сомнению свои воспоминания. Человеческий мозг устроен так, что сам найдет рациональное объяснение любому недоразумению, лишь бы все понимать и держать под контролем. Например, спишет все на сбой системы телефона.
Глеб очнулся через несколько минут. Он не будет помнить, что спал, будет думать, что прикрыл глаза на чуть-чуть.
— Что, девка у тебя ненасытная? — спросил я, когда друг зевнул, распахнув глаза. — Всю ночь спать не давала?
Он метнул в меня косой взгляд, будто сомневался, делиться со мной своими ночными похождениями или нет.
— Ха… Помню, я когда-то познакомился с одной блондинкой. С виду — вроде обычная, ничего выдающегося. А как дошло до койки, так она мне до утра спать не давала. Я тогда еще после гонки был на адреналине — не особо то и хотел. Утром я немного вздремнул, почувствовал прилив сил и потом уже ей не давал спать до вечера.
— Я не трахался, я бухал, — огрызнулся Глеб. — Так нажрался ночью в клубе, что утром нихера не протрезвел. Домой ехать не хотел, хорошо хоть ты выручил. Потом с какой-то бабой номер в гостинице снял. Кровать увидел и сразу вырубился. Полчаса назад проснулся — кошелек пуст. И главное, не помню, то ли сам все потратил, то ли эта баба стырила.
— Для Майи эту сказочку прибереги. Только не забудь сменить бабу на друга. Скажи ей, что встретил в клубе приятеля, и он оттащил тебя пьяного к себе. Домой не вернулся потому, что не хотел перед ней предстать в отвратительном виде. А вот мне мог бы и правду сказать. Делать мне нечего, передавать потом все твоей супруге…
— Да она вчера такое сказала, что я… — он со злости ударил кулаком по рулю. — Короче. Не до баб мне было, ясно?
Вот это да. Аж интерес взыграл, что такого могла сказать Глебу Майя, тем самым отбив охоту цеплять девчонок.
— Чувак, я, конечно, все понимаю. Скоро развод. Но будь человеком, а? Майя и так наверняка натерпелась от тебя.
— На самом деле мы не собираемся разводиться, — сказал Глеб, чем подтвердил услышанный мною разговор Майи и ее матери. — Мы договорились, что каждый завяжет себе роман на стороне, и будем жить дальше.
— Это, по-твоему, нормально? — спросил я, а сам задумался: зачем ему такой брак? Для вида? Почему не развестись, если нет желания быть вместе?
— Меня все устраивает. На свадьбу мои родители и ее мать скинулись нам на трешку в хорошем районе. Да пока я не женился, мне батя не хотел места в компании давать. Заморочки у них с матушкой. Уже задолбали со своими требованиями, чтобы мы с Майкой скорее спиногрызов делали. Но, короче, ты же понимаешь, это был брак по расчету. Майка красавица, добрая, умница, хорошо готовит, держит квартиру в порядке. Сама мне плакалась, когда мы только познакомились, что хотела поскорее от маменьки съехать. А я знал, что мои родители планируют мне хату подарить, как только женюсь. Чего б не выручить друг друга? Мои родители хотели дарить двушку, но мама Майи еще денег докинула — и вышла трешка. Теперь у каждого своя комната, и еще и фотостудию отгрохали.
Глеб равнодушно развел руками, будто ни капли не понимал, в чем проблема. Наверняка Майя и понятия не имела, что выходит замуж по расчету, а не по любви.
— Она прекрасно знала, что я непостоянный. Да и в «этом» плане мы не слишком подходили друг другу. Я ушел на сторону, предложил ей сделать то же самое.
— Непохоже, чтобы она была в восторге от такого предложения, разве нет?
— Да все будет нормально! Не лезь со своими нравоучениями. Вчерашняя ссора тебя тоже не касается. Это мое дело, как ее воспитывать. Ты сам должен понимать, что нельзя позволять бабе себя попускать.
— Ты сам втянул меня в это. Уж прости, не могу смолчать. Мой тебе совет: не мучь девчонку, разведись с ней и найди другую, которую будет устраивать брак по расчету и романы на стороне.
— Такую, как Майя я не найду. Она будет идеальной матерью для наших отпрысков. Ты понимаешь, мой идеал девушки не вяжется с той, кто будет рожать мне детей. Это два разных человека.
Я стиснул зубы от злости. Кулаки чесались от желания расквасить морду Глебу. Раньше мы дрались не раз, я всегда выходил победителем. И сейчас не сомневался в том, что смогу уложить Глеба мордой в асфальт. Но теперь я не тот, что был раньше. Больше не обычный человек. Мне нельзя злиться. Ибо моя сила может убить.
— Забудь о том, что видел. Мы сами разберемся. И не вздумай к ней приближаться. Мы оба знаем, что ты еще хуже, чем я. — Глеб метнул в меня озлобленный взгляд, будто у меня на лбу было написано: «Хочу трахнуть твою жену».
Я хочу спасти ее от тебя, придурок. Все остальное — лишь приятные бонусы.
— Да не вопрос, — поднял я руки в примирительном жесте. — Что, в городе девок мало?..
— Вот только не надо делать вид, что ты сразу меня послушался, — скривился он. — Насколько же я был пьян, что тебе позвонил… Ты еще не успел залезть к ней в трусы?
— Сбавь обороты, чувак. Я всего лишь выпустил ее и ушел.
— Ну конечно. Чеши дальше. К тебе же бабы, как пиявки липнут. И эта сучка сразу такая тогда в пабе «бывшая», — передразнил он последнее слово писклявым голосом.
У Глеба была удивительная врожденная способность: выводить людей из себя. Я не хотел ему угрожать, честно слово. Не хотел рассказывать ему то, что знаю. Но мне слишком сильно захотелось сделать так, чтобы он заткнулся и его идеальные планы на безоблачное будущее разбились вдребезги.
Одним резким движением притянул его за шиворот к себе и процедил в ошалевшее лицо:
— Долго будешь Майю водить за нос недействительным брачным договором?
Его лицо покраснело, глаза чуть не вылезли из орбит от шока.
— Да договор заверен был у нотариуса! Какого хрена…
Для пущей убедительности я встряхнул его и сильнее сдавил ворот джинсовой куртки.
— Любой суд признает его недействительным без особых усилий. По закону в брачный договор можно вносить только пункты о разделе имущества. Ни о каких штрафах не может быть и речи, ведь фактически штраф ограничивает правоспособность и дееспособность супруга. Прекращай делать вид, будто слышишь об этом впервые. У тебя есть время исправиться, прежде чем Майя услышит это от меня.
Я откинул его обратно в кресло, отчего тот закашлялся и принялся тереть горло. Пока в мою сторону не открылся поток матерных слов, добавил:
— Купи веник и извинись перед ней, если не будешь больше изменять. А если нет — подавай на развод. Будешь снова себя по-скотски вести — достану себе ксиву адвоката и лично размажу тебя в суде. Потеряешь все: и квартиру, и деньги, и место в компании отца.
— Какого хера ты в ее защитники заделался? Стал западать на беззащитных маленьких клуш?
О, дар речи вернулся. Но это все, что он мог сказать, грязно выругавшись себе под нос. Потому что знал: против меня он бессилен.
— Трепайся дальше. Я предупредил.
В общем, все прошло хорошо. Задерживаться больше не имело смысла, я вышел из машины и направился к своей красотке.
Уверен, Глеб еще с полчаса-час будет сидеть в машине, обдумывая мои слова и, хорошо зная меня, придет к выводу — надо подавать на развод. Да гнев его родителей ничто по сравнению с теми проблемами, которыми могу его обсыпать я. Потом он договорится с Майей разойтись по обоюдному согласию и она даже не узнает о том, что договор был неправильно составлен. Дальше появлюсь я и заставлю ее за несколько дней забыть два года, проведенных с Глебом.
После меня она расцветет, поверит в себя — и встретит свою половинку. А я пойду спасать мир дальше…
Ее визитку я долго вертел в руках, думая, когда позвонить. К сожалению, у меня не было много времени, чтобы, как обычно, выжидать несколько дней. Уже на следующих выходных нужно будет вернуться в родной Лагерь. Поэтому придется звонить завтра, чего бы мне очень не хотелось — я в принципе не хотел ждать завтрашнего дня. Я б с радостью позвонил ей прямо сейчас, но нет.
Давненько меня так сильно не цепляла девчонка. Думаю, от проведенных вместе дней останутся яркие воспоминания. Я уже был готов начать считать минуты до того момента, как она полностью отдастся мне.
Как бы я хотел, чтобы этот момент пришел прямо сегодняшним вечером, заменив противную слежку и встречу с отцом. Я его не видел шесть лет — и еще не видел бы столько же. Именно по его вине я в двадцать один год остался без матери, и это невозможно простить.
Стук в боковое окно вырвал из размышлений. Глеб застыл у моей машины с поникшим видом и жестами просил опустить стекло.
— Долгани денег на цветы.
Мать твою за ногу! Он решил мириться? Если так, то мой план полетит коту под хвост. Но отказать другу не мог. Возможно, он для себя создал какой-то четвертый вариант, вместо предложенных мною трех. Например, решил сделать вид, что мирится, а сам будет продолжать изменять и издеваться над Майей, как только я уеду.
Черт, что же делать? Я не смогу из другого города следить за их браком.
С этими мыслями покинул стоянку, оставив Глеба наедине с достаточной суммой для того, чтобы осыпать Майю цветами с головы до ног.
Ближайшие несколько часов следил за каратистом, который как раз проводил время со своей девушкой. Пока они сидели в кафе, я устроился через несколько столиков от них и довольно долго цедил американо, одним глазом поглядывая на парочку, а другим — изучал Майино досье, открытое на планшете. Сухие факты, типа годы обучения в школе и участие в олимпиадах, мало что давали понять о человеке. Гораздо больше я вынес для себя из разговора между ней и матерью.
Хоть это и звучало странно, но казалось, будто Глеб с ее матерью, Светланой Иннокентьевной, в сговоре. Майя наверняка и на секунду себе представить не могла, что пункт про выплату штрафа незаконный. Ведь доверяет матери безоглядно. А не стоило бы. Не специально ли она отговаривала свою дочь от того, чтобы искать хорошего адвоката?
Попросить бы Мартина нарыть информацию и на Светлану Иннокентьевну, но я оставил это на крайний случай. Не хотелось снова отвлекать своего Командира от работы. А ее навалилось на его плечи немало, если приходится вместо меня вести допросы.
После кафе парочка отправилась прогулочным шагом в кино. Какая банальщина… Смертная скукотища… Я чуть не уснул в кинозале, сидя на ряд выше от каратиста с его подругой. Было бы куда веселее, если бы он вместо того, чтобы подержать ее за ручку и покормить попкорном, попросил сделать минет. Это единственное интересное времяпрепровождение в кино.
Не скажу, что в принципе не люблю смотреть фильмы. Иногда на слежке одним глазом поглядываю в планшет, когда представляется возможность. Смотрю нашумевшие ленты, чтобы не отставать от жизни. Бывает, везет, когда кто-то советует годный фильм — и он действительно оказывается таким. Но обычно я умираю от скуки.
Потому что жизнь во сто крат может быть интереснее тех голливудских сценариев. Особенно когда под кожей дрожит могущественная сила дара.
После кинотеатра я успел купить на углу закрытый стакан кофе, чтобы хоть немного проснуться, пока каратист со своей девушкой сначала мило о чем-то болтал на скамейке в небольшом сквере, а потом еще и минут десять целовал ее.
Ничего не предвещало беды. Я надеялся, что парень таки уломает ее и скорее повезет к себе домой, а у меня даже останется время забежать в какой-нибудь более-менее нормальный магазин и купить костюм к ужину с отцом, но не тут то было.
Рядом со скамейкой нарисовался то ли бывший, то ли теперешний парень девчонки и явно был недоволен тем, что она проводит время не с ним, а с каким-то каратистом. Свое недовольство он принялся выражать настолько громко и оживленно подчеркивая каждое слово размашистыми жестами, что мне пришлось покинуть свой наблюдательный пункт за толстым стволом старого клена и, быстро допивая кофе на ходу, направиться к скамейке.
Пахло дракой.
Причем со стороны не было ясно, кто выйдет победителем. Каратист, который, впрочем, еще не носил черный пояс, или тот, кому наставили рога. Рогатый, между прочим, смотрел на каратиста свысока и был его шире раза в два. Похож на боксера. Не будь я сейчас на работе, устроился бы на ближайшей скамейке с ведром попкорна и с интересом наблюдал за действием, держа палец на кнопке вызова полиции.
А пришлось скорее выбрасывать недопитый кофе и как можно быстрее искать в смартфоне номер местной группы оперативного реагирования — рогатый уже успел за грудки поднять каратиста со скамейки, кожа которого краснела от злости.
До того как энергия дара рванет по венам пацана, оставалось меньше минуты. Если его сейчас не успокоить, придется менять воспоминания целому парку людей. Среди бела дня это почти невыполнимая задача.
Никогда не стоит вклиниваться с разговором между двумя разъяренными быками — все знают. Но другого выбора не было. Именно где-то в середине реплики рогатого: «Ты, падла, сейчас ответишь за свои слова…», — я и вклинился. Кожа каратиста пошла неестественно бордовыми пятнами, что значило: времени у меня очень мало.
После консьержки, Глеба, в моем многоразовом шприце со снотворным, в котором надо было только иглы менять и раз в день заправлять, вещества осталось от силы несколько капель. Должно хватить, чтобы вырубить каратиста, но надолго ли?
Придется узнавать опытным путем. Я вогнал в бедро пацану иглу, говоря в это время:
— Ребята, отойдите друг от друга. И решите проблему диалогом. Вы ведь в общественном месте.
Рогатый взглянул на меня так, будто я сморозил несусветную чушь. Оно в принципе так и было. Неважно, что я сказал бы — парня, готового драться, не остановят любые слова незнакомца.
— Отвали, пока зубы целы! — громыхнул рогатый, а каратист в это время, закатив глаза, сполз в его руках, точно тряпочка. Вырубился! Отлично! Теперь надо либо рогатого отправить восвояси, либо каратиста унести. Потому что как проснется, история повторится, а снотворного у меня с собой больше нет. Надеяться на быстрое прибытие группы реагирования я не собирался.
Рогатый опешил, заметив, что его противник внезапно отключился, и чуть было не уронил спящего на асфальт — я вовремя поймал каратиста и дотащил до скамейки. Девчонка сразу бросилась к нему, закатила истерику, прицепилась ко мне, будто я мог ему чем-то помочь.
Я был занят сложным мыслительным процессом. Искал ответ на вопрос: как выпроводить из сквера рогатого, который явно не даст унести из-под носа каратиста. Только сейчас меня осенило, что, возможно, усыплять надо было не того.
— Че это с ним? — послышалось из-за спины. Пока рогатый не вышел из шока, нужно было действовать.
— Человек потерял сознание. Надо вызвать скорую. И полицию.
Надеялся, что он испугается и даст ноги, но вместо этого резко оттолкнул меня, протягивая ручищи к девушке:
— Пошли разберемся!
Что бы ни произошло между ними, не стоило грубо хватать девчонку за руку и, несмотря на крики, тащить ее за собой. И тем более не стоило меня отталкивать в сторону.
В несколько шагов я догнал рогатого, перехватил за руку, которой он держал девчонку, наклонил его на себя, ухватившись за его плечо, и зарядил коленом в живот. Она шустро отскочила в сторону, пока я готовился к следующему удару — коронному в голову. Вырубает лучше снотворного.
— Зайчик, что с тобой? Очнись, пожалуйста! — послышалось из-за спины.
— Не надо его будить! — не сдержался я, гаркнув через плечо. Этой моей заминки хватило рогатому, чтобы успеть разогнуться и запустить мне в челюсть кулак.
Больно. Адски больно, твою мать. Искры из глаз посыпались, и мир потух на несколько секунд. А когда вновь взыграл красками, я обнаружил себя лежащим на асфальте. Где-то рыдала девушка, пытаясь добудиться до каратиста. Я хотел ей сказать, чтобы она не мешала человеку спать! Сам со всем разберусь. Но внезапно закрывшая солнечный свет тень рогатого отвлекла.
Я машинально его ударил ногой по тормозам, прежде чем он успел бы склониться надо мной и начал или душить, или молотить по лицу. У меня довольно быстрая регенерация, до ужина с отцом не осталось бы и шрама. Но, черт побери, получать по лицу совсем не приятно.
Рогатый оступился после моего точного удара под коленку и, потеряв равновесие, громыхнулся рядом со мной — я успел в последний момент откатиться в сторону.
Когда я поднимался, зараза поймал мою лодыжку, и в следующий момент острая боль пронзила голень — когда, твою мать, он успел достать нож?! Не прошло и секунды, как штанина пропиталась кровью. Рана скоро затянется, вот только у меня совершенно нет времени валяться на асфальте и ждать, пока это произойдет.
Вдобавок ко всему очнулся каратист. Завертел головой по сторонам, смачно зевая и оценивая ситуацию, пока я пытался подняться. Рогатый уже возвышался надо мной, довольно скалясь. Хотел бы я увидеть, как он будет скалиться, когда я выпущу на свободу силу своего дара и без особых усилий смогу замотать этого рогатого в железную скамейку, как в конвертик.
Но нельзя, черт подери, нельзя! Меня свои же смешают с асфальтом за демонстрацию дара на людях. А их, вы только поглядите, сколько вокруг собралось! Сейчас достанут свои смартфоны и потом зальют ютуб потрясными видео, вмиг прославив на весь мир парня, который чувака, раза в два шире себя, закрутил в скамейку голыми руками.
Ради сохранности тайны мы иногда даже жертвуем своей жизнью. Как и сейчас я, вместо того чтобы продолжать драться, делал вид, что не могу подняться. Сцепил зубы, хотя боль давно прошла и кровь больше не текла. Рогатый, оставшись доволен тем, что я теперь не помешаю ему увести девушку и где-то разобраться с ней, повернулся к скамейке — и напоролся на проснувшегося каратиста.
Несколько точных быстрых ударов, которые я едва смог отследить, и рогатый отправился в полет на траву. Каратист оставался вполне спокойным, справился и без дара, о котором еще вряд ли подозревал. Снотворное отлично усыпляло, и к тому же гасило вспышку дара. Я мог расслабиться, встать со страдальческим лицом и поковылять прочь, пока не приехала полиция или ребята из местного Лагеря.
Но они приехали прежде, чем и я, и рогатый успели слинять из сквера. И каратисту с девушкой не удалось далеко уйти.
Ближайший час пришлось провести в монотонных объяснениях, что на ноге всего лишь царапина, несмотря на окровавленную штанину, и что я чертовски спешу. Заодно в подробностях поведать о случившемся.
Мои, так сказать, коллеги быстро разделались с полицией, предъявили нужные удостоверения и пояснения. И бо́льшую часть времени я провел сидя на заднем сидении вместе с местным Командиром — временный начальник не преминул раскритиковать мои действия.
— То, что ты вколол снотворное парню, — это сделал правильно. Но почему так мало? Когда оно успело у тебя закончиться? — он вцепился в меня задумчивым, суровым взглядом, явно рассчитывая, что я под ним стушуюсь. Ясное дело, помимо работы использовать снотворное и тем более дар было категорически запрещено. Разрешалось только в крайних случаях. Благо, он даже не подозревал, что в моей машине лежит припрятанный кейс с зарядкой для шприца, просто совершенно не было времени его перезарядить. Если б кто этот кейс увидел, начались бы лишние вопросы, будто я храню не зарядку, а ящик гранат.
В итоге я ничего не ответил, молча надеясь, что меня скорее отпустят. После длительной паузы Командир добавил:
— И тем двоим, парню и девушке, надо было дать уйти. Зачем ты затеял драку? Будь ты членом моего Лагеря, я бы отстранил тебя за это от работы.
Через затемненное окно джипа я видел, как девушка сидела на скамейке рядом с моим коллегой и, похоже, сотый раз пересказывала происходящее. На ее лице застыло недовольство, но было бы гораздо хуже, если бы она осталась в лапах рогатого. Кстати, его сдали полиции — зря они, что ли, приезжали?
Несмотря на возмущения Командира, я считал, что сделал правильно все, а не только укол снотворного. Но у меня совершенно не было времени на споры с ним.
— А что вам мешает отстранить меня? Вперед! Отстраняйте до самого конца недели.
Ответили мне что-то или нет, я не слышал. Потому что, выйдя из джипа, буквально побежал через сквер, а потом еще через два квартала к месту, где припарковал свою красавицу. У меня не осталось времени не только на покупку костюма, но даже было некогда стоять на светофорах. Почти все я успешно пролетел на красный и прибыл к ресторану с небольшим опозданием.
Отец всегда был сверхпунктуальным и, конечно, уже сидел за столиком в углу зала. На входе меня, правда, не сразу пропустили, окинув презрительным взглядом. Даже не купились на несколько обаятельных улыбок. Зато, когда узнали, кто меня ждет, вмиг стушевались. Хотя я был бы не против, если бы меня все-таки прогнали.
Стараясь сохранять полную невозмутимость, я опустился на стул за столик к отцу и подозвал официантку.
— Девушка, будьте добры: имбирный чай и небольшой кусочек пирога с творогом. — Этим я сразу дал понять отцу, что не задержусь надолго. И не буду тратить время на изучение бумаг, которые уже лежали в папке на столе.
— Мне еще одну чашку кофе.
Сиплый голос отца, в котором всегда рокотали грозные нотки, несмотря на тему разговора, вмиг напомнил мне, как когда-то я пугался до потери пульса от одного сурового: «Леонид, подойди сейчас же». Но это осталось в прошлом. Из отца за последние годы будто вытекла вся сила, исчез запал в карих глазах. Казалось, они даже поблекли до бледно-коричневого. А в волосах добавилось седины. Остальное оставалось прежним: идеально сидящий костюм, гладковыбритый подбородок и плотно сжатые губы.
— Тебе пошел двадцать девятый год, а ты до сих пор позволяешь себе выглядеть шалопаем среди приличных людей.
Ну да, я был в курсе, что на меня пялится весь ресторан, а девушки чуть не теряют сознание, заметив мою штанину, почти до колена пропитанную кровью. Отец, ясное дело, не знал о том, что кроме бизнеса у меня есть вторая работа — опасная и секретная. Я решил не пускаться в длинные лживые объяснения, перейдя сразу к делу.
— Еще по телефону я повторил трижды, что меня не интересует владение твоей компанией. Не думаю, что для тебя это стало новостью. Я с детства не интересовался телефонными коммуникациями и сейчас не горю желанием поднимать с колен твоего загнувшегося мобильного оператора. Будет всем лучше, если ты поручишь это неблагодарное дело профессионалу. Но если же ты принципиально хотел оставить свою компанию наследнику, надо было заводить больше отпрысков.
На стол между нами опустился фарфоровый чайничек с имбирным чаем и аккуратный треугольный кусочек пирога. Официантка, выглядевшая так безупречно, что невозможно найти ни одного изъяна, аристократичным движением налила чай в маленькую чашку и тихо удалилась. Не прошло и минуты, проведенной в молчании, как перед отцом поставили его кофе.
Сделав глоток, он наконец-то ответил:
— Даю тебе последний шанс согласиться и подписать бумаги. Я всю жизнь трудился над этой компанией, чтобы в итоге оставить ее тебе.
— Всю жизнь трудился, но вдруг что-то пошло не так… Быть может, ты просто вытянул из компании несколько миллиардов, чтобы обеспечить себе безбедную старость, а все остальное решил скинуть мне?
— СМИ раздувают скандал из ничего. У нас в стране много конкурентов, которые не жалеют денег на ликвидацию противников, даже таким грязным путем, как подкуп СМИ и фальсификация доказательств.
— В любом случае мне не нужна твоя компания. — Собираясь скорее уйти, я принялся за пирог.
— Ты никогда не заработаешь столько на своем бизнесе.
Прожевав кусок и запив чаем, ответил:
— Ты не знаешь, сколько я зарабатываю.
После тяжелого вздоха отца снова повисла тишина, во время которой я успел доесть пирог и выпить чай, поглядывая на время. Еще успею перед сном немного погонять за городом.
— У тебя есть брат и сестра.
Хорошо, что я в этот момент уже все проглотил. Потому что точно подавился бы.
— Откуда они взялись? — глупый вопрос, но я от шока не мог толком соображать. Брат и сестра, о которых отец никогда ничего не говорил?
— Я изменял твоей матери. — Голос отца даже не дрогнул, а вот мой кулак — да. Кто бы сомневался. Я догадывался, но лучше бы мои догадки остались без подтверждения. Мне стоило немалых усилий не придушить отца в этот же момент. И даже появилось дурное желание забрать его компанию — и разрушить ее к чертям собачьим.
— И что теперь? — спросил я, держа тон голоса на одной ноте. — Будешь шантажировать меня тем, что отдашь компанию кому-то из этих двоих? Да пожалуйста. Я буду только рад.
— Брат, в отличие от сестры, не знаком с ведением бизнеса. Поэтому, если ты отказываешься, компанию я, скорее всего, отдам ей.
— Вот и чудно. Я со всем согласен. Обрадуй мою сестренку. — Я выдавил из себя улыбку, прекрасно понимая, какие проблемы лягут на хрупкие женские плечи вместе с потрясающим подарком — считай чумной кот в золотом мешке.
Отец накрыл ладонью одну папку — черную и тонкую — и пододвинул ее ко мне.
— Не хочешь на нее взглянуть? Вы очень похожи.
Я резко подорвался из-за стола, всполошив громким стуком людей за ближайшими столиками. Переговоры, тихий женский смех и звон посуды стихли.
У меня было целых две семьи. Сто человек в своей компании, и еще целых триста человек — все мои соседи по Лагерю. Никто из них не приходился мне родственником. Но тем не менее все они были мне близки — ближе родного отца. Который однажды гульнул с какой-то бабой, оставив мою мать дома в слезах, и теперь предлагает познакомиться с результатом одного из своих предательств?
— Дамы и господа, прошу, не отвлекайтесь от трапезы, — произнес я с улыбкой, обводя взглядом заполненный ресторан. А позже, когда большинство посетителей опустили взоры в свои тарелки, уже без улыбки сказал отцу: — Я ушел из дому семь лет назад. На прощание ты мне крикнул, что я тебе больше не сын. Так вот. Ты мне уже давно не отец. Значит, эта девчонка не имеет ко мне никакого отношения. У меня нет причин на нее смотреть. — Я вышел из-за стола, достал несколько купюр из кошелька и придавил их блюдцем. — Надеюсь, она обрадуется твоему подарку.
Не задерживаясь взглядом на посетителях, которые явно рассматривали меня, пока петлял между их столиками к выходу, я надеялся на то, что этот разговор с отцом был последним. Но чуйка вторила: размечтался.