Кажется, я уснула. Неизвестно сколько времени пялилась на стену, выкрашенную серой краской, потом почувствовала, что голову тяжело держать. Склонила ее к груди, прикрыла глаза. За дверью время от времени слышались шаги, и я поначалу вздрагивала каждый раз. Но они постоянно проносились мимо. Это стало наталкивать меня на мысль, что я здесь не единственная пленница.
К тому же иногда слышались обрывки разговоров. В них часто звучало слово дар — то ли аббревиатура, то ли какой-то сленг. Рядом с ним обычно произносилось: забрать, отдать, пользоваться; сильный, слабый, улетевший, — что еще больше сбивало меня с толку. В конечном счете я перестала обращать внимание на ДАР, поняв одно: скорее всего, меня похитили для того, чтобы Лео им что-то отдал. Но в итоге его обманут и бросят гнить в соседнюю камеру.
Энтузиазм и надежда на то, что меня скоро найдут и спасут, постепенно угасали. Я одновременно ждала и боялась того, что дверь откроется. В конце концов устала. Голова казалась невыносимо тяжелой. Сколько сегодня часов проспала? Часика три-четыре? Ночью, прижимаясь спиной и ягодицами к Лео, я чертовски долго не могла уснуть. Потому что не хотела потерять ни одной секунды, наполненной его теплом. Прикидывалась спящей, а сама наслаждалась нашей откровенной близостью.
Все-таки засыпать вместе обнявшись — ни с чем не сравнимое удовольствие. Только сегодняшней ночью это поняла. Потому что прежде, когда еще спала с Глебом в одной постели, ни разу подобного не ощущала. Он либо вообще отворачивался от меня, либо мы не могли лечь обнявшись так, чтобы обоим было удобно.
К черту этого придурка. Флаг ему в руки, барабан на шею, ветер в спину, три пера в задницу и паровоз навстречу.
Хоть и клонило в сон, засыпать на стуле со связанными за спиной руками было совсем не удобно. Сначала я в страхе что-то пропустить решила и вовсе не спать, несмотря на то что прикрыла глаза. Но потом подумала, что если посплю, то, возможно, наберусь хоть немного силы.
Руки затекли, ягодицы занемели. Я осторожно подвигалась в надежде найти удобнее положение и постаралась подумать о чем-то хорошем, чтобы отвлечься и уснуть.
До мельчайших деталей попыталась вспомнить номер в той гостинице. Представила, как ложусь в кровать, Лео обнимает меня сзади и укрывает нас одеялом.
Под ресницами почувствовались слезы. Мой брат… Его поцелуй невозможно забыть, хоть и старалась изо всех сил. Он крепко отпечатался в памяти. Мои мечты совсем бесстыдны — и первое, что я увидела во сне, как оборачиваюсь к нему в постели. Наши губы встречаются, его рука скользит по животу выше, стискивает налившуюся от желания грудь. Он прижимается ко мне ближе — и я нежно, заманчиво трусь ягодицами о его твердую плоть.
Что-то вспыхнувшее ярким светом помешало досмотреть сон. Номер гостиницы исчез, а вместо него перед внутренним взором появились очертания подвальной комнаты. Мои глаза оставались закрытыми, сон — беспробудным, будто меня держала в нем неведомая сила. Серая стена передо мной пошла разноцветными волнами. На неспокойной поверхности показался прозрачный купол — он неспешно выныривал из вихрастых волн. Внутри него клубились три цветных дыма: зеленый, красный и синий. Они показались мне живыми, заворожили своими танцами, и я совсем не боялась, когда прозрачный купол вынырнул полностью, оказавшись сферой, поражающей изумительной красотой.
Приблизившись ко мне, она зависла в воздухе. Три дыма уже спокойнее двигались, отбрасывая мутные блики на стену, вновь ставшую серой. Я ощутила мощные толчки энергии, исходящие от сферы. Она словно изучала меня. Испытующе смотрела, как смотрит придирчивый покупатель на новенькую машину. Она ему уже вроде приглянулась, но он в задумчивости не решается сделать шаг, открыть дверцу и завести мотор.
Откуда рождаются такие сравнения? Ведь это просто сон. Сфера с кружащимися внутри разноцветными сгустками тумана — лишь плод моего воображения.
Похоже, она могла читать мысли, потому что сразу же обиделась — в исходящей от нее энергии почувствовались дрожащие нотки нетерпения. Прозрачная сфера покрылась рябью, три цвета закрутились в клубок — и в следующий миг она кинулась в меня.
Мириады тонких игл прошили кожу, проникли в кровь, стремительно добрались до сердца и едва не разорвали его.
Я содрогнулась всем телом от пронзительной, жгучей боли. Глаза наконец-то распахнулись, и перед ними появилась серая подвальная комната — настоящая. Дыхание постепенно выровнялось, стучащее сломанным метрономом сердце успокоилось, отголоски боли сошли на нет.
Ну уж хватит. Спать больше пытаться не буду. Вкололи мне какую-то дрянь, и теперь наркоманские сны снятся. Глаз не сомкну, пока эта гадость не выведется из организма.
В принципе больше не спать оказалось не так уж и сложно. Не прошло и минуты, как за дверью поднялся шум. До меня доносились обрывки фраз: что-то не туда, куда надо улетело, и его искали. Кто-то с пеной у рта доказывал, что не спал. Похоже, кроме закрытой двери, меня б ждало еще одно препятствие: охрана за ней.
Неожиданно резко она распахнулась, и в комнату вошел грузный лысый мужчина в белом халате. За несколько широких шагов преодолел расстояние от порога до моего стула и, схватив безжалостно крепко за подбородок, поднял мое лицо к свету.
— Спала?!
Всполошенное сердце быстро погнало по венам кровь, но это не спасло от леденящего страха, который невероятно быстро поднялся по позвоночнику. Мужчина с такой яростью смотрел в мои глаза, будто я у него все деньги украла.
— Я спрашиваю, спала или нет?!
Цепкие пальцы так больно впивались в подбородок, что не потеряй я дар речи от перепуга, все равно не смогла бы ответить.
— Оставь ее, — послышался сбоку еще один незнакомый голос, спокойный и тягучий, словно патока. Мою голову с отвращением откинули. Я мельком заметила, что рядом стоит еще один мужчина в халате, а в комнату вбегают испуганные Разбойник и Грубиян.
Лысый в раздражении принялся мерить комнату шагами. Его коллега с тягучим голосом, которого про себя прозвала Кисель, совершенно спокойно сказал:
— Судя по вашим лицам эту девушку сейчас убить нельзя.
Убить? Сейчас? Я вскинула голову, дрожа от наплыва паники.
— Конечно, нельзя! — гаркнул Разбойник. — Это же приманка.
— Ладно. А когда можно будет?
— Когда можно будет?! — подлетел Лысый к остальным трем мужчинам и принялся широко жестикулировать. — Ее прямо сейчас убить надо! Мы над процедурой передачи уже не одну неделю бьемся! У нас почти получилось!
Грубиян открыл рот, презрительно посмотрев на Лысого:
— Типа у вас закончились пленные ресемиторы для опытов. Расслабься. Отыграет эта приманка и потом отдадим. Будешь делать с ней все, что хочешь.
— Да, закончились! — выпалил в ответ. — Нам она нужна сейчас, а не потом! Последний для опытов только что умер! И посмотрите, куда улетел его дар! — тыкнул в меня пальцем.
— Ну, значит, босс по головке не погладит. Сами виноваты. Убирайтесь. У вас свои дела, у нас свои.
Не верить своим глазам и ушам было невозможно. Вот же они, эти четверо мужчин, стояли рядом, спорили, ругались. Лысый чуть со своей шкуры не выпрыгивал, так хотел доказать Разбойнику и Грубияну, что меня нужно срочно убить из-за какого-то ДАРа. Хотелось заявить, что тут, между прочим, ничего не пролетало. Но что-то сомневаюсь, кто-то услышал бы мой тихий голосок. Да еще и язык прилип к небу, совершенно отказываясь шевелиться. Я уже и так была ни жива ни мертва от шока.
Мужчинам же было совершенно все равно, что этот разговор происходит у меня над головой. Будто я не человек, а подопытная крыса, не понимающая ни слова по-русски.
— Это мы виноваты?! Это вы ей не сказали, что в этом здании запрещено спать!
Грубиян сложил руки на груди. Возвышаясь над другими, он явно собирался до конца отстаивать свою точку зрения. И, как бы плохо я ни относилась к нему и Разбойнику, молилась за то, чтобы выиграли в споре именно они.
— Вы прекрасно знали, что мы сегодня привезем обычного человека. От босса не поступало распоряжения, что девочку нужно будет накачать адреналином, чтобы она ни в коем случае не уснула, пока не сдохнет!
Меня аж передернуло от последних слов Грубияна, на которых он повысил голос. Остальные мужчины даже не решались сразу возразить. Повисла звенящая, напряженная тишина. Я старалась унять дрожь в теле и хоть немного прийти в себя, чтобы понять, о чем толком они говорят, зачем меня убивать и, быть может, даже им возразить.
— Пошли к боссу. — Лысый махнул в сторону двери. — Разберемся, чье задание важнее.
Бросая на меня косые взгляды, мужчины покинули комнату. Выходит, они еще сомневаются в том, оставлять меня в живых или нет? И все почему? Потому что я уснула? Что за бред?! Меня ведь должны были оставлять живой точно до тех пор, пока не приедет Лео! Выходит, у тех мужчин в халатах дело может оказаться важнее, чем использование меня, как приманки?
Может, я до сих пор сплю? Вон даже казалось, что запястья не так болят, а еще до сна ныли нестерпимо.
С удивлением осознала: да раны на запястьях вовсе не пекут и больше не пульсируют. Потянула руки в стороны — и почувствовала, что веревка поддается, а между руками оказалось пространство, которого прежде не было.
Точно сплю! Или прям таки столь много силы набралась за время сна и спала так долго, что раны успели затянуться?
Как бы там ни было, надо что-то делать! Невозможно просто тихо сидеть на стуле и ждать, пока босс решит: пусть забирают ее мужчины в белых халатах, делают с ней, что хотят, даже убивают, если надо!
Воображение вмиг нарисовало чудовищные картины какой-то зверской подпольной лаборатории. Безжалостные сумасшедшие ученые или врачи, которые уже одного замучили своими экспериментами до смерти. И теперь, если босс решит, меня заставят заменить погибшего беднягу.
Острое желание жить накалило нервные окончания до предела. Все мышцы напряглись до такой степени, что меня начало подергивать от перенапряжения. Сердце закачало кровь в ускоренном темпе, мысли закружились в голове только вокруг одного слова: свобода!
А за ним принялись вспыхивать искрами адреналина неудержимые желания. Разорвать веревки! Вынести дверь ударом ноги! Разломить череп охране стулом!
Чудовищной силы энергия хлынула по венам. Я забыла себя, став кем-то совершенно другим: существом без мыслей с одним ярым стремлением: обрести свободу.
Приложила всего немного усилий, сцепила зубы, и услышала треск веревки. Она так неожиданно разорвалась, что я чуть не полетела вперед вместе со стулом кубарем по полу. Махнула руками, возвращая равновесие. Застыла. Наплыв энергии схлынул. Мысли одним большим скопом ворвались в голову, будто последнюю минуту гуляли где-то.
Как я разорвала веревку? И зачем? Ее куски разлетелись в разные концы комнаты. Теперь я или получу взбучку от похитителей, или мне придется доставать разорванную веревку, обматывать ею запястья, и притворяться привязанной.
Ну и как ее достать? Прыгать на стуле по комнате или быстренько развязать ноги?
Потянувшись к лодыжкам, застыла, глядя на кожу запястий — нежную, гладкую, без единой ссадинки или синячка. Не веря своим глазам, поднесла руки ближе к лицу в надежде найти хоть один след того, что запястья туго связывали веревкой. Но не нашла совершенно ничего.
Невероятно! Может, мне раньше лишь казалось, что они связаны туго? Наверно, я была слишком обессиленной и под действием непонятно какой гадости. Скорее всего, никаких ран и не было, а веревка держала запястья некрепко.
Более-менее согласившись про себя с этим выводом, я развязала лодыжки и поднялась. Голова несколько секунд покружилась, а по ногам пробежалась колкая дрожь. Они еще не до конца отошли от нахождения в одном положении и казались ватными, но я, не желая терять ни секунды, быстрым шагом прошлась в один угол, где подхватила веревку, и затем в другой. По пути к стулу принялась вертеть ее в руках, думая, как самой создать видимость того, что запястья до сих пор связаны. И вдруг заметила на веревке следы свежей крови.
Неосознанно хлопнула себя по плечу, куда мне кололи ту гадость. Нащупала на рукаве футболки дырочку и запекшуюся кровь, прилипшую к коже. Вот только боли совершенно не было. Закатала рукав, вывернула плечо ближе к лицу и обнаружила, что на нем не осталось даже ранки.
Что за чудеса?