Под маской ангела

Глава 26. Лео

— Мартин, мне срочно нужна твоя помощь. Вы еще не уехали домой?

— Нет, но после обеда собираемся выезжать. Что случилось?

— Ты можешь отправить в гостиницу несколько человек, чтобы они забрали Майю?

Тишина в трубке, после чего вполне логичный вопрос:

— А ты сейчас где?

Видимо, в подобном состоянии вести машину и говорить по телефону было не лучшей идеей. Я плохо вошел в поворот и едва не столкнулся с грузовиком. Какое-то гадкое чувство рвало душу в клочья, руки дрожали, как у алкоголика. Концентрации ноль. Я прижался к обочине, заглушил мотор, чтобы не наломать еще больше дров. Гибель в автомобильной аварии вряд ли мне грозит, но незачем подвергать опасности других.

— Лёня, твою мать. Я жду ответ на вопрос.

— Я на подъезде к городу.

Тяжелый вздох.

— Что за чертовщина между вами творится?

Если бы я сам знал ответ… Если бы я нашел определение тому, что со мной и с ней происходит, то, возможно, избавился бы от дрожи в руках. Правильный диагноз — половина лечения.

— Некогда об этом говорить. Она осталась одна в гостинице и надо, чтобы ее скорее кто-то из наших забрал.

— Вменяема?

— Когда я уехал, она еще спала.

Чудовищно хотелось стиснуть виски до боли — так сильно, чтобы голова наконец-то перестала взрываться. Сотни, тысячи гребаных, противоречивых мыслей плодились и плодились.

Я сейчас чокнусь.

Перед глазами, как назло, застыла безмятежная картина предрассветного утра, когда я, собрав все вещи, напоследок обернулся перед уходом и задержал взгляд на спящей Майе, сбросившей с себя одеяло аж до бедер. Волосы разметались по подушке, одна рука вытянулась в сторону, точно пыталась дотянуться до меня. Обнаженная, прекрасная и моя. Вот кто настоящий ангел, вовсе не я.

Меня по привычке, как и сотни раз прежде, перемкнуло этой ночью. Свою миссию я закончил — полностью изменил Майе жизнь, получил свой заслуженный бонус. И теперь больше не хотел ее. Не мог находиться рядом. Но уйти было дьявольски тяжело, как никогда.

Как это, черт побери, назвать?! Я себя спрашивал миллионы раз, ни на секунду не мог уснуть этой ночью. Лежал рядом, смотрел, как она безмятежно спит… И чувствовал, как меня дико трясет внутри, будто выпил три литра кофе и залил это все бутылкой виски. Ни разу во время гонок ничего подобного не испытывал. Хотелось к ней прикоснуться, прижать к мягкой, нежной коже ладонь — и отдернуть руку, точно от кипятка.

Мартин явно вышел перекурить — послышался щелчок зажигалки и характерный шумный выдох.

— И какого хрена ты уехал?

— Я не могу остаться рядом с ней… Вышли в отель скорее людей, чтобы они ее доставили в Лагерь. А я… У тебя нет еще какой-то работы по обмену? Мне желательно на месяц-второй уехать подальше. — Я с отвращением слышал свой нервный голос. Меня выкручивало изнутри от понимания того, что творю. — За это время она отойдет, да и познакомится с кем-то из Лагеря… Надо будет позвонить кому-то из друзей, попросить присмотреть за ней.

Друг молча слушал меня, давая понять лишь шумными выдохами дыма то, что он еще не отключился. Но только я сделал паузу, вдруг выдал:

— Возвращайся в гостиницу и вези к нам Майю. Это приказ.

— Ты меня вообще слышал или нет?!

— Тебе объяснить, что бывает за невыполнение приказа? Ты и так уже отличился — оставил девушку с едва пробудившимся даром одну. Уже за это я имею полное право тебя оштрафовать и отчитать. Если ты еще и откажешься от выполнения приказа, я выкину тебя из Лагеря, вычеркну из Списка и пусть тебя ловят шавки из Апексориума. Обойдемся и без твоих инвестиций.

— Черт, Мартин, ты мне друг или нет? Не делай вид, что тебе на все насрать!

— Прежде всего я твой Командир.

Я с силой сжал свой смартфон, дико желая скомкать эту вякающую железяку в мячик и бросить его со всей дури в лобовое стекло. Дар разъяренно пытался расцарапать крепкий блок, вырваться на свободу и развернуть мою ярость до глобальных масштабов. Но блок не так то просто сломать.

— Если ты прямо сейчас вышлешь людей, то она еще даже проснуться не успеет и…

— У тебя нет права мне перечить, — перебил меня он.

Вернуться в гостиницу для меня было равносильно прыжку с утеса на острые пики скал. Вновь посмотреть в ее карие глаза и за улыбкой спрятать гром и молнии в моей душе? Нет, я не смог бы это сделать, даже приложив дюжинные усилия. А если я вновь буду рядом, то бурлящие внутри меня чувства станут во сто крат сильнее.

Да, сейчас, находясь близко к черте города мне было немного легче, чем рядом с ней в кровати. Если я уеду еще дальше, то, возможно, это чувство — противное, выворачивающее наизнанку душу, пронзительное и мучительное — пройдет.

— Мартин, слушай, я готов на любую работу, да хоть круглосуточную без выходных. Хочешь, я даже в этом месяце вложу в развитие Лагеря в три раза больше денег чем обычно.

— Ты струсил, парень. Тупо струсил. Я-то отправлю сейчас за Майей агентов, потом отошлю тебя на два месяца в командировку. Там ты будешь работать без выходных, круглосуточно. Заберу у тебя деньги, в три раза больше чем обычно. Да, мне действительно похер. И мне нахер не нужен рядом такой трусливый щенок, как ты.

— Где я, твою мать, струсил? Что ты несешь?!

— Ты, придурок, впервые по-настоящему влюбился, но у тебя слишком шкура тонка, чтобы смириться с тем, что ты изменился и остальные девушки стали больше неинтересны. Конечно, умный выход пытаться убежать от себя — лучше не придумаешь. Но, поверь, никому из вас не станет лучше, если ты исчезнешь. А она еще и тебя никогда не простит.

Какая-то часть меня внутри притихла, заткнулась, молча соглашаясь с произнесенными словами. Она не простит, окончательно разочаруется в мужчинах, будет долго страдать — вот что меня останавливало. Мне ее по-прежнему жаль. Но к настоящей любви это не имеет никакого отношения. Да, мне иногда казалось, что я влюблен. Скорее всего, я лишь путал влюбленность с радостью от того, когда нашел ее на дороге… или когда наконец-то трахнул.

— В ней нет ничего такого, за что я бы мог ее полюбить. Как только я получил то, что хотел, мне стало неинтересно. Я ее не хочу больше. Эта ситуация ничем не отличается от предыдущих.

— Да у тебя просто импотенция на фоне нервного срыва, — рассмеялся Мартин.

— Ты нарываешься, — прошипел в ответ. — Только тебя увижу, расквашу тебе морду. И не посмотрю на то, что ты Командир.

— И загремишь в тюрьму. Там тебе и место.

— Сукин сын, ты тупо пользуешься своей должностью. Не будь ты…

— Конечно, пользуюсь, — в его голосе по-прежнему звучала насмешка. И это, черт возьми, друг? С такими друзьями и врагов не надо. — Знаешь, я подумал, что увеличить в три раза инвестиции как-то маловато. В десять раз самое то.

— Ты охренел?

— Да, решил воспользоваться не только своей должностью, но и твоей дивной сговорчивостью. Такой шанс выжать из тебя столько денег бывает лишь раз в жизни.

Я прижался лбом к рулю и зажмурил глаза. Обычно каждый месяц отдаю Лагерю хорошую машину и в придачу десять миллионов рублей. Я действительно собирался отдать Мартину просто так еще двадцать миллионов лишь за то, что не увижу Майю ближайшие месяцы?

Точно чокнулся. Ни за что в жизни я бы не выбросил столько денег на ветер.

— Я привезу Майю, — коротко сказал севшим голосом, ожидая услышать в ответ новую порцию подколов.

— Молись, чтобы она не заметила твоего отсутствия, — бросил напоследок Мартин и отключился.

Швырнув смартфон на соседнее сидение, я тяжело вздохнул. Надо было срочно разворачивать машину и мчаться назад, но я решил дать себе несколько минут собраться с мыслями.

Импотенция на фоне нервного срыва? Что еще за ересь?! Да у меня никогда не… Ну разве что, лет четырнадцать назад, когда я был малым и мне сильно нравилась девочка, я слишком нервничал и… не очень все получилось. Но сейчас совершенно другая ситуация!

Бывали девушки, которыми не мог насытиться несколько суток. Они выделывали в постели разные выкрутасы, удивляя меня, разжигая страсть и оставляя после себя бурю интересных воспоминаний, которыми я любил позже смаковать.

Теперь мне не было до них дела. Да мне в принципе не хотелось ничего, кроме как избавиться от дрожи в руках и успокоить свои нервы. И, чего уж юлить, как-то выкорчевать драные чувства, которые не дают нормально жить, и продолжать идти дальше, следуя своим принципам. Ибо эти чувства никак не смогут ужиться в организме, в чье ДНК запаяно непостоянство.

Я мог бы соединить наши дары, тем самым обезопасить друг друга от измен и стать полностью убежден в том, что наша любовь продлится долго. Но, черт побери, мне претит сама мысль о том, что дар будет настолько влиять на меня, уже не говоря о самом факте неестественного влияния на чувства.

Не хочу я, твою мать, чтобы на меня влияло что-либо! И этот ошалелый Командир, который, как оказалось, и не друг мне вовсе, и эта… Майя. Я-то отвезу сейчас ее в Лагерь, а дальше — заставлю ее переключиться на кого-то другого. Это несложно, не впервой.

А я переключусь на другую… Только, черт. Обычно в таких случаях испытываю радостное предвкушение. Никаких предвкушений не теплилось внутри. Зато злость бурлила, стоило только представить, как Майю обнимает какой-то мой друг.

Ну не зараза, а? Нет, поступим по-другому. Я отвезу ее, а потом уеду в другой Лагерь. Со временем, если не буду видеть ее, мне должно сделаться пофиг.

Наконец-то легче стало дышать, да и в голове немного прояснилось, дрожь сошла на нет. Многое меняется, когда принимаешь правильное решение.

Обратно я добрался быстро, всего за несколько минут. И сразу же подошел на ресепшен, чтобы забрать свой конверт. Еще по дороге к стойке почувствовал что-то неладное. Девушка-администратор вместо дежурной улыбки смотрела на меня с удивлением… и ненавистью.

— Могу я забрать оставленный конверт?

— Мы уже передали его, как вы и просили, — с непроницаемым лицом ответили мне.

Она уже проснулась? Мать твою за ногу… Сейчас она явно рвет и мечет в номере, топчет ногами купюры, вспоминает меня «ласковыми словами». Терпеть не могу женские истерики. Проклиная все, на чем свет стоит, я направился мимо ресепшена к выходу в сад, но мне дорогу перегородила знакомая официантка. Ее глаза метали молнии.

— Можете сразу же написать на меня жалобу, — дрожащим от гнева голосом произнесла, а в следующий миг влепила мне хлесткую пощечину. Щеку слабо обожгло. Я успел немного увернуться, и ее ладонь лишь скользнула по щеке.

— Какого черта?

Девушка гордо задрала подбородок, будто только что совершила героический поступок.

— Женская солидарность.

Я мог бы сейчас раздуть скандал до таких масштабов, что здесь уволят всех сразу и репутация отеля безнадежно испортится. Но не до этого мне было. Надо скорее бежать в номер и успокаивать Майю, хоть и дико не хотелось терпеть крики, слезы, обвинения…

— Если вы, Леонид Васильевич, решили одуматься, — донеслось из-за спины. Говорила девушка-администратор. — То уже поздно. Приблизительно спустя десять минут после того, как вы уехали, она уже была у ресепшена.

Почувствовала, как я ушел?

— Забрала деньги и уехала.

— Как уехала? Куда уехала? — Я бросился обратно к стойке и готов был вцепиться руками девушке в горло, лишь бы она скорее отвечала. Как назло, смерила меня взглядом, и лишь потом снисходительно пожала плечами.

— Не знаю. Некоторое время стояла у трассы, а потом села на какой-то автобус.

— На какой автобус, черт подери?!

Оперевшись о стойку, я перегнулся через нее, давя на девушку своим взглядом. С нее сползла маска вежливости, глазки испуганно забегали. Явно почувствовала мое желание разнести здесь все.

— Откуда мне знать… Отсюда, между прочим, едва видно трассу, а вы хотите, чтобы я разглядела номер автобуса? — перешла в наступление, сложив руки на груди.

А она может быть дерзкой… И в постели точно ведет себя интереснее, чем та официантка. Надо было тогда с ней, а не… Потому что теперь поздно. Если честно, мне даже не хотелось ее. Зато рехнуться как хотелось найти быстрее Майю и наказать ее за то, что она поступила не так, как я рассчитывал.

— В какую сторону ехал тот автобус? Хоть это помните?

Девушка махнула рукой вправо, в сторону поселков. Какого хрена Майя там забыла?! Почему не поехала в город?

Я откинулся назад и вылетел из отеля на улицу. Взгляд сразу метнулся в ту сторону, куда она, по идее, уехала. Трасса широкой лентой потянулась вдаль, мимо одиноких старых домов, пустыря, полосы леса, и убежала за горизонт.

Найти возле придорожной гостиницы свидетеля, который видел, в какой автобус садилась Майя, будет нелегко. Я это чувствовал. И должен был бы броситься допрашивать каждого встречного, но не мог сдвинуться с места. До рези в глазах вглядывался в дорогу, которая сходилась в точку вдалеке.

Выворачивающие меня наизнанку чувства полностью утихли. Точно умерли от осознания того, что их причина теперь очень далеко. А с ними будто умер я.

Где же тот рой мыслей, не дающий покоя? Теперь в голове стало пусто. На негнущихся ногах я дошел до машины и завалился на водительское сидение как мешок картошки.

Придурок я. Причем полный. Лгун, трус, эгоист и последняя сволочь. Тошно от самого себя.

Конечно, она теперь меня не простит. Да мне самому себя не получится простить. Но я просто обязан ее найти и привезти в Лагерь.

Я не прикидывал, сколько времени займут поиски. Полдня колесил по области. Почему-то мне казалось, что увижу ее, сломленную, уставшую, в том синем сарафане и серых балетках, идущую вдоль дороги или сидящую на остановке, склонив голову. Но она точно сквозь землю провалилась.

Пришлось вернуться в отель и, сознавшись Командиру по телефону в своем провале, ждать коллег. Сам я был не в состоянии допрашивать работников гостиницы.

А что с моим состоянием? Оно колебалось от злости до полной апатии, причем переход из одного состояния в другое мог длиться всего миллисекунду.

Когда все приехали, я поругался с Мартином из-за того, что он намеренно растягивал наш разговор. Я морально убивал себя за то, что опоздал всего на чуть-чуть. После допроса работников отеля выяснилось, что мы с Майей разминулись где-то в пяти-семи минутах. Я мог бы нагнать автобус, если бы бросился за ним сразу.

Я вообще мог бы не уезжать. Чего мне стоило расстаться с ней уже в Лагере и свалить в какую-нибудь командировку? И она была бы в целости и сохранности. А теперь где она? Не обокрали ли ее? Нашла ли она, где переночевать?

Почему я в последнее время такой придурок? Не узнаю себя совершенно. Коллеги стали от меня шарахаться, как от прокаженного. Они ведь привыкли, что я, несмотря ни на какие гадости в жизни, свечусь как лампочка. Теперь выдавить из себя улыбку просто нереально.

Мартин обещал свернуть мне шею, если я с помощью коллег не найду Майю в течение суток. Да я сам был готов себя прибить. Но поиски прошли безрезультатно. Всем нашим агентам уже давно нужно было возвращаться домой и операцию в конце концов свернули, оставив мне в напарники молодого парнишу и указание не возвращаться без Майи.

— Ты думаешь, я могу спокойно уехать, если мы ее не нашли? Я и без твоего указания остался бы здесь!

— Хватит препираться, псих чертов, — огрызнулся Мартин. — Еще одно возмущение — и я тебя прямо отсюда отправлю в Апексориум прямым рейсом!

— Засунь в жопу свои пустые угрозы и вали уже нахрен домой. Морду твою перекошенную видеть не могу!

— С ума сойти, Лео! — пискнул рядом чей-то женский голос. — Ты никогда так не выражался!

Зверея от злости, метнул взгляд к лицу коллеги, которая скривилась так, будто проглотила червя. Я ее трахал или нет? Не помню… Черт бы подрал гребаную память! Я раньше никогда не забывал такое!

Майя нагло заполнила все пространство в голове, вытеснила собой всех девушек, что были до нее. Как мазохист, я вернулся в десятый номер, наорал на женщину, которая собралась менять постель, и упал в одежде на простыни, что еще хранили ее запах. Я собирался жить в этом номере, отчаянно надеясь, что она вернется сюда… По какой-то причине, неведомой мне.

Но не продержался и ночи в одиночестве. Снова не мог уснуть. Воспоминания резали изнутри, медленно убивали меня. Куда ни глянь — я видел ее невозможно красивые большие глаза, мягкие шелковистые волосы, изгиб тонкой шеи, сладкие губы, округлые упругие груди, к которым не позволял себе прикоснуться даже в фантазиях. Потому что каждый раз, когда за прикрытыми веками, к ней приближался, в ее глазах разгоралась ненависть. Я чувствовал, что больше не имею права к ней прикасаться.

На следующий день я со своим напарником переехал в другой отель, в десяти минутах езды от предыдущего. Дни потянулись одной сплошной черной полосой. Когда долго не можешь найти человека, начинаешь думать с каждым днем, проведенным в бесполезных поисках, только о худшем. Я старался хоть немного вернуть прежнего себя и надеяться на то, что с ней все хорошо. Что у нее достаточно сильная тяга к жизни, чтобы не покончить с собой или не вляпаться в смертельно опасную ситуацию. Как-то ведь она сбежала от Охотников, получив дар… А я даже не узнал как. В тот день думал лишь о себе и о том, как скорее доехать до гостиницы, завести ее в номер и наконец-то склонить к сексу.

Мне чертовски хотелось хоть раз напиться до беспамятства. Но я боялся, будучи в пьяном угаре, пропустить звонок от Мартина. Коллеги, вернувшись домой, продолжали удаленные поиски. Постоянно проверяли списки пассажиров аэропортов, посетителей гостиниц, больниц, да и вообще любых учреждений, где могло всплыть ее ФИО. Хотя я оставил ей достаточно денег, чтобы она могла даже купить себе липовые документы. На самом деле я просто ей оставил деньги для того, чтобы она купила себе хороший фотоаппарат, ноутбук и не отказывала себе ни в чем, пока не устроится в Лагере и не начнет работать.

Теперь же моя финансовая помощь сыграла со мной злую шутку. Именно благодаря этим деньгам у нее получалось хорошо прятаться. Или же из-за этих денег кто-то пришил ее и грамотно спрятал труп. Я не хотел об этом думать, но время шло… Фотографию Майи разослали по всем Лагерям, объявили официальный розыск, а мне пришлось возобновить общение с отцом и его невестой.

Они так и не разошлись после той ссоры. Светлана Иннокентьевна даже успела продать свою квартиру и переехать к нему, после чего долго сокрушалась, когда Майя исчезла. Мол, ее дочери теперь не будет куда вернуться, если она образумится. Это был, видимо, единственный человек, который верил в то, что с Майей все в порядке, она просто где-то прячется и в конце концов вернется. Еще она донимала меня тем, что я должен переехать в особняк отца, простить его за все и прекратить вражду, от которой всем только хуже.

Отец мне не верил, что Майя не его дочь, а тест ДНК теперь сделать было нереально. Я даже наведался к Глебу в надежде найти хотя бы ее волосок, но этот кретин выбросил все вещи Майи на мусорку. За что я его чуть не убил. Хорошо, рядом был напарник и успел вогнать мне в спину лошадиную дозу снотворного прежде, чем я превратил голову Глеба в сдувшийся покореженный мяч.

Кажется, тогда я впервые выспался. Глеб попал в больницу с сотрясением мозга и переломом носа, а я даже не чувствовал себя виноватым. Зато чувствовал бессильным: сколько раз ты ни разбей подонку нос — он не изменится. Без показаний Майи посадить его почти нереально, а после драки на квартире, которую я же и спровоцировал, копы ничего не сделали, ведь никто так и не написал ни на кого заявления, на что я надеялся, поссорив этих закадычных друзей.

В то же время с прокурором велась нешуточная борьба — его посадить, с одной стороны, могло быть проще. Я поднял старые связи и нашел шесть дел об избиении и изнасиловании девушек, закрытых из-за недостатка улик и доказательств. Во всех был один и тот же адрес и описание насильника, но у прокурора, ясное дело, были слишком хорошие связи, а у меня слишком мало тех же улик. Но я настолько сильно хотел его упечь за решетку, что просто так не собирался сдаваться.

А с другой стороны, не хотел тратить драгоценное время на самостоятельный допрос жертв. С утра до вечера я колесил по области, показывая фото Майи чуть ли не каждому встречному. Я до последнего надеялся, что найдется хоть одна живая душа, которая ее видела. Мартин уже подостыл и просил вернуться в Лагерь, оставив поиски местным агентам, тонко намекая на то, что Майя уже не найдется. На что я ответил, что лучше останусь в этом городе и перейду под защиту местного Лагеря, нежели брошу поиски.

Одним вечером где-то в середине июня (а я совершенно потерялся в числах, зато точно знал, что Майя пропала пятьдесят три дня назад) я понял, что смирился. Нет, не с тем, что, возможно, ее больше никогда не увижу. А с другим. Сидел в машине, глядя на ее фотографию, уже потрепанную от постоянного ношения в кармане, и признался себе, что, наверно, все-таки люблю ее. Даже без наверно. Просто люблю. От нее не осталось ничего, кроме воспоминаний, а мне до адской агонии в груди хотелось иметь рядом хоть какую-то ее вещичку, хранящую ее едва уловимый запах. Какую-то безделушку, помаду или хотя бы расческу — и я носил бы эту вещицу, оберегая сильнее, чем самую шикарную в мире драгоценность. Но… Мне ничего не осталось. Я даже несколько раз лично перерывал разрушенную базу Охотников, но ничего не нашел. Падлы выкинули ее вещи неизвестно где.

Теперь у меня было лишь это фото, которое я сам выбрал среди множества других снимков, оставшихся на ее заброшенной странице во «Вконтакте». Ее кто-то сфотографировал в тот момент, когда она, явно не позируя на камеру, искренне улыбалась, будто назло всем несчастиям, что свалились на нее за совсем короткую жизнь.

Если я не найду Майю, мою чудесную красавицу-малышку… то спустя год, или два попрошу рядом с могилой матери поставить еще один памятник. И, возможно, именно эта фотография будет на нем.

Не знаю, что меня потянуло поздним вечером на кладбище. Последний раз я был на могиле матери на похоронах. Раньше не считал я нужным приходить в это дико унылое место, чтобы почтить память усопших. Если носишь человека в сердце, если всегда помнишь о нем, то в этом нет нужды. Но сегодня я, кажется, опустился на самое дно — и кладбище было под стать моему настроению.

Долго бродил в поисках того места, где похоронили мать. Даже собрался звонить отцу, но наконец-то нашел. Как ни странно, могила, спрятанная под гранитными плитами, выглядела весьма ухоженной. И памятник с фотографией матери сверкал в закатных лучах, как новенький. Видимо, отец все-таки приходит сюда и в одиночестве, вдали от всех, скорбит по ней.

Я застыл на несколько мгновений, пораженный ее красотой. Она здесь совсем молодая. Черные волнистые волосы, тонкие черты лица, высокие скулы и такой… знакомый взгляд. Только сейчас понял, насколько Майя на нее похожа. Вроде другой цвет волос и глаз, но выражение лица просто копия. Ошарашенный, я потянулся за фото в карман и вздрогнул от звонка мобильника.

— Леня, в той, гостинице, где мы месяц назад останавливались, пожар! — напарник тяжело дышал, точно пробежал десять километров.

— И что с этого? Пожарных вызвали?

— Да!

— Так чего ты мне звонишь? Без нас не справятся, что ли…

— Ты же мне сказал, звонить каждый раз, если замечу что-то подозрительное.

— Ага, молодец, — бросил я. Ругать напарника было не за что, разве что за чрезмерную впечатлительность. — Если нечем заняться, пойди узнай, что стало причиной пожара.

— Будет сделано!

Как он меня еще терпит… Даже иногда жаль его. Постоянно попадает под горячую руку, ловит острые словечки в свою сторону, катается со мной по области с утра до ночи, а энергия из него так и прет, будто он вместо завтрака ест батарейки. На его фоне я кажусь жутким занудой. Да и похер. Прежний Лео уже не вернется.

Только я спрятал смартфон в карман, как он снова ожил. Что за херня? В кои веки собрался побыть в одиночестве, окончательно убиться горем, как все точно сговорились мне мешать.

— Опять будешь настаивать, чтобы я вернулся в Лагерь? — спросил Мартина, вместо привета.

— Валерий Павлович Гущин сегодня попал в реанимацию с тяжелыми телесными повреждениями. Свидетели говорят, его избила девчонка.

У меня отняло дыхание. Пульс громко застучал в висках от догадки, кто мог оказаться этой девчонкой. Но какая гарантия, что это Майя? Прокурор мог вновь взяться за старое и просто неудачно напороться на бывшую спортсменку.

— Думаешь, это Майя? — произнес неожиданно сиплым голосом.

— Сначала я тоже не придал этому особого значения. Но потом произошло другое: в больнице кто-то столкнул Глеба с лестницы. И теперь подозрения оправданы.

— Как давно?! — я опрометью бросился вперед, не разбирая дороги. Застыл посреди кладбища, совершенно не помня, в какой стороне трасса, у которой оставлял машину.

— Часа два-три назад. Знали бы, поставили охрану или хотя бы слежку, но… Медсестра только-только отзвонилась его родителям, а их номера как раз у нас на прослушке.

— Несколько минут назад кто-то поджег гостиницу, в которой мы с Майей жили.

— Думаю, можно не сомневаться кто. Кажется, она отсиделась, окрепла и теперь решила выйти на путь мести. Догадываешься, куда она поедет еще?

— Да.

Бросил трубку и, наконец-то вспомнив дорогу, побежал к трассе.