Под маской ангела

Глава 20. Лео

Мы оба ошарашенно смотрели друг на друга. Она сто процентов узнала во мне сына своего любовника, а я видел копию Майи. Те же самые черты лица, только голубые глаза и золотистые волосы. Насколько же сильно бывают дочери похожи на своих матерей.

Никто из нас первый не решался завести разговор. Так и стояли: я напротив калитки, а она — отворив кованную дверцу.

Таксист, видимо, не выдержал.

— Вы едете? — крикнул сзади. Я мигом очнулся, потянулся за бумажником и всунул водителю через окно достаточно денег.

— Никто никуда не едет.

— Я еду. — Светлана с непроницаемым лицом открыла дверцу машины, но так и не успела скользнуть в авто — я с небольшим усилием надавил на дверцу, и та захлопнулась, задев по пути сумочку.

— Езжайте. — В подтверждение своих слов, я хлопнул ладонью по крыше машины. Водитель, скорее всего, не желая вмешиваться в разборки, быстро завел двигатель и смылся.

Аккуратным движением, полным плохо скрытого возмущения, Светлана откинула назад золотистую прядь волос и произнесла:

— Не слишком-то любезное знакомство с будущей мачехой.

Интересно, это она сама надумала то, что отец ей сделает предложение, или он уже умудрился подарить ей кольцо. Быстрым взглядом зыркнул на ее правую руку — да, небольшой бриллиант сверкал на безымянном пальце.

Я и не надеялся на то, что отец будет публично скорбеть по моей матери вечно, но все равно испытал гадкое ощущение.

— Нет ни одной причины оказывать вам подобные любезности. А вот побеседовать с вами — причин достаточно.

— Зато у меня нет ни одной. Рада была познакомиться, Леонид Васильевич.

Уже собралась, высоко подняв подбородок, развернуться и зашагать прочь. Размечталась. Я поймал ее за локоть — довольно мягко — и приостановил. Но она все равно вперила в меня гневный взгляд.

— Не могу ответить вам тем же, ибо уже достаточно наслышан о вас и даже, можно сказать, знаком. — Еще на подъезде к особняку отца заметил, что Майя не забрала диктофон, на котором был записан разговор с Глебом. Запись была короткой — я успел прослушать ее несколько раз и сделать определенные выводы. — И, не менее важный факт, я хорошо знаком с вашей дочерью.

Удивление было неподдельным. Выходит, Глеб обо мне не рассказывал? Хотя вполне логично: будь они до сих пор в сговоре, он бы не сдавал ее с потрохами за обедом. Возможно, случился какой-то разлад, или Светлана не захотела помогать ему вернуть Майю. Строить предположения можно долго. А вот допросить человека — намного быстрее.

— Откуда ее знаешь?

— Нас Глеб познакомил.

Она нахмурилась и сразу же стала выглядеть лет на десять старше.

— Правда, жестко оплошал тем самым. Даже подумать не мог, что я недавно получил лицензию адвоката. И пятой точкой не почуял, что я услышу о брачном договоре, который намеренно был составлен неправильно.

Светлана дернула рукой, обещая кричать, если ее не отпущу. В принципе я редко так сразу нападаю на людей, но у меня сейчас совершенно не было ни времени ни желания притворяться другим человеком, располагать к себе и по крохам добывать информацию.

— Что здесь происходит? — сзади донесся голос отца. Мы со Светланой как по команде обернулись к калитке. Он держался одной рукой за кованную дверцу, другой — оперся о кирпичную стену. Несмотря на усталый вид, как всегда подтянутый, в идеально выглаженной рубашке и брюках.

— Да я вот Светлане Иннокентьевне предлагал присоединиться к семейному ужину, но она отказывается, ссылаясь на занятость.

— Ой, да не отказывалась я, — ее рука накрыла мою, которая по-прежнему держала ее за локоть. Я бросил удивленный взгляд на Светлану, поражаясь тому, как потрясающе быстро человек может менять лицо. Сейчас она была вся милота и дружелюбие. — Это я имела в виду, что Васюша занят.

— Я занят не настолько, чтобы отказываться от ужина со своей семьей, — на его губах мелькнула слабая улыбка. — Света, если у тебя есть еще немного времени, то ты задержишься?

— Конечно. С удовольствием познакомлюсь ближе с твоим сыном. — И взглянула на меня таким добрым материнским взглядом, что я должен был вмиг растаять и начать называть ее мамой. Вместо этого убедился в одном: у нее в крови притворство и ложь. Я осознал, как быстро у меня растет к ней ненависть.

Эмоции при допросе — очень плохо. Нужно отстраниться от них, ибо ничего не получится. Хочет играть добрячку? Что ж, и не из таких вытягивал информацию.

Отец сделал приглашающий жест и пропустил нас к дому. Чтобы узнать, как идут дела в его компании, можно даже не проводить тайное расследование, достаточно лишь взглянуть на дом, в котором живет ее хозяин. За семь лет ничего не изменилось. У него нет денег на оплату услуг ландшафтного дизайнера, чтобы тот предложил заменить под ногами стершиеся камни или хотя бы убрал эти надоедливые белые горшки с миниатюрными елочками вдоль дорожки. Благодаря моему безупречному зрению, отметил про себя то, что на некоторых горшках есть трещины, замазанные краской. В фонтане не журчала вода — уверен, его сейчас включают лишь тогда, когда приходят влиятельные гости.

Как ни странно, я почти не помнил себя здесь. В памяти хранился вид особняка с широким двором и фонтаном, но без меня. Да, я редко проводил время дома — в огромном особняке мне было одиноко и скучно. Друзей приводить без повода сюда было запрещено. По особым случаям, таким как день рождение, мне разрешалось пригласить пару-тройку друзей, но только тех, с которыми мы дружили семьями. В итоге я пришел к выводу, что лучше всего отдыхать где угодно, но только не дома.

От моих друзей отец был не в восторге. Чего доброго, мы китайскую вазу разобьем, или тот бесценный хрусталь, или сделаем из гитары испанский галстук, или будем кататься на люстрах, или напустим в джакузи шампанского, или будем гонять на машинах прямо по двору, сбивая горшки с елочками, как кегли.

Да, у меня была веселая компания. Однажды мы действительно устроили пенную вечеринку на кухне, пока родители отдыхали на курорте. Правда, вместо пены у нас было несколько десятков ящиков взбитых сливок. Домработница, пришедшая с утра, схватилась за сердце: я с одной полуголой девчонкой, еще не до конца протрезвев, отдраивали сами кухню… и, кажется, немного забылись и отвлеклись от уборки. Нагоняй я тогда получил знатный. Уже не помню всех подробностей, но с того времени прислуга жила у нас круглосуточно и докладывала отцу о каждом моем шаге.

Я же всегда считал так: любая вещь с момента покупки начинает мгновенно обесцениваться. Так что нет смысла над ней трястись и бояться уничтожить. Если ты строишь дом в страхе, что он развалится и ты потом не сможешь построить новый, то так и будешь до конца дней жить, нервничая: а не бегает ли ребенок слишком резво, а не веселятся ли гости слишком бурно, а не слишком ли разжирели местные вороны и не проломят ли они мне крышу? Настоящее богатство — это не количество нажитых дорогих вещей в особняке за трехметровым забором, это радостное осознание того, что доход постоянно растет.

Мой отец уже давно не был богат. И продолжал делать вид, будто гребет деньги лопатой.

В доме так же ничего не изменилось. Кроме прислуги. Новую домработницу, которой отец приказал накрыть стол, видел я впервые.

— Тамара Николаевна здесь больше не работает? — спросил, сканируя просторный холл. Китайской вазы в углу нет. Неужели кто-то все-таки разбил?

— Давно. Она ушла спустя месяц после трагедии. Давайте поднимемся в мой кабинет, пока готовится ужин.

— Кстати! — поднимаясь на второй этаж за отцом, я резко повернулся к Светлане, надеясь поймать миг, когда она еще не успела сделать добродушный вид. Но нет: женщина лучилась чуткостью и теплотой. — Вам отец уже рассказал, что не умеет плавать?

Она растерянно покачала головой, явно не понимая, к чему я клоню. Какой бы змеей она ни была в душе, предостеречь ее не мешало бы. А заодно выбить почву из-под ног.

Только мы вошли в кабинет, я узнал свое любимое кожаное кресло напротив дивана, и плюхнулся в него. Почему самое любимое? Потому что оно огромное, мягкое и с высокой спинкой. Когда я в него заваливался, отец не мог выписать мне подзатыльник. И к тому же именно в нем я умудрялся во время выслушивания нотаций еще с кем-то переписываться, пряча телефон в складке, где начинался подлокотник. Из кармана каждый раз доставать мобильник, когда отец отворачивался, было трудно. А так я засовывал в складку телефон сразу же, как садился, а потом ловким движением, уходя, забрасывал его в карман.

И теперь на автомате всунул в складку смартфон, раздвинул колени и вздохнул, наслаждаясь удобством. Подождал, пока отец чисто из вежливости предложит всем что-то выпить, мы откажемся, и вместе со Светланой сядет на диван.

— К чему я говорил о плавании… А! — щелкнул в воздухе пальцами. — А вот когда мой отец выпьет, забывает о том, что не умеет плавать и начинает думать, что ему море по колено. Вы, Светлана Иннокентьевна, с виду замечательный человек и красивая женщина. Не хотелось бы, чтобы вы сделали ту же ошибку, что и моя покойная мать.

Отец мгновенно напрягся, сощурил глаза.

— Леонид, ты сюда зачем пришел? — будто невзначай окинул меня пренебрежительным взглядом. Странно, ничего не сказал по поводу моего внешнего вида. Возможно, лишь потому, что Светлана накрыла его руку своей в успокаивающем жесте. Сколько они уже вместе? Какого хрена они вновь сошлись? Или даже не расставались? Она была его постоянной любовницей? Не утопил ли он мою мать просто потому, что подвернулся подходящий случай?

Подавляя приступ злости, я ответил:

— Зачем пришел? Скажу немного погодя, а сначала договорю то, на чем остановился. Мои родители однажды сняли виллу где-то в Лос-Анджелесе и поехали туда отдохнуть на неделю. По рассказам моего отца, — акцентировал я, потому что свидетелей больше не было, — он перебрал вечером и пошел поплавать в бассейне. Не утонул лишь потому, что его бросилась спасать моя мама. Сама нахлебалась воды и ушла на дно — отец не рискнул броситься вытащить ее. А не сел в тюрьму лишь потому, что просрал дофига денег на адвоката и на взятку судье.

Голубые глаза Светланы комично расширились. Еще секунду назад она поглаживала руку отца, а вот уже замерла, точно превратилась в статую. Его же лицо не застыло — желваки ходили на скулах, ноздри раздувались от шумного дыхания.

— Я всю жизнь жалею о том вечере. Как ты знаешь, с того времени ни капли в рот не брал.

— Перед Светланой Иннокентьевной потом будешь жалеться, плакаться и оправдываться. Передо мной не надо, ладно?

Что-то отвыкла моя спина от этого кресла. Уже не совсем комфортно было в нем сидеть. Я немного поворочался, выбирая удобное положение.

— Ты не говорил, что виновен в смерти своей супруги… Это… шокирует, мягко сказано.

— Так все в порядке! — всплеснул я руками и подался вперед. — У вас будет отличный и долгий союз. Вы же два сапога пара. Светлана Иннокентьевна тоже скрывает много любопытных шокирующих вещей. Правда ведь?

Она картинно захлопала ресницами, будто не понимала, что происходит, кто я такой и вообще ее с кем-то перепутали.

— Ничего такого я не скрываю. Была один раз замужем, но развелась за два года до рождения Майюши. Когда последний раз слышала о своем бывшем муже, он был жив-здоров.

Ага, решила играть дурочку. Ладно, пойдем другим путем…

— Я же не говорю, что вы кого-то убивали… Просто одни люди, когда хотят от кого-то избавиться выбирают радикальные методы, другие — более мягкие. Но тем не менее все равно жестокие. Например, если хотят избавиться от нелюбимой дочери, выдают ее замуж за сына подруги. Причем так, чтобы она ни в коем случае не развелась с ним, несмотря на его измены, предательства и так далее. Как тонко все продумано. Надо было выдать дочь именно за негодяя, от которого точно не дождешься ни поддержки ни защиты. С которым не почувствуешь себя любимой и счастливой… Знаете, есть много причин, по которым матери не любят своих детей. Не хотели рожать, ненавидят отца ребенка, воспитывают чужого ребенка или…

— Майя моя дочь! — вдруг перебила меня Светлана, лицо которой начинало напрягаться и краснеть от злости.

— Да никто не спорит. — Я поднял руки в примирительном жесте, отмечая про себя то, что именно решила она отрицать. Последняя фраза сильнее всего ее зацепила.

Одна секунда, одно незаметное движение иногда может сказать о многом… Отец бросил взгляд на Светлану, и она сразу же добавила:

— То есть наша дочь. Никак не привыкну к тому, что больше нет надобности скрывать твое отцовство.

Я бесчисленное множество раз видел, как люди лгут. И на самом деле в определении лжи не работают никакие учебники, курсы, практики и так далее. Потому что каждый человек лжет по-разному. Даже детектор лжи не всегда выдает достоверный результат.

Ложь нужно чувствовать — и ее можно ощутить лишь тогда, когда не выпускаешь из разговора и поведения собеседника ни одной детали. Анализируешь каждое слово — и если в этот момент мозг не лопнет, все выводы не собьются в кашу, можно сказать: человек лжет.

Я чувствовал, что мама Майи лжет чуть ли не постоянно. Но правильнее будет сказать по-другому: она с каждым человеком ведет себя иначе. Все время играет какую-то роль. Чтобы она показала себя настоящую, нужно было вызвать в ней эмоции.

Ее тронул вопрос воспитания чужого ребенка — значит, будем давить на эту точку. Не зря же именно этот момент зацепил.

— А где, так сказать, подтверждение отцовства? Я знаю Майю, знаю отца — что-то не особо они похожи.

Светлана и бровью не повела.

— Да, Майя больше похожа на меня. Чтобы ни у Валюши ни у других не возникало сомнений, я еще давно делала тест ДНК. — Даже голос не дрогнул. Значит, сказала правду или хорошо отрепетированную ложь.

— А сколько в клинике по времени делается тест ДНК?

— Что?

— Сколько дней вы ждали результаты?

Да, есть! Растерялась! Опять же, или действительно забыла, или вообще никакого теста не делала. Однако чаще всего люди помнят важные моменты своей жизни.

— Все, Леонид. Достаточно. — Отец поднялся и махнул рукой в сторону двери. — Убирайся.

— Я ведь еще не сказал, зачем пришел! — заявил с улыбкой, поднимаясь с кресла и на автомате забрасывая телефон в карман. Взгляд уловил мелькнувшее входящее сообщение. Думал, девчонки меня уже прекратили забрасывать смсками. Сегодня днем уже никто не писал. Видимо, началась новая волна.

— Нам больше не о чем говорить. Надеюсь, сегодня я действительно в последний раз видел тебя в своем доме.

— Да можешь не говорить со мной. Я отлично чувствую себя и в монологе. Ты, главное, слушай. Так вот. — Я сложил руки на груди, приготовился вещать. — На самом деле я пришел сюда затем, чтобы заглянуть в ту папочку, которую отказался открывать на нашей прошлой встрече. Хотел убедиться, действительно ли моя девушка внезапно оказалась мне родной сестрой. Сейчас-то, конечно, и без папки все ясно.

— Девушка? — теперь поднялась Светлана.

— Ну. Майя симпатичная девчонка, чего тут удивительного?

— Но она…

— Замужем, я в курсе. И если бы не я, со своим адвокатским образованием, ее бы дальше вы с Глебом водили за нос. Штраф миллион рублей за заявление о разводе! Ты такое слышал? А это все идея Светланы Иннокентьевны. Ты это, пап, когда договор брачный подписывать будешь, внимательно все пункты перечитай, не то вляпаешься, как моя Майя. А меня рядом не будет… выгнали же меня… Так понимаю, пробовать возвращаться нет смысла, да? — вопросительно взглянул на отца, указывая рукой в сторону двери.

На самом деле я рассчитывал тянуть этот разговор до предела. Пока бы не вытряс из Светланы все-все. Но теперь меня осенила другая идея: и для ее реализации мне крайне необходимо досье, которое я просил у Мартина.

— Я не знаю, что там произошло между тобой, Майей и Глебом, — сокрушительно покачала головой Светлана, — но тот пункт в договоре был мною предложен только из добрых побуждений. Майя сама мне перед свадьбой все уши прожужжала о том, что очень боится потерять Глеба. Вот я и предложила такой способ. Пусть немного незаконный, но, к сожалению, у меня не нашлось других вариантов.

Лжет и не краснеет.

— Глеб, как ни странно, был в курсе, что договор недействительный и тем самым манипулировал Майей.

— Я без понятия, откуда он узнал.

Хотелось ей выпалить в лицо что-то, наподобие: «Из вашей лапши на наших ушах уже можно сварить спагетти столько, что хватит кормить всю Россию месяц!»

Глеб, конечно, тоже мол солгать. Если бы не одно но: он бы никогда не додумался жениться только ради того, чтобы получить должность, квартиру и возможность бегать по девчонкам так, что никто ему не будет мешать это делать. Максимум, на что хватило его соображалки, это подослать прокурора и… Черт, неужели… Да быть этого не может. Проскользнула мысль, что подослать прокурора посоветовала Глебу именно Светлана.

Это уже слишком. За что ей так ненавидеть Майю? Что эта милая, хорошая девочка могла ей такого сделать?

Нужно забирать ее из этого дурдома. Помню, она меня прогнала, но я не смогу просто так уехать, оставляя ее среди этих шакалов. Одна испортила прошлое, подарив явно не самое лучшее детство (а к нему в придачу подонка-мужа), другой собирается испортить будущее своей компанией, которая вот-вот испустит дух. Не хватало еще, чтобы Майя в растерянности залезла в долги и потом не знала, как из них выбраться.

Чуть не забыл бросить им косточку, чтобы было из-за чего погрызться. А косточка у меня была свеженькая и аппетитная.

Надо скорее ее скормить, ибо возникшая у меня идея подгоняла прочь из дома. До утра в ожидании досье я не дотерплю, буду требовать его прямо сейчас. Возможно, Мартин уже хоть что-то собрал. Мне срочно нужен адрес дома Светланы, и пока они тут будут ругаться, я успею кое-что проверить.

А покамест достал из кармана вкусную косточку — диктофон, с улыбкой осознавая, что и до суда эта вещичка наделает много веселых дел. Положил устройство на журнальный столик и с улыбкой включил. Короткую запись отец слушал с застывшим взглядом, а Светлана бегала глазами по комнате, будто искала, где спрятана волшебная палочка, которая превратит противно вякающий диктофон в поросенка.

— Думаю, вам будет о чем побеседовать в мое отсутствие, — сказал, как только запись закончилась. Неуверен, что отец сразу вышвырнет Светлану и больше не захочет ее видеть. Я уйду — и она примется красиво и логично оправдываться. Но зерно сомнения в душе отца я точно посеял.

Как бы там ни было, я не против того, чтобы отец вновь женился и завел семью. Но уж точно не на женщине, в чьей крови лгать, жестоко манипулировать другими людьми и быть беспощадной к собственной дочери.

Только я закрыл за собой дверь кабинета и пошел по коридору, ко мне донеслись голоса отца и Светланы. Надеюсь, ей придется долго оправдываться за такое обращение с Майей. Отцу явно все равно не будет, ведь она его дочь.

Или нет?

Те сомнения, которым я позволил еще раньше поселиться в голове, все сильнее укоренялись. Пока что это были лишь детали против… Против, собственно, чего? Слов Светланы — человека, что лжет как дышит? Возможно, она когда-то показывала отцу тест на ДНК, но не мог ли он быть поддельным? Мне, как человеку, постоянно работающему с подделками, в это проще поверить, чем в то, что Майя действительно моя сестра.

Если это все просто один большой обман, длиной в двадцать лет, и мы с ней не родные друг другу, то я… не знаю, что сделаю. В голове вспыхнуло столько желаний одновременно, что я даже остановился на полпути к машине. Замер, закрыв за собой кованую дверцу. Представил перед собой Майю, мысленно обнял ее крепко-крепко — и по телу вмиг пробежали мурашки от предвкушения. Я бы, конечно, не остановился на одних объятьях. Целовал бы ее с напором до тех пор, пока не почувствовал в ее ответных поцелуях сорвавшуюся с цепи страсть. Играл бы с ней, не обращал внимания на запреты. Скользил бы руками по ее телу, время от времени стискивая чувствительные и мягкие места… Или нет. Больше всего мне нравился вариант наброситься на нее, как голодный зверь.

Да, вот таким она меня сделала. Голодным, да еще и озверевшим.

Хотелось прямо сейчас помчаться к Майе, огорошить своими мыслями, от которых радость распирала грудную клетку, и сделать с ней все — совершенно все, исполнить все свои фантазии. А потом ее фантазии. А потом…

Нет, для начала нужно хоть одно веское доказательство того, что мы не родственники. Стараясь угомонить свои порывы, я дошел до машины и юркнул внутрь. Собрался позвонить Мартину и срочно требовать досье, но, как оказалось, от него уже висел пропущенный.

— Нашел одну клинику, в которой можно сделать срочную экспертизу на отцовство за 36 часов, — сказал он сразу же, как поднял трубку. — А вот на установление родства между братом и сестрой тест могут делать даже до двадцати дней… Наши тоже сказали, что быстро подобное не сделают. Это нелегкая задача.

— Думаю, смогу обойтись и без теста. Ты уже начал собирать досье на Светлану?

— Да. Из самых интересных фактов то, что у нее медицинское образование. Неплохо для профессионального косметолога. Свой салон красоты, в котором она прежде работала по вышеназванной профессии. Выкупила его у прежнего хозяина довольно за большую сумму. Откуда взялись деньги — неизвестно.

— Вполне возможно, ей заплатил мой отец за молчание. — А сам отметил про себя: медицинское образование — один из самых простых способов обзавестись крепкими знакомствами в какой-нибудь клинике. И под шумок попросить сделать липовый тест ДНК.

— Может быть, и заплатил. Скорее всего, передал наличкой, потому что крупных поступлений на ее счет не было. Официально алименты она не получала, но твой отец действительно пересылал каждый месяц ей разные суммы: от ста до двухсот тысяч рублей. Так, что у нас дальше… А, была замужем три года.

Три года замужем, потом какое-то время гуляла с моим отцом, потом девять месяцев беременная, дочери двадцать лет… А на вид и не скажешь, что столько удалось пережить.

— Сколько ей вообще лет?

— Пятьдесят один. Несколько пластических операций.

— Ничего себе! Выглядит на тридцать, — сказал, а потом зацепился за несколько интересных моментов. Были ли эти пластические операции лишь ради того, чтобы сохранить молодость? Что, если они делались и для того, чтобы быть похожей на собственную дочь, когда она, твою ж мать, с возрастом все больше становилась похожей на другого родителя? — Погоди… Пластические операции? Ты можешь найти ее фотографию лет так в двадцать?

— Попробую, но ничего не обещаю.

Конечно, с одной стороны, моя догадка могла показаться бредом. Ведь отец давно знает Светлану и мог бы заметить серьезные изменения во внешности. Но если делать их грамотно, постепенно, понемногу, то окружающие люди и не заметят особых перемен. А отец точно не хранил никаких фотографий своих любовниц. На самом деле не думаю, что там большая разница между двадцатилетней Майей и двадцатилетней Светланой. Мне будет достаточно определить, что ее мамочка скорректировала форму подбородка, бровей или разрез глаз.

— Кстати, обнаружил еще один интересный факт. Семь лет назад квартира, записанная на Светлану, сгорела.

— Семь лет назад?

— Да. Никто не пострадал. Но, что немаловажно, Светлана после пожара почти сразу приобрела новую квартиру. В более престижном районе.

Можно даже не сомневаться в том, кто ей дал деньги. Что-то мне подсказывает, именно семь лет назад отец слишком много денег вытащил из компании, залез в долги, и так и не смог выбраться на прежний уровень.

Но семь лет назад…

— Какая дата пожара?

— Двадцать девятое августа.

Третьего сентября погибла моя мать. Знала ли она о постоянной любовнице отца? Не подожгла ли она квартиру? Хоть бы это было просто совпадение.

— Светлана, случайно, не ездила в сентябре за границу?

— Нет.

Тогда возможен другой вариант развития событий, более реальный: она сама подожгла свою квартиру, прекрасно зная, что отец купит ей новую, а ему сказала, будто моя мать во всем виновна. Заодно нашла отличный повод избавиться от старых фотографий. А вот тест ДНК, вполне возможно, остался в целости и сохранности.

Не поругались ли тогда мои родители у бассейна именно из-за этого пожара? Я вздохнул и уперся лбом в руль. Жаль, этой гадине ничего не припишешь и ни за что не посадишь.

— Пока что все тогда, — заключил Мартин. — Будут новости — позвоню. Фотку двадцатилетней Светланы скину смской сразу, как найду.

Ох, у меня там такой бардак во входящих сообщениях. Хоть бы не пропустить.

— Чуть не забыл. Дай адрес Светланы.

Когда я отъехал от особняка отца, вбив в навигатор названный Мартином адрес, мать Майи еще не вышла. У меня была фора, но я все равно сильнее жал на газ. Хотелось своими глазами увидеть этот тест ДНК. Не уверен, смогу ли на глаз отличить подделку от оригинала, поэтому решил: прихвачу-ка его с собой. А там разберемся.

Квартира Светланы находилась в элитном, спокойном районе, близком к центру. Мне вновь пришлось доставать ксиву сотрудника ФСБ, чтобы особо бдительная консьержка меня пропустила. Правда, я ей сразу же изменил воспоминания, как вошел в подъезд. Не хватало, чтобы она сообщила пришедшей Светлане о том, что в ее квартире шарится фээсбешник с обыском.

На третий этаж через две ступеньки пешком — и вот я уже ковырялся в замке отмычками. Сколько у меня осталось времени — неизвестно, поэтому действовал оперативно и воспользовался полным составом набора юного фээсбешника. Заранее прихватил из машины небольшую черную сумку, и теперь положил в нее кроссовки. У порога их оставлять нельзя, а ходить по квартире в них будет слишком шумно. Я был готов к тому, что Светлана может вернуться тогда, когда я еще не уйду.

Одна из классных способностей, подаренных даром, — видеть в темноте. Свет включать не нужно было. И я, надев перчатки, быстро, но в то же время осторожно, прошел сначала в одну комнату (ничего не нашел интересного), затем во вторую. Везде царил идеальный порядок, кое-где висели фотографии Майи или Светланы. Я разрешил себе только несколько мгновений полюбоваться красавицей-малышкой в выпускном платье, остро чувствуя, как мне сию секунду ее не хватает. Сидит сейчас сама на съемной квартире… Спит ли? Или, возможно, ждет моего звонка? Моего возвращения? Надеюсь на это.

С улыбкой потянулся рукой к запечатленному в рамку знаменательному моменту жизни, хотел провести пальцем по обнаженным плечам, ниже которых начиналось нежно-розовое платье, но так и не притронулся. В коридоре послышался стук каблуков, а секундами позже — повернулся в замке ключ!

Мать его за ногу! Что ж она так рано приехала! Не могла чуть задержаться? Я еще вторую комнату перерыть не успел!

Слишком опасно будет продолжать шариться, когда хозяйка вернулась в квартиру. Пришлось доставать шприц и быть готовым к тому, что придется усыпить ее на время, а потом изменить воспоминания.

Сам решил не выходить. Ждал, пока она сама войдет в комнату, где я прятался. Ведь если сам выйду в коридор, то она может быстро среагировать и выскочить на лестничную клетку. Гоняйся потом за ней по дому со шприцем, не вызывая у соседей подозрений.

— Глеб, как это понимать?! — раздался возглас Светланы в прихожей, а следом — тишина. Вернулась точно одна, значит, говорит по телефону. О! А это очень-очень интересно. Еле поборол в себе желание подойти ближе к двери, ведущей в прихожую, опасаясь пропустить хоть одно слово из разговора. Но, благо, Светлана была на эмоциях и говорила достаточно громко. Я остался стоять у комода, глядя на фото Майи и мысленно чертыхаясь — диктофон остался в машине. — Ты еще спрашиваешь что? Сегодняшний разговор с Майей! Вспомнил? Его записали на диктофон. Что теперь скажешь? Это мне такая плата за то, что я тебя из задницы вытащила?.. Имей в виду, ты мерзкая шавка, я тебя из задницы вытащила, я тебя туда и засуну… — Тишина. Могу себе представить отборную матерную речь Глеба, которая прозвучала в ответ. — Еще смеешь мне угрожать? — голос Светланы взлетел на несколько октав вверх. — Заруби себе на носу, малолетний придурок: за длинный язык — разговор короткий. Ищи себе адвоката, он тебе очень скоро понадобится. Мне не составит труда уговорить эту глупую Майю на то, чтобы она подала на тебя в суд. Моральные унижения, измены и клевета — всему найдутся доказательства. И твои мамочка с папочкой тебя не спасут.

Снова тишина, еле слышные шаги. Чуя неладное, я попятился назад, к балконной двери. И успел за нее выскочить прежде, чем Светлана включила в комнате свет. Хорошо, что середина весны на улице, а не зима. Балкон длинный, незастекленный, с железными изогнутыми перилами. Тут даже маленький столик имелся с пепельницей. Ой-йой! Очень надеюсь, ей приспичит позвонить еще кому-нибудь раньше, чем курить.

На всякий случай я отошел подальше от балконной двери, уперся бедром в перила, бросил взгляд вниз. Проще, конечно, именно так уйти отсюда. Главное, определиться вот с чем: куда лучше прыгать, в кусты или метить в клумбу?

Голоса Светланы не было слышно. Моя рука до сих пор лежала на шприце со снотворным. Я не отбрасывал свой предыдущий план, но нападать с балкона не лучший выбор. В комнате я упустил свой шанс, слишком увлекся разговором. Рассчитывал, что она еще будет дальше говорить, когда войдет в комнату. Не очень-то весело, вырубать человека, говорящего по телефону. Собеседник по ту сторону трубки явно будет немного в шоке. Да и надеялся я услышать что-то еще интересное.

А теперь стоял на балконе, любовался ночным небом и прислушивался к звукам в квартире. Вот бы она зашла на кухню, тогда я бы вышел с комнаты и поймал ее…

— Ритусь, приветик, — послышалось из комнаты. — Как ты там? — И дальше минут пятнадцать скучной бабской трепни. Я чуть со скуки с балкона не вывалился. Болтали то о мужиках, то о детях, то о каких-то общих знакомых… Но, как оказалось, все это было лишь прелюдией к главному вопросу: — Слушай, а ты еще работаешь в той клинике? А, уже нет… А знакомства остались?.. О, это хорошо. Мне, может, опять понадобится. Ты ж понимаешь, о чем я. Заплачу, сколько попросишь, тут вопрос не в деньгах… Да, это нетелефонный разговор. Как-нибудь при встрече расскажу подробности. Заскочу как-то вечерком. А, кстати. Сколько по времени он обычно делается? А двадцать лет назад также или дольше было? Ага, поняла. Спасибочки, Ритусик. Целую, обнимаю.

Ай, черт с этим шприцем! Забросил его в сумку, надел кроссовки, спрятал перчатки и переклонился через перила. Во мне бурлило столько радости, что, казалось, сейчас за спиной раскроются крылья, я взлечу прямо отсюда, буду парить птицей над ночным городом и приземлюсь на балкон квартиры, где меня ждет Майя. Не сестра, а самая желанная девушка в мире!

Вот только когда за спиной послышалось открытие двери, пришлось лететь камнем. Вниз. Перемахнул через перила, зажмурил глаза, стиснул зубы, готовясь к удару. Доля секунды — и все тело снизу вверх пронзила чудовищная, адская боль. Втянул воздух через плотно стиснутые зубы — нижнюю часть тела словно кто-то резал изнутри кривым ножом. Кажется, я себе что-то сломал. Ногу, а может, и две. Пошевелить ими не рисковал. Так и лежал в траве между кустами на боку, благо, хоть на левом. Упал бы на айфон в правом кармане — было бы плохо. Дело не в том, что мне тяжело купить новый, просто ведь я жду смс от Мартина. Не прислал еще?

Только вынул здоровой рукой мобильник из кармана и собрался его разблокировать, увидел боковым зрением, как Светлана переклонилась через перила, и принялась выглядывать что-то в темноте. Ну не все ли ей равно, какой самоубийца сиганул вниз с ее балкона? То есть супергерой. Минут десять поваляюсь, сходя с ума от боли, и все срастется обратно.

Видимо, решив, что ей показалось, Светлана исчезла за перилами. В тишине послышался звук открывшейся зажигалки. А я разблокировал телефон, поставил яркость на минимум и открыл входящие сообщения.

От Мартина еще ничего не пришло. Зато имелось сообщение от Майи. Она мне написала? Надо же… Интересно что.

Когда загрузилась присланная фотография, я забыл о боли, собрался сию секунду подорваться и бежать к машине. Быстрее ехать, еще не зная куда. Сделал попытку подняться на локте, дернул ногами — и чуть не заорал от боли. Откинулся на траву, тяжело дыша и чертыхаясь про себя. Почему еще нифига не срослось?! В голове всплыл вполне логичный ответ: дар способствует быстрой регенерации, но не молниеносной же! Надо терпеть и ждать, терпеть и ждать.

Экран смартфона погас, но перед глазами до сих пор стояла та фотография: Майя в подаренной мною черной футболке, в простых джинсах, привязанная к стулу в каком-то грязном подвале. Волосы спутанные, мокрые, лицо перепуганное. Глаза широко распахнуты, смотрят куда-то в сторону. И подпись под фото: «Хочешь, чтобы твоя девочка подольше оставалась целой и невредимой, звони. И имей в виду: у меня терпения не очень уж много».

Я взрывался от злости — от злости на свои гребаные кости, которые долго срастались, на эту старую холеную грымзу, которая дымила на балконе, мешая мне позвонить, на свой мозг, не находящий ответа на вопрос: какая падла сделала это с Майей?!

Светлана закурила вторую сигарету, а я не прекращал попытки подняться. Топил в горле рык, смешанный с криком боли, сначала полз, помогая себе лишь правой рукой, с отвращением понимая, какими покоцанными сосисками за мной плетутся мои ноги. Потом уже смог передвигаться на четвереньках — к боли почти привык, она притупилась, мешало лишь то, что я часто заваливался на левый бок. Я не хотел ждать десять минут — мне была дорогая каждая секунда.

Мне было все равно, как я выглядел, ковыляя к парковке и волоча за собой левую ногу. Наверняка вымазался в чем-то — запашок от меня шел еще тот, а на рубашку даже не смотрел. Видел одну цель — свою черную красавицу, сверкающую крышей и капотом в свете фонаря, и раз за разом звонил Майе. На том конце, какого-то хрена, отказывались брать трубку.