Подлунный квест

Глава 12

в которой мне сулят Сибирь

— Я ничего не смогла сделать, — развела руками Воронцова. — Чуб пришел с Веркой — ну, моей соседкой. Я ей на двери оставила метку с просьбой не входить — у нас так принято, как раз на такого рода случай. Верка предупреждение заметила, но Чуб на нее надавил. Она все же поупрямилась какое-то время и подала мне сигнал — есть у нас тут одна хитрая система. Я хотела было по-быстрому свалить в имение и перехватить тебя там — вернулись бы потом в другую точку — но этот духов Чуб все вокруг заблокировал напрочь. Даже с перстнем не пробилась — подготовился, зараза. Отменить заранее провешенный портал тоже уже не сумела. Ну и вот…

— Чтоб ему живым в Пустоту провалиться! — буркнул я. — Как он узнал-то, духов выродок?

— Теоретически даже мой, перстнем деланый портал можно отследить, — пожала плечами Милана. — Но это надо нарочно караулить. И особый артефакт задействовать. Который еще и разрядится при этом. Поднапрячься придется, в общем… Ты там у куратора часом никакую девицу не отбил, что он так расстарался? — невесело хмыкнула она.

— А у него есть кого отбивать? — скривился я.

— Ну, мало ли…

— Нет, — мотнул я головой. — Разве что…

— Что?

— Ну, я же рассказывал: утром после построения он настойчиво советовал мне держаться от тебя подальше. Плел еще какую-то чушь про катящихся с ярмарки по наклонной плоскости. Может, Чуб ненароком на тебя запал? — усмехнулся я. — Вот и взялся выслеживать.

— Скажешь тоже! — поморщилась молодая графиня.

— А что, это бы все объясняло! — высказанная сперва в порядке шутки, мысль уже не казалась мне такой уж и бредовой-бредовой. Нет, бредовой, конечно, но не бредовой-бредовой.

— Ха! А с чего бы я тогда схлопотала от него две дюжины баллов штрафа? — напомнила моя собеседница.

— О, от любви до ненависти, знаешь ли…

— Да ну тебя к духам! — буркнула Воронцова. — Может, наоборот, это ты у нас куратору приглянулся? — с ехидной улыбочкой добавила она.

— Ага, и поэтому он решил выставить меня из Федоровки?

— Чтобы окончательно не впасть в соблазн, — предположила Милана. Все же, думаю, не всерьез — в насмешку. — Ну или как ты сам сказал: от любви до ненависти — только мерлин слить! К тому же, не выставил ведь в итоге!

— А вот это уже ни разу не его заслуга…

Подловивший меня на выходе из портала поручик и в самом деле был настроен более чем серьезно: по его словам, с корпусом мне теперь стоило попрощаться. Однако, хвала Ключу, принять решение об исключении кадета из Федоровки было не в его компетенции, так что куратор поволок меня к начальству. Но тут мне повезло: фон Таубе не оказалось на месте — подполковник еще с утра убыл куда-то по своим подполковничьим делам. У Чуба же свербило, ждать он не захотел — и сдал меня на расправу Корнилову.

А вот Юрий Константинович рубить с плеча не стал, предложив сперва скрупулезно во всем разобраться. Достал толстый фолиант правил внутреннего распорядка корпуса и зачитал нам с куратором пункт о том, что самовольная отлучка с территории Федоровки и впрямь может караться исключением — но только если доказано, что кадет отсутствовал более шести часов, либо при наличии отягчающих вину нарушителя обстоятельств — и отсутствии смягчающих оную. Не было меня в корпусе ровно час, еще где-то на полчаса у меня не имелось железного алиби, но вот до этого я добросовестно отсидел занятие у майора Кутепова, что вызванный к Корнилову Дмитрий Валерьевич охотно и подтвердил. В свою очередь, серьезно усугубляющих мою вину факторов Чуб назвать не сумел, и на том заместитель начальника корпуса заключил, что довольно будет применения ко мне рутинной меры дисциплинарной ответственности — то есть снятия баллов.

Но вот размер этого наказания куратор определять был уже вправе — и, скрепя зубами от злости, оштрафовал меня по максимуму: на пять полных дюжин.

Досталось в итоге «на орехи» и Милане — с нее Чуб снял двадцать четыре очка.

Молодая графиня восприняла наказание философски: на первенство в командном зачете ее отделение всяко не претендовало, а что касается зачета личного… Порядки у «воронцовцев» были такие, что за какое бы место за обеденным столом Милана ни села, то бы автоматически считалось командирским торцом, а куда бы ни встала в строю, это и назвали бы правым флангом.

Что до меня, то среди «жандармов» я теперь проигрывал и Терезе, и Златке. Ну да это было не зазорно. Хуже, что сократился отрыв нашего отделения от «ясухаровцев». Там у нас все еще оставалась фора в сто тридцать два балла, но почти треть былого преимущества мы разом потеряли — и все из-за меня. А с учетом того, что Златка загремела в лазарет и на полевой выход «жандармы» теперь шли в урезанном составе, не вызывать у меня определенного беспокойства такое положение вещей не могло.

До кучи, еще на шесть баллов меня оштрафовали за несвоевременную сдачу курсовой: зависнув на разбирательстве у Корнилова, я не уложился в срок на каких-то пятнадцать минут. Ну тут, надо признать, я уже сам был виноват: что мне стоило закрыть этот вопрос до того, как уйти в самоволку?

Так-то, по-хорошему, я и западни Чуба мог бы благополучно избежать — всего-то и нужно было послать Оши проверить пути отхода. Не виделось повода? Да просто на всякий случай!

Что ж, решил я: пусть случившееся послужит мне уроком! Впредь буду предусмотрительнее. А пока: спасибо, что все свелось к банальной потере баллов!

Ну а духову Чубу я, конечно, все это еще припомню. Дайте срок…

Уже следующим утром нам предстояло отправиться на пресловутый полевой выход, и нынче после ужина всему курсу было велено собраться в «театральном» зале главного здания для долгожданного инструктажа. Не успели мы толком рассесться, как вошли Корнилов, Чубаров и с ними какая-то дамочка в светло-зеленом мундире с серебряными эполетами штабс-ротмистра и при значке целителя на груди. А за ними — вереница девиц лет восемнадцати в салатовых кителях с подобными же бляхами в виде выжимающего из пары змей яд двуглавого орла, такого же цвета юбках и элегантных пилотках. Впрочем, нет, не только девиц: затесались среди них и три-четыре паренька. Эти, понятно, были в брюках и без головных уборов, но характерные значки на кителях красовались и у них.

При появлении в зале офицеров мы привычно подорвались с мест, но внимание наше тут же переключилось на их необычную свиту.

Видеть такого рода униформу мне уже доводилось — осенью, на гонках, у девушек из команды Амурского института. Тех самых, что сдуру врезались в наш «Москвич» и чуть не лишили Федоровку заслуженной победы. Кажется, я даже узнал среди вошедших плоское азиатское личико Цой и безразмерный бюст одной из ее подруг по экипажу, фамилия которой как-то вылетела у меня из головы.

Кто-то из наших негромко присвистнул.

«В Федоровке что, эпидемия какая — разом столько целителей прислали?» — бросил недоуменную реплику в беседу курса фон Функ.

Кто-то попытался ему ответить — зажглась пара букв, но тут же и погасла — похоже, чат, как это с ним уже случалось, внезапно засбоил.

Между тем Корнилов, Чубаров и пришлая штабс-ротмистр поднялись на сцену и заняли места за столом. Юные же целительницы и целители встали тесной толпой поблизости от входа в зал. По головам я не считал, но навскидку, было их там дюжины полторы.

— Господа кадеты, прошу садиться, — подал нам команду Юрий Константинович. — Уважаемые гости, вас сие тоже касается, — кивнул он салатовому скоплению у дверей.

Мы дружно опустились на скамьи. Торопливо расселись и дальневосточники — так же как стояли, плотной кучкой, в стороне от остальных.

Затем Корнилов представил нам штабс-ротмистра — дама, уже ожидаемо для меня, оказалась куратором первого курса Амурского института полевого целительства, фамилия ее была Неверович.

— Итак, к сути, — проговорил Юрий Константинович, покончив с формальностями. — Уже завтра вам предстоит ваш первый полевой выход. Как для Федоровского кадетского корпуса, так и для Амурского института полевого целительства, сие новая, еще непривычная форма аттестации по итогам учебного семестра, поэтому в двух словах расскажу, что оная из себя представляет. Вы будете разбиты на мини-группы, в каждую из коих войдет по два московских кадета и один курсант из Хабаровска. Сии тройки будут заброшены в малонаселенный район Восточной Сибири. Ваша задача — пройти по заданному вам маршруту, отмечаясь в контрольных пунктах и выполняя по пути те или иные задания — все, разумеется, в рамках учебной программы первого семестра. По результату работы вам будут начисляться некие баллы. Помимо собственно семестровой аттестации, у Федоровских кадетов оные очки также пойдут в обычный зачет соперничества отделений. У амурских курсантов своя система рейтинга, на ней я подробно останавливаться не стану. Главное, что работа вам предстоит командная: как успех, так и неудачу разделит вся тройка…

Многие из наших, и я в том числе, вольно или невольно вновь воззрились на гостей в салатовой униформе — кто оценивающе, а кто и откровенно скептически. Что же это получается, наша аттестация зависит от чужаков?

— Кстати, о неудачах, — продолжил между тем Корнилов. — Так как форма сие экспериментальная, к тому же, заведомо таящая в себе элемент случайности, принято решение, что в случае провала — буде такой случится — тройка неудачников получит возможность для пересдачи — уже в тепличных условиях аудитории. С определенным снижением итогового балла, разумеется. Но уверен, что до сего не дойдет! — заметно повысив голос, заявил заместитель начальника корпуса. — И с полевого выхода все вы возвратитесь не в учебные классы, а прямиком на заслуженные каникулы!

«Да здравствуют каникулы!» — воскрес вдруг умерший было чат.

«Рано радуешься: вот загремишь на пересдачу — и никаких тебе каникул!»

«Кстати, все не получалось написать: а вон та блондиночка на втором ряду — очень даже ничего! Хочу с ней в тройку!»

«Втроем хочешь? Ну ты затейник!»

«Хотеть не вредно!»

«Интересно, а что у них так пацанов мало?»

«Ну так девицам вообще целительство лучше дается!»

«Зато в каком малиннике вращаются парни!»

«Завидуешь?»

«Есть немного».

— Внимание, — поднялась тут со своего места штабс-ротмистр Неверович — Корнилов, кстати, вещал сидя. — Мне поручено огласить состав экзаменационных троек. Итак. Первая: молодая графиня Воронцова — господин Гончаров — госпожа Измайлова. Вторая: молодой граф Кутайсов — госпожа Журавлева — госпожа Пешкова…

«Наших по два человека из одного отделения ставят».

«Ясное дело — чтобы внутрикорпусной командной борьбе не мешать».

«Интересно, в первом отделении нечетное число кадетов, „жандармов“ сейчас тоже всего одиннадцать — из-за Ивановой. И как будут выкручиваться?»

Выкрутились незамысловато: Алина Зиновьева из «воронцовцев» просто попала в команду с нашим Востряковым.

Мне же в партнеры достались Муравьева, и от хабаровчан — та самая Цой.

— Вы помните меня, молодой князь? — робко поинтересовалась азиаточка, приблизившись к нам с Машкой по завершении собрания.

— Конечно, сударыня, — учтиво поклонился я ей. — Позвольте представить вам мою сокурсницу, Марию Муравьеву.

— Диана Цой, — в свою очередь назвалась хабаровчанка — собственно, имени-то ее я до сих пор и не знал.

Девушки обменялись рукопожатиями.

— Как вам Первопрестольная, сударыня? — светски поинтересовалась затем Машка.

— Увы, города мы еще не видели, — вздохнула Диана. — Прибыли порталом прямо сюда. Но на каникулах рассчитываю все наверстать, — тут же заявила она. — Лучшей полудюжине нашего курса обещана недельная поездка в Москву — очень хотелось бы войти в число счастливчиков. Пока надежда есть: иду пятой.

— А лучшее отделение Федоровки в Китай поедет, — к слову заметил я. — И, кстати, наши с Марией шансы тоже довольно неплохи.

— В Китае интересно, — со знанием дела кивнула черной челкой Цой.

— В Москве тоже есть на что посмотреть, — заметила на это Муравьева.

— Что ж, тогда поможем друг другу завоевать свои призы, — улыбнулась, продемонстрировав белые зубки, азиаточка.

Тут ее позвали к Неверович — все остальные хабаровчане уже собрались возле своего куратора — и, простившись с нами до утра, наша с Машкой новоиспеченная напарница ускользнула к своим салатовым сокурсникам.