Подождать до рассвета

Глава 29

Маше было немного совестно, но лишь чуть-чуть. Совестно за то, что ее принципиальность на поверку оказалась пустым звуком. Иловенский бессовестно обманул ее, сказав, что взял наряд напрокат. И она рассердилась, сказав, что ни за что его не наденет. А вот надела же и, глядя на свое отражение в зеркале, нравилась себе все больше.

И черт с нею, с принципиальностью, если она мешает Маше носить такие роскошные вещи. В конце концов, она всего лишь слабая женщина и вполне может позволить себе быть еще и слабовольной.

Утром она побывала на работе. После прошлогодней травмы, когда она все лето провела в больнице, Рокотова ушла из отдела политики и экономики и осталась в газете «Бизнес-Ярославль» в роли свободного художника. Ей больше нравилось не быть привязанной к рабочему месту и писать о том, что казалось ей интересным, а не то, что стояло в редакционном плане. Иногда это интересное не вписывалось в формат еженедельника, но тогда материал с руками отхватывали другие редакции. Рокотову все еще мучили сильные головные боли, и в иные дни она вообще не могла подняться с постели. Какая уж тут постоянная работа. Сегодня она сдала главному редактору родного еженедельника сразу шесть материалов и пообещала привезти что-нибудь интересненькое из отпуска. Еще парочку статей закинула в «Юность», тамошний редактор, узнав, что вечером она идет на свадьбу к Каримову, выпросил у нее эксклюзивный материал об этом довольно громком для светской жизни города событии. Журналисты на торжество не допускались.

Павел Иловенский с утра отбыл по своим скучным делам и обещал приехать за нею в половине седьмого. Вообще-то Рокотова получила приглашение на «полную программу»: и в загс, и на венчание, и на грандиозное празднование в ресторан отеля «Золотое кольцо». Посовещавшись, они с Павлом решили поехать только на грандиозное торжество. Достаточно будет и этого. Тимка уже отзвонился и сообщил матери, что и регистрация, и венчание прошли нормально, если не считать того, что Кузя уронил в церкви венец. Машу известие о том, что Каримов уже стал мужем, почти не укололо. Что с того, что у Ильдара новая жена. Неизвестно еще, последняя ли.

— Зато я — первая! — провозгласила она, стоя перед зеркалом в царственном платье.

Ей стало смешно: стоит ли гордиться и стоит ли завидовать новоиспеченной супруге Ильдара? Снова стать его женой она не согласилась бы и по приговору суда.

Иловенский опаздывал. Было уже без четверти семь, а ведь нужно было еще доехать до центра города…

В дверь наконец позвонили, и Маша, подхватив шлейф, пошла открывать. Она была так уверена, что это запоздавший Павел, что не глянула в глазок, не спросила, кто там, сразу открыла дверь.

И эта дверь чуть не сбила ее с ног. В квартиру в один большой звериный прыжок ворвался огромного роста незнакомец и двинулся на Машу. Она отступила, запуталась каблуком в шлейфе и беспомощно села на пол, в ужасе закрывая голову руками. Во всем облике, в лице и движениях неизвестного она видела — сейчас он ее убьет! Вот сейчас эта холодная и безжалостная ненависть обрушится на нее — и ее не станет. Что у него в руке, подумала Маша, нож или пистолет? Какая разница, у него в глазах — смерть!

— Что здесь происходит? — услышала она, как сквозь вату, голос Иловенского.

Глядевшая ей в лицо ненависть съежилась, схлынула, исчезла. Осталась досада. Незнакомец, кажется, даже стал ниже ростом, метнулся к стене. Или нет, это Павел его отшвырнул.

— Что здесь происходит, черт возьми!

Он бросился к Маше, заслонил ее собой и заорал в невесть откуда взявшуюся трубку:

— Быстро сюда!

Через секунду на лестнице затопали, Маша, все еще сидя на полу, выглянула из-за Иловенского. На площадке возникла охрана: двое в непомерно широких пиджаках поверх бронежилетов. Она поняла, почему незнакомец не попытался бежать и не бросился на Павла: тот держал его на прицеле. А теперь охранники развернули мужчину лицом к стене, и другой пистолет уперся ему в затылок.

— Ребята, все в порядке, — с усмешкой проговорил незнакомец, — я водитель.

Павел поднял наконец Машу с пола и сразу затолкал ее в комнату, откуда она боялась даже выглянуть. Бешено стучавшее где-то в ушах сердце мешало ей слушать.

— Какой водитель? Маша, ты вызывала такси?

— Нет! — крикнула она из комнаты.

— Я не таксист. Я водитель Ильдара Камильевича Каримова, он прислал машину за Марией Владимировной.

Маша удивленно выглянула из-за угла.

— Каримов прислал машину? Но зачем?

— Не могу знать, — улыбнулся «водитель», но Маше показалось, что улыбка у него хищная, даже акулья. Грудью и щекой он был все еще прижат к стене прихожей, в затылок — дуло пистолета. — Меня послали, я приехал. Разве шеф вам не звонил?

— Нет, он мне не звонил.

— Сейчас мы проверим, — Павел снова вытащил мобильник. — Какой у него номер?

— У Ильдара? Девяносто пять…

— Сорок, двадцать пять, — закончил водитель.

— Да, точно, — подтвердила Маша. — Только не надо ему звонить. Он же на собственной свадьбе. У него и телефон-то наверняка выключен. Вы извините, пожалуйста…

— Ничего, все в порядке, — снова улыбнулся «водитель».

— Все, отпустите его, — попросила Маша, но охранники не двинулись.

— Отпустите, — приказал Иловенский. — Вы можете идти.

— Еще раз извините, до свидания, — мужчина совершенно спокойно поклонился, развернулся и пошел вниз по лестнице, позвякивая ключами на пальце. Охранники двинулись за ним, Маша смотрела им вслед недоуменно и все еще испуганно. Ну конечно, у него в руках был не нож и не пистолет, а ключи от машины, как она не разглядела с перепугу? Или все-таки нож?

— Ты готова? — спросил Павел.

— Ага, я совсем готова. Окончательно.

— Ты почему ему открыла?

— Я думала, это ты пришел, ну и…

— Так нельзя, Маша. Это же опасно. А если бы это был вор?

— Это был убийца, — задумчиво сказала она.

— В каком смысле?

— Во всех. Он приходил меня убивать.

— Да с чего ты взяла? Он же все тебе объяснил.

— Паша, ты будешь смеяться, но у него было такое лицо… И пистолет в руках. Или нож.

— У него ничего не было. Ребята его обыскали.

— Но у него было на лице написано, правда!

— Так, успокойся. Я сейчас прикажу его остановить.

— Нет! — воскликнула Рокотова. — Не надо. Мне, наверное, показалось. Да и темно в прихожей.

Иловенский обнял Машу, прижал ее голову к своему плечу.

— Я говорил тебе сегодня, какая ты красивая?

— Нет.

— Ты очаровательна!

— Спасибо, — почему-то ответила она.

— У меня такое чувство, что ты очень не хочешь ехать туда, вот тебе и мерещится невесть что, да?

— Нет. Я не то чтобы не хочу…

— Мы можем не ездить. Ты же не обязана непременно быть там. Давай не поедем.

— А зачем же я наряжалась, причесывалась? — засмеялась Маша. Ей сразу стало легче, когда она поняла, что действительно можно не ездить, стоит только решить.

— Мы можем поехать в какой-нибудь ресторан и просто поужинать. Надо выбрать место, достойное твоего наряда. Какой у вас в городе самый лучший ресторан?

— Тот, где Ильдар празднует свадьбу. Паша, поехали, мы и так опоздали!

— Поехали, — покладисто согласился Иловенский.

День клонился к вечеру, но солнце стояло еще высоко и заливало весь двор: и огромную, полированную, как мокрый кит, машину, начинавшуюся на одном конце двора и заканчивавшуюся на другом, и бабулек, сидевших на лавочке у подъезда и раскрывших от удивления рты, и Павла, который в черном смокинге с бордовым поясом стал вдруг и выше и стройнее, и Машу в ее роскошном платье. Она чувствовала себя Золушкой, отправляющейся на бал. Правда, охранники Иловенского никак не тянули на мышей, даже бывших, а карета вряд ли могла бы превратиться в тыкву. Разве что в целый вагон тыкв.