Ужинали всей семьей. Машины родители, Павел Иловенский, мальчики… Своеобразные смотрины. Представила-то Маша своего кавалера родителям раньше, еще перед Швейцарией, а вот так, по-семейному, собрались впервые. Кузя наготовил всевозможных закусок и запек утку с яблоками. Владимир Сергеевич, Машин отец, живо интересовался политикой и расспрашивал Иловенского о его работе с таким знанием дела, что тот немного растерялся и был рад, когда удалось перевести разговор на дачно-огородную тему, в которой уже Рокотов был профессионалом. После ужина мужчины все вчетвером отправились прогуляться до дачи, заодно полить грядки и собрать огурцы. Павел все удивлялся: как это можно вот так взять в руки корзину и пойти на дачу, тридцать минут ходьбы сосновым бором. Сам он и в Архангельске на дачу добирался по два часа на машине, а уж из Москвы его приятели и коллеги вообще выбирались по полдня.
Едва за ними закрылась дверь, Алла Ивановна подсела к дочери.
— Говори, что случилось.
— Ой, мам, за последнее время чего только не случилось…
— Я не об этом.
Маша вздохнула. Конечно, мама все поняла, видит, что творится у дочери на душе.
— Мама, он меня любит.
— Я вижу. И очень за тебя рада. Мне кажется, Павел — замечательный человек, надежный. Вы с ним прекрасная пара. Да и тебе уже не семнадцать, пора уже…
— Ты не поняла, — Маша положила голову матери на колени и зажмурилась. — Меня любит Ильдар.
— Та-ак. Опять? Он опять тебя любит?
— Ага.
— А ты? Хотя, погоди. Сама знаю: тебе его жалко, так?
— М-м… Так. Мама, я ему нужна.
— Да? Ты ему нужна! Ишь ты поди ж ты! А тебе он нужен? Тебе не кажется, что ты ему нужна, только когда ему плохо?
— Не знаю. Я ничего уже не знаю. Но ты же помнишь, мам, когда он на меня смотрит… И глаза у него такие… У меня вся душа переворачивается. Может, я все-таки зря тогда погорячилась и прогнала его? Ведь неизвестно, как бы жизнь сложилась, если б я этого не сделала.
— Кому неизвестно? Тебе? — усмехнулась мать. — Так я тебе расскажу. Ты помнишь, почему вы расстались? Потому что он измотал тебя своей бесконечной ревностью и восточным темпераментом. Не расстались бы вы, ты бы превратилась в задерганную истеричку и даже вряд ли закончила бы институт. Сидела бы дома, растила детей и сходила с ума от тоски, как вон Лара Есакян. И тебе бы даже не удалось завести любовника. Ильдар не Камо, глаза бы закрывать не стал.
— Мам, какой любовник! — отмахнулась Маша. — При темпераменте Каримова ни на каких любовников сил не останется.
— Вы разные с ним, Маша. И счастье, что ты вовремя поняла это и не угробила годы на жизнь с человеком, который не то чтобы тебе не подходит, но — другой.
— А Павел? Разве он — не другой?
— Нет. Не другой. Вы с ним одинаковые. Очень похожие. Вы думаете — в одну сторону.
— Но он совсем из другого социального слоя. У него другой уровень жизни. Если я вышла бы за него замуж, это было бы похоже на брак по расчету.
— Да. Это и был бы брак по расчету, — кивнула Алла Ивановна.
— Мама! — возмутилась дочь. — Неужели ты думаешь…
— Расчет, моя дорогая, бывает разным, но есть он всегда. Можно выходить замуж, рассчитывая на верность и любовь, на достаток, на феерический секс, на покой и взаимопонимание. Ни на что не рассчитывают только идиоты.
Маша задумалась.
— Вот в этом-то Ильдар меня всегда и обвинял. В том, что я живу умом, а не сердцем. А сейчас… Сейчас у меня сердце болит за него, мне почему-то кажется, что без меня он будет несчастным. Я даже боюсь оставлять его в больнице одного. Все кажется, что с ним случится беда. Я спокойна, только когда ты с ним.
— Все это естественно, он сейчас болен и беспомощен. И с компанией у него проблемы. Это обычное женское стремление: помочь, уберечь, защитить. А Павел здоров и благополучен, поэтому тебе его не жалко. Но обидишь ты его очень сильно, если сейчас уйдешь к Ильдару. А ведь есть еще и Алена, жена Ильдара. Она тоже скоро приедет, вот будет для нее сюрприз, когда Каримов объявит, что разводится с нею! Тьфу, Маша, это все вообще смешно и глупо! Мать я тебе или не мать! Я тебе запрещаю выкидывать такие фокусы!
Они обнялись. Маше стало гораздо легче. Конечно, все это несерьезно!