В воскресенье вечером Маша уехала в Москву. Почти со спокойной душой. Она никак не могла понять, что за срочность была в оформлении переуступки пакетов акций Ильдаровой компании. Наталья Гусева, начальница их юротдела, правда, весьма пространно и, наверное, доходчиво все объяснила, но Маша плохо слушала. Она очень болезненно переживала известие о виновности Камо. Окончательное. Бесповоротное. Она помнила, говорилось что-то о консолидации, о реорганизации и еще о чем-то знакомом и важном, но пустом и не нужном ей в эту минуту.
Маша и Тимур сначала заполняли кучу бумаг в офисе Ильдара, потом ездили в антимонопольную службу, к нотариусу, еще куда-то… Ей было немного досадно: с чего это вдруг он, едва женившись, срочно забирает акции? Неужели молодая жена настояла? Не похоже это на Каримова. Вряд ли он стал бы слушать.
Уж лучше бы они с Тимкой никогда не владели этими акциями или так и не знали об этом. Обидно. Не сильно, но обидно. Маша видела, что в документах была прописана стоимость пакетов акций, но денег никаких она не получила и ни на какой счет они не переводились ни ей, ни Тимке. Ничего, конечно, удивительного, они ведь не покупали эти акции и были владельцами только на бумаге, но… Да и черт с ними!
Иловенский горячо поддерживал эту идею переуступки, сам содействовал быстрому согласованию у антимонопольщиков — за два часа вместо положенных двух недель. Зачем-то даже звонил мэру. И даже Тимур был чему-то очень рад. Маша решила, что она просто что-то прослушала или чего-то не поняла и плюнула: мужики лучше знают, что делают, сами пусть и разбираются. И она широким росчерком поставила во всех документах свои подписи.
В субботу утром Павел уехал. Самое главное случилось: у него установился неплохой контакт с ее мальчишками, у них даже появились от нее какие-то секреты. Неизвестно, как сложатся после предстоящего путешествия ее отношения с Павлом, но, кто знает, вдруг они станут одной семьей. Ей стало смешно: ведь она не девочка-подросток, которая, только бросив взгляд на мальчика, уже мечтает о том, сколько у них будет детей и как они их назовут. Хотя, у них-то с Павлом в этом вопросе — полная определенность. Их мальчишек зовут Кузя, Тимка и Витька.
Завтра, когда Маша и Павел будут уже в Швейцарии, этот самый Витька приедет в Ярославль. Кузя еще вчера начал составлять программу развлечений для «московского гостя».
И еще одно радостное событие произошло вчера вечером: позвонила Вера Травникова. Живая и здоровая. И даже, кажется, счастливая.
— Машка! — первым делом закричала она в трубку. — Ты представляешь: это же его дочь! Дочь!
— Кто — дочь? Чья дочь? — обалдела Маша.
— Да Машка, как ты не понимаешь?! Девица эта рыжая, ну невеста твоего Ильдара, — это дочка Валеры Ведовского! Дочка! От первого брака.
— Я не видела его на свадьбе, — ляпнула Маша, но тут же пожалела, пусть лучше Вера так думает, даже если ошибается.
— Ничего удивительного. Беловский в ужасной ссоре с матерью этой девицы. Они и в ресторане-то в тот вечер наверняка тайком встречались. И жена у Валеры действительно болеет…
— Как ты все это узнала? — перебила ее Рокотова. — И вообще — где ты?
— Да это все не важно!
— Как — не важно? А ты хоть знаешь, что мы тебя искали? Даже квартиру твою вскрывали?
— Квартиру вскрывали? Зачем это? — перепугалась Вера.
— Так мы же думали, что ты там беспомощная лежишь. Или вообще… Мы просили соседку твою квартиру открыть. Там, знаешь, такой бардак!
— А, может быть, может быть. Я, правда, плохо помню, как собиралась.
— Куда ты собиралась-то, Вера?
— Умирать.
— Умирать?!
— Да не волнуйся ты, — засмеялась Травникова, — я больше не хочу умирать. Я теперь лечусь. Знаешь, Машка, я ведь в такую историю вляпалась, ужас! Меня одна сволочь на наркотики подсадила, представляешь?
— Что?
Ну вот, мама, как всегда, оказалась права. Вера — действительно наркоманка.
— Ты не бойся, Маша, все уже позади. Я уже точно знаю, что избавлюсь от этой зависимости. И деньги тебе верну, не сомневайся. Но эту скотину, которая так со мной поступила, я обязательно отправлю в тюрьму, клянусь!
— Где ты? В какой больнице?
— Я не в больнице, а тут, в одной деревне.
— Вера, ты дура что ли? — возмутилась Рокотова. — Куда тебя понесло? Давай быстро адрес, я тебя заберу.
— Ничего я тебе не дам. Да ты не бойся, я не у знахарки лечусь, а у своей родственницы, она врач, доктор наук, просто практикует сейчас здесь, в деревне. Тут такая история!.. Я тебе потом расскажу.
— Верочка, я не верю во врачей-наркологов, которые в деревне лечат, — вздохнула Маша.
— А я верю. Знаешь, я ведь в тот вечер, когда мы с тобой расстались, ослепла на один глаз. А Яга здесь мне зрение вернула!
— Кто?
— Ну Яга, Ядвига. Она говорит, что непременно меня спасет. И не отговаривай меня, Маша, я ей теперь верю, как Богу.
— Тебе виднее, — нехотя согласилась Рокотова. — Но ты хоть держи меня в курсе, и если тебе понадобится помощь…
— Не понадобится.
— Ты все равно звони. На мобильный. Я… Я в Швейцарию улетаю. С Павлом.
— Лети себе спокойно. Удачи тебе. Знаешь, я загадала: если у тебя с этим Павлом все сложится, то и у меня с Беловским все будет хорошо.
Маше после этого разговора стало много легче, хоть эта забота свалилась с ее плеч. Вера снова оптимистично настроена, и, кажется, все с нею будет хорошо, по крайней мере в деревне она вряд ли достанет наркотики. И теперь Маша просто обязана приложить все старания, чтоб у нее с Иловенским «все сложилось», раз уж Вера загадала.
Чуть не перед самым отъездом заботливый Кузька бессовестно вытряс всю ее сумку и устроил ей настоящий разнос по поводу отобранного для поездки гардероба.
— Это фигня. Это отстой. А это что? Ладно, так и быть…
— Ты что себе позволяешь?! — задохнулась Маша, когда увидела раскиданные по комнате вещи.
— Мам, ты куда ехать собираешься? В деревню Закобякино?
— Да твое какое дело?
— Самое непосредственное. И вообще — кто у нас вращается в модных кругах: ты или я?
— То-то тебе в твоих модных кругах волосы-то так пообщипали. Ну-ка складывай все обратно, пока я тебе последние не выдрала.
Кузя трагическим жестом пригладил остатки волос.
— Мам, давай серьезно. Я, конечно, понимаю, что Павел Андреевич — человек богатый, и он все нужное тебе купит прямо там. Но тебе же будет неловко и стыдно.
— За что это?
— Ну послушай! Вы ведь едете на берег озера, где холмы, леса и все такое, верно?
— Не знаю, — пожала плечами Маша.
— Ты что, даже не поинтересовалась?
— Нет… А ты — поинтересовался?
— Да. На озеро. Но это — сюрприз. Ты меня не выдавай. Если бы ты со мной не спорила, мне не пришлось бы говорить. Возьми свитер, вот этот, и еще голубой с белыми снежинками.
— Это в июле-то?
— Мама, бери! Костюм спортивный не этот, а зеленый. Этот на пижаму похож. Шапку возьми какую-нибудь, вдруг вас в горы понесет, а там холодно.
— Шапку? Ни за что!
— Хорошо, хотя бы кепку возьми. И обувь всю поменяй.
— Кузя, оставь в покое эти туфли, они к вечернему платью.
— Как? Ты и платье взяла?! — возмутился Кузя. — Где тут оно? А, вот. В шкаф повесь. А вот это возьми. Для Швейцарии как раз подойдет.
— Ты же не был в Швейцарии, — Маше надоело с ним спорить.
— Не был, — согласился Кузя. — А Соня была. Ты вот позвони ей и спроси.
— Тьфу на тебя и на твою Соню, — она беззлобно махнула рукой и выставила Кузьку из комнаты.
Подумав, она все же собрала именно то, что он ей посоветовал. Только вечернее платье все-таки оставила. И туфли.