Был уже полдень, но Маша еще спала, когда явилась Вера Травникова.
— Тебя уже отпустили, — ляпнула спросонья Маша и тут же пожалела, на Вере и без того лица не было.
— Выпустили, но под подписку о невыезде. Маша! Это катастрофа!
— Это еще не катастрофа. Могли ведь и в СИЗО посадить.
— Я знаю, ты на меня злишься…
— Нет, блин, не злюсь! Просто ты из-за своей самонадеянности едва не отправила на тот свет отца моего ребенка! И еще одного мужика до кучи. Чего тут злиться? Кстати, я так и не поняла: как Ильдар оказался у тебя дома?
— Его Валера привел. Им нужно было встретиться конфиденциально и в надежном месте…
— В надежном? Они не прогадали. Только зачем им встречаться конфиденциально? Ильдар же зять твоего Беловского.
— Маша, — застонала Травникова. — Не знаю я ничего. Не мучай ты меня! Что делать-то?
— Ладно, успокойся. Расскажи милиции всю правду, может, и обойдется. Ильдара же ты травить не хотела. Ты же перепутала.
— Да я и Беловского травить не хотела. Я же его люблю!
— Кого люблю, того и бью. Не удалось отравить, ты его решила бутылкой сделать. Ты правду мне можешь сказать: почему ты его ударила?
— Потому что он вытащил пистолет.
— Откуда?
— Из кейса.
— И стал тебе угрожать?
— Никому он не угрожал, — вздохнула Вера.
— Вот так так!
— Да. Ильдару стало плохо, его затрясло, он начал задыхаться. Тут Валера схватил свой кейс, вытащил оттуда пистолет… Я сразу же бутылкой — тресь его по голове! Пистолет отлетел в сторону. Валера упал. Я же думала, он пристрелить хотел Ильдара.
Маша смотрела на нее ошарашенно и с опаской.
— А ты не подумала, — спросила она, чеканя слова, будто Вера могла ее не понять, — не подумала, что он мог искать какой-нибудь валидол для Ильдара?
Вера снова вздохнула.
— Он так следователю и сказал, когда в себя пришел. Только не валидол, а нитроглицерин. Говорит, решил, что Ильдару с сердцем плохо. А пистолет он носит для самообороны, у него и разрешение есть. Маша, ну что мне сделать, чтобы вы все меня простили?!
Повеситься, хотелось сказать Рокотовой.
— Ладно, поживем — увидим.
— Мне очень нужна твоя помощь, — взмолилась Травникова, даже руки сложила. — Ты можешь сделать для меня то, о чем я тебя попрошу?
— Знаешь, Вера, наглость, конечно, — второе счастье, но не до такой же степени!
— Маша, если ты мне не поможешь, моя смерть будет на твоей совести.
— Слушай, это у тебя нет ни стыда ни совести! — возмутилась Рокотова. — Что еще для тебя сделать, чтобы ты была окончательно довольна?
— Что ты так психуешь? — вдруг спросила Вера и невозмутимо уселась на стул. — Из-за Ильдара? Но ты ведь с ним в разводе сто лет. И он на другой женат, и ты без пяти минут замужем. Кстати, как ты съездила? Как у тебя дела с этим депутатом?
— Нормально, — буркнула Рокотова. Что толку злиться на Травникову? И не силой же выставлять ее из дома.
— Маш, расскажи подробно, мне же интересно.
— Вера, говори, что тебе от меня нужно?
Травникова обреченно кивнула, поняла, что ничего ей подруга рассказывать не станет.
— Я не могу теперь уехать из города, пока милиция со всем этим не разберется. А я лечусь, чтобы окончательно избавиться от зависимости. Мне моя родственница, Ядвига, в деревне лекарство готовит, я его и с собой привезла. Но препарата у меня было только на три дня. Послезавтра я должна вернуться к Ядвиге. Она сказала, что только первый этап лечения — до конца осени. Маша, помоги!
— Как? Взять вину на себя, чтоб тебя отпустили?
— Да нет же! Съезди в деревню, я тебе план нарисую, все напишу и Ядвиге позвоню. Привези мне еще лекарства, а Ядвига скажет, что мне дальше делать. И еще, у нее можно спросить, что делать с Ильдаром, как его вылечить.
— Вера, если ты веришь в знахарей и деревенских лекарей, то и верь, и лечись. Ильдару от этих чудо-снадобий уже досталось.
— Вот именно! А не должно было ничего случиться. Ядвига практикует много лет. Она бы знала и предупредила меня, если бы были такие отравления. Ты хоть понимаешь, как действует приворотное зелье?
— Никак, — отрезала Маша. — Это все выдумки, бред и самообман.
— Ты не права. Вот, если у тебя бессонница, ты пьешь пустырник, успокаиваешься и засыпаешь, потому что на твой мозг и нервную систему действуют вещества, содержащиеся в этом растении. Если болит желудок, пьешь настой ромашки, болит горло — полощешь его эвкалиптом. Вещества, которые содержатся в этих растениях, воздействуют на твой организм и запускают определенные программы в клетках: способствуют заживлению, угнетают болевые синдромы и активность мозга. Почему же ты утверждаешь, что не может быть в травах веществ, которые вызывают влечение, привязанность?
— Во-первых, от бессонницы, я так понимаю, ты уже лечилась, а я ею не страдаю, от желудка принимаю мезим, от горла — фарингосепт, травками не лечусь. А во-вторых, воздействие лекарства временное, пусть даже на данный момент ты вызовешь у него влечение, но это влечение разовое, надо уж тогда регулярно травить его этим средством.
— Не травить! И бывают необратимые воздействия.
— Бывают. От бледных поганок, например. Но как ты объяснишь, что у него будет влечение к конкретному человеку? Почему именно к тебе?
— Да никак я не объясню! Это Ядвига может объяснить, так она доктор наук, а я секретарша. Она на этих необъяснимых для нас явлениях огромные деньги зарабатывает. Она безнадежно больных лечит!
— Быть этого не может! Не может, Вера.
— Может! Я сама таких людей видела и с ними разговаривала. Маша, ну сжалься ты надо мною! Неужели тебе совесть позволит потом жить спокойно?
— Ты-то что можешь знать про совесть? — проворчала Рокотова и махнула рукой. — Черт с тобой. Только сначала я побываю у Ильдара в больнице.
Уже на пороге, провожая Веру, Рокотова спросила ее:
— Ты не помнишь, кто принес документы, которые лежали на столе перед Ильдаром?
— Кто? Так сам Ильдар и принес.
— Это точно?
— Точно.
Маша, услышав это, совсем расстроилась.
Проводив Веру, она позвонила в больницу. Жизнь Ильдара была уже вне опасности, но в реанимацию к нему никого не пускали. Тем не менее там с ним сидела Алла Ивановна Рокотова.
Маша беспомощно опустилась на мягкое сиденье, устроенное на обувнице в прихожей, и случайно смахнула с нее металлический рожок для обуви. Опять Кузька не повесил на место! Рожок провалился за обувницу и странно звякнул, будто металлом о металл. Маша сунула в щель у стены руку и тут же нащупала что-то холодное, но сразу поняла — это совсем не рожок. Со страхом и любопытством она извлекла из-за обувницы не очень большой, но самый настоящий пистолет.
За ужином собрались поздно, ждали Павла Иловенского, а он приехал уже после десяти. Они с Тимуром сразу же стали о чем-то оживленно шептаться, но Маша пресекла эти таинственные переговоры и загнала всех за стол.
В середине стола стояло большое блюдо под круглой высокой крышкой, недавнее Кузино приобретение для изысканной сервировки.
— Все готовы? — спросила Маша.
Ее мужчины дружно закивали.
— Итак…
Она подняла крышку блюда. На белом фарфоре лежал черный пистолет. Повисла недоуменная тишина.
— А где моя курица? — вдруг спросил Кузя.
— Да, — присоединился Тимур. — А что на ужин?
— Вы издеваетесь? — обиделась Маша. Они действительно не были потрясены или просто придуривались?
— Маша, откуда это? — спросил Павел.
— От верблюда! Я нашла его в прихожей за обувницей. И я вам скажу, как он там оказался.
— Я тут ни при чем! — тут же встрял Кузя.
— Замолчи. Этот пистолет бросил за обувницу человек, который назвался водителем Ильдара в день его свадьбы. Он понял, что я не одна, что сейчас его будут обыскивать, и сбросил улику. Он ничем не рисковал: у него на руках были перчатки, помните, он был наряжен, якобы в честь свадьбы? Я же говорила, он хотел убить меня, но мне никто не поверил, и киллеру дали уйти. Я и вас всех хочу спросить: почему меня все вокруг считают за дуру?
— Маша, это неправда!
— Мама!
— Ничего подобного!
Она подняла руку и заставила их всех замолчать.
— Вы хоть понимаете, что в случае опасности лишаете меня даже возможности защищаться? Не говоря уже о том, что я не хуже вас всех могу разобраться в происходящем. Вы не забыли, я не всю жизнь работала рядовым обозревателем в рядовой газете. Мне в жизни приходилось вытягивать и организации, и людей из такой ж… из такого болота! Например, Ильдара из тюрьмы. А теперь он решил все сделать сам. И что? Его в реанимации подключили к искусственной почке. Короче, я хочу, чтобы вы сейчас, немедленно рассказали мне всю правду о том, что происходит с компанией «Дентал-Систем» и почему это касается всех нас.
Павел Иловенский, Тимур и Кузя молчали. Маша ждала.
— В компании все на ушах стоит, — сказал Тимур, косясь на Павла. — Сегодня утром туда нагрянула проверка из ФСБ. Все в шоке. Компьютеры изымают. Сейфы опечатывают. Кажется, это уже конец. Хорошо, отец не знает.
— Это не конец, — ответил Павел. — Это я устроил. Когда мама позвонила мне утром и рассказала, что случилось с Ильдаром Каримовым, я не придумал ничего лучше, как попросить своих знакомых напустить на «Дентал-Систем» контрразведчиков.
— А почему их, Паша? — удивилась Рокотова. — Их-то каким боком касается деятельность компании?
— В компании с прошлого года ведутся разработки и исследования мирового уровня, ты же знаешь. Это государственный проект, есть режим гостайны. И как раз этот проект и связанную с ним тайну курирую лично я сам, тут я уверен во всем на все сто. Пусть проверяют, ничего все равно не найдут, потому что все чисто, легально и лицензировано.
— Тогда зачем?..
— Затем, чтобы напугать черных рейдеров, нацелившихся на захват компании. Бывали случаи, когда крупные проверки и фальсифицированные негативные результаты отпугивали захватчиков. Я хочу, чтобы возник разорительный штраф.
— Ты хочешь разорить Ильдара? — не поняла Маша.
— Нет, я хочу спасти его компанию.
— Да объясни же ты мне все, наконец!
Павел вздохнул. Деваться было некуда.
— Понимаешь, Маша, скорее всего, ты была права: этот адвокат Камо Есакян не убивал финдиректора Покровского.
— Как? Не убивал — и сидит в тюрьме? Но надо же…
— Погоди. Скорее всего — не убивал. Но для него сейчас большая удача, что он сидит. Будь он на свободе, он стал бы бороться за компанию Ильдара.
— И спас бы ее!
— Нет, — покачал головой Иловенский. — Не спас бы. Его убили бы, как и Покровского, чтобы не путался под ногами. Кто сейчас ведет юридические дела компании? Начальница юротдела, исполнительная, но вполне посредственная тетка. Против «Дентал-Систем» выдвинут профессионально сфальсифицированный иск на огромную сумму, с него все началось, им и закончится, если мы не сможем помешать. Этот иск использовали как приманку, чтобы заманить в ловушку разом и Покровского, и Есакяна. Его же используют и как жирную точку в существовании компании. После смерти Покровского его акции тут же перекупили у его матери, а мать убили.
— Убили?!
— Да. Версия следствия — самоубийство от горя, но это чушь, ее отравили.
— Но почему? Она-то кому помешала?
— Не знаю. Может быть, что-то знала или кого-то видела. Потом пугают тебя, посылают этого водителя-убийцу, — Павел указал на пистолет, лежавший на блюде.
— Так разве он не собирался меня убивать?
— Кто его знает? Вряд ли. Ранить мог. Это напугало бы Ильдара. Потом на свадьбе кто-то стреляет в окно. Да, Маша, стреляет. Ильдар и Тимур не ссорились. Просто Тимур спас отца как минимум от серьезного ранения. Хотя, может, стреляли в Тимура. Для захватчиков это не принципиально. Цели своей они достигли: Ильдар испугался за вас, решил срочно переоформить акции на себя и уехать. Это был правильный ход. Я его одобрил и приложил все усилия, чтобы это переоформление прошло в обход всех сроков и проволочек. Но эта бездарная Гусева умудрилась переврать документы! Сделка не прошла регистрацию, часть бумаг пришлось переделывать. Тебя, Маша, в городе не было. Ильдар Тимуру без своего догляда подписывать ничего не велел. Гусева положила документы в свой рабочий сейф. И оттуда их благополучно сперли.
— Откуда ты знаешь?
— Да мне Ильдар позвонил. Он вообще почему-то решил, что это я приложил руку. Уж не знаю, какой кокос ему на голову на Маврикии упал, только он вдруг сообразил, что захватчиком вполне могу быть я. Бумаги сперли довольно давно. Изъяли некоторые листы, заменили другими. Отловили, как они думали, твоего Тимура…
— Как — отловили? — всполошилась Маша. — Тима? Что произошло? Что с тобой было?!
— Мам, да ничего не было.
— Маша, это похитители думали, что отловили Тимура, — пояснил Павел. — Очевидно, кто-то показал им его, когда они были все кучей. Похитители ориентировались на черненького парня, который ходит с ярким приметным Кузей. Моего Витьку как раз перекрасили на парикмахерском представлении, и их с Кузькой тут же понесло в замечательную подворотню.
Маше уже было плохо, а Иловенский продолжал:
— Витьку чем-то напоили, такой, говорит, напиток, похожий на чай, до смерти вкусный, и все говорили про отца. Он решил — что про меня. Знаешь, Маша, я был счастлив, когда услышал, что он так решил. Ему велели бумаги подписывать, показали подписи Тимура, сказали: подписывай, чтоб никто никакой разницы не заметил, чтоб нотариус не придрался. А у него талант. Он всей школе подписи родителей подделывает. Витька подписал за Тимура все, что приказали, даже не пытаясь объясниться. Знаешь, есть такие психотропные препараты, которые полностью подавляют волю. Человек нормален, но абсолютно послушен, он даже не говорит, если ему не приказывают. А, когда заканчивается действие препарата, наступает провал в памяти. Витька почти ничего уже не помнит, известно только то, что он успел Тимуру по свежим следам рассказать. В общем, акционерами остались только ты, Ильдар и Сычев.
— Трое против двоих. Это все еще много, — сказала Маша.
— Двое против троих. Я долго не верил Ильдару, но сегодня позвонил Сычеву. Он сказал мне, чтоб я не лез не в свое дело, что мои интересы не пострадают, в общем, я так понял, захватчик все-таки Сычев. Он зол на Каримова, как черт, трубку швырнул. Вряд ли он делает это в одиночку, но ему достаточно просто руководить.
— Так если известно, кто захватчик, надо пойти в милицию и заявить об этом! — сказала Рокотова.
Павел только улыбнулся.
— В России не было ни одного случая, когда черных рейдеров привлекли бы к ответственности. Они работают профессионально, имеют покровителей в самых высших эшелонах власти и, как пираньи, не отстанут, пока не объедят своих жертв до костей.
— И все же нас двое. Ильдар, правда, в коме… Но мои-то акции все еще принадлежат мне?
— А бог их знает. Но даже если и принадлежат тебе, то надавить на тебя — раз плюнуть. У тебя дети, родители. Если твоим близким будет грозить опасность, если тебе только скажут, что им грозит опасность, неужели ты не продашь акции?
Маша опустила голову.
— То же самое и с Ильдаром. Думаешь, он случайно озаботился написанием завещания?
— Почему он все завещал этой Алене? — спросила Маша.
— Это, наверняка, хорошо продуманный ход. Отвлекающий маневр. Вчера Каримов сказал мне, что встречается с отцом жены, неким Валерием Беловским. Я, честно говоря, не успел еще толком пробить, кто он такой. Знаю, что он глава концерна «Беллона», что открывает в Ярославле филиал, будет разворачивать здесь фармацевтическую промышленность и медицинское приборостроение.
— И ты говоришь — не успел пробить?
— Не успел. Я не знаю всей его подноготной. Не понимаю, откуда и какой у него компромат на Николая Сычева, надежный ли. Ильдар сказал, что Беловский взялся помочь свалить Сычева. Тот же компромат — защита и для дочери Ведовского. Если Ильдара убьют, все достанется его жене, а уж оттуда захватчики не выцарапают ничего. Это завещание могло стать для Ильдара охранной грамотой. Но тут, как я понял, вмешалась твоя подруга со своим приворотным зельем и потравила Каримова. А завещание, заметь, осталось не оформленным. А вдруг до него было другое?
— Было, — тихо сказала Маша. — По нему все завещано мне.
— Замечательно! Тогда возвращаемся на два шага назад. Если Ильдар сейчас погибнет в больнице, ты получишь компанию, и тебя вынудят продать ее за копейки. Не нужно тебе такое опасное наследство! Я, конечно, попытаюсь сам встретиться с Беловским, но он тоже может отказаться вмешиваться и приберечь свои козыри для себя. Ильдар должен выжить, понимаешь, любой ценой!
— Да! — решительно сказала Маша. — Он выживет. Завтра мы привезем из деревни старую ведьму, которая варила это приворотное зелье, пусть она расскажет, из чего оно сделано!