Ни отпуск, ни сюрпризы для Маши Рокотовой еще не кончились, но все же ей казалось, что самое замечательное уже позади. Самое уютное в ее жизни кресло осталось в маленьком шале, шале — на берегу озера Грюйер, а озеро, разумеется, осталось в Швейцарии, в своей сказочной оправе из лесов и гор.
Машу из Шереметьева доставили прямо в Ярославль на джипе Павла Иловенского. Она только пообедала со всеми тремя мальчишками, потом Витю тут же увезли в Москву, но Маша успела заметить какую-то странную натянутость, повисшую в воздухе. Нет, ее дети и племянник Павла прекрасно ладили, но что-то в ее отсутствие произошло, это точно. Придется снова трясти Кузю. Как они ей все надоели со своими заговорами и тайнами! Всю жизнь она одна против мужчин и от мужского шовинизма натерпелась с лихвой. Вот и дети подросли и тоже встали по ту сторону баррикад. А вот если бы была дочка… Может, еще хуже бы было, подумала она, вспомнив свою бурную юность.
Через три дня, в пятницу, Маша с сыновьями должна приехать в гости к Иловенским. Кузя так обрадовался этому известию, что сразу же стал собирать вещи. Витька уже так много успел рассказать о новой вилле в Подмосковье, что Кузя аж подпрыгивал от нетерпения. Маша в этом доме тоже еще не бывала, Павел купил его совсем недавно. С тех пор как он привез из Архангельска мать и племянника, в московской квартире ему стало тесновато. Маше было смешно это слышать. Тесновато! Квартира у Павла — в два этажа, а у нее самой — в две комнаты. Зато он постоянно принимает у себя гостей и родственников, а Маша вряд ли может позволить себе разместить у себя семью из трех-четырех человек на пару недель. А иногда так хотелось бы!
— Как вам Витя? — спросила она ребят с дальним прицелом выяснить, что же тут происходило.
— Ой! Классный парень! — заговорил Кузя. — Мы рыбу ловили! Он нас научил граффити рисовать, мы старую подстанцию на рыбхозе разрисовали, и нас там…
— Что?
— А?
— И вас там — что?
— Э… Нас там комары зажрали и пчелы. Во! — он указал на уже позеленевший синяк под своим глазом.
— Не хилый, видать, кулак был у пчелы, — кивнула Маша.
— Ты не думай, мам, мы не дрались, — сказал Тимур. — Так, дурака валяли. Мы с Витькой махались в шутку, а Кузя влез, вот я и промахнулся. Знаешь, Витька со светом спит. И кричит во сне, маму зовет. Бедняга. Что с его родителями случилось?
— Погибли, — вздохнула Маша.
— Знаю, а как погибли?
— Вертолет упал.
— Мама, ты береги себя, — вдруг всхлипнул Кузька и уцепился за ее шею. — Я не хочу со светом спать и тебя ночью звать! Не хочу!
Он разревелся навзрыд, и у Маши тут же потекли слезы. Они стояли посреди кухни, обнявшись, за шеи их обхватил и Тимка, все трое плакали и не слышали, как пришла бабушка.
Алла Ивановна увидела эту картину, схватилась за сердце и со стоном опустилась на табурет.
Наталья Гусева плакала в своем кабинете у открытого сейфа. Ильдар Каримов нервно курил у окна.
— Бардак, — процедил он и затушил сигарету в цветочном горшке.
— Ильдар, я не виновата, — всхлипывала Наталья. — Я понятия не имею, как это случилось!
— Я тебя не обвиняю, — сказал он таким тоном, что было ясно — обвиняет. Даже если понимает, что не виновата. Но ведь документы пропали именно из ее сейфа, а она до сих пор даже не знала об этом. Бардак. — Ты зачем их здесь держала?
— А где?! Если бы ты сразу велел своему сыну прийти и все подписать, я уже отдала бы все на регистрацию.
— Значит, я виноват, — зло спросил он.
— Нет.
— Ты хоть понимаешь, что бумаги украли не вчера и не сегодня. Их успели обработать, подделать, их подписали…
— Кто подписал? Тимур?
— Нет, к счастью, не Тимур.
— А кто?
— Неважно, приятель его. Пацана по ошибке схватили.
— Но как же они не заметили, что подпись другая?
— Вот не заметили. Он художник, приятель этот. Его опоили чем-то и приказали подписать так, чтоб похоже было. Он и подписал.
— Кошмар какой!
— Это не кошмар. Это удача. Можно будет оспорить через суд и доказать, что подпись не Тимкина. Машины документы тоже здесь были?
— Здесь, — вздохнула Наталья и снова заплакала. — Ну убей меня…
— Если ты виновата — убью, — пошутил Ильдар, но Гусева шутки не поняла и зарыдала в голос. — Прости, Наташа, не реви. Не все еще безнадежно. Сегодня я встречаюсь с одним человеком, думаю, эта встреча сможет многое изменить.
— Да? Господи, уж скорее бы все закончилось.