По крайней мере, теперь он вспомнил, откуда знал огненного демона, поджегшего их дом, хотя это воспоминание не помогло ему ответить на вопрос, каким образом Анзоку удалось не только подчинить этого демона себе, но и привести его с собой наверх.
Но времени поразмыслить над этим у него было достаточно. Он, правда, не знал, сколько просидел в этой душной норе без окон, куда более мрачной, чем застенки Анзона в Подземье, но если его внутренние часы не совсем отказали, то он провёл здесь, должно быть, дня два. Дважды он спал, четыре раза ему приносили поесть, и пища дала ему ответ хотя бы на один вопрос. Три раза она состояла из воды и солоноватого чёрствого хлеба, а один раз ему принесли то, чего в Подземье никак не могло быть: порцию картофеля фри и полуостывшую сосиску с соусом кэрри.
Анзон по пути сюда завязал ему глаза, но Михаэль, по крайней мере, мог сказать, что они ещё долго ехали на машине, потом тащились по пустынной местности и наконец вошли в здание, где пришлось преодолевать бесчисленные лестницы и коридоры, порой такие узкие, что Михаэль задевал плечами стены. И только когда они очутились здесь, Анзон снял с его глаз повязку. Но поговорить ни с ним, ни с Вольфом Михаэлю не удалось. С тех пор как дверь за ним захлопнулась, он не видел никого, кроме двух стражников, приносивших ему еду.
Скрип двери оторвал Михаэля от его мыслей, и свет ослепил его привыкшие к темноте глаза. Но на сей раз стражник явился не с едой, а за ним.
За дверью его ожидали два нижиика, один из них молча указал влево. Михаэль двинулся вперёд, и стражники даже не потрудились взять его с двух сторон под конвой. После многих часов полной неподвижности он едва держался на ногах, и сама мысль о побеге даже со стороны казалась смешной. Тем не менее он внимательно огляделся. Его убеждение, что они находятся не в Подземье, слегка поколебалось. Ход был узкий, но высокий, древние стены состояли из сырого кирпича и плохо отёсанных каменных глыб. Цементный раствор то вылезал из щелей, то вообще отсутствовал. Ни ламп, ни окон нигде не было, однако коридор освещался, но не серым мерцанием Подземья, а красным отсветом, проникавшим сюда с другого конца туннеля.
Перешагнув порог в конце туннеля, Михаэль был ошеломлён. Он сам не знал, чего ожидал, но только не того, что увидел.
Комнату можно было назвать скорее небольшим залом. Тщательно натёртый паркет, шёлковые обои, портреты рыцарей в золочёных рамах, лепные потолки высотой метра в четыре или пять. Каждый из предметов мебели на любом антикварном аукционе стоил бы целое состояние. Были здесь и окна, но плотно занавешенные синим бархатом. А мерцающий красный отсвет, заметный ещё из коридора, исходил от огня камина, занимающего почти всю правую стену зала.
Вольф и Анзон, а с ними ещё один нижник в тёмных очках и чёрной шляпе сидели за изящным столиком у камина.
Лицо Михаэля- сразу омрачилось, при виде писателя. Вольф казался бледным, глаза у него были как у затравленного зверя.
Увидев Михаэля, Вольф принудил себя к улыбке. Приближаясь к нему, Михаэль заметил, что руки его лежат на коленях и пальцы судорожно сплетены
- Привет, Михаэль, - поздоровался Вольф и кивнул: - Садись, я уже распорядился, чтобы тебе принесли поесть. Ты, должно быть, проголодался и хочешь пить.
Михаэль молчал, глядя на него, и Вольф, выждав несколько секунд, пожал плечами и сменил тему:
- Я понимаю, что это глупый вопрос, но всё же: как ты себя чувствуешь?
- Великолепно. - Михаэль гневно сверкнул глазами. - Мне редко приходилось ночевать в таком удобном отеле. Вот только сервис оставляет желать лучшего,
- Да, чувство юмора ты не потерял, - сказал Вольф, печально посмотрел на Михаэля и хотел что-то добавить, но тут дверь открылась, и воин Анзона внёс еду.
У Михаэля слюнки потекли, когда её расставляли на столике. Ещё секунду назад он намеревался швырнуть её в лицо Вольфу, но аромат блюд и голод заставили его забыть все благие намерения. Лишь из приличия он помедлил ещё несколько секунд и потом набросился на яства.
- Мне очень жаль, что тебе пришлось испытывать неудобства, - сказал Вольф. - Я был, увы, очень занят другими делами и не мог о тебе позаботиться. Но теперь я сделаю всё, чтобы тебя устроили получше.
Михаэль поднял глаза. Как-это ни казалось дико, но сожаление Вольфа было искренним. И во взгляде его было что-то смутившее и испугавшее Михаэля. Но он не потрудился умерить свою ярость, отвечая, ему с полным ртом:
- Надо же, как раз об этом я и хотел вас попросить. Я мечтаю об одноместном номере с ванной и с решёткой на окне.
Его слова, должно быть, больно задели Вольфа, он грустно улыбнулся и вздохнул:
- Я понимаю твоё негодование, мой мальчик. Но если ты выслушаешь меня, ты; может быть, всё поймёшь.
- О да, конечно, - сказал Михаэль. – Наверняка у вас были уважительные причины напасть на моих родителей и сжечь наш дом.
- Мне очень жаль, что так получилось, - ответил Вольф. - Можешь мне поверить, Я этого не хотел. Но эти люди... - Он не сразу подыскал слова. - Для них это совершенно незнакомый мир, он оказался им не по плечу. Я должен был заранее об этом подумать.
Михаэль промолчал. Слова были тем орудием, в котором Вольф намного превосходил его. В конце концов, слова были его профессией, и любая дискуссия с ним означала бы проигрыш.
- С твоими родителями все в порядке, - продолжал Вольф после паузы. - Я справлялся. Они не ранены. А нанесённый ущерб я, разумеется, возмещу, как только выясню кое-что.
- Кое-что? - Михаэль насторожился. - Насколько я понимаю, это связано со мной?
- В известном смысле -да, - ответил Вольф. - У тебя, конечно, масса вопросов. Но сейчас не время отвечать на них. Я, к сожалению, здесь ненадолго. Я зашёл, по сути, только чтобы взглянуть на тебя и удостовериться, что ты хорошо устроен.
- А главное, надёжно, - добавил Михаэль.
Вольф опять вздохнул:
- Я понимаю твою горечь, Михаэль. Но она никому из нас не принесёт пользы. Я не враг тебе, поверь. Как раз наоборот. Я хотел бы, чтобы мы были друзьями.
- Если это правда, то вы выбрали странный способ искать моей дружбы.
На какое-то мгновение лицо Вольфа перекосилось от ярости, Михаэль успел заметить это и понял, что лучше не перегибать палку. Но Вольф тут же овладел собой.
- Тогда, год назад, - продолжал он с улыбкой, произошло нечто большее, чем ты можешь предполагать. Что из тех событий ты помнишь?
Сперва вопрос показался Михаэлю бессмысленным. Но тут же он понял, что Вольф невзначай проговорился об очень важном: что он, Вольф, не только помнит все, что тогда произошло, но и знает, что из памяти Михаэля многое стёрто.
- Помню кое-что, - уклончиво ответил Михаэль. По лицу Вольфа он понял, что этого ответа недостаточно, и продолжил: - Помню Хендрика, Лизу, Эрлика, чародея и... его вот. - Он указал на Анзана. - Помню о нашей встрече с огненным существом. Ну, и так обо всём понемногу.
- Этого я и боялся, - сказал Вольф и тут же поправился с нервной улыбкой: - Извини, я неточно выразился. Конечно, ты и должен все помнить. Но было бы лучше, если бы я рассказал тебе мою версию всего происшедшего. Я боюсь, что ты тогда не все понял.
- О, я думаю, достаточно, - усмехнулся Михаэль, снова кивнув в сторону Анзона, который в продолжение всего разговора разглядывал его с непроницаемой миной: - Как это вас угораздило с ним подружиться? Когда мы виделись в последний раз, он больше всего мечтал перерезать вам горло.
Вольф от души рассмеялся, но тут же посерьёзнел:
- Об этом я не могу тебе сейчас рассказать. Я прошу только об одном: выслушай меня и дай себе время хорошенько обдумать услышанное. Завтра вечером я вернусь за ответом. Договорились?
- Для этого я должен сперва узнать, о чем пойдёт речь.
- Я хочу сделать тебе одно предложение. Тогда мы с тобой открыли нечто невероятное. Нечто гораздо более значительное, чем ты можешь себе представить. То, что я там нашёл, Михаэль, способно привести в исполнение любые наши желания. Это власть. Богатство. Вечная молодость. Я знаю, для тебя сейчас все эти вещи ничего не значат, но ты уже достаточно взрослый, чтобы понять, что со временем они станут важными и для тебя. Если мы будем действовать сообща, мы достигнем невозможного. Я смог бы сделать это и без тебя. Но я хочу быть честным: одному мне будет гораздо труднее.
Михаэль смотрел на писателя с недоумением. Слова Вольфа казались ему бессмысленными. Конечно, они открыли невероятное. Подземье с его жителями затмило бы египетские пирамиды. Но что там плёл Вольф насчёт власти и вечной молодости?
- И что-же вы хотите от меня? - недоверчиво спросил Михаэль.
- Ничего. Вернее, почти ничего. Я хочу, чтобы ты принял мою дружбу. Я знаю, что требую слишком многого, особенно после всего случившегося. Но если это слово кажется тебе чересчур громким, рассматривай меня в качестве партнёра.
- Партнёра в чём?
Вольф улыбнулся:
- В чём хочешь. Я знаю, это тебе ни о чём не говорит. Поэтому я хотел бы дать тебе первое представление о том, что тебя ждёт, если ты примешь моё предложение.
Он подался в кресле вперёд и дрожащими пальцами коснулся запястья Михаэля.
Прикосновение было неприятным, кожа Вольфа была сухой и горячей. Но почти в тот же момент произошло нечто почти зловещее. До этой секунды Михаэль чувствовал себя очень плохо: два дня в застенке стоили ему почти всех его сил, спина болела, потому что он спал на голом полу и намёрзся так, что до сих пор не мог согреться у огня камина; у него болела голова, во рту держался противный привкус, а при каждом быстром движении кружилась голова. И все это как по волшебству мгновенно прошло. И не только это. Бесчисленные царапины и шрамы на коже вдруг исчезли. Михаэль ощутил необыкновенный прилив сил.
Он непонимающе посмотрел на свои руки. Они перестали дрожать, мертвенная бледность прошла.
- Как... вы это сделали? - пролепетал он.
Вольф улыбнулся, откинулся на спинку и снова сцепил руки на коленях.
- Я же тебе сказал, теперь для меня нет ничего невозможного. Или почти ничего. А это мелочь, Ты ещё не знаешь, Михаэль, но ты располагаешь такими же возможностями, как и я. Если бы мы их объединили, то... - он не сразу подобрал слова, - смогли бы творить чудеса.
- Ага, - растерянно кивнул Михаэль.
- Я знаю, что обрушил на тебя слишком много. Я тоже не сразу все это освоил. Поэтому я не жду от тебя немедленного решения. И ни к чему тебя не принуждаю. Я хочу, чтобы ты примкнул ко мне по доброй воле.
- А если я этого не сделаю?
Вольф пожал плечами:
- Тоже ничего страшного. Но я не смогу тебя отпустить.
- Понимаю, -мрачно сказал Михаэль. - Ничего страшного, только мне придётся сидеть в этой норе, пока я не окочурюсь, так?
- Ничего подобного, - ответил Вольф. - Но некоторое время тебе придётся здесь побыть. Несколько недель, может быть, месяц. Я даю тебе слово, что тебе ничего не будет, а потом мы тебя отпустим,
- И я должен вам верить?
- У тебя нет другого выхода, - ответил Вольф. - Но зачем мне тебя обманывать? Если бы я хотел твоей смерти, ты давно бы уже был мёртв.
- Если вы говорите правду, рассуждал Михаэль, - и я буду обладать такой же силой, то ведь я смогу применить её и против вас?
Вольф от души рассмеялся:
- Ну и на здоровье.
- Но... - Михаэль был в замешательстве.
- Видишь ли, то, о чем я говорю, дремлет в тебе так глубоко, что без посторонней помощи тебе этого не разбудить. И даже если бы тебе это удалось! Мне понадобился целый год, чтобы научиться владеть этими силами. Тебе уже не догнать меня.
- А если бы догнал, вы бы нашли способ воспрепятствовать этому, - предположил Михаэль.
- Если ты меня вынудишь. - Вольф кивнул. - Только прошу тебя, не надо впадать в тон, которого я хотел бы избежать в этом разговоре. Хочешь ещё что-нибудь съесть?
Михаэль отказался, хотя далеко ещё не был сыт.
- Тогда тебя сейчас уведут. В другое помещение, хоть и не такое роскошное, как это.
Михаэль поднялся.
- А что же тролли? - спросил он. - Ведь вас тогда утащил Брокк?
- Не беспокойся, - ответил Вольф. - Тебе нечего бояться.
Вошли два воина Анзона, чтобы увести Михаэля. Уходя, он оглянулся и увидел, что Вольф сидит в кресле, зябко обхватив себя руками, будто огонь камина не согревал его. И, может, потому, что Михаэль чувствовал в себе избыток сил, ему бросилась в глаза неестественная бледность Вольфа. Сейчас, когда он не предполагал, что на него смотрят, и не старался держаться, было видно, что он болен. Это наблюдение ошеломило Михаэля, особенно после того, как Вольф одним прикосновением исцелил его от всех болячек и усталости.
Михаэля отконвоировали назад тем же путём, но провели мимо прежнего застенка по крутой узкой лестнице вниз, затем по такому узкому коридору, что приходилось протискиваться боком. Там было совершенно темно, лишь кое-где на стенах были закреплены факелы, но так далеко друг т друга, что Михаэль едва различал идущего впереди стражника. Михаэль чувствовал такой избыток сил, что мог сбить конвоиров с ног и бежать, но боялся, что не найдёт выхода из этого лабиринта. Кроме того, попытка побега привела бы к тому, что великодушие Вольфа обратилось бы в свою противоположность.
Его ввели в комнату с кроватью, столом и стулом. На деревянном сундуке у двери стоял кувшин с водой и миска с хлебом и фруктами. В двери было окошечко величиной с ладонь, стражники скупо объяснили Михаэлю, что он может открыть это окошечко и позвать охрану, если ему что-нибудь понадобится.
Оставшись один, Михаэль в растерянности сел на кровать. Если бы Анзон и его воины пришли за ним, чтобы увести его в Подземье, это было бы ещё понятно Но в теперешней ситуации какой был в этом смысл? И почему Анзон обращался к Вольфу «господин»? Как здесь очутился огненный демон, существо, перед которым трепетали даже люди Подземья? И что это за невероятные силы, о каких говорил ему Вольф?
Неизвестно, сколько времени он ломал себе голову над этими вопросами, но, когда стражник принёс ему еду, он почувствовал зверский голод. Либо со времени его разговора с Вольфом прошло полдня, либо чары Вольфа, обновившие силы Михаэля, продержались совсем недолго.
В магию Вольфа Михаэль не верил и искал другие объяснения. Может быть, Вольф его загипнотизировал или подмешал что-нибудь в пищу?
Михаэль быстро уничтожил холодный гамбургер, порцию остывшей картошки фри и колу в фирменном бумажном стакане от Мак-Дональдса, лишний раз подтверждавшем, что он находится не в Подземье, и принялся за фрукты. Но его желудок, за два дня отвыкший от еды, отозвался на перегрузку болью, и фрукты пришлось отложить до лучших времён.
В камеру вошёл стражник, чтобы забрать посуду, и только он наклонился и протянул руку к подносу, как в дверь влетел, рассыпая искры, светящийся голубой шар, протаранил стражника в затылок и вцепился крохотными ручками в его длинные, до плеч, волосы.
Солдат вскрикнул от боли и неожиданности, подскочил и попытался сорвать с себя эту пылающую напасть, но Двицель обжёг ему пальцы огненной струёй, стражник рухнул на столик; подломившийся под его тяжестью, ударился лбом о каменный пол и замер, оглушённый. Всё это произошло так быстро, что Михаэль и опомниться не успел. Стражник лежал на полу, а Двицель прыгал по его спине, как будто хотел втоптать его в пол.
- Двицель! - растерянно воскликнул Михаэдь.
- Конечно, Двицель, - передразнил тот удивление Михаэля. - А ты думал кто?
- Откуда ты взялся?
- Чем болтать, лучше помоги мне обезвредить этого остолопа.
Воин действительно начал подавать признаки жизни и застонал. Михаэль вскочил и выбежал в коридор. Быстро удостоверившись, что второго стражника нигде не видно, он запер дверь на засов, а Двицель вылетел в зарешёченное окошечко, быстро слетал направо и вернулся назад:
- Скорее! - торопил он. - Их тут много, а я один!
Михаэль ещё раз заглянул в окошечко. Стражник уже поднимался, хотя все ещё был оглушён. Его меховая накидка дымилась, волосы были подпалены. Даже если он не вышибет дверь, всё равно будет вопить и звать на помощь, поэтому нужно было спешить.
- А ты знаешь, как выйти отсюда? - спросил Михаэль.
- А то как бы я здесь очутился? За мной! Скорее!
Михаэль добежал за блуждающим огоньком до конца коридора, но они не стали подниматься по крутой лестнице, а спустились вниз по боковому ходу. На следующей развилке свернули влево, потом вправо... Этот лабиринт, может, находился и в верхнем мире, но был не менее запутан, чем подземный. Михаэль не понимал, где они. Система из узких ходов и таких же узких крутых лестниц не имела ни начала, ни конца, и Михаэлю иногда казалось, что они бегут по кругу. Но наконец они очутились в помещении, пол и потолок которого были из старого, потрескавшегося бетона, и где-то неподалёку Михаэль различил гул электрической машины. Сантиметровый слой пыли на полу говорил о том, что сюда заходили очень редко. В углу рядом с дверью громоздились картонные коробки и мусор, на другой стороне виднелась ржавая огнеупорная дверь, к ней-то и направился Михаэль, но Двицель, отчаянно жестикулируя, облетел его и указал на пол. Михаэль увидел прямоугольную откидную крышку люка и попытался её приподнять.
Вначале крышка не поддавалась, Михаэль только обломал ногти, но потом заржавевшие шарниры нехотя заскрежетали, и перед Михаэлем открылась прямоугольная шахта, уводящая в бездонную черноту. К стене шахты крепилась ржавая железная лесенка.
- Что, неужели туда? - нерешительно спросил Михаэль. По понятным причинам ему не нравились лестницы, уводящие вниз.
Двицель энергично закивал:
- Если, конечно, ты не хочешь дождаться здесь своих друзей. Я думаю, они нас уже ищут. - И с этими словами он нырнул в глубину.
Михаэль осторожно нащупал ногой верхнюю перекладину лесенки и начал спускаться, закрыв за собой люк. Двицелъ летел впереди, слегка освещая шахту своим голубоватым свечением. Внизу шумела вода, и Михаэль почувствовал неприятный, хоть и слабый, запах.
Шахта привела их в узкую штольню метра в полтора высотой, впадающую в высокий полукруглый туннель. Ещё не дойдя до него, Михаэль уже знал, что они увидят. По дну туннеля с шумом стремился поток маслянистой, вонючей сточной воды. По обеим сторонам канала тянулись лишь узкие мостки, такие скользкие, что у Михаэля оборвалось сердце при одной мысли, что на них придётся ступить.
Но выбора не было, и Двицель поторапливал его.
Света Двицеля хватало шагов на тридцать, но Михаэль был рад, что не видит дальше и больше. Он успел заметить множество жирных крыс, а паук величиной с кулак никак не хотел уступать им дорогу, пока Двицель не набросился на него, шипя и рассыпая искры. Только тогда он нехотя уполз к стене.
Михаэль пробирался по узкой тропочке, прижимаясь спиной к стене, пока канал не вывел их в просторный зал. Он тоже был наполнен вонючими сточными водами, но здесь было где обойти их посуху. Через несколько шагов Михаэль остановился, чтобы перевести дух.
- Ну, с тобой далеко не уйдёшь, - ворчал Двицель.
- Попробовал бы ты идти по мосткам чуть шире ступни. Я же не могу летать.
- Кто ж виноват, - ухмыльнулся Двицель, но тут же посерьёзнел: - Ладно, отдохни, но только недолго. Они ведь и здесь могут нас выследить. Они упорные.
- Лучше скажи, как ты, меня нашёл. И где ты был, всё это время?
- Найти-то тебя было не так сложно. Но раньше я не мог явиться. Твой друг был поблизости, а с ним каши не сваришь.
- Вольф? - удивился Михаэль. - Он мне не друг.
- Не друг? Тогда я не понимаю, почему где он, там и ты? Нет, правда, я бы раньше пришёл, но не мог, пока он был рядом. Он очень сильный.
- Как это?
- Не знаю, но я... чувствую это. Лучше к нему не приближаться.
- Наверно, ты прав, - сказал Михаэль. - Но я так за тебя переволновался! Где же ты пропадал?
- То тут, то там, - уклончиво ответил Двицель - Ваш мир такой странный, почти все время приходится прятаться, забившись в щель, пока на потолке висит эта штука.
- Потолок называется небом. И эта штука не висит, а...
- Как угодно, но всё это не особенно весело, - перебил его Двицель. - Почему вы ничего не сделаете, чтобы она куда-нибудь исчезла? Я чуть из-за неё не погиб.
- А вот надо было меня слушаться и никуда не улетать.
- Если бы я тебя послушался, то сейчас не явился бы сюда тебя спасать.
Аргумент был веский, к тому же на споры времени не оставалось. Люди Анзона уже наверняка ищут их.
И они двинулись дальше, на сей раз Двицель уже не брал на себя роль проводника, потому что сам не знал, куда направиться: система канализационных стоков была не менее запутанной и опасной, чем катакомбы, но Михаэль знал, что здесь все подчинено логике и можно выбраться наружу. От большого зала ответвлялось семь или восемь каналов, они свернули в один из них и через двадцать шагов наткнулись на железную лесенку, выводящую вверх. Двицель летел впереди, как живая газосветная лампа.
Лесенка действительно вывела их к крышке уличного колодца, но крышка оказалась такой тяжёлой, что Михаэлю не удалось даже стронуть её с места. Пришлось им спуститься назад и поискать выход через другой канал. Но результат был такой же. И только пятая попытка увенчалась успехом. Упёршись плечами, ему удалось сдвинуть тяжёлую крышку и выбраться наружу. Переведя дух, Михаэль ещё раз напрягся, чтобы поставить крышку на место. Ни к чему было показывать преследователям место, где они вышли, к тому же кто-нибудь да прохожих мог упасть в колодец и сломать себе шею.
Но при этом Михаэль так прищемил себе пальцы, что вскрикнул от боли, и встревоженный Двицель подлетел спросить, что случилось. Михаэль сквозь слезы смотрел на свои распухающие пальцы и стонал:
- Проклятье! Больно! Ну перестаньте же болеть!
И боль внезапно прекратилась.
Михаэль в первый момент растерялся и ничего не мог понять. Кровь в руках все так же пульсировала, пальцы продолжали распухать, и ногти наверняка почернеют завтра же. Под ногтем большого пальца надулся пузырь тёмнокрасной крови. Михаэль посмотрел на него с мольбой и желанием, чтобы его не стало, - и кровь рассосалась.
Потом он пожелал, чтобы исчезли все следы его неловкости, и не успел он додумать мысль до конца, как пальцы стали прежними, как десять минут назад.
- Да это же... волшебство! - пролепетал Михаэль,
- Конечно, волшебство, - подтвердил Двицель. - А ты думал что?
Но Михаэль его не слушал. Он вспомнил слова Вольфа и понял, о чем говорил писатель. Но к этому пониманию тут же примешалось неверие, потом благоговение, а потом и страх.
Какими бы гипотезами он ни объяснял действие прикосновения Вольфа, сейчас все они рассыпались. Здесь не могло быть ни гипноза, ни помешательства ума, ни действия наркотиков.
Михаэль ещё немного постоял, поглядел на свою исцелённую руку и быстро спрятал её в карман.
- Что с тобой? - спросил Двицель.
- Ничего. Идём отсюда, - быстро ответил Михаэль.
Он зашагал куда глаза глядят. Вокруг была ночь, иначе бы Двицель и не смог прийти к нему на помощь. Они находились в каком-то пустынном месте: улица тянулась вперёд, прямая и безлюдная. Дома; которые Михаэль мог заметить в свете редких фонарей, были какие-то жалкие и покосившиеся. Они шли уже минут пять, а мимо не проехало ещё ни одной машины. И хорошо, подумал Михаэль, потому что открой он колодец на оживлённой улице, дело не ограничилось бы отдавленными пальцами.
Вскоре Михаэль сообразил, где они находятся. Они выбрали правильный путь: впереди на ночном небе виднелось зарево городских огней, а слева был лесок и ещё одно, более слабое, сияние. Там находился замок. Правда, они шли не по той дороге, которая вела к нему и по которой целый день курсировали автобусы с туристами, но неподалёку от неё. Зато совсем в другой стороне от дома. Не говоря уже о том, что в сопровождении Двицеля трудно было сесть в такси, здесь, на этой пустынной окраине, и такси не встретишь, да и денег нет. Таким образом, Михаэлю оставался единственный испытанный способ передвижения: пешком.
Но, дойдя в своих размышлениях до этой точки, Михаэль вдруг сообразил, что ему некуда идти: дом сгорел, а стучаться к соседям он не посмел бы. Если разобраться, он не знал, что ему делать со своей свободой.
Они двигались по асфальту добрых полчаса, не встретив ни одной живой души, а город не приблизился ни на метр. Только один раз за это время проехала машина, но не затормозила возле одинокого мальчика, одетого среди ночи в одну рубашку. Но Михаэль не обижался на водителя. Он мёрз, чувствовал себя заброшенным, как никогда в жизни, и предполагал, что погоня уже идёт за ним по следу. Но тем не менее окружающая тишина была ему необходима, чтобы привести в порядок свои мысли. Многие воспоминания вернулись к нему, но чего-то важного в них все же недоставало, а без этого он не мог понять смысла того, что с ним случилось. От Двицеля же проку было мало. Он хоть и болтал беспрерывно, то задавая вопросы, то рассказывая о том и о сём, но в конечном счёте ничего не мог толком объяснить, кроме того, что Михаэль уже знал: в Подземье что-то изменилось и большие остолопы воюют друг с другом. Двицель не знал, на чьей стороне победа, и даже не знал, где чья сторона. При всей симпатии к Михаэлю, человеческая жизнь была ему чужда, как и всем не человеческим существам Подземья. И у Михаэля было только две возможности пролить свет на происходящее: заполучить свой дневник или поговорить с Хендриком. А лучше и то и другое.
Они добрались до города, и здесь Михаэль стал обходить стороной оживлённые улицы. Он не знал, который час, его часы остановились ещё два дня назад, но, судя по всему, было около полуночи, поэтому даже центральные улицы по большей части пустовали. Надо было наконец решать, куда направляться. С одной стороны, в том районе, где находился сгоревший дом Михаэля, он хорошо ориентировался и нашёл бы где укрыться на ночь, с другой стороны, люди Анзона именно там и станут его искать И где же могли сейчас находиться его родители? Родственников у них в городе нет, кроме двоюродного брата отца, с которым он не особенно роднился и который жил в крохотной квартирке, где не разместишь двух гостей на ночлег. Может быть, они где-нибудь в отеле, но отелей в городе так много, что не имеет смысла разыскивать их наудачу. Михаэль напряжённо раздумывал. Если он не просчитался в днях, сегодня вторник или среда. На следующее утро ровно в восемь отец должен сидеть на своём рабочем месте, и Михаэля знали в фирме, где работал отец, и пропустили бы. Но что потом? Даже если отец даст ему время объясниться, в чем Михаэль сильно сомневался, то что он скажет в своё оправдание? Нет, надо найти другой выход.
Самое худшее состояло в том, что он вынужден был ждать, что предпримут его противники, и только потом отвечать на их шаги. Тактика, на которой долго не продержишься.
Впереди замаячил красноватый свет и послышались голоса людей. Михаэль остановился, а Двицель, порхавший на несколько шагов впереди, вернулся и тревожно спросил:
- Это твои люди?
Михаэль пожал плечами. Они находились где-то в районе речного порта, и красный отсвет падал на улицу из больших открытых ворот. За воротами располагалась старая фабрика, которая давно бездействовала, судя по разбитым окнам и раскиданным по двору обломкам и мусору. Посреди всего этого хлама собрались бродяги в грязных куртках, мужчины и женщины, они сгрудились вокруг нефтяной бочки, в которой пылал огонь. По кругу ходила бутылка водки, и одна женщина с растрёпанными волосами и заскорузлым от грязи лицом пронзительно хохотала, хотя для смеха не было никаких причин. Чуть в сторонке семь-восемь бродяг спали, закутавшись в свои пальто и постелив на голую землю лохмотья или газеты:
Михаэль в первый момент отпрянул при виде этих одичавших людей, тем более что бутылка ходила уже не первая, судя по пьяному смеху и крикливым голосам. Но он так замёрз в своей рубашке, что, поколебавшись, всё же приблизился к их компании и остановился, натолкнувшись на взгляды обернувшихся к нему людей. Но, вопреки ожиданиям, он не встретил в этих взглядах враждебности, разве что некоторое недоверие.
Разговоры смолкли, только женщина продолжала смеяться; она была пьяна настолько, что уже ничего не воспринимала. Михаэль ждал, что с ним заговорит, но не дождался и подошёл к бочке, протягивая руки к огню. Только теперь он почувствовал, насколько продрог, а ноги и спину ломило от длительного марша.
- Ты кто такой? - спросил старик в изношенной камуфляжной куртке.
- Меня зовут Михаэль. - Он попытался улыбнуться.
- Сбежал из дома?
- Михаэль неопределённо махнул рукой - не то да, не то нет, - и такой ответ удовлетворил бродягу, но другой высказал недовольство;
- Наведёт на нас полицию. Только этого нам не хватало.
- Не наведу, - сказал Михаэль. - Я только погреюсь, и всё.
- Чтоб тебя здесь не было! - сказал бродяга, но не подкрепил свои слова действием, а снова обратился к бутылке.
Старик же улыбнулся:
- Не бери в голову. Он всегда такой. Но это одни снова. Что у тебя случилось? Поссорился с родителями?
- Вроде того, - уклончиво ответил Михаэль. - Но я правда не хочу вас обременять, я только погреюсь и пойду дальше.
Бродяга в камуфляжной куртке кивнул:
- Да, холод собачий. Особенно без привычки. - Он секунду подумал, а потом фляжку и протянул Михаэлю: - Выпей глоток. Мерзость, но хоть согреешься.
Чтобы не обидеть этого доброжелательного человека, Михаэль выпил. Первые же капли обожгли его огнём, и он с трудом подавил кашель. Но поблагодарил, завернув пробку и возвращая фляжку владельцу:
- Большое спасибо.
Должно быть, бродяга разгадал его притворство, но улыбнулся, показывая свои жёлтые гнилые зубы, и пригласил Михаэля присесть возле него. Михаэль предпочёл бы остаться у огня, но расположение этого бродяги обещало ему тепло другого рода, в котором он сейчас нуждался больше. Странно, прошло всего два-три дня с тех пор, как он был вырван из своей привычной жизни, но казалось, что эта жизнь миновала очень давно. Он присед рядом с бродягой, от того воняло табаком, дешёвым вином и потом, лицо его заскорузло от грязи, как у той женщины, но это «совсем не мешало Михаэлю. Этот человек был ему очень симпатичен, и причина крылась видимо, в том, что Михаэль после долгого перерыва снова очутился среди людей, которые не были ему врагами и не вынашивали против него коварных замыслов.
- Ты один? - спросил бродяга.
Прежде чем ответить, Михаэль поискал глазами Двицеля, но нигде его не обнаружил. Видимо, тот осмотрительно спрятался.
- Да, - сказал Михаэль.
-И куда ты теперь? - продолжал расспрашивать старик.
Михаэль пожал плечами, чувствуя благодарность, что его не спрашивают, откуда он и что случилось.
- Я понимаю, - устало сказал бродяга, отхлебнув из своей фляжки и стал смотреть мимо Михаэля на огонь. - Меня не касается, откуда ты и почему сбежал. Но не думай, что это легко.
- Что?
- Вот это всё. - Старик дрожащей рукой обвёл вокруг себя. - Я понимаю, иногда хочется все бросить и бежать куда глаза глядят. Так я и поступил. А когда был в твоём возрасте, только и мечтал, что о воле и свободе. Когда никто тобой не распоряжается и идёшь куда хочешь. Но теперь я не думаю, что свобода этого стоит.
Михаэль промолчал. Конечно, у старика превратное представление о его целях и мотивах. Да и откуда ему, знать истинные причины его появления здесь? Но Михаэль чувствовал, что этот человек давно поджидал мальчишку вроде него, чтобы предостеречь его от ошибки, которую сам совершил когда-то, полжизни тому назад.
- Я не знаю ещё, как поступлю, - сказал Михаэль, не покривив душой.
- Подумай хорошенько, - наставлял его старик. - На свете мало что хуже этого. Посиди, погрейся, осмотрись, а потом, если хочешь послушать моего совета, возвращайся-ка домой. Вон там за углом телефон, можешь позвонить, чтобы тебя забрали, пока не схватил воспаление лёгких.
- Не могу, - ответил Михаэль.
Собеседник опять понял его неправильно и, кивнув, достал из кармана несколько монет:
- Как раз хватит позвонить. - И, видя колебания Михаэля, настойчиво повторил: - Да бери, бери. Уж я не сдохну с голоду.
Михаэль помедлил ещё секунду, взял деньги и сунул в карман.
- Можно, я ещё немного погреюсь?
- Да сколько хочешь, - ответил его благодетель и хотел ещё что-то добавить, но тут на лице его возникла тревога, он прислушался, и Михаэль тоже услышал приближающееся гудение Бродяги прекратили разговоры и обратили испуганные лица в сторону улицы.
- Что случилось? - тревожно спросил Михаэль и тут уже смог различить рёв тяжёлых мотоциклов. - Что это значит?
- Ничего. Тебя это вообще не касается. Ты лучше беги, пока не влип во что-нибудь.
Одни бродяги повскакали с мест, чтобы найти укрытие где-нибудь в темноте двора. Другие с трудом отряхивали дремоту и с испугом озирались. Но если бы даже Михаэль захотел последовать совету старика, он бы уже не успел, потому что в этот момент в фабричный двор въехал первый мотоцикл.
Увидев мотоциклы, Михаэль понял ужас бродяг. Это были действительно тяжёлые машины, поблёскивающие хромом, с высокими рулями, многие пёстро размалёванные, с черепом и костями; с фантастическими изображениями, а также со свастикой и знаком SS и, как и сами мотоциклисты, представляющие собой устрашающую картину. Здоровенные заросшие парни были в тёмных очках и в старинных военных касках либо вовсе без шлемов, поверх кожаных комбинезонов болтались джинсовые жилеты.
Они въехали во двор и встали полукругом, не выключая фар. Михаэля ослепило.
Среди бродяг поднялся испуганный ропот, один из рокеров – видимо вожак – подошёл к ним, картинным жестом снял очки (Михаэль ещё подумал про себя, зачем ночью солнечные очки) и обратился к тому бродяге, который прогонял Михаэля:
- А вы все ещё здесь? Я-то думал, в прошлый раз мы вам хорошо объяснили, что здесь наша территория. Или вы не поняли?
В тоне его отчётливо звучала угроза. Бродяги попятились назад, к бочке, и только тот, с кем говорил рокер, храбро остался на месте.
- А тут и разговора не может быть, - громко сказал он, но дрожь в голосе смазала весь задуманный эффект - Этот двор точно такой же ваш, как и наш.
- Да? - вкрадчивым тоном произнёс вожак и повернулся к своей банде: - Вы слышали? Он говорит, что мы здесь никто!
Раздался дружный хриплый смех, фронт мотоциклистов придвинулся поближе к огню, скрипя кожей и гремя металлом.
- А может, он прав? - продолжал вожак. - Может, все действительно общее и мы все должны объединиться в одну семью и любить друг друга, а?
На сей раз смех был ещё громче и дружнее. Но когда вожак снова обернулся к бродяге, на лице его не было и следа весёлости.
- Только знаешь, что, дед? Что-то мне не хочется с тобой брататься, - и с этими словами неожиданно нанёс беспомощному бродяге боксёрский удар; старик согнулся, упал на колени и судорожно хватал ртом воздух. Рокер расхохотался: - Надеюсь, больше вопросов нет? - Он пнул поверженного бродягу и подошёл к остальной кучке напуганных людей. - А чтобы впредь не было недоговоренностей, я вам оставлю памятку.
Он без предупреждения схватил ближнего бродягу за грудки, подтянул к себе- и ударил его так, что бедняга отлетел на несколько метров и рухнул на землю.
- Ну хватит! - услышал Михаэль словно со стороны собственный голос. Он выступил вперёд между бродягами и рокером, поднял руку для защиты и посмотрел черноволосому громиле в глаза.
Рокер даже растерялся, смерил Михаэля взглядом с головы до ног и потряс головой:
- Кто это у нас тут?
- Оставь этих людей в покое, - продолжал Михаэль. - Они вам ничего не сделали. Зачем вы приехали сюда скандалить? Город большой, места всем хватит.
Слова вырывались у него против воли. Он не мог остановиться, хотя понимал, что поступает опрометчиво.
Рокер уже опомнился от удивления, и на лице у нега появилась злорадная ухмылка:
- Вы только послушайте этого малыша, братки! Да это же просто новоявленный Ганди!
Улыбка его без всякого перехода погасла, он схватил Михаэля и без труда оторвал от земли. Михаэль инстинктивно вцепился в его запястья и попытался высвободиться. Но рокер даже не заметил его усилий.
- Ты что, малыш, того? Если захотелось драки, иди в детсад, сразись там со своими! - И он грубо отшвырнул Михаэля.
Михаэль упал, но тут же вскочил на ноги. И опять всё происходило как бы без его участия и воли. Он почти с ужасом отмечал, как снова бросился вперёд и, расставив руки, заслонил собой строй бродяг.
Рокер поначалу даже растерялся. Затем лицо его в бешенстве перекосилось.
- Ну всё, - сказал он. - Обычно я не связываюсь с детьми, но раз уж тебе так хочется...
Михаэль даже не видел удара. Кулак, тяжёлый, как чугунный шар стенолома, взорвался у него в желудке, и дальше он помнил только, как лежал на спине, хрипя и чувствуя во рту вкус собственной крови. Только со второй попытки ему удалось сесть и набрать в лёгкие воздуха.
Должно быть, он пробыл несколько секунд без сознания, потому что картина сильно изменилась. Бродяги пытались разбежаться, но рокеры догоняли их и снова сбивали в кучу, а трое или четверо убогих уже валялись на земле. Видимо, рокеры действительно намеревались показать, кто есть кто, как выразился вожак.
Это зрелище что-то в Михаэле сломало. Он забыл про свой страх и боль и чувствовал только необоримую ярость против этих людей, единственное удовольствие которых состояло в том, чтобы сеять страх и наводить ужас. Он вскочил, бросился в гущу рокеров, схватил первого попавшегося за пояс и за воротник и почти без усилия поднял его в воздух, а потом отшвырнул прямо на двух его дружков, которые рухнули вместе с ним.
Но не успели ещё упасть те, как Михаэль уже оторвал следующего рокера от его жертвы и нанёс ему оглушающий удар. Третий рокер бросился. на него с перекошенным от злобы лицом и взмахнул мотоциклетной цепью. Михаэль даже не попытался уклониться от удара, а перехватил цепь левой рукой, одновременно нанеся ему такой удар правой, что послышался рёберный хруст.
Между тем остальные рокеры заметили, что творится что-то неладное. Один за другим они отставали от своих жертв и в недоумении оборачивались к Михаэлю. Двое или трое попытались было скрутить его, но он с такой лёгкостью стряхнул их с себя, что остальные отпрянули от него не столько из страха, сколько от изумления.
- Так-то! - громко сказал Михаэль, всё ещё исполненной решимости и силы, ошеломившей его самого. - А теперь действительно довольно. Убирайтесь отсюда, пока я на самом деле не рассердился!
Возможно, на них подействовала дерзость этих слов, ведь всё-таки Михаэль был один против многократно превосходящей силы, к тому же многие были вооружены кто цепью, кто палкой, а кто и ножом. Так или иначе, они отступили на несколько шагов назад, пока вперёд не вышел их вожак. Глаза его пламенели от гнева, но Михаэль прочитал в них и страх - а ещё коварство, которое его сразу мобилизовало.
- Недурно, малыш! Как ты это сделал? - Вожак нервно засмеялся. Видимо, самообладание давалось ему с трудом, но не хотелось ударить в грязь лицом перед своей командой.
- С удовольствием покажу тебе это ещё раз, если вы сейчас же не уберётесь отсюда, - ответил Михаэль.
Губы вожака сжались в ниточку. Он сделал шаг вперёд и остановился, увидев, как Михаэль угрожающе занёс руку.
- Ты что, псих? - сказал вожак. - Шутки шутками, но ведь пора и честь знать.
И вдруг в руке его блеснул нож, а движения были так стремительны, что в обычном состоянии у Михаэля не было бы никаких шансов даже заметить их, не то что уклониться. Но состояние его не было обычным. Его руки и нога действовали, не дожидаясь приказа мозга. Он играючи увернулся от ножа, схватил руку вожака и вывернул её одним рывком. Он услышал: жуткий хруст, к которому примешался вопль боли, и понял, что сломал вожаку сустав. Рокер упал на колени, обхватил правую руку левой и скорчился от боли.
- Хватайте его! - кричал он. - Кончайте этого крысёнка!
Только двое из его банды попытались выполнить приказ. Первому Михаэль подставил подножку и добавил крепкий подзатыльник, от которого тот ещё метра два пропахал носом по земле, а второй в последний момент резко прервал атаку и на всякий случай отпрыгнул подальше.
- Вы что, не поняли, что я сказал? - рявкнул Михаэль. - Убирайтесь, пока с вами не случилось того же, что с вашим вожачком!
В какую-то секунду Михаэлю показалось, что сейчас на него набросятся все рокеры разом, и тогда ему, возможно, не справится с их бандой, но вот один развернулся и завёл свой мотоцикл, и это явилось сигналом ко всеобщему бегству. Они все бросились к своим машинам, натыкаясь друг на друга, и через минуту их и след простыл.
Михаэль повернулся к бродягам. В их лицах все ещё стоял ужас, но появилась и растерянность, какую испытывал и сам Михаэль. Никто не произнёс ни слова, и зловещая тишина разлилась по фабричному двору.
Молчание нарушил тот старик, что был с ним приветлив;
- Как ты это сделал?
Михаэль пожал плечами и попробовал отделаться смущённой улыбкой, но сам почувствовал, что это неубедительно.
- Простое везение, - сказал он. - Я знаю пару приёмчиков, но в остальном просто блефовал. А они мне поверили.
С таким же успехом он мог бы сказать, что прилетел с Марса и прикинулся пятнадцатилетним мальчишкой, чтобы пожить среди людей. Правда же состояла в том, что он сам не знал, как он это сделал и почему. Михаэль не был ни слабаком, ни трусом, это не раз было доказано в школьных дворовых драках. Но чтобы такое...
Во избежание дальнейших расспросов он наклонился к избитой женщине, которая сидела на земле, закрыв руками окровавленное лицо. Он силой отвёл её руки, левый глаз её заплыл, изо рта и из носа шла кровь.
- О Боже, - пробормотал он. – И зачем только они это сделали!
Женщина хотела что-то сказать, но только всхлипнула, и Михаэль, сам не зная зачем, коснулся её лба кончиками пальцев:
- Я хотел бы вам чем-нибудь помочь.
И кровь остановилась, заплывший глаз раскрылся, а все ссадины на щеках исчезли. Вместо боли и страха на её лице отразилось недоумение. Она недоверчиво ощупала себя, потом посмотрела на свои руки, которые вдруг оказались невредимыми. Михаэль ободряюще ей улыбнулся, потом подошёл к другому бродяге, который лежал на земле, прижимая к груди сломанную руку. Он бегло коснулся его кончиками пальцев, и чудо повторилось.
И потом ещё и ещё. Михаэль исцелил разбитое колено другого бродяги, потрогал губы третьего, которому рокеры выбили два зуба, и заживил рваную рану на лбу у четвёртого. Мало того, у одной старухи на руках была омерзительная сыпь - она прошла, как и сухой кашель ещё у одного бродяги.
И только после этого он понял, что делает.
Во дворе воцарилась полная тишина. Михаэль недоверчиво взглянул на свои руки, потом на лица людей, обступивших его, - и прочёл на них не только изумление и потрясение.
Они глядели на него со страхом. Не с таким, как на рокеров, но все же это был страх перед ним.
- Я сам не знаю, как я... - начал он, заикаясь. Приветливый старик отпрянул, когда он сделал шаг к нему, и женщина, которую он исцелил первой, тоже поспешно скрылась в темноте. - Нет, правда, я не знаю... что это такое. Я...
Он смолк, понимая, что слова бессмысленны. Люди продолжали пятиться от него, хотя не убегали, как та женщина. Михаэль почувствовал, как между ним и ими возникла преграда.
Михаэль сам начал отступать от них, пока не наткнулся на горящую бочку из-под нефти. Он обернулся и взглянул на пламя.
И тут случилось нечто зловещее. На мгновение ему показалось, что в огне формируются черты человеческого лица. Лица Вольфа. И вместе с тем треск пламени складывался в звуки голоса, который беззвучно нашёптывал ему прямо в мысли, минуя слух.
- Ну, Михаэль, - спрашивал Вольф, - теперь ты понимаешь, что я имел в виду? Отныне многое в твоей власти, ты можешь бороться с несправедливостью, исцелять боль и это только начало! Возвращайся ко мне, я научу тебя творить чудеса.
Конечно, в действительности лица Вольфа в огне не было и конечно же то был не его голос, и все же Михаэль не сомневался, что писатель таким образом послал ему весть.
Михаэль снова обернулся к бродягам. Их толпа поредела, некоторые сбежали, скрывшись в темноте. А в чертах оставшихся произошли перемены, напугавшие его. Бродяга, которому он срастил руку, сделал к нему неуверенный шаг - и рухнул на колени.
- Чудо! - пролепетал он, подняв к нему молитвенный взгляд. - Ты... творишь чудеса. Должно быть, ты святой!
- Нет. Нет же! Встань!
Бродяга не послушался, остальные тоже начали лепетать что-то про чудеса, и к нему потянулись руки, чтобы коснуться его. Михаэль развернулся и побежал прочь со двора. Позади раздались крики огорчения, кто-то погнался за ним, но он мчался по улице не оглядываясь, пока голоса не стихли где-то вдали.
Только теперь он отважился оглянуться. Улица была пуста. Преследователи наверняка отстали. Но его испуг и растерянность не прошли. Так, значит, вот о чем говорил Вольф. Он мог творить чудеса. Какой бы невероятной ни казалась эта мысль ему самому, но то настоящее волшебство. Одной только силой воли он одолел дюжину бандитов, каждый из которых был вдесятеро сильнее его, и прикосновением руки исцелял раны и болезни. Странность состояла лишь в том, что он этого вовсе не хотел. И знание о своих необычных способностях наполнило его не гордостью и не довольством, а страхом. Внутреннее чувство подсказывало ему, что из этих возможностей не выйдет ничего хорошего. То было что-то противоестественное, противоречащее всем законам творения.
Жужжание и голубое мерцание оповестили его о возвращении Двицеля. Блуждающий огонёк покружил над ним и полетел рядом:
- Чего ты так быстро бежишь? Я не думаю, что они смогут тебе что-нибудь сделать.
- А ты видел, что там произошло? - спросил Михаэль.
Двицель кивнул:
- Конечно, видел. Я и не знал, что ты так хорошо можешь за себя постоять.
- Я тем более сам удивляюсь, как это всё получилось?
Двицель поднял брови:
- Откуда мне знать? И потом... о чём ты вообще говоришь?
Михаэль махнул рукой. Ведь Двицель не имел понятия, на каких законах природы зиждется мир Михаэля. Поэтому откуда ему было знать, что Михаэль творил настоящие чудеса. Михаэль и сам ничего не понимал. Но вместе с тем он чувствовал, что голос из огня говорил правду. То, что он сделал, было только началом. В нем присутствовала какая-то сила, растущая от минуты к минуте. Однако он не был уверен, что эта сила служит добру. Может быть, потому что получил эту силу от Вольфа. Михаэль по- прежнему не доверял ему, к тому же было ещё много других несоответствий.
Однако искушение было налицо. Да и кто бы смог противостоять соблазну овладеть нечеловеческой силой и пустить её в дело? И все же, несмотря на все сомнения, страх и растерянность, Михаэль победил бы это искушение, если бы не кошка!
Это произошло час спустя, когда они уже почти добрались до того района, где жил Михаэль. Михаэль двигался как во сне, в голове его беспорядочно теснились мысли, и в конце концов он уже вообще не мог здраво рассуждать. Какое-то время ему даже казалось, что все это он видит во сне, лёжа на кровати в тюремной камере у Вольфа.
Но то был не сон, и Михаэль мигом вернулся в реальность, как только из-за поворота вынырнули фары, а через секунду завизжали тормоза и послышалось мяуканье и звук удара. Водитель снова прибавил газ, и машина умчалась дальше, а Михаэль бросился к тому месту, где она тормозила. Он сразу увидел, что произошло. На асфальте лежала кошка, маленькое полосатое существо, отброшенное ударом на обочину. Лапы у неё были перебиты, шерсть на глазах окрашивалась кровью. Михаэль присел над её распростёртым телом и протянул к ней руки. Кошка была мертва. Скорее всего, она даже не почувствовала удара. Она лежала так, будто все косточки в её теле раздробились. Тем не менее Михаэль осторожно поднял её и понёс, умостив на сгибе локтя и нежно поглаживая окровавленную шерсть за ушами. Глаза его наполнились слезами, и он прошептал:
- Бедняжка, как бы я хотел что-нибудь для тебя сделать.
Но не успел он произнести эти слова, как тут же пожалел о них.
Кошка раскрыла глаза. Её тёмные зрачки, сузившись в щели, посмотрели на Михаэля, и она издала жалобное мяуканье.
- Боже мой! - прошептал Михаэль- Не может быть!
И он торопливо опустил кошку на землю и попятился, вытирая окровавленные руки о штанины. Ведь кошка только что была мертва. Она снова мяукнула, неуверенно встала на ноги, двинулась к Михаэлю, но опять упала. Прикосновения Михаэля хватило, чтобы отогнать смерть, но тело кошки было слишком покалечено, чтобы исцелиться полностью. Это было против природы.
- Нет, - опять прошептал Михаэль. - Не надо!
Словно в ответ на эти слова кошка опять поднялась и заковыляла к нему, волоча за собой задние ноги и хвост и оставляя позади кровавую полосу. Жалобное мяуканье пронзило сердце Михаэля, словно раскалённая стрела. Медленно, с остановками кошка продолжала подползать к нему. В$ её глазах застыла боль, не физическая, нет, то был укор, совершенно не свойственный взгляду обычного животного, и Михаэль знал, что это означает. Ведь он инстинктивно полагал, что делает правильно, вырывая кошку из лап смерти. Но он ничего не дал ей, а, наоборот, отнял; единственное право, которое есть у любой твари на свете, неоспоримое право умереть, когда придёт её час.
И только теперь, в эту минуту он понял, чем одарил его Вольф. Властью над жизнью и смертью. Михаэль смотрел сквозь слезы на жалобно мяукающую кошку, которая все ещё пыталась подняться на передние лапы и при этом смотрела на него все тем же невыносимым взглядом. Он знал, что хотел. Он отдал бы всё за то, чтобы иметь возможность не делать это. Дрожа, он присел над кошечкой и протянул руку, но довести движение до конца было свыше его сил. Кошечка жалобно мяукала. К боли и укору в её глазах добавилось ещё что-то, мольба, нет, требование, отчаянное прошение о смерти, которой он её несправедливо лишил.
Не сразу он смог найти для этого силы.