Подземный мир

Глава первая Праздник

Такая рожа разве что в бреду примерещится, в кошмарном сне с судорогами и холодным потом: незрячие глаза навыкате, состоящие из одних белков, пронизанных красными прожилками, лишённые зрачков и радужки, пялились на Михаэля с двухметровой высоты. Нос при этих глазах был такой широкий, будто его расплющили молотком, а из беззубого рта торчали гнилые, но тем не менее острые зубы. И в довершение всего кожа, в которую были оправлены все эти ужасы, имела ядовито-зелёный цвет и походила на эмментальский дырчатый сыр, который целый месяц вялился на солнце. Короче, это была рожа, словно сошедшая с экрана из фильма ужасов самого дурного пошиба.

Что, в общем-то, соответствовало действительности.

По крайней мере, вышла эта образина из тех же мастерских, где оснащаются реквизитом подобные фильмы. Сделали её из проволоки, силикона, каучука и некоторого количества краски.

Но вид у гоуля, невзирая на запах синтетики, красок и клея, был настолько натуральный, что Михаэль чуть не вскрикнул. Он бы не удивился, если бы монстр вдруг ожил и потянулся к нему. Михаэль невольно отпрянул и услышал позади чей-то голос:

- Как живой, верно?

«Знал бы ты, какой живой!» - подумал Михаэль, а вслух ответил:

- Высоковат немного, - и только после этого обернулся к говорившему.

Но их было даже двое. Одного он не знал, да его и не видно было за громоздкой телевизионной камерой, направленной на Михаэля. Зато второй - худощавый мужчина неопределённою возраста, между сорока и пятьюдесятью, с тёмными волосами, слегка тронутыми сединой на висках, - был ему очень хорошо знаком, Черты его носили признаки не то благородства, не то жестокости, а от живых глаз не могла ускользнуть никакая подробность. То был Вольф.

Он смотрел на Михаэля приветливо и вместе с тем растерянно, а Михаэль недоумевав, откуда он взял, что гоуль высоковат. К тому же заметил, что на телекамере горит зелёный глазок, это значило, что идёт съёмка. Чего доброго, завтра его испуганная физиономия появится на телеэкране, повторяя эти сорвавшиеся с языка слова.

- Мне кажется, он высоковат, - повторил Михаэль заикаясь. Наверно, Вольфу это показалось глупо, как покажется и завтрашним телезрителям. Но в тот момент, когда Михаэль увидел гоуля и преодолел первый испуг (и с чего он вообще взял, что это существо зовётся гоуль?), ему словно кто-то внушал: «Высоковат немного. Цвет и форма правильные, а вот ростом гоули поменьше. Самые рослые едва достигают полутора метров».

Молчание затянулось, и к растерянности в глазах Вольфа примешалось ещё что-то, усугубившее неловкость момента. Но сам же Вольф и спас положение, изобразив на лице широкую улыбку, похлопав Михаэля по плечу и тут же повернувшись к отцу Михаэля, чтобы поздороваться. Глаз телекамеры наконец оторвался от Михаэля и в поисках достойного объекта направился в сторону толпы в саду. Михаэль с облегчением вздохнул, надеясь, что бледное лицо мальчика, испуганного видом двухметрового каучукового монстра, не станет главным мотивом телерепортажа с этого вечера.

Ослепительная публика, наполнявшая сад перед белой просторной виллой, была куда интереснее. Михаэль не переставал удивляться и чувствовал себя с каждой минутой все неуютнее. Ведь в приглашении было сказано о «встрече в узком кругу». Куда там, Михаэль прикинул, что только в саду не меньше двух сотен гостей, знакомых ему по обложкам журналов и телеэкрану. Если бы они с отцом могли предположить, что их здесь ожидает, они бы отказались прийти. Наверное, именно поэтому Вольф так и сформулировал приглашение, написанное от руки, чтобы они подумали, что их зовут на маленький гриль-ужин, а не на приём с прессой, на ковром представлено даже телевидение. Но раз пришли, не убегать же отсюда, остаётся только делать хорошую мину при плохой игре и постараться выдержать все до конца...

Михаэль вдруг осознал, что обдумывает своё положение так, будто находится в опасности. Но ведь на деле все иначе. Среди собравшейся публики он мог чувствовать себя словно в окружении надёжной охраны, а уж хозяин дома целый год старался завоевать его дружбу. И все же, несмотря на это, Михаэлю было не по себе. Это не зависело ни от собравшихся гостей, ни от силиконо-каучукового гоуля, ни от телекамеры. Причина таилась в другом. В том, что... Нет, он сам не знал, в чем. То было предчувствие невидимой опасности, словно близящейся грозы. «Что-то здесь не то, - подумал Михаэль ещё раз. - Что-то должна случиться».

- Михаэль? - По тому, как отец дёргал его за руку, Михаэль понял, что тот уже не в первый раз окликает его. - Ты заснул, что ли?

В голосе звучали рассерженные нотки, несоразмерные с провинностью Михаэля. Возможно, отец тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Какой-то усердный слуга навязал ему бокал шампанского, свободную руку он засунул в карман смокинга (взятого напрокат), но это не помогало ему казаться непринуждённым.

На выручку Михаэлю пришёл Вольф.

- Парень просто растерялся, - сказал он, подмигивая Михаэлю. - Должен признаться, я немного сплутовал, посылая приглашение, но я боялся, что иначе вы не придёте. По правде говоря, я и сам ненавижу эти вечера-коктейли.

- Я тоже, - заверил отец.

- И все так, поверьте мне. Вы только оглянитесь. Все топчутся и стараются незаметно оказаться на виду, чтобы завтра мелькнуть по телевизору или в газетах. - Он вздохнул.

Михаэль не понял, что Вольф хотел этим сказать, и заметил:

- Тогда зачем эти люди ходят на приёмы?

Отец посмотрел на него с ужасом. Вольф тоже на секунду обомлел - и потом искренне рассмеялся.

- Хороший вопрос, Михаэль, - сказал он, - Правда хороший вопрос. Я буду задавать его моим гостям, когда они опять начнут жаловаться на эти пустые сборища.

Отец Михаэля скромно вздохнул:

- Пожалуйста, извините моего сына. Он иногда...

- Но ведь он сказал правду, - перебил его Вольф, - Честно говоря, я и сам несколько раз задавал себе тот же вопрос. Но так и не отважился произнести его вслух. - Он сделал глоток шампанского.

Отец Михаэля поспешно повторил этот жест, но у него не получилось той непринуждённости, и Михаэль ещё раз подумал, что зря они пришли сюда.

Чтобы прервать неловкое молчание, Михаэль указал на гоуля из пластика и спросил: - А для чего он?

Вольф окинул ядовито-зелёное силиконовое чудище нежным взглядом и горделиво произнёс:

- Ничего, да? Модельщики превзошли самих себя. Я им так и сказал: я знал, что вы молодцы, но не думал, что до такой степени.

- Да, да, - кивнул Михаэль. Сама близость этой фигуры не только нервировала его, но внушала ему страх - Так для чего же он?

Глаза Вольфа лукаво блеснули:

- Это пока секрет. Скажу только, что я задумал на сегодня один сюрприз, в котором наш зеленокожий друг будет играть не последнюю роль. Как, впрочем, и ты.

- Я? - ошеломлённо спросил Михаэль и взглянул на отца. Тот быстро отвёл глаза, но Михаэль успел заметить выражение на его лице. - Ага, вон оно что. Заговор!

Отец с большим интересом разглядывал носки своих башмаков, а Вольф наигранно сокрушался:

- Ах, угадал. Заговор, но совсем маленький. В конце концов, мне было просто необходимо, чтобы ты сегодня пришёл.

- Зачем?

- Ну нет, больше ни слова не скажу. Иначе какой же это будет сюрприз?

Михаэль отступился. Он хорошо знал, что приставать к писателю бессмысленно. Искоса взглянув на гоуля, он отвернулся, но и спиной, казалось, чувствовал язвительную ухмылку Вольфа.

- Надеюсь, вы с отцом на меня не сердитесь, - продолжал Вольф. - А сейчас мне ещё нужно поздороваться с другими гостями и приступить к приготовлениям. Я ещё подойду к вам. Чувствуйте себя как дома. - И с этими словами он быстро исчез в толпе, как рыбка в стае.

Михаэль покачал головой ему вслед. Вольф как был хвастунишкой, так и остался. Хотя, бесспорно, умел произвести эффект. Он не мог бы ни слова прибавить или убавить, чтобы ещё больше разжечь любопытство Михаэля. Как, впрочем, и его тревогу.

- Что такой пасмурный? - спросил отец. - Любой из твоих друзей полжизни бы отдал, чтобы оказаться сегодня на твоём месте.

А то Михаэль сам этого не понимал! Ведь Генри Вольф был не просто писатель, не просто знаменитый, но, пожалуй, самый знаменитый писатель страны. Его новый роман вот уже несколько месяцев возглавлял список бестселлеров и переводился на дюжину иностранных языков.

И такой человек готов был пойти на любые уловки, лишь бы залучить к себе на журналистский приём в качестве почётного гостя обыкновенного девятиклассника! Да его друзья все бы отдали, чтобы поменяться с ним, а он ещё чем-то недоволен.

Да, он был недоволен, беспокоен и испуган. Он сам не знал, чего боялся, но это было как-то связано с гоулем.

Отец заметил, как он поглядывал на это чудище из пластика, и сам присмотрелся к нему повнимательнее. Отец Михаэля, по его собственным словам, твёрдо стоял обеими ногами на земле. Этого фантастического гоуля он бы в другое время и взглядом не удостоил. Тем более удивительными показались Михаэлю его слова.

- Странно, - пробормотал отец. - Работа мастерская. - Но это был бы не он, если бы тут же не добавил: - Стыдно, конечно, переводить на такую чепуху материалы и рабочую силу.

У Михаэля хватило ума ничего на это не сказать. Число горячих дискуссий, которые он провёл с отцом на эту тему, было, пожалуй, уже четырехзначным. Но сегодня был не тот случай, чтобы продолжить эту старую добрую традицию. Михаэль попридержал язык и ещё раз огляделся по сторонам.

- А вон ещё один, - вдруг сказал отец, указывая на другую фигуру выше человеческого роста. Она стояла у бассейна, в котором, несмотря на прохладу, плескалось несколько гостей, и была подсвечена прожектором снизу так, чтобы казаться ещё страшнее. Коричневая фигура сутулилась, лицо казалось недовершённым, как будто скульптор лишь вчерне наметил его черты. Руки - мощные трехпалые лапы могли своротить горы, но в отличие от гоуля этот был малорослый.

- Это не гоуль, - машинально ответил Михаэль, - Это тролль.

Отец растерянно моргал, и Михаэль уже не впервые за этот вечер с удивлением спросил себя, откуда ему это известно, и опять не нашёл ответа.

Слава Богу, отец не стал приставать с расспросами и позвал его в дом.

- Идём, ты мне так много о нем рассказывал, что я лопну от любопытства, если не увижу все своими глазами.

Они стали протискиваться к дому сквозь толпу. Михаэлю пришлось сделать поправку на число гостей в сторону увеличения. Знаменитостей оказалось больше, чем он ожидал увидеть: актёры, музыканты, режиссёры - в основном киношники, и Михаэль начал догадываться о характере сюрприза, заготовленного Вольфом.

Он сделал бы крюк в сторону бассейна, чтобы получше рассмотреть тролля, но отцу не терпелось увидеть дом Вольфа. Михаэль уже бывал здесь раза четыре и много рассказывал отцу, который всегда интересовался искусством и архитектурой.

Дом действительно был великолепный, - пожалуй, самый богатый из всех частных домов, в которых Михаэлю случалось бывать. Первый этаж состоял, по сути дела, из одного большого холла, на стенах которого висели дорогие картоны из коллекции Вольфа. Вольф был человек состоятельный. Но так было и до появления его знаменитого романа. Поэтому Михаэль не понимал, зачем ему вообще понадобилось писать этот роман.

Отец Михаэля добрых полчаса перебегал от картины к картине, впадая в восторг при виде полотна, на котором не было ничего, кроме нескольких тоненьких чёрных линий. Михаэль не разделял его восхищения, но из чистой любезности делал вид, что ему тоже нравится.

- Вот и думаешь иной раз, кто безумнее: те, кто рисует эти картинки, или те, кто платит за них сумасшедшее деньги, - сказал кто-то за спиной Михаэля.

Михаэль оглянулся и увидел совершенно незнакомое лицо. Потом заметил в левой руке молодого человека телекамеру и понял, кто перед ним.

- Да? - односложно спросил он,

- Возможно, я несправедлив, - сказал телевизионщик, - и ничего не понимаю в искусстве, но мне просто не нравится.

- Мне тоже, - сказал Михаэль.

- Ну, вот и опять мы сошлись во мнениях.

- Опять? - Михаэль наморщил лоб.

Его собеседник украдкой оглянулся, прежде чем разъяснить:

- По мне, так тоже эта вечеринка пустое дело.

- Тогда почему же вы здесь? - спросил Михаэль.

Репортёр похлопал по своей камере:

- Работа такая. А ты? - Он подмигнул и продолжил, не дожидаясь ответа: - Э! Вот теперь я тебя узнал. Уж не тот ли ты мальчик, который тогда...

- Тот самый, - перебил Михаэль.

Должно быть, в его голосе прозвучало раздражение, потому что репортёр поднял брови и потом сказал совершенно спокойно:

- Если ты думаешь, что я охочусь за сенсацией, ты ошибаешься. Я спросил об этом просто из вежливости.

Михаэль пристально взглянул на него, но не заметил на его лице признаков лжи или лукавства.

- Извините, - сказал он.

- Да ладно, - репортёр махнул рукой и улыбнулся: - Могу себе представить, как все это действует тебе на нервы.

- Действует, - признался Михаэль, но все ещё держался осторожно. Он верил этому человеку, но прежний опыт общения с прессой научил его сдержанности.

- Э! - неожиданно воскликнул репортёр. - У меня есть предложение. Мне как раз нечего делать. Не выйти ли нам поболтать немного?

«Поболтать можно было бы и здесь», - подумал Михаэль. Но, с другой стороны, отец его стоял с горящими глазами перед холстом, подозрительно напоминающим тряпку, о которую художник вытирал кисти до того, как она очутилась в раме. Вольфа нигде не было видно, а из остальных гостей он никого не знал, хотя его, похоже, знали многие, судя по взглядам, приглушённым замечаниям и пальцам, незаметно указывающим в его сторону.

- Почему бы и нет? - согласился он

Прежде чем выйти из дома, репортёр отложил свою камеру на свободный стул и достал из кармана початую пачку сигарет и жёлтую зажигалку; но закурил только снаружи. Жадно затянувшись, он объяснил:

-В доме курить строго запрещено. Да я бы и не посоветовал никому. Разве что любителям холодного душа.

- Холодного душ? - не понял Михаэль.

Молодой человек махнул рукой в сторону несуществующего потолка:

- Весь дом нашпигован датчиками дыма и автоматическими тушителями. Твой друг, похоже, панически боится пожара.

- Он мне не друг. - Эти слова вырвались у Михаэля невольно, и он тут же пожалел о них, но молодой репортёр, похоже, совсем не удивился: Он ещё раз затянулся и с пониманием кивнул, тоща как Михаэль мысленно клял себя последними словами.

- Что, не нравится он тебе? - Репортёр стряхнул пепел. Крошечная искра отделилась и протанцевала в воздухе, прежде чем погаснуть. Михаэль заворожённо проследил за ней, как будто она о чем-то напомнила ему, и только потом спохватился, что его затянувшееся молчание можно расценить как согласие. Он поспешно помотал головой:

- Нет, это не так. Да, я не считаю его своим другом, но я ничего не имею против него. Разница есть, понимаете?

Репортёр задумчиво посмотрел на него, но ничего не сказал, хотя видно было, что не понял слов Михаэля. Михаэль и сам толком не знал, что хотел сказать. Вернее, знал, но не сумел бы выразить словами то, что чувствовал вблизи Вольфа все это время - больше года. Более того, он и в мыслях не смог бы чётко сформулировать это. Но что-то в его отношениях с Вольфом было не так, как должно быть, уж это факт. Может быть, то, что он чувствовал, было просто расхождением его представления с действий тельностью? Вместе с Вольфом они пережили опасное приключение. То была целая неделя, полная событий, которая сплотила их только потому, что они могли спасти друг другу жизнь. Но все это длилось лишь до тех пор, пока история не осталась позади - да и где написано, что два человека, вместе пережившие опасность, обязательно должны остаться друзьями на всю жизнь?

Михаэль считал (как, очевидно, и все остальное человечество, включая его родителей и Вольфа), что так оно и должно быть. Но это было неверно. Конечно, когда их достали и когда пресса и другие средства массовой информации захлёбывались сенсационными сообщениями, репортажами и интервью (один из этих умников даже не постыдился выдвинуть в замётке свою теорию, что Вольф и Михаэль якобы вовсе не блуждали по катакомбам, а были похищены инопланетянами, которые неделю продержали их на своём НЛО, а потом загрузили в них ложные воспоминания!), они практически не разлучались и даже несколько раз вместе выступили по телевидению. Однако нет ничего более преходящего, чем вчерашние сенсации. Их и без того сомнительная слава быстро потускнела, и в той же мере, в какой общественное мнение переставало интересоваться знаменитым писателем и менее знаменитым мальчиком, заваленными в старых катакомбах на целую неделю вдвоём, остывала и симпатия Михаэля к Вольфу. Не то чтобы он имел что-нибудь против Вольфа - но он начал чувствовать себя вблизи него все более неуютно. Михаэль не смог бы назвать конкретные основания для своего чувства, но оно становилось все ощутимее. Иногда ему казалось, что он припоминает какой-то случай, произошедший между ними, но так и не может вспомнить. Но то было что-то неприятное, как будто Вольф обманул его, или бросил в беде, или предал...

Нет, он не мог вспомнить, что же тогда случилось. Чувство неприязни было, а причины для чувства не было. Абсурд.

И уж совсем плохо стало после того, как вышла в свет книга. Михаэль, конечно, знал, что Вольф перерабатывает их общие приключения в книгу -: на то он и писатель, в конце концов. Но разве можно было представить, что Генри Вольф задумал изобразить их невольную подземную одиссею в таком виде! А когда он это узнал - разумеется, Вольф не упустил возможности вручить ему свежеотпечатанный экземпляр (разумеется, совершенно случайно в сопровождении фоторепортёра), - когда он прочитал, то прямо-таки разъярился. Но тоже не мог бы объяснить почему. Дело даже не в том, что «Подземный мир» не имел ничего общего с тем, что было на самом деле. Этого следовало ожидать. Уже хотя бы потому, что с ними не так уж много и случилось. Просто они неделю блуждали под городом в старых катакомбах, которые, словно заколдованные, всякий раз как будто увеличивались на то расстояние, которое осталось позади. Конечно, их подстерегали опасности, но какие? - темнота, холод, голод и клаустрофобия, то есть совсем не те, какими кишели четыреста страниц длинного романа.

Михаэль предполагал, что Вольф что-нибудь досочинит от себя, но не ожидал прочитать настоящий фантастический роман. Тёмные сырые катакомбы, по которым они скитались целую неделю, Вольф населил троллями и блуждающими огоньками, гоулями, скалоедами и причудливыми демоническими существами, да ещё и придумал развитую культуру, народ, издревле живущий под землёй и не подозревающий о мире над их головами, как и тот в свою очередь ничего не знал об универсуме у него под ногами.

И при чтении этой книги случилось что-то очень странное. Как и большинство мальчиков его возраста, Михаэль любил приключенческие и научно-фантастические романы. И эта книга должна была захватить его, тем более что одним из главных действующих лиц там был мальчик по имени Михаэль.

Но все получилось, наоборот.

Роман взбесил его. Он его задел, обидел так, что недели две Михаэль избегал автора. И не знал почему.

Михаэль прогнал эти мысли, засунул руки в карманы и не спеша зашагал от дома. Репортёр последовал за ним, но больше ничего не сказал, довольствуясь сигаретой и молчаливым обществом Михаэля. Михаэль даже подумал, что репортёр в нем разочаровался, а вышел с ним, чтобы только покурить.

Они дошли до бассейна. Замёрзшие купальщики, дрожа, стояли на краю, кутаясь в махровые простыни. Только один молодой человек все ещё плескался в воде, но и он вряд ли выдержит долго. Даже Михаэль, одетый в джинсы, пуловер и куртку, начал зябнуть. Он ещё раз удивлённо глянул в сторону отчаянного купальщика и направился к объекту, ради которого, собственно, и вышел из дома.

То был тролль. Вблизи он казался ещё натуральнее и страшнее, чем издали. Он тоже был под два метра ростом, но из-за массивности казался почти квадратным. Цвет его кожи трудно было определить: что-то среднее между чёрным и коричневым, а лицо практически отсутствовало. Как и у его зеленокожего родственника на другой стороне сада, у тролля не было зрачков, но глазные яблоки светились не белой слепотой, а зияли сплошной жуткой чернотой. И хотя Михаэль не сомневался, что монстр сделан из пластика и проволоки, от него исходила почти ощутимая сила. И опасность.

Опять у Михаэля мороз прошёл по коже, и опять это не прошло незамеченным.

- Ничего монстрик, а? - Репортёр затянулся сигаретой и выпустил троллю в лицо облако едкого дыма - Интересно будет посмотреть, каков он на экране.

Вонючий дым дошёл и до Михаэля, и он демонстративно закашлялся и. потёр глаза, и в этот момент...

То ли от дыма, то ли от его собственной нервозности или от того тошнотного состояния, которое не оставляло его с первой минуты, но ему на миг показалось, что каменное лицо тролля с отвращением скривилось, а в глазах вспыхнуло пламя гнева. Это мимолётное видение исчезло так же быстро, как и возникло, но Михаэль секунд десять испуганно таращился на тролля. И только потом сообразил, что репортёр что-то произнёс.

- Вы что-то сказали? - хрипло спросил он.

Ужас отчётливо слышался в его голосе, и репортёр растерянно посмотрел на него, прежде чем повторить свои слова:

- Я сказал, интересно будет посмотреть на него в кино.

- В кино? А что, будут снимать?

- А ты не знал об экранизации?

Михаэль скользнул взглядом по недовершённому лицу тролля. На сей раз он уже не сомневался, что некое подобие злорадной усмешки на морщинистых губах монстра только почудилось ему.

- Об экранизации чего? - спросил Михаэль, хотя и сам уже догадался.

Репортёр страдальчески закатил глаза, словно недоумевая, то ли Михаэль на самом деле такой идиот или только прикидывается.

- Одна американская кинокомпания взялась экранизировать «Подземный мир». Насколько мне известно, Вольф уже строчит сценарий. - Он сделал размашистый жест. - А иначе чего бы здесь торчать всем этим киношникам? Не ради сосисок же они сюда пришли.

- Нет, - пролепетал Михаэль. - Но это... нельзя. Ой не должен. Нельзя снимать фильм...

Он начал заикаться и совсем смолк.

- Почему? - спросил репортёр, Том был вполне мирный, но в голосе уже появились подстерегающие нотки, как будто охотник почуял добычу.

Михаэль нервно оглянулся на тролля, на репортёра и переминался с ноги на ногу, придумывая подходящую отговорку. Надо ли повторять, что он и сам не знал, почему сказал это. Он знал только одно: фильм снимать нельзя. Ни в коем случае.

- Лично я тоже ничего не нахожу в этих фильмах- ужастиках, - продолжал репортёр, не дождавшись от Михаэля объяснений. - Но я должен признать, что фигурки получились ничего. Оторопь берёт. - Он бросил окурок на землю и затоптал его каблуком, провертев в ухоженном газоне ямку.

Михаэль чувствовал на себе взгляд репортёра, и даже если этот человек раньше не строил никаких расчётов на ошеломляющую новость, само поведение Михаэля наталкивало его на охоту за сенсацией. Михаэль принудил себя улыбнуться и хотел уже отпустить шутливое замечание по этому поводу, но тут краем глаза отметил какое-то движение, привлёкшее его внимание. Что-то двинулось в бассейне, по воде беззвучно пробежала дрожь, словно от резкого движения пловца. Но последний пловец уже покинул бассейн. И ничего в него не упало. Бассейн был освещён и прозрачен до самого дна. С другой стороны, не один Михаэль заметил эту странность. Несколько гостей сразу оглянулись на поверхность воды и затем, пожав плечами, вновь вернулись к прерванным разговорам.

Ситуация становилась все абсурднее. Он видел несуществующие вещи, воспринимал отсутствующие движения и вспоминал о том, чего не было... Что же с ним творится?

- Не вернуться ли нам в дом? - предложил его спутник. - Вид у тебя не самый радостный.

Михаэль подумал, что это самое большое преуменьшение года, но ничего не сказал и зашагал по газону к дому.

Большой зал заметно пополнился людьми. Опустились сумерки, и кого-то в дом прогнал холод, кого-то привлёк грандиозный буфет, который как раз накрывали на громадном столе рядом с лестницей. Михаэль заметил отца на другом конце зала перед картиной, похожей на каракули его трехлетнего племянника, и начал пробираться к нему сквозь толпу. Ему пришлось даже пускать в ход локти и ладони, чтобы сдвинуться с места - дом был очень большой, но Вольф назвал целую толпу гостей. Михаэль очутился около отца, оттоптав не меньше дюжины ног, зато ему уже не пришлось искать Вольфа. Писатель стоял рядом с отцом, иногда пригубливая свой бокал шампанского (Михаэль был уверен, что это все тот же бокал), и с завидным терпением отвечал на все вопросы о картинах, которыми засыпал его отец Михаэля, Он был хороший актёр, но не сумел скрыть облегчения при виде Михаэля.

- О, привет! - сказал он. - Ну что, осмотрелся?

- Почему вы мне не сказали, что снимаете фильм? - упрекнул Михаэль.

- Фильм? Откуда ты... - Вольф поморгал и глубоко вздохнул. - Ну, понятно: оператор, так ведь? Я видел, как вы вместе выходили. Какая досада, весь сюрприз насмарку.

- Ничего себе сюрприз! - сердито сказал Михаэль. - Вы должны были сказать мне. Фильм нельзя снимать! Мало вам книги!

Отца Михаэля чуть не хватил удар, но Вольф, если и заметил вызывающий тон Михаэля, мастерски не подал

- Что ты имеешь против? - спросил юн с выражением лёгкого удивления. - Все логично: книга имела успех, почему бы и фильму его не снискать?

- Да зачем вам это? - воскликнул Михаэль, чувствуя, как в нем разрастается отчаяние. Ведь вы и на книге заработали миллионы!

Вольф скривился и вздохнул:

- Хорошо бы. Но даже если и так, я писал эту книгу вовсе не ради денег. И фильм буду делать тоже не ради них.

Это была правда. Михаэль знал, что Вольф был состоятельным человеком и до того, как начал писать свой бестселлер, в этом и состояло самое худшее. Он мог не задумываясь исполнять любые свои замыслы, и вряд ли что-нибудь могло его остановить. И меньше всего ученик девятого класса, который целый год прилагал все усилия, чтобы оттолкнуть руку дружбы, протянутую ему Вольфом,

- Вы не можете делать этот фильм, - беспомощно пролепетал Михаэль.

Вольф печально посмотрел на него:

- Жаль. А я надеялся, что мы все же станем друзьями. Знаешь, я даже собирался предложить тебе маленькую роль этом фильме. - В голосе его звучало искреннее сожаление.

Михаэль хотел что-то сказать, но Вольф жестом перебил его и продолжил изменившимся тоном:

- Ну да, хоть это и грустно, но повода для ссоры нет, ведь так? Поговорим об этом в другой раз, в более спокойной обстановке.

- Говорить не о чем, - без колебаний ответил Михаэль. - Вы не можете снимать этот фильм.

- Ага, - указал Вольф, - И почему же?

Михаэль не ответил, потому что он не знал ответа, Вольф ещё некоторое время смотрел на него с искренним сожалением, затем молча повернулся и исчез в толпе.

- Ты что, с ума сошёл? - набросился на него отец. Он говорил шёпотом, чтобы не заорать, - Как ты смеешь разговаривать с человеком в таком тоне?

- Он не может снимать этот фильм, - упёрся Михаэль.

- Да почему же, позволь тебя спросить?

Михаэль закусил губу, отвёл глаза и молчал. Ему вдруг совсем расхотелось оставаться здесь. Им вообще не надо

- Ну зачем же вы так строги с мальчиком?

Михаэль обернулся на голос и удивлённо поднял брови, увидев своего нежданного заступника. И не только нежданного, но и нежеланного. Во-первых, Михаэль привык сам вести свои споры, особенно с отцом. Во-вторых, ему не нравилось, когда его называют мальчиком. И в-третьих, он не сомневался, что репортёр вмешивается в разговор из собственной корысти, надеясь разнюхать какую-нибудь историю.

Он переглянулся с отцом. Если этот журналист собирается сколотить капиталец на их споре, ему придётся пережить жестокое разочарование.

- Я хотел сказать, что у него, может, есть причины с таким ужасом реагировать на саму мысль о фильме, а? - Репортёр подошёл поближе. Он улыбался, но глаза его оставались серьёзными, да и улыбка быстро исчезла - Почему тебя так пугает мысль о фильме? - Он погрозил пальцем в ответ на попытку Михаэля возразить. - Я наблюдал за тобой. Ты насмерть перепугался, когда увидел этих пластиковых монстров.

- Ну, если и так, то что?

- Ничего, - ответил журналист. - Просто я подумал... Твоя реакция на эти фигуры и твой ужас, когда ты узнал, что будет фильм... К тому же твои натянутые отношения с Вольфом... А ведь если подумать, что вы с ним пережили вместе, вы должны бы стать друзьями на всю жизнь.

- Ну вот, а они не стали, - холодно и спокойно сказал отец Михаэля. - и если вам хочется выстроить на этом какие-то подозрения, займитесь этим без нас, Нам с сыном надо кое о чем поговорить.

Репортёр с трудом подавил желание ответить резкостью. Но и спорить не стал, зная, что проиграет, Он окатил отца и сына ледяным взглядом, повернулся и зашагал прочь. Михаэль покачал головой и вздохнул, но все же был благодарен репортёру, который перевёл отцовский гнев на себя и остановил их маленький диспут, грозивший перейти в ссору, чего Михаэлю очень не хотелось бы. У него с отцом были очень хорошие отношения. Они почти не ссорились. Если не считать их регулярных дискуссий о Вольфе и о поведении Михаэля по отношению к нему, между ними не было бы вообще никаких разногласий.

- Я бы лучше ушёл отсюда, - сказал Михаэль.

- Я бы тоже, - присоединился отец. - Но только не сейчас. Давай побудем ещё часок: - Он заметил недовольство Михаэля и подкорректировал себя: - Ну, полчаса. Будет просто невежливо, если мы исчезнем. Давай после ужина. - Он кивнул в сторону буфета, который должен был вот-вот открыться.

Отец был прав: нельзя было обижать пригласившего их хозяина. Кроме того, своим уходом они могли дать повод для спекуляций в завтрашних газетах. Репортёр хоть и отошёл, оскорблённый, но держался неподалёку.

- Ну, хорошо, - поколебавшись, согласился Михаэль и ухмыльнулся, указывая в сторону буфета: - Не оставлять же все этим задавакам.

Они засмеялись и, взявшись под руку, направились к давке вокруг буфета.

И то, что не удалось сделать ни Вольфу уговорами, ни отцу строгими взглядами, сделала хорошая еда, время и блестящее общество, в котором они находились. Потому что, несмотря на всю строптивость, Михаэль конечно же был взволнован тем, что очутился среди знаменитостей, которых прежде знал только по экрану телевизора или кино. Спустя некоторое время Михаэля не только покинули все тревоги, но он даже начал получать удовольствие от вечера. И когда истекли условленные полчаса, он не стал поторапливать отца.

Было по меньшей мере часов десять, а может, и больше, когда в общем шуме зала внезапно что-то изменилось. Голоса не то чтобы стихли, но разговоры как-то вдруг упорядочились, а музыка совсем прекратилась. Все внимание сосредоточилось на широкой лестнице, ведущей на верхние этажи. Это была смелая конструкция из бетона без перил и без опор. На ней появилась фигура, в которой Михаэль не сразу узнал Вольфа.

Писатель сменил смокинг на странную смесь из рыцарских доспехов и эскимосских шкур. Голову его венчал причудливый убор из толстой кожи, утыканный железными шинами, а бедра охватывал кожаный пояс с коротким мечом.

- Я бы выставил ему отлично, - сказал отец Михаэля. - Понимает толк в драматизме. Это, по-видимому, персонаж из его романа?

- Анзон, - подтвердил Михаэль и тут же спросил себя, откуда он взял это имя. Оно подходило к этим доспехам и тяжёлой меховой шкуре, но в романе Вольфа это имя не встречалось.

К счастью, отец не читал «Подземный мир» и лишь мельком кивнул, не сводя глаз с фигуры, размеренными шагами спускавшейся по лестнице.

Свет начал тускнеть и наконец совсем погас, за исключением чётко очерченного луча, направленного на Анзона, то есть на Вольфа. Эффект был поразительный. Хотя Вольф стоял в ярком свете, он почему-то казался мрачным, маленьким и свирепым - этакая чёрная тень, не имеющая ничего общего с человеком. Михаэль поёжился. Отец был прав: Вольф понимал толк в драматических эффектах. Даже если проект продумал какой-нибудь дорогой режиссёр с телевидения. Несколько мгновений в громадном зале царила бездыханная тишина, затем раздались первые аплодисменты, сорвавшись в шквал, который Вольф встретил улыбкой.

- Слава Богу, они наконец среагировали, - с облегчением шепнул отец. - А то мог и пять минут там простоять в ожидании аплодисментов.

Михаэль был поражён. Впервые его отец позволил себе замечание, из которого можно было заключить, что знаменитый Генри Вольф отнюдь не был для него божеством, восседающим на Олимпе.

Вольф поднял руку, призывая к тишине, и аплодисменты смолкли. Зазвучала тихая музыка синтезатора, свет, падающий на Вольфа, немного изменился, и он уже не казался таким страшным, отчётливее проступили черты его лица.

- Благодарю, вас, друзья мои, - начал Вольф. Голос его тоже был изменён средствами электроники и звучал искажённо и гулко, как из туннеля, - Я рад, что вы пришли, чтобы разделить со мной успех...

Дальше Михаэль не слышал. Он хотел, но не мог, В какой-то момент ему показалось, что весь мир закружился вокруг него, раздался шум и грохот, за считанные секунды разросшийся так, что перекрыл все Остальные звуки, то был шум ударов его собственного сердца, гул собственной крови в ушах. Пол зашатался у него под ногами. Он смотрел на Вольфа, но видел Анзона, а вместо лестницы адские сходни, миллионы каменных ступеней, винтом уходящие вверх, к высшим сферам ада. Он смотрел на Анзона как заворожённый, и вдруг с его памяти словно спала пелена. Нет, даже не пелена, а тяжёлая бетонная плита, и он вспомнил, что на самом деле случилось с ним за ту неделю под землёй, и теперь он знал, что могло случиться, если бы этот фильм сняли...

Но тут же все кончилось.

Михаэль чуть ли не физически услышал, как бетонная плита снова водворилась на место, заслонив все воспоминания. И опять в его голове не осталось ничего, кроме тьмы и холодной сырости подземных ходов, по которым они проблуждали целую неделю. Всего лишь секунду он знал, что на самом деле произошло, и, хотя это знание тут же исчезло, осталась уверенность, что тогда случилось больше, неизмеримо больше, чем он мог припомнить.

- Что с тобой? - Голос отца вернул Михаэля к действительности. Он медленно повернул голову и увидел его встревоженное лицо. -- У тебя такой вид, будто ты увидел привидение. Тебе дурно?

- Нет... ничего, - пролепетал Михаэль. Мир все ещё продолжал кружиться, но ему уже стало легче. Страх перешёл в обычную тревогу и нарастающую растерянность, - Правда-правда. Я только... испугался тени, вот и все.

- Не лги мне, юноша, - сказал отец. Он улыбался, но тон выдавал притворство улыбки. Михаэль сглотнул. Если уж отец назвал его юношей, дело плохо. Мысли Михаэля смешались. Он лихорадочно подыскивал убедительное объяснение. На сей раз отговорками не отделаться.

Но отговорки не понадобились, потому что в этот момент случилось такое, что заставило отца забыть про все вопросы. Началось все безобидно. Впечатляюще, но безобидно.

Свет в зале снова изменился. Он замерцал, стал чуть ярче, потом снова померк и внезапно позеленел, превратившись в зловещий, знакомый по фильмам ужасов и по аттракциону «Пещера привидений». Снова внимание зрителей устремилось к лестнице и к фигуре Вольфа.

На лице писателя заиграла победная улыбка. Внезапно позади него возникла гигантская, светящаяся зелёным светом фигура. Двухметровый колосc с челюстями хищника и глазами, похожими на полусвернувшиеся яичные белки. При этом гоуль вовсе не вышел из какой-нибудь скрытой двери и не выступил из тени - он возник буквально из ничего в долю секунды и потянулся к Вольфу своими могучими лапами.

В зале словно бомба взорвалась, в первый момент все обмерли. Михаэль вместе со всеми заворожённо смотрел на гигантскую светящуюся фигуру. Затем кто-то издал пронзительный вопль. Со звоном разбился бокал, и Михаэль физически ощутил, как вся толпа, словно одно огромное существо, набрала в лёгкие воздуха для крика ужаса и последующего бегства. Но Вольф, не давая разразиться панике, утихомиривающе поднял руки:

- Друзья мои! - Голос его стал ещё громче: должно быть, в складках шкуры был закреплён крошечный микрофон, потому что слова исходили как бы не из его шевелящихся губ, а из дюжины скрытых динамиков, наполняя все помещение. - Прошу вас, друзья мои! Не надо пугаться! Видите, вот! Это совершенно безобидно! - Вольф повернулся вокруг своей оси, вытянул руку, и Михаэль с удивлением увидел, как пальцы его прошли сквозь гоуля. - Пожалуйста, смотрите сами. Нет ни малейших причин для страха. Этот наш друг не более чем голографическая проекция. Немного манипуляций с зеркалами и лазерным лучом, только и всего.

- Идиот, - спокойно произнёс отец. Михаэль мог только присоединиться к его мнению и, судя по выражению некоторых лиц вокруг, был в этом не одинок. Трюк Вольфу мало кому пришёлся по вкусу. Михаэль мог бы с ходу назвать миллион мест, где он предпочёл бы оказаться вместо зала, если бы здесь разразилась паника.

Но эта мысль, похоже, вовсе не приходила в голову Вольфу. Он ничуть не смутился, даже наоборот, лицо его светилось гордостью, Возбуждённо жестикулируя, од принялся перечислять все технические хитрости, которые потребовались для голографического воспроизведения этого монстра, и все те баснословные суммы, которые пришлось потратить на передовые технологии, и так далее и тому подобное... Михаэль попытался проследить за развитием его мысли, но не смог. Видимо, это чудовище действительно было всего лишь иллюзией из лазерного света и компьютерной техники. Но это не играло роли. Главное состояло в том, что Вольф был настроен делать все более ужасные вещи, и его надо было остановить!

- Что ты задумал? - спросил отец, когда Михаэль неуверенно двинулся в сторону лестницы. Михаэль остановился, нерешительно оглянулся на отца и тут же заметил, что тележурналист прервал свой разговор и пристально смотрит в его сторону.

- Я не знаю как, но...

- Зато я знаю, - решительно перебил отец, - что сейчас мы уйдём домой, пока ты ничего не натворил.

Михаэль не возразил, хотя внутренний голос нашёптывал ему, что сейчас не время уходить. Почему - внутренний голос умалчивал, но каковы бы ни были резоны, раз отец решил уйти, они уйдут.

Но они не успели пробраться к выходу, как дверь раскрылась и вошёл тролль. С ним ворвалась волна ночной прохлады, и, если бы Михаэль не знал, что это лишь голографическая проекция, он мог бы поклясться, что под ногами колосса дрожал пол. Программисты, создавшие эту иллюзию, оказались основательнее авторов того пластикового монстра в саду: этот тролль имел правильные размеры. Даже сжавшись, он едва прошёл в двустворчатые стеклянные двери.

Гости зааплодировали и расступились, давая великану проход. Михаэль тоже инстинктивно отпрянул. Тролль состоял всего лишь из света, но Михаэлю была неприятна даже мысль, что сквозь него можно пройти.

Свет снова начал мерцать. Маленькие световые точки заплясали на полу и стенах, словно блики от горящих факелов, и, глянув вверх, Михаэль увидел под потолком множество порхающих светляков. Музыка смолкла, но вместо неё пространство наполнилось высоким звучанием сфер, словно пением сирен, причудливым и манящим.

Кто-то-начал аплодировать, кто-то смеялся и выкрикивал похвалы Вольфу за удачное шоу, но большинство заворожённо следило то за троллем, то за танцующими огонькам.

То были не настоящее огоньки. Они как-то странно метались, а если присмотреться, то можно было увидеть, что это крохотные крылатые существа наподобие фей или эльфов из фильма Уолта Диснея, пусть и состоящие из красного и жёлтого пламени. На какой-то момент Михаэлю лаже почудился тихий колокольчиковый смех.

Аплодисменты нарастали, и пляшущие огоньки стали снижаться, словно кланяясь публике. Тот молодой журналист, что действовал на нервы Михаэлю, поднял руку и попытался поймать блуждающий огонёк. Проворный светляк мог бы увернуться, но дал себя поймать и зажать в горсть.

Когда журналист снова разжал ладонь, светлячок горел уже не жёлтым, а холодным голубовато-белым огнём, и теперь в нем отчётливо виделся маленький эльф, порхающий, словно балерина.

- Посмотрите, какая прелесть! - воскликнул журналист.

Гости с любопытством сгрудились вокруг него, любуясь танцующим эльфом, и тот, видя их внимание, после-пируэта склонился в глубоком книксене. Это маленькое выступление сопровождалось одобрительным смехом и новым взрывом аплодисментов.

Михаэль не хлопал в ладоши и не смеялся. С нарастающей тревогой он смотрел в сторону Вольфа, который перестал хвастаться голографическим монстром и переводил взгляд: со светляков та тролля у двери. Вся его гордость куда-то улетучилась. Но он не выглядел ни растерянным, ни ошеломлённым. На лице его был написан ужас.

И Михаэль внезапно понял почему.

Он резко повернулся к репортёру и крикнул столпившимся людям предостережение. По крайней мере, хотел крикнуть. Казалось, время остановилось, воздух сгустился в липкий сироп и все движения замедлились десятикратно. Конечно, все это ему только казалось, но предостережение запоздало бы, а если и нет, все равно никто не стал 6ы его слушать. Крошечный эльф продолжал плясать на ладони журналиста, и молодой человек надул щеки и склонился, чтобы сдуть светляка с ладони.

- Нет! - крикнул Михаэль, - Осторожнее! Это не шоу! Но было поздно. Два-три гостя растерянно оглянулись на его крик, но репортёр не послушал его и дунул на светляка. Это существо вспыхнуло, крутнулось вокруг своей оси, тоже надуло Щеки и под одобрительный смех зрителей выпустило в лицо репортёру струю огня.

Михаэль стоял метрах в пяти и был вне опасности, но инстинктивно закрылся руками, а эльф быстро превращался в облако шипящего огня. Смех зрителей перешёл в крик боли и ужаса, добрая дюжина людей отшатнулась назад с загоревшимися волосами и тлеющей одеждой. Молодой человек, игравший с блуждающим огоньком, корчился от боли на полу. Правая его рука была обожжена, на лице вздувались пузыри, в волосах тлели искры.

Сердце Михаэля ёкнуло, когда он увидел, как кто-то из гостей схватился, за графин с водой, чтобы облить пострадавшего.

- Ради Бога, нельзя водой! - крикнул он. - Будет только хуже!

Мужчина с графином не понял, что значили слова Михаэля, но от растерянности приостановился и Михаэль опередил его, очутившись около репортёра и голыми руками сбивая с него пламя.

Между тем разрозненные крики уже разрослись в настоящую панику, и Михаэль, оглянувшись, увидел, что для этого есть все основания. Остальные светляки прекратили свою весёлую пляску над головами гостей, и хотя не взрывались огнём, как их братец, но пикировали сверху на бегущих, прикосновениями поджигая их одежду и волосы или бомбардируя их пылающими искрами. Один из блуждающих огоньков нацелился на коллекцию картин Вольфа, он перескакивал с картины на картину и задерживался на каждой ровно столько, чтобы прожечь дыру или вызвать тление холста. Другой выжигал на обоях и на ковре дымящиеся узоры. Третий занялся стереоустановкой Вольфа, перелетая с одной колонки на другую. Все это происходило одновременно, и Михаэль замечал их лишь краем глаза, пытаясь поставить на ноги оглушённого болью репортёра.

Молодой человек был тяжёл, дрожал от испуга, и Михаэль бы не справился один, но на помощь ему подоспел отец. Даже общими усилиями они с трудом подняли его. Репортёр пострадал не сильно - пламя у блуждающих огней не очень горячее, и ожоги не представляли опасности для жизни. Он легко отделался, подумал Михаэль. А вот если бы на него плеснули водой...

- Как вы себя чувствуете? - спросил отец.

- Что это... было? заикался репортёр, медленно приходя в себя.

- Об этом после поговорим- Отец Михаэля беспокойно огляделся. После взрыва не прошло и минуты, но весь зал превратился в адский котёл. Гости бежали к выходу, а блуждающие огни сновали среди них все быстрее, поджигая все, чего ни касались. Михаэлю казалось чудом, что до сих пор никто не получил серьёзных повреждений. Но это ещё могло произойти, учитывая, что две сотни людей одновременно бросились к двери, способной выпустить разом не больше четырёх человек.

Отец, должно быть, подумал о том же, потому что он кивнул в сторону большого окна, занимающего всю южную стену. Волоча за собой полуобморочного репортёра, как куклу, они ринулись туда.

Михаэль краем глаза видел, как один светляк пронёсся над буфетным столом, оставляя за собой на деликатесах курящийся след. Опрокинулся бокал, вылившаяся жидкость в ликёр или шампанское, занялась синим: пламенем, и Михаэль остановился как вкопанный.

Он с ужасом уставился на горящую скатерть. Пламя ещё не разрослось и почти не давало дыма, но уже медленно начинало пожирать все вокруг.

- О нет, - прошептал Михаэль. И вдруг истошно заорал так, что его крик перекрыл весь панический шум зала: - Вольф! Отключите противопожарную систему!

Писатель, застывший в столбняке на лестнице, вздрогнул как от электрического удара. Взгляд его отыскал во всеобщем хаосе Михаэля, затем скользнул к буфетному столу и к горящей скатерти, и лицо его смертельно побледнело. С воплем ужаса он ринулся с лестницы, перепрыгивая через две, а то и через три ступени.

Михаэль тоже побежал дальше и налетел на отца, который ещё раньше достиг окна, чтобы убедиться, что оно сделано из бронированного небьющегося стекла. Репортёра, со стоном прижимавшего свою обожжённую руку и ничего вокруг не замечавшего, он волочил за шиворот.

- Назад! Здесь нам не выйти!

Толпа в панике докатилась до двери, но тут же отпрянула назад, потому что выход загораживал тролль, угрожающе подняв лапы, оскалившись и делая то, что не по силам голографической проекции: он хватал каждого, до кого мог дотянуться, и швырял его назад в толпу.

Тролль был настоящий, как и блуждающие огни, ц теперь Михаэль понял, почему на лице Вольфа возник ужас при появлении тролля.

- Что здесь творится? - крикнул отец.

- Потом! - Михаэль указал на дверь, почти невидимую за двумя мраморными колоннами. - Через кухню, быстро.

На них уже пикировал блуждающий огонёк, искрясь с шумом, напоминающим смех. Михаэль втянул голову в плечи. Атакующий промахнулся, ударился о стекло, зашатался, но отнюдь не вышел из строя. Два-три раза коснувшись пола, он прыгнул на стол - и целенаправленно приземлился в просторную крюшонницу.

Оранжево-красный столб огня взвился вверх, крюшонница лопнула, будто в неё бросили гранату. Осколки стекла и кипящие брызги разлетелись во все стороны, а блуждающий огонь, превратившись из голубой искры в пылающую звезду, полетел прочь, оставляя за собой огненный хвост. Михаэль замер - но случилось чудо: противопожарные установки Вольфа не сработали на пламя.

Зато сработало другое. Среди гостей окончательно разразилась паника. Толпа, откатившаяся было от дверей, снова ринулась туда, преодолев страх перед троллем. Гигант с рёвом занёс лапы вверх, но толпа смела его, и он всем своим весом обрушился на стеклянные двери в сад, раскрошив их на осколки. Бегущие мужчины и женщины затоптали его.

Между тем пляска блуждающих огней превращалась в вихрь. Ковёр дымился множеством воронок, как поле боя после бомбардировки, стены и картины тоже были в тлеющих пятнах. Если Вольф не успел выключить противопожарную установку, сейчас сработают дымовые датчики, с потолка обрушатся струи воды, и тогда то, что останется от этого дома, можно будет собирать в радиусе двадцати километров, Михаэль схватил отца за руку и ринулся в сторону кухни. Там царил такой же хаос, как и в зале, блуждающие огни уже носились и там, охотясь за обслуживающим персоналом.

Михаэль, ни на что не обращая внимания, другой двери, ведущей наружу. Впервые он порадовался, что хорошо знает этот дом, и молился, только чтобы дверь не оказалась запертой. Молитва его была услышана, и он распахнул дверь, вытолкнул наружу ошалевшего отца, выбежал за ним следом и тут же обернулся,

- Бегите все! - крикнул он, - Сейчас здесь все взлетит на воздух!

В саду тоже царил хаос. Большинство гостей уже вырвались наружу, но в дверях всё ещё давились люди, и под ногами у них шевелилось что-то громадное и чёрное, тщетно пытаясь подняться. Михаэль знал, что тролли неуязвимы и не чувствуют боли. Но зато чувствуют гнев й ярость, и если тролль встанет на ноги, тут начнётся такое!

Кто-то развернул его за плечо, и он увидел перед собой лицо отца, полное страха, недоумения и гнева:

- Что здесь, черт возьми, происходит? Что это за штучки?

- После! - ответил Михаэль. - Мне надо найти Вольфа! - И он сделал то, чего в другое время никогда бы не позволил себе: он отшвырнул руку отца, развернулся и побежал в дом.

Но у него ничего не вышло. Толпа, стремившаяся из дома, подхватила его потоком, он потерял равновесие, но даже упасть не мог, зажатый со всех сторон. Метрах в двадцати от двери его отпустило, и он сделал ещё одну попытку вернуться. Поток бегущих постепенно редел, но зато пламя за окнами становилось все ярче. Времени у него оставалось совсем мало.

Он бежал к дому, слыша позади зов отца, но не останавливаясь. Он должен разыскать Вольфа! Он сам не знал почему, но чувствовал, что это страшно важно - и не только для Генри Вольфа или для него самого. Задыхаясь, он добежал до двери и остановился. Тролля уже не было, и Михаэль тут же забыл о нем; что-то подсказывало ему, что чудовище не представляет для него опасности. Но где же Вольф?

То, что он увидел в зале, подошло бы для съёмок любого триллера. По воздуху носилась добрая дюжина блуждающих огней, поджигая все подряд. Почти все светильники были разбиты, но с верхнего конца лестницы пробивалось зарево, и пламя уже начинало лизать верхние ступени. Михаэль стоял метрах в десяти от лестницы, но жар достигал и его, затрудняя дыхание. В воздухе дрожало марево, и очертания, предметов расплывались, словно в кривом зеркале. Ковёр курился, а обои вблизи лестницы сперва почерней, а затем сворачиваться перед тем, как рассыпаться ц прах.

Где-то в доме от жары начали лопаться стекла, огонь распространялся стремительно, но свирепствовал ещё не так долго, чтобы обрушить такой большой дом. Нет, Михаэлю пока не грозила опасность, если не считать того, что в горящем доме опасность подстерегает повсюду, Жар постепенно становился нестерпимым. Михаэль беспрерывно кашлял. Если так будет продолжаться, опасность настигнет его очень скоро,

Отец тоже так считал, потому что вбежал за ним следом и, кашляя и задыхаясь, схватил его за руку и потащил за собой к двери.

И правильно сделал. Они ещё не добежали до дверного проёма, как Михаэль почувствовал, что пол подался у него под ногами. Рёв пламени резко усилился, напомнив крик зверя, упустившего добычу. Сквозь пелену слез Михаэль увидел, как пламя перекинулось на нижний этаж; и ковёр вспыхнул так, будто был пропитан бензином.

Михаэль вывалился из дома, спотыкаясь, и в следующую секунду опять чуть не задохнулся - на сей раз оттого, что отец грубо схватил его за шиворот и поднял вверх.

- Ты что, рехнулся? - кричал он в ярости. - Тебе что, жить надоело?

Михаэль тщетно пытался высвободиться из отцовской хватки и заглянул ему в глаза как раз в тот момент, когда всего одна доля секунды отделяла его от первой в жизни пощёчины.

- Вольф, - с трудом выдавил он сквозь удушье. - Он ещё там. Надо его...

Послышался мощный грохот и гром, как будто обрушились горы где-то вдали или завалило громадную пещеру под землёй.

Михаэль и отец разом обернулись к дому - в то самое мгновение, когда рухнула крыша. Столб белого пламени вырвался в небо, и гости, полукругом столпившиеся вокруг дома, отпрянули назад. Полопались все стекла, что еде были целы, рассыпая фонтаны искр и раскалённых осколков. Сквозь рёв пламени и крики людей пробивался приближающийся вой пожарной сирены. Однако и неспециалисту было очевидно, что дом уже не спасти.

- Идём, пока и вправду ничего не случилось, - сказал отец. В голосе уже не было прежней ярости. Он, потянул за собой Михаэля - на сей раз уже не грубо, и Михаэль больше не сопротивлялся.

- Ничего со мной не случится, - сказал он, дрожа и взволнованно оглядываясь. Каким-то чудом никто не был ранен; если не считать царапин, шрамов и подпалённых волос/Позднее он узнал, что раненых действительно не оказалось - что; впрочем, не помешало некоторым гостям предъявить Вольфу судебные иски на возмещение ущерба в несколько миллионов. Но пока что он видел вокруг только испуганные и растерянные лица.

И потом он увидел Вольфа.

Не в толпе, окружавшей дом, а на другом конце сада. Вольф был не свободен, а трепыхался в лапах гигантского квадратного существа, удаляющегося тяжёлыми, но быстрыми шагами.

Снова раздался чудовищный грохот, и в это мгновение то, что осталось от виллы Вольфа, стало рассыпаться как карточный домик. Горящие обломки и искры взлетели вверх метров на двадцать. Зрелище было настолько устрашающим, насколько же и захватывающим, даже отец на миг отвлёкся, и Михаэль воспользовался этим, развернулся и побежал вдогонку за троллем.

Колосс направлялся в сторону бассейна. Вольф тщился вырваться, но странным образом не издавал ни звука. А может, гигант своей железной хваткой перекрыл ему воздух.

Михаэль побежал быстрее, хотя понятия не имел, каким образом он сможет освободить Вольфа. Тролль казался неповоротливым, но это было далеко не так. Каждый его шаг был втрое шире шага Михаэля, а то, что эти существа неутомимы, Михаэлю было отлично известно.

Ему бы никогда не догнать монстра, если бы тот внезапно не остановился, дойдя до края бассейна. Он растерянно смотрел на подсвеченную воду, нерешительно двинулся вправо, потом влево, потом оглянулся и уставился на Михаэля своими бездонными чёрными глазами.

В это мгновение Михаэль вспомнил его.

Это был Брокк.

Большинству людей все тролли кажутся на одно лицо, как и для троллей все люди. Но Брокк был исключением, Михаэль почувствовал это ещё тогда, когда впервые встретил трехметрового великана, и понял, что узнает его из тысячи троллей: взглянув в эти глаза один раз, не забудешь их никогда.

И Брокк, наверное, тоже узнал его. По крайней мере, он не размозжил ему голову мимолётным движением, хотя ему это ничего не стоило, а ограничился лёгким пинком, отшвырнув Михаэля подальше так, что он упал, и после этого топнул ногой. Земля задрожала, да так и не перестала дрожать. Как будто откуда-то из-под земли отвечали сигнал, поданный сверху, Один из подводных прожекторов разбился, дуга короткого замыкания на секунду осветила весь бассейн голубым светом, и по выложенному кафелем дну разбежалась паутина трещин.

Потом земля будто бы застонала от боли, Весь бассейн приподнялся, а затем с треском обрушился, и на месте дна возникла тёмная дыра, в которую, как в воронку, стремительно втягивалась вода. Брокк подождал, когда бассейн опустеет, это длилось не более двух секунд, затем дважды пружинисто присел, как гимнаст перед прыжком, и исчез в глубине, не выпуская из лап свою беспомощно трепыхающуюся жертву.

Михаэль с трудом поднялся на ноги и, шатаясь, двинулся к краю бассейна. На дне зияла дыра диаметром метра в три, а глубину её он не взялся бы оценить. В какой-то момент ему почудилось, что он видит в глубине некое движение, но это могло быть обманом зрения. Дыра могла быть и пяти метров глубиной и пятидесяти, и пятисот, если вообще не бездонной.

С другой стороны, при всех своих фантастических возможностях тролли все же не умели летать. Михаэль знал, что если он помедлит, у него уже не хватит решимости. Он обежал бассейн кругом, спустился по покосившейся железной лесенке и встал на колени у края дыры.

Дна он так и не увидел, зато кое-что услышал: топот тяжёлых шагов и грохот, так хорошо ему знакомый. Он осторожно повернулся ногами к краю дыры, нашарил руками, за что ухватиться, собрал все своё мужество и медленно скользнул ногами вниз.

Ступни его повисли в пустоте. Михаэль ничего не видел, но ощутил огромную пустоту под собой. Холодный воздух лизнул ноги, и он услышал призрачное эхо падающих камешков и капель воды.

Михаэль зажмурился, мысленно сосчитал до пяти - и разжал руки.

Падению, казалось, не будет конца, хотя в действительности здесь было не глубже трёх метров. Он плюхнулся в холодную воду по пояс, что спасло его от ушибов, упал лицом вперёд и затем поднялся на ноги, отфыркиваясь и отплёвываясь. Под ногами он чувствовал землю, камни осколки кафеля, глаза его быстро привыкли к темноте! слабо освещённой из дыры наверху. Уже через несколько мгновений он понял, что находится п пещере, протянувшейся на всю длину бассейна.

Земля под ним круто поднималась вверх, поэтому треть пещеры не была затоплена водой. Вольфа и Брокка нигде не было видно, зато в дальнем конце пещеры зияло полукруглое отверстие туннеля метра в два высотой, круто спускающегося вглубь земли. Тролль вполне мог передвигаться по этому туннелю на четвереньках.

Михаэль стал выбираться из воды. Дно под ногами было рыхлым и податливым, он несколько раз увязал и падал. Он понимал, что у него почти нет шансов догнать Брокка, но упорно пробирался к туннелю.

Но потом он вдруг остановился. Не потому, что отчаялся догнать тролля. А от страха, что догонит. Что тогда ему делать? Обычно тролли не трогают людей, но это не значит, что не могут тронуть. Блуждающие огоньки тоже были вполне безобидные ребята. Раньше. Но что-то, похоже, изменилось. И все равно он должен разыскать Вольфа, чем бы ни рисковал при этом.

Михаэль уже собирался войти в туннель, но тут до него донёсся слабый стон. Он замер как вкопанный.

Кто-то жалобно поскуливал совсем неподалёку. Михаэль со страхом огляделся. В слабом свете, пробивающемся сверху сквозь дыру, виднелись только тени, а единственным движением, какое он мог заметить, были блики на поверхности воды, натёкшей из бассейна. Однако стон слышался все отчётливее. Неужто в дыру упал кто-то из гостей?

Едва ли. Ведь бассейн провалился на глазах Михаэля, а после к нему никто не подходил. А может, Брокк почему-то бросил свою жертву и это станет Вольф?

Михаэль понимал, что надежды на это совсем мало. Однако самый ужасный вариант казался ему все же лучше, чем необходимость преследовать тролля. Кроме того, то были стоны раненого человека, и Михаэль обязан был прийти ему на помощь.

Ничего не видя, он ориентировался на звук. Стон доносился с другой стороны озерца. Стиснув зубы и дрожа, он вошёл в ледяную воду и побрёл на другой берег. Стоны стали громче, и теперь к ним добавились скребущиеся звуки.

Он пересёк озерцо, выбрался на крутой берег и прислушался. Слабый шорох донёсся от стены. Михаэль сделал несколько шагов и только теперь заметил лежащего человека Он был засыпан землёй и обломками кафеля, лицо перепачкано грязью и кровью. Но все же Михаэль сразу узнал, кто перед ним. Это был не Вольф. И никто из гостей.

- Хендрик! - растерянно прошептал Михаэль, - Но как же... Ведь этого не может быть!

Мальчик снова застонал. Веки его приподнялись, и хотя глаза были помутившиеся - видимо, он был очень серьёзно ранен, - в них мелькнуло узнавание и вслед за тем безмерное облегчение.

- Михаэль! - простонал он. Хвала Повелителям Глубин, что я тебя встретил!

- Хендрик! - продолжал заикаться Михаэль. - Но ведь это... Я хотел сказать, как же ты... Это невозможно, я... - Он совсем сбился, не в состоянии ничего понять, а тем более подыскать слова. Появление; блуждающих огней и тролля вызвали в нем такой шок, что он до сих пор ещё те' оправился от него, но то, что Хендрик здесь, - это было невозможно.

- Помоги нам... - простонал Хендрик. - Мне и сестре...

- Лиза? - ахнул Михаэль. - Она тоже здесь?

Хендрик попытался помотать головой, но был слишком слаб для этого. Михаэль только теперь заметил, какие страшные всхлипы сопровождают его дыхание, и впервые подумал, что мальчик может и умереть у него на руках.

- Молчи, ничего не говори, - приказал он. - И не шевелись! Я сбегаю за помощью.

Он хотел встать, но Хендрик с неожиданной быстротой схватил его за руку:

- Нет! Останься! Ты должен... выслушать меня!

Поколебавшись, Михаэль сел рядом с ним. Да и что он мог сделать? Дыра зияла на высоте трёх метров, до неё не допрыгнуть, оставалось только ждать, пока кто-нибудь не найдёт их тут.

- Не разговаривай, - повторил он. - Кто-нибудь придёт и вытащит нас.

Хендрик опять попытался помотать головой.

- Помоги... - повторил он слабеющим голосом, почти теряя сознание. - Его... украли.

- Я знаю, - сказал Михаэль. - Видел. И боюсь, что другие тоже видели.

- Вернуть... - прошептал Хендрик. - Иначе быть беде...

- Я знаю, - ответил Михаэль, понимай, что Хендрик уже ничего не слышит. - Я попробую вернуть его. Хотя не знаю как...

- Сестра, - простонал Хендрик, - Её взяли... заложницей. Помоги... Война.

-Лизу? - в испуге повторил Михаэль. - Её тоже украли? Кто? Тролли? И что значит «война»?

Но Хендрик не ответил. Последние силы он потратил на то, чтобы указать себе за пазуху. Михаэль сунул руку за его разорванную рубашку и достал оттуда предмет, при вире которого испытал нечто похожее на удар мокрым полотенцем по лицу. Это была записная книжка в зелёной обложке с сотней страниц, мелко исписанных неразборчивыми каракулями.

Почерк действительно был очень плохой. Такой плохой, что разве только один человек на всем свете мог прочитать его. Но Михаэлю не составило бы труда разобрать эти письмена. Потому что он и был этим человеком.

Это был его дневник.

Хендрик ещё раз со стоном вздохнул и окончательно потерял сознание. Михаэль остался неподвижно сидеть около него, не сводя глаз с записной книжки. И даже, когда спустили верёвку и пожарник съехал по ней в яму, Михаэль едва обратил на него внимание.

Вид этой истрёпанной книжки окончательно сорвал пелену с его памяти, и воспоминания хлынули на него с такой силой, что он не замечал происходящее...