Подземный мир

Глава пятая ДВИЦЕЛЬ

Отец не проронил ни слова по поводу странного поведения Михаэля у сгоревшей машины, он просто отбуксировал его домой, молча швырнул своё пальто в сторону вешалки и поспешил в комнату, чтобы позвонить по телефону. При этом он успел переглянуться с женой. Михаэль постоял в прихожей в ожидании, пока ему не стало ясно, что ни отец, ни мать не собираются его расспрашивать. Он с облегчением прошёл к себе в комнату, надеясь ещё придумать, какую-нибудь правдоподобную отговорку, запер за собой дверь и подошёл к окну. Некоторое время он наблюдал, что происходит на другой стороне улицы. Дым уже улёгся, и пожарные, прекратив тушение, помогали полицейским удерживать любопытных на расстоянии. За это время подъехали ещё две патрульные машины, и вновь прибывшие отгородили обгорелый остов бело-зелёными колпаками и такой же пластиковой лентой. У Михаэля уже были кое-какие познания в этой области, и он удивился, почему бы не увезти этот металлолом, пока никто о него не поранился. Но вполне возможно, что полицейские тоже заметили выгоревший канализационный колодец, и, хотя Михаэль не сомневался, что они разгадают эту загадку разве что тридцать второго августа, обстоятельства все же заставят их провести тщательное расследование. То, с чем было связано это дело, оказалось бы не по зубам даже Шерлоку Холмсу, потому что оно не имело ничего общего ни с логикой, ни с научной мыслью. Но это как раз и встревожило Михаэля больше всего: они не найдут ничего, а поскольку полицейские относятся к той категории людей, которые не любят оставлять

Вопросы без ответа, рано или поздно они начнут вычислять, сколько будет дважды два. И даже если у них получится при этом скорее семнадцать, чем четыре, они ясно разглядят связь между Михаэлем, Вольфом и событиями прошлой ночи и год тому назад. И ему нужно придумать очень правдоподобную историю, чтобы они от него отстали

Если бы у него в руках был дневник! Но отец забрал его с собой. То, что он бросил его Михаэлю на колени в машине, было просто красивым жестом, к которым отец питал слабость. Но как только они вошли в дом, он снова забрал дневник, и Михаэль даже не попытался вернуть его: в конце концов, он хорошо знал своего отца. Но дневник был ему нужен, и не только для того, чтобы освежить воспоминания, которые возвращались пока лишь отрывочно, а ещё и для того, чтобы знать, много ли известно отцу и во многое ли он верит.

Михаэль ничего не понимал. Он помнил первую часть из подземной одиссей й ещё некоторые вещи: имена, то, что у Хендрика была сестра, и то, что блуждающим огонькам нельзя соприкасаться с водой. А та часть его памяти, где хранились остальные вспоминания о подземной неделе, оказалась погружена в чёрное бездонное озеро, из которого лишь изредка всплывают какие-то обрывки. Некоторые из этих обрывков Михаэль успевал схватить и немного вытянуть их из воды на свет, но они ожесточённо сопротивлялись. И эти зловещие провалы его памяти не ограничивались подземной неделей, даже воспоминания о вчерашнем вечере стали расплывчатыми, как будто после событий прошло не двенадцать часов, а месяцы или годы. Сегодня утром он слышал в гараже странный шум и даже в какой-то момент догадался о его происхождении, но эта догадка тут же ускользнула от него, как рыбка в воде. Его это очень пугало, поскольку он не находил никаких объяснений.

Он отошёл от окна, нерешительно огляделся в комнате, словно ища подсказки, и направился к двери. Он так и не придумал никакой удобоваримой отговорки для родителей, придётся импровизировать, а в худшем случае он скажет правду, навлекая на себя родительский гнев, потому что ведь они ему не поверят. То обстоятельство, что его воспоминания играют с ним в прятки, привело к следующей тревожной мысли: а вдруг того, о чём он якобы помнит, на самом деле не было?

Михаэль отогнал от себя эту мысль, нажал на ручку двери и - замер.

В кармане его брюк что-то шевельнулось. Михаэль глянул вниз и действительно увидел шевеление под тканью джинсов. Похоже, нервы у него совсем расшатались. А может, подумал он с каким-то странным зловещим спокойствием, может, он сошёл с ума. Возможно, огонь вчера вечером был вполне обыкновенный. Вольф просто старый задавака, а машина внизу сгорела оттого, что в канализации что-то взорвалось.

Но если это так, откуда взялся Хендрик? И откуда Михаэлю известно, что солнечный свет опасен для жизни мальчика? Нет, лучше об этом не думать! К тому же Михаэль вдруг вспомнил, что у него в кармане: тот предмет, который ему дал Хендрик. Наверное, та загадочная сила, которая подавляет все его воспоминания, заставила его забыть и об этом предмете. Он сунул руку в карман и достал что-то вроде серого камня величиной с ладошку. Но через мгновение понял, что это. Он быстро отошёл от двери, повернувшись так, чтобы своим телом защитить этот камень от солнечных лучей, и спрятал его в ящик письменного стола. Затем опустил жалюзи, затемнив комнату. Только после этого он снова выдвинул ящик и с волнением взял в руки свою находку.

Этот предмет действительно походил на серый пористый базальт, но теперь, когда Михаэль уже знал, что перед ним, он с каждой секундой замечал новые подробности. Камень был продолговатый и очертаниями, походил на фигурку человека, как будто скульптор только начал работу и сформовал её вчерне. Но было как раз наоборот. Солнце сожгло блуждающего огонька, и кожа его превратилась в серый камень. Однако Михаэль знал, что эти существа очень живучи. Если повезёт, можно будет снова пробудить его к жизни. Но только с большой осторожностью, чтобы при этом не спалить комнату, а вместе с ней и весь дом. Михаэль решил попытаться. И не только потому, что живой блуждающий огонёк мог бы послужить доказательством его истории, но и от жалости. Из всех жителей Подземья блуждающие огоньки были, пожалуй, самые безобидные существа, на уме у них были только игры да смех, и никому они не причиняли зла, разве что кто-нибудь по ошибке их намочит.

В этом и состояла основная проблема. Единственной возможностью спасти блуждающего огонька было его лёгкое увлажнение. Но Михаэль ещё хорошо помнил, что произошло с домом Вольфа.

Он осторожно положил блуждающего огонька назад в ящик и вышел из комнаты. В коридоре он остановился и прислушался. Родители разговаривали на кухне, слов нельзя было разобрать, но судя по тону, они горячо спорили, а то и ссорились. Это случалось редко, но все же случалось - родители ссорились, и Михаэль довольно рано понял, что в такие моменты лучше не соваться меж двух фронтов: попадёшь под обстрел с обеих сторон. Кроме того, в настоящий момент его устраивало, что родители отвлеклись. Он на цыпочках прокрался в ванную, намочил тряпку для вытирания пыли и тщательно её отжал, чтобы не осталось ни капли воды. Вернувшись в комнату, он, против обыкновения, заперся на ключ и снова подошёл к письменному столу. С избыточной тщательностью он вытер руки о рубашку, взял блуждающий огонёк и положил его на развёрнутую сырую тряпку.

Послышалось лёгкое шипение. Взлетели мелкие голубые искры, словно светляки, но быстро погасли. Видимо, несмотря на всю осторожность, какая-то капелька воды в тряпке осталась, но только одна, потому что шипения больше не повторилось; Михаэль достал с полки над. кроватью жестяную банку, в которой хранил разный хлам, вытряхнул содержимое на кровать и уложил в банку блуждающего огонька, завернув в тряпочку. Жесть была не толще полумиллиметра, но никаких других мер предосторожности он сейчас принять не мог. Теперь оставалось ждать минут десять - пятнадцать, а потом, если понадобится, повторить водную процедуру с тряпкой.

Кто-то нажал на ручку запертой двери и постучался.

- Михаэль! - послышался голос отца.

Михаэль испуганно закрыл 6анку, в панике огляделся и потом спрятал её в ящик письменного стола. Банка была высоковата, и ящик задвинулся с трудом.

Отец постучался ещё раз и настойчиво позвал его, в голосе уже слышалось нетерпение. Михаэль бросился к двери и повернул ключ.

- Что случилось? - спросил отец, - Почему ты запираешься?

Ответ Михаэля состоял из беспомощной улыбки и такого же пожимания плеч, отец, к его удивлению, удовольствовался этим. Однако все же вошёл в комнату, быстро и внимательно огляделся, поморщился, заметив закрытые жалюзи и хлам на кровати, но ничего не сказал, только жестом позвал Михаэля за собой. Михаэль подавил в себе импульс глянуть в сторону письменного стола и молча вышел за отцом. Они спустились по лестнице на кухню, где был накрыт стол ко второму завтраку. Мать уже ждала их, и Михаэль сразу понял, что разговор будет не из приятных. Почему-то все неприятные разговоры всегда велись у них на кухне. Не в гостиной, не в саду и не в кабинете отца, а всегда за этим столом.

- Садись, Михаэль, - сказал отец. - Надо поговорить.

Михаэль безмолвно подчинился.

Рядом с тарелкой отца лежали зелёная записная книжка Михаэля и тут же блокнот с неразборчивыми отцовскими каракулями.

Михаэль ждал, что отец тоже сядет, но тот быстро вышел из кухни и вернулся, держа в руках «Подземный мир» Вольфа, возглавлявший списки бестселлеров. Отец положил роман рядом с дневником Михаэля, сел и посмотрел на сына, выжидая, когда тот сам начнёт разговор.

Михаэль молчал. Поскольку он не знал, какими сведениями располагает отец, самое лучшее было помалкивать.

- Итак, - сказал отец, - тогда начну я. Я исхожу из того, что ты читал эту книгу. - Он положил руку на толстый том Вольфа и, когда Михаэль кивнул, продолжил, указывая на записную книжку: - Это тебе тоже знакомо. В конце концов, ты сам это написал. Я даже не предполагал, что ты обладаешь такими талантами. Стиль и орфография оставляют желать лучшего, но сама по себе история просто захватывающая. Когда ты её написал? В ту неделю, что якобы блуждал по катакомбам?

Михаэль кивнул и, взглянув на мать, тут же поня по её лицу, что совершил ошибку. Он ещё не знал какую, но непоправимую.

- Это поистине удивительно. - Отец отхлебнул кофе. - Как ты знаешь, я не люблю всю эту научно-фантастическую дрянь, но «Подземный мир» я прочитал, и даже дважды, если разобраться.

-Дважды? - Михаэль поднял глаза.

Отец кивнул:

- Один раз два месяца назад, когда твой друг подарил мне это, - Он демонстративно положил руку на книгу, потом рука его совершила драматический полукруг над столом и опустилась на потрёпанный переплёт записной книжки. - А второй раз сегодня утром. Если бы я не знал всех обстоятельств, я мог бы подумать, что ты просто пересказал этот роман своими словами.

И Михаэль наконец понял, в чем состоял его промах, и готов был сам себя отхлестать по щекам. Ведь отец преподнёс ему на блюдечке убедительнейшую отговорку, а он был настолько слеп, что даже не увидел её. Ему бы только и сказать, что он написал все это под вдохновляющим воздействием «Подземного мира». Он размышлял, не попытаться ли ему вернуть себе этот козырь, но было поздно. Следующие слова отца окончательно развеяли сомнения на этот счёт:

- Но ты не пересказал его. Ты его сочинил.

- Чепуха, - пролепетал Михаэль, - зачем мне это?

- Хороший вопрос, - сказал отец. - Вот сам на него и ответь.

Михаэль нервно улыбнулся:

- Я его не сочинял. Я и не могу, я не умею...

- Я тоже так считал до сегодняшнего дня, - сообщил отец без следа улыбки. - Но я был не прав. Видишь ли, я мало смыслю в вопросах литературы или драматургии, но надо быть слепым, чтобы не увидать, что в твоём дневнике - кстати, твоей рукой, с твоими характерными ошибками - записан черновой вариант сюжета. «Подземный мир» переписан опытной рукой, со знанием дела и в некоторых эпизодах расходится с твоим вариантом... Ну, как если бы профессионалу дали твои, записи, и предложили сделать из них книгу. Это ты ему предложил?

Михаэль молчал. Он не знал, куда спрятать взгляд, и устремлял его то в окно, то на дверь, то на лицо матери, то на свои руки.

- Что он тебе пообещал, если ты никому не скажешь, как появилась эта книга? - спросил отец.

- Ничего, - ответил Михаэль. - Все было не так.,. Я хочу сказать, Вольф не... - Он сбился и замолчал.

- Теперь мне, по крайней мере, ясно, почему этот фанфарон так добивался твоей дружбы, - продолжал отец, - У меня бы на его месте волосы вставали дыбом при мысли, что будет, если обнаружится, что его бестселлер на самом деле написан пятнадцатилетним мальчишкой, который в школе никогда не получал по языку больше тройки. Кстати, ты хоть приблизительно представляешь, какие деньги он заработал на этом?

Михаэлю опять нечего было ответить, но отец уже и не ждал от него ответа.

- Дело, естественно, не в деньгах, ты не подумай. Я просто не могу понять, почему все это время ты молчал. Он шантажировал тебя? Угрожал?

Михаэль почувствовал, что это и есть основной предмет разговора, Отца волновали действительно не деньги и не слава, которые, по его мнению, хотя бы частично должны были принадлежать Михаэлю. Его волновало совсем другое.

- Почему ты не доверяешь нам? - вступила в разговор мать, молчавшая до сих пор. Михаэль взглянул на неё и увидел на её лице боль и отчаяние. - Но почему?

- Я не понимаю, что ты имеешь в виду? - сказал он.

Мать собиралась ответить, но отец опередил её:

- Ну хорошо, тогда я буду выражаться яснее: мы больше не верим, что вы тогда на самом деле целую неделю проплутали в катакомбах.

- Но... где же мы ещё могли быть? - растерялся Михаэль.

- Почём я знаю? - Отец пожал плечами. - Может быть, там же, где был тот мальчик; которого нашли вчера вечером.

- Хендрик? Но я не знаю, откуда он взялся, - солгал Михаэль.

- Этого пока никто не знает точно, - сказал отец. - Но я говорил с врачами сегодня утром. Они хоть и не смогли вытянуть из него ни слова, но сказали, что он долгое время находился в помещении без солнечного света. В темнице или в подвале. Под бассейном. Ты тоже бывал там?

- Нет! - поспешно ответил Михаэль. - До вчерашнего вечера я и не знал о существовании этого подвала.

Отец приступил было к сердитому выступлению, но мать перебила его:

- Оставь ребёнка в покое! Поговорим об этом после. Надо успокоиться. На сегодня и так слишком много.

- У него был целый год времени, чтобы...

- Не сейчас, - сказала мать с неожиданной твёрдостью, и отец взглянул на неё со смешанным чувством злости и смущения. Но смущение перевесило. Видимо, он и сам понимал, что сейчас от Михаэля не добиться ответа, сколько на него ни кричи.

Он взглянул на часы и сказал:

- Мне надо отъехать. Вернусь часа через два, самое позднее - через три. Тогда и поговорим. А ты за это время подумай, кому доверять: родителям или этому негодяю.

Он поднялся, прихватил с собой книгу Вольфа и записную книжку.

- А чтобы тебе легче было сделать выводы, могу тебе сказать, что он все равно попался. Полиция чрезвычайно заинтересовалась, откуда взялся этот мальчик и сколько времени Вольф продержал его в заточении. Рано или поздно правда обнаружится. И я думаю, что это случится очень скоро.

- А что, его уже нашли? - спросил Михаэль.

- Пока нет, - ответил отец, уже выходя. - Но это вопрос времени.

Но Михаэлю было лучше знать. Там, где Вольф сейчас находился, его не разыщет ни одна полиция мира. При этом Вольф ни о чем не мечтал бы сейчас так сильно, как о тюремной камере, где он смог бы провести остаток своих дней под надёжной охраной. Но Михаэль ничего не сказал, а, дождавшись, когда отец уйдёт, встал из-за стола.

- Я... пойду к себе.

- Иди, ответила мать. - Но если хочешь, можем поговорить. Я хочу сказать... если тебе стыдно или неприятно, можешь всё просто написать.

Михаэль растерялся. И постепенно начал - понимать, что означают загадочные намёки родителей. В первый момент эта мысль показалась ему настолько абсурдной, что он чуть не рассмеялся.

- Я здесь, внизу, если вдруг понадоблюсь тебе, - сказала мать.

Михаэль остро ощутил тёплое чувство благодарности. Какими бы абсурдными - или, по крайней мере, ошибочными - ни были подозрения его родителей, но все же слова матери были искренними, и он мог бы все ей доверить, не боясь упрёков и наказания. И в какой - то момент он чуть было не решился на это. Но его остановила мысль, что она ему не поверит. Не поверит и почувствует себя глубоко задетой его якобы обманом.

Когда он поднимался по лестнице, его охватил приступ бессильной ярости. Мало того, что он сам очутился ещё дальше от решения этой загадки, так его родители теперь подозревают Вольфа в том, что он похищает и растлевает

детей и нечто подобное допустил в отношении Михаэля. Ну и денёк выдался!

Но этот денёк ещё далеко не подошёл к концу.

Войдя в свою комнату и закрыв за собой дверь, он очутился в полутьме и почувствовал, как это ему неприятно. Видимо, темнота и сумерки теперь всегда будут неприятно напоминать ему о Подземелье и об ужасах минувшей ночи. Он шагнул к окну и резким движением поднял жалюзи. На улице перед домом все ещё толпились люди. Пожарная машина уже уехала и две из трёх патрульных машин тоже. Обгорелые останки были огорожены, и двое полицейских не подпускали к ним любопытных, тогда как два криминалиста уже приступили к работе на пепелище: они фотографировали, поднимали какие - то предметы и клали их в специальные пластиковые пакеты. Михаэль не понимал, что эти люди надеются найти.

Он хотел уже отойти от окна, как вдруг заметил в сторонке фигуру, в которой было что-то необычное. Мужчина был высокого роста, одетый в чёрный плащ почти по щиколотки. Правая его рука скрывалась в кармане, зато на левой Михаэль заметил чёрную кожаную перчатку. Широкополая чёрная шляпа и чёрные очки, не подходившие ни к погоде, ни к сезону, а также высоко поднятый воротник почти полностью скрывали его лицо. Но, может, он его не прятал, а защищал?

И тут мужчина, будто прочитав мысли Михаэля или почувствовав его взгляд, поднял голову. И хотя их разделяло не меньше тридцати метров и Михаэль стоял в полутёмной комнате, он явственно ощутил на себе внимательный, изучающий, а может, и враждебный взгляд. Михаэль смотрел на незнакомца с колотящиеся сердцем, а потом развернулся и бросился из комнаты. С шумом спустившись по лестнице, он проведал мимо изумлённой матери и распахнул дверь. Мать окликнула его, но он даже, не оглянулся.

Было ли это случайностью или нет, но, когда он выбежал на улицу, мужчина в верном развернулся и стал медленно удаляться, опустив голову и спрятав руки в карманы. Михаэль стал быстро нагонять его. Их разделяло шагов десять, как вдруг незнакомец свернул налево. И прекрасно, теперь-то Михаэль его догонит; там был тупик, упиравшийся в стену. Михаэль припустил, свернул за угол т - и обомлел. Мужнины и след простыл, но ведь Михаэль только что видел его, а по обеим сторонам тупика были лишь глухие стены без дверей, без арок и ниш. Человек как сквозь землю провалился.

Но, может, это было и не так. Для людей Подземелья массивные стены не представляли собой такого уж монолита, как для жителей верхнего мира. Михаэль некоторое время постоял, глядя в пустоту, будто мог этим взглядом вызвать незнакомца. По крайней мере, теперь он знал, что его подозрения оправдались, и то не был один из ротозеев, привлечённых огнём. Михаэль даже был уверен, что он и взглядом не удостоил пожарище, а все это время только наблюдал за домом.

Когда Михаэль вернулся, мать ждала его у двери.

- Что случилось? - тревожно спросила она.

- Ничего, - Михаэль собирайся проскользнуть мимо неё, но она поймала его за руку.

- Если бы ничего, ты бы так не бежал. Ну, говори.

- Правда, ничего. Я думал, это знакомый, но обознался.

- Знакомый? Уж не Вольф ли?

- Нет. Я же сказал, я обознался.

Разумеется, мать ему не поверила, а значит, ко всем тем неприятностям, которые отец собирается обсудить с ним, добавилась ещё одна. И виноват он сам.

Михаэль улыбнулся матери, мягко высвободился из её руки и поднялся к себе.

Войдя в комнату, он сразу почувствовал запах палёного. Бросившись к письменному столу, он выдернул ящик, схватился за жестяную банку, но тут же отдёрнул обожжённые пальцы. Ему понадобилась одна секунда, чтобы сориентироваться. Он кинулся к кровати и сдёрнул с неё покрывало и на сей раз не обжёгся, прихватив банку тканью. Зато теперь придётся придумывать, откуда на покрывале подпалины. Банка показалась ему слишком лёгкой, он перевернул её - и увидел вместо дна дырку. Края дыры обгорели лохмотьями, и такая же дыра зияла на дне ящика стола.

Михаэль бросил одеяло и жестянку и в страхе обыскал всю комнату. Он бы не удивился, застав её в огне, но все в ней было по-прежнему, только блуждающий огонёк бесследно исчез.

Михаэль опустил жалюзи, и солнечный свет уступил место полутьме, однако все ещё было недостаточно темно. Михаэль на секунду задумался, потом поднял с пола покрывало, забрался на батарею и завесил им окно. В комнате стало темно.

Вначале Михаэль ничего не видел, но потом глаза привыкли к темноте - и он заметил, что из приоткрытой дверцы его платяного шкафа пробивается бледно-голубое свечение, такое слабое, что он не разглядел бы его, если бы не искал. Он подкрался к шкафу и расслышал слабенький жалобный писк, как будто раненая мышка пыталась говорить человеческим голоском. Михаэль присел на корточки и осторожно открыл дверцу.

Блуждающий огонёк забился в дальний угол и сидел там, обхватив руками колени и уронив на них личико. Он жалобно поскуливал и что-то бормотал. Сердце Михаэля сжалось от жалости к этому крошке. Как он его понимал! Оказаться одному, без помощи, в неведомом мире, таком же чуждом, каким было для Михаэля Подземелье. Блуждающий огонёк поднял личико.

- Не бойся меня, - сказал Михаэль. - Я друг.

Блуждающий огонёк закусил губу, и глядел на него широко раскрытыми от испуга глазами. Михаэль увидел, в каком он плачевном состоянии: окаменелая корка отвалилась с него не вся. Плечи и большая часть изящного тела все ещё были покрыты серой коростой, филигранные крылышки измялись и бессильно повисли, кое-где даже порвались. Эта картина разбила Михаэлю сердце, и он, забыв о собственной безопасности, протянул руку, взял его и бережно отнёс на свою кровать.

Он мог бы чуть-чуть увлажнить его, но даже если та скупая влага, что. оставалась в тряпке, довела блуждающий огонёк до такого каления, что он прожёг жестянку и дерево письменного стола, то что будет, если его действительно намочить?

И вдруг у него возникла одна идея. Он осторожно взял блуждающий огонёк на обе ладони, поднёс его к лицу и осторожно дохнул на него.

Блуждающий огонёк задрожал. Голубое свечение его тела на какой - то момент разгорелось, как свечка от дуновения, и серая корка, облепившая его тело, пошла трещинами. Ободрённый успехом, Михаэль ещё подышал на блуждающий огонёк и добился новых результатов. Даже той влаги, что содержалась в дыхании, было достаточно, чтобы вернуть это существо к жизни. Трещины на серой корке становились все шире, и наконец она совсем отвалилась.

Михаэль осторожно высадил блуждающего огонька с ладоней на подушку, а сам присел рядом с кроватью на корточки, чтобы быть вровень с этим крохой, Ладони у него горели, и он ощущал тепло, исходившее от тела блуждающего огонька. Но он совсем не опасался этого огнеопасного создания, даже наоборот: лицо его расползлось в невольной улыбке и он еле сдержал побуждение погладить малыша, как котёнка или щенка.

- Всё в порядке? - спросил он.

Блуждающий огонёк сделал какое-то движение, которое при желании можно было расценить как кивок, повернулся на бок и начал расправлять свои крылышки.

И только тут Михаэль как следует разглядел его лицо.

- Двицель? - ахнул он. - Это ты, Двицель? Но как ты здесь очутился? Что тебе здесь надо?

Блуждающий огонёк несколько раз встряхнул головой, как сделал бы человек, отгоняя наваждение, потом напряг плечи, отчего крылышки его разом распрямились, и встал.

- Я бы сам хотел это знать, - пропищал он. - Видимо, я был не в своём уме, если добровольно вызвался идти с этим безумцем, И все только ради тогф,что6ы спасти жизнь нескольким остолопам среди вас.

- О чём ты вообще говоришь? - недоумевал Михаэль - Что там у вас, внизу, случилось? Ты пришёл сюда с Хендриком?

- Видимо, да, - буркнул Двицель, надувшись. - Этот парень так долго меня убалтывал, что в конце концов я согласился, скорее всего, только для того, чтобы он наконец отстал от меня. Но лучше бы я не соглашался,

- Прошу тебя, Двицель, продолжай! Это очень важно! Расскажи, зачем вы явились сюда?

Блуждающий огонёк скривил гримасу, уселся на подушке, закинув ногу на ногу, и принялся прыгать на ней, как на батуте. Ему это так понравилось, что он звонко рассмеялся и стал хлопать по подушке обеими ладошками.

- Двицель, ну прошу же тебя! - умолял Михаэль.

Самым худшим в блуждающих огоньках была их легкомысленная игривость. Они не были ни глупы, ни беспамятны, но когда встречали что-нибудь новое, могущее их заинтересовать или порадовать, они забывали обо всем на свете, даже если речь шла об их жизни и смерти.

- Ты должен мне рассказать, что там у вас произошло! Я говорил с Хендриком, но он смог мне сказать совсем немного. Для чего вы пришли сюда?

- Я же говорю, чтобы спасти вас, остолопов, - ответил Двицель, хихикая, сделал кувырок и попытался взлететь, но у него не хватило сил. Он поднялся всего на несколько сантиметров и плюхнулся назад, - Эй! крикнул он, смеясь. - А у вас здесь классно! Какие тут у вас штучки, ничего не скажешь. г е

Михаэль подавил тяжкий вздох:

- Пожалуйста, Двицель! Ну попробуй на секунду сосредоточиться, это важно.

Блуждающий огонёк и вправду посерьёзнел и уставился на Михаэля - но тут же опять принялся смеяться и прыгать на подушке.

- Секунда прошла! А у тебя есть ещё такие игрушки?

Михаэль мысленно сосчитал до трёх, чтоб взять себя в руки, и сказал:

- И не одна. А ещё у нас здесь, наверху, есть нечто такое, чего ты совсем не знаешь.

Двицель перестал прыгать и с ожиданием уставился на Михаэля:

- Что же это?

- Солнце. Ты не поверишь, какое оно чудесное, яркое и тёплое. - Он указав сторону окна. - Стрит только снять покрывало, и ты увидишь его своими глазами. Может быть, ты этого хочешь?

Блуждающий огонёк распахнул глаза и рот:

- Неужто ты сделаешь это?

Михаэль кивнул.

- Что, правда? - остолбенел Двицель.

- Даже не сомневайся, - заверил Михаэль. Разумеется, он не собирался это делать, но как иначе было удержать Двицеля на месте?

И действительно, Двицель перестал дурачиться и даже сделал фокус, который обычно очень тяжело даётся блуждающим огонькам: он в течение нескольких секунд простоял неподвижно и даже ни разу не скорчил рожу.

- Ну, я сам точно не знаю, - начал он, и на сей раз Михаэль ему поверил, - Знаю только, что среди больших остолопов начались волнения. Должно быть, что-то произошло. Что-то плохое. И они принялись бегать, кричать, воевать...

- Воевать?! - - Михаэль не поверил своим ушам.

- Воевать, - подтвердил Двицель и кивнул головой, но, видимо, энергичнее, чём рассчитывал, от этого подушка под ним подмялась, и он опять впал в восторг движения, запрыгал и захихикал, но тут же наткнулся на угрожающий взгляд Михаэля и испуганно втянул голову в плечи. - Да, воевать, - повторил он. - Я не знаю, кто против кого и за что, но шуму и крика было много. И ещё страха. Они все боялись. Мы с братишками тоже, потому что не знали, что стряслось.

Последнее признание удивило Михаэля, он и не знал, что блуждающие огоньки могут чего-то бояться. Они не были ни бессмертными, ни неуязвимыми, как он только что видел своими глазами, но были очень крепкими ребятами, и с ними ничего не случалось. К тому же они всюду появлялись кстати и с готовностью приходили на помощь, поэтому у них практически не было врагов. За исключением разве что...

- Да ты, я вижу, знаешь не больше моего, почему ты здесь, - разочарованно сказал Михаэль.

Двицель застенчиво пожал крохотными - плечиками.

- Твой друг рвался к тебе, - сказал он. - Я не знаю почему, но он, кажется, верил, что ты сможешь ему помочь. И надо было кому-нибудь отправиться с ним, присмотреть за ним.

Михаэль не смог подавить вздох разочарования. Он-то надеялся что-нибудь узнать от Двицеля. И остался с чем был. То, что положение в Подземелье изменилось, он понял ещё вчера вечером из отрывочных слов Хендрика. Но он понимал, что бессмысленно добиваться от блуждающего огонька чего-то большего. Зная Двицель ещё что-нибудь, он рассказал бы. Но эти малыши мало печалились о делах других жителей Подземелья, равно как и тех мало занимали дела блуждающих огоньков. Время от времени одна сторона нуждалась в другой, но это случалось нечасто, а Подземелье было достаточно просторно, всем живущим хватало; там места.

- Стой! Я кое-что вспомнил.

Михаэль повернулся как наэлектризованный:

- Ну?

- Эта штука... - Двицель морщил лоб и делал нетерпеливые жесты. - Ну, такая зелёная штука с такими тоненькими белыми штучками, в которой ты рисовал какие-то. маленькие синие штучки такой узенькой черненькой штучкой...

Михаэль не сразу понял, о чем идёт речь, а потом догадался:

Мой дневник! Так что с ним?

- Он взял его специально для тебя, - взволнованно объяснял Двицель, - Он сказал, если ему не удастся с тобой поговорить, то тебе все напомнят эти штучки внутри, ну, эти маленькие синие штучки, которые ты рисовал той узенькой черненькой штучкой...

- ...на тех тоненьких беленьких штучках. Я понял, понял! - сказал Михаэль. Несмотря на весь ужас ситуации, он с трудом сдержал смех.

Ну конечно же! Как он сам не догадался! Одного взгляда на этот дневник было уже довольно, чтобы запертая дверь его памяти немного приоткрылась. Надо только прочитать, и он вспомнит все, что тогда произошло. И наверное, тогда он узнает смысл того, что случилось вчера и сегодня. Надо как можно скорее вернуть дневник!

Он встал, подошёл к окну и выглянул за краешек покрывала. Картина на другой стороне мало чем изменилась. Там были зеваки и полицейские, но как раз в этот момент в конце улицы показалась жёлтая буксировочная машина. Того таинственного наблюдателя, которого Михаэль пытался догнать, нигде не было видно, но Михаэль знал, что он где-то здесь, затаился, как хищник, и только ждёт момента, чтобы наброситься на добычу. Знать бы, кто были те загадочные незнакомцы в машине, которые следили за ним и которые, без сомнения, были ответственны за вчерашнюю катастрофу. Двицель утверждал, что они с Хендриком явились сюда вдвоём, но ведь это было не так. Неужели Анзон и его люди после ухода Вольфа и Михаэля из Подземелья окончательно взяли там власть? И если да, то зачем они явились сюда? Все это казалось ему лишённым смысла.

Он со вздохом отпустил свой импровизированный занавес и, обернувшись, увидел, что Двицель испуганно забился в угол.

- Что с тобой? - бросился к нему Михаэль.

- Свет. Не впускай его.

- Не бойся, - улыбнулся Михаэль и вдруг почувствовал, что совершается что-то ужасное. Но не знал что. Не говоря уже о том, что он был бессилен что-либо предпринять.

- Он... всё ещё здесь? - спросил Двицель.

- Кто?

- Свет. Мне от него больно.

- Не бойся, - повторил Михаэль. - Он бывает не всегда, и я присмотрю за тобой.

Но это тоже легко было сказать. Как он мог держать свою комнату в темноте, не придумав подходящего объяснения для родителей? А при теперешнем настроении отца трудно представить, чтобы он принял это объяснение, каким бы искусным оно ни было. В первую очередь следовало подумать о безопасности Двицеля, чтобы его не обнаружили и не убили.

При этой мысли, как по волшебному слову, в дверь постучали. Михаэль вздрогнул. Что делать? Он отозвался только на второй, более нетерпеливый стук, и сделал первое, что пришло ему на - ум: схватил блуждающего огонька и сунул его себе за пазуху. В первый момент было ужасно больно, как будто под рубашку попала раскалённая сковородка. Но потом Двицель, видимо, почувствовал, что причиняет боль, и уменьшил свой накал до минимума. Это было все ещё горячо, но уже терпимо. Михаэль быстро застегнул рубашку, сдвинул блуждающего огонька с обожжённого места на животе и почувствовал, как этот малыш прополз под рубашкой, словно мышка, и устроился где - то

И как раз вовремя, потому кто в этот момент на ручку двери нажали, и она распахнулась. На дороге, стоял отец. А Михаэдь и не заметил, что он вернулся.

Нащупав выключатель, отец включил свет и с недоумением огляделся.

Что здесь происходит? - рассердился он. - Ты совсем свихнулся? - Не дожидаясь ответа, он шагнул к окну, сорвал покрывало и, не глядя, швырнул его на кровать. - Что все это значит?

Михаэль пробормотал непонятно что и якобы виновато потупился. При этом он помнил, что Двицель вовсе не собирался сидеть у него под рубашкой спокойно, а все время возился. Не хватало только, чтобы отец увидел это!

- Ты... ты уже вернулся? - наконец вымолвил он.

- Конечно нет, - съязвил отец. - Ты разговариваешь с моим призраком.

Он нетерпеливым жестом остановил попытку Михаэля что-то сказать.

- Оставим это. Уберёшь потом. Мы с матерью должны поговорить с тобой.

В голосе его появилась строгость, вызывающая тревогу. Несмотря на размолвки, иногда случавшиеся между ними, они хорошо понимали друг друга, поэтому сегодняшняя нервозность и раздражительность отца пугали Михаэля. Особенно ему стало страшно от той торжественной серьёзности, с какой отец произнёс: «Мы должны поговорить с тобой». Он сразу понял, что речь пойдёт не только о продолжении прерванной дискуссии. На какой - то момент он почти забыл об остальных своих тревогах. Но, слава Богу, не настолько, чтобы повернуться к отцу спиной.

Отец повторил приглашающий жест, немного подождал, пожал плечами и прошёл вперёд. Когда он выходил из комнаты, взгляд его скользнул по выдвинутому ящику письменного стола, и Михаэль мог бы поручиться, что отец заметил обугленную дыру. Но, видимо; то, что их ожидало внизу, было настолько важно, что он не проронил ни слова.

Михаэль спускался по лестнице в двух шагах позади отца. Двицель беспокойно ёрзал у него под рубашкой, а обожжённое место на животе так болело, что выступали слезы. Он знал, что в таких условиях не сможет говорить с родителями. А Двицель становился беспокойнее с каждой секундой. Видимо, солнечный свет пробивался сквозь ткань рубашки, и это причиняло ему такую же боль, как Михаэлю - обжигающее прикосновение блуждающего огонька.

Вместо того чтобы пройти с отцом на кухню, Михаэль шагнул влево, в туалет для гостей, единственное помещение в доме, где не было окна.

- Я сейчас, - сказал он и заперся, не дав отцу времени даже оглянуться. Он выдернул рубашку из-под брюк, и Двицель выскользнул, плюхнувшись на кафельный пол, немного полежал, Оглушённый, и взлетел. Михаэль едва успел поймать его обеими руками, пока он не уселся в раковину. Фаянс был мокрый, и соприкосновение с ним Двицеля могло привести к непоправимым последствиям.

- Послушай, - быстро прошептал Михаэль - Я не могу взять тебя с собой. Тебе придётся побыть здесь. Но тебя никто не должен видеть, понял?

Двицель кивнул, приподнялся на ладони Михаэля на цыпочки и вдруг начал хихикать, увидев в зеркале над раковиной своё отражение. Он корчил рожи, надувал щеки и показывал себе язык.

- Двицель, слышишь? Это важно! Жизненно важно! Если тебя увидят, они тебя вынесут на свет. Ведь никто не знает, как это для тебя опасно!

Кажется, на Двицеля подействовало. Он перестал гримасничать и растерянно посмотрел на Михаэля:

- Неужели они сделают это? Они такие?

- Они не такие, просто они ничего о тебе не знают. Ведь ничего похожего… здесь нет.

- Но я не хочу оставаться здесь один, - надулся Двицель.

- Придётся. Недолго, это я тебе обещаю. Я что-нибудь придумаю, - Михаэль в отчаянии огляделся в тесном туалете, до самого потолка выложенном плиткой. Как ни мал Двицель, но здесь ему негде было спрятаться. Не будь у блуждающего огонька такого отношения к воде, можно было бы скрыть его в сливном бачке над унитазом, но это было равносильно тому, что залить дом бензином и поджечь. Наконец взгляд Михаэля остановился на вентиляционной решётке наверху. Он решительно опустил крышку унитаза, взобрался на неё и с усилием выдернул пластмассовую решётку из гнёзда. За ней открылось прямоугольное отверстие, заросшее пылью и паутиной.

- Подождёшь здесь, - приказал Михаэль. - только не двигайся с места.

Двицель послушно вспрыгнул в вентиляционный колодец, с отвращением огляделся и помотал головой.

- Мне здесь не нравится. Здесь грязно.

- Да, зато темно, - ответил Михаэль - И никаких возражений. Останешься здесь, пока я тебя не заберу, что бы ни случилось.

Блуждающий огонёк вызывающе упёр кулачки в бока, поглядел на Михаэля вниз, а потом запрокинул голову и посмотрел вверх:

- А куда ведёт этот колодец?

- Наружу. На воздух. На свет.

- О! - сказал Двицель и побледнел,

- Вот тебе и «о»! Если ты мне не веришь, можешь убедиться сам. - И он вставил решётку назад в гнездо, слез с унитаза и вышел,

Отец ждал в коридоре и подозрительно покосился на него:

- Ты уже разговариваешь сам с собой?

Михаэль горестно пожал плечами и одеть нашёл спасение - в смущённой улыбке. Видимо, он говорил не так уж тихо.

Они прошли в гостиную, и там Михаэля ждало следующее испытание: родители были не одни. На диване сидели, мрачно поглядывая, два господина средних лет, а третий стоял у окна, с интересом наблюдая, как буксирный автомобиль грузит обгорелые останки машины.

У одного из тех, что сидели на диване, были грязные руки, а у второго грязная полоса на плаще. Видимо, это были криминалисты, которые обследовали пожарище.

- Хэлло, - сказал Михаэль, что должно было выражать самое радостное приветствие, какое он только смог из себя выжать в настоящий момент, но оно вызвало лишь недоуменные взгляды посетителей и отца. Никто не проронил ни слова, отец указал Михаэлю место за столом, сел сам, а третий господин отошёл от окна и присел на диван.

- Оба эти господина, - сказал отец, - из полиции, как ты уже, наверное, догадался.

Михаэль кивнул и вопросительно взглянул на третьего, более молодого: Тот ответил ему улыбкой, но не сделал никакой попытки представиться, отец тоже не счёл это необходимым. Но выглядел он не как полицейский - - хотя Михаэль не смог бы точно сказать, как, собственно, должен выглядеть полицейский.

- Речь пойдёт о Вольфе, - начал отец, переглянувшись с криминалистами: - И об этом мальчике.

- О Хендрике?

- Да, - кивнул отец. - К сожалению, он всё ещё не в состоянии рассказать о себе сам. Но оба эти господина очень им заинтересовались, и я думаю, ты сможешь им помочь.

- Вряд ли. Я знаю только его имя.

- У меня другие сведения - - вмешался один из полицейских. - Попробую подсказать тебе. Нам известно, что он очень долгое время провёл в темнице, вполне возможно, что годы. Он очень давно не видел солнечного света, а кроме того, предельно истощён. Я предполагаю, что это та же темница, в которой и ты был тогда.

- Нет, - возразил Михаэль слишком поспешно, чтобы это прозвучало правдоподобно, - то есть... с чего вы взяли?

- Ну, это лежит на поверхности, - полицейский наклонился вперёд и положил ладони на стол, словно собираясь считать с них ответы на все вопросы. - Тогда в вашу легенду все поверили - ну, насчёт канализации, по которой вы якобы проплутали неделю, пока вас не нашли. Или, скажем, почти все. Но теперь дело выглядит иначе. И я хочу тебе его облегчить. Я просто расскажу, как я его вижу, и, если я прав, тебе достаточно кивнуть. - Он вопросительно посмотрел на Михаэля и, не получив никакого ответа, продолжил: - Мы подозреваем, что господин Вольф годами, держал там мальчиков. Я не имею ни малейшего предположения почему, но многое говорит за это. И я думаю, тебе была уготована та же участь. Каким-то образом тебе удалось провести его, но и ему удалось каким-то образом принудить тебя к молчанию.

- Нет, - сказал Михаэль, и полицейский улыбнулся так довольно, будто Михаэль сказал «да», и продолжал развивать свою ложную, но очень убедительную теорию:

- Представь себе, я тебя очень понимаю. Сегодня просто беда со всеми этими видео, детективными фильмами и романами, которые приучили люден видеть в полицейских чуть не своих естественных врагов. Хотя всё как раз наоборот. Мы хотим тебе помочь. И поможем, при твоей поддержке или без неё. То, чем тебе угрожает Вольф, он не сможет осуществить, если ты доверишься нам или хотя бы своим родителям.

Михаэль испуганно взглянул в лицо отца и увидел выражение сердитого непонимания. Видимо, он не говорил ничего такого, на что попытался намекнуть, полицейский.

- Я не знаю, к чему вы клоните, - сказал Михаэль, - но тогда действительно произошло только то, что я уже рассказывал год назад.

Лицо полицейского помрачнело, и Михаэль понял, что тот взорвался бы, если бы сидел не на диване в их гостиной, а за столом в своём кабинете. Но он овладел собой и колко сказал:

- Конечно. Вы провалились в неизвестную часть катакомб и целую неделю блуждали там, пока вас не нашли, так?

- Именно так, - сказал Михаэль.

- И год спустя мы находим мальчика, который годами содержался в нечеловеческих условиях, и тебе, оказывается, известно не только его имя... - злорадно говорил полицейский.

- Имя он сказал вчера, - вставил Михаэль, но полицейский продолжал, не обращая внимания:

- ...но ты бежишь ночью из дома, чтобы проникнуть к нему в больницу, а когда его там не оказывается, ты лучше нас всех знаешь, где его искать. За каких же дураков ты; нас держишь, а, парень?

На сей раз Михаэлю не пришлось придумывать отговорку, потому что вмешался отец:

- Прошу вас, господин комиссар, умерьтесь. Моя жена и я того же мнения, что и вы, но я не думаю, что в таком тоне мы чего-нибудь добьёмся.

Михаэль бросил на отца благодарный взгляд, но не получил ответа и не знал, защищает ли его отец или просто не может допустить такой тон в своём доме.

Полицейский действительно сменил тактику и, закурив с разрешения отца сигарету без фильтра, почти плаксиво произнёс:

- Ах, наша работа была бы много легче, если бы каждый не стремился чинить нам препятствия. - Он взглянул на Михаэля сквозь облако сизого дыма и неожиданно добавил: - И сгоревшая машина тоже не была случайностью.

- Почему? - осторожно спросил он.

- Ты, на мой взгляд, проявил излишек любопытства. Мне рассказывали, что тебя оттаскивали от пожарища силой. Ты знал того, кто сидел в той машине?

- С чего вы взяли?

Полицейский пожал плечами и стряхнул пепел на стол в сантиметре от пепельницы. Отец поморщился, но промолчал.

- Об этом лучше знать вашим людям, - пожал плечами Михаэль.

- Наши люди? Какие люди?

- Которые сидели в другой машине и наблюдали за нашим домом, - Заметив удивление на лицах обоих полицейских, он победно добавил: - Я их заметил,

- Тогда ты заметил больше нас, - сказал полицейский. - Я никого не посылал. Да и зачем мне было посылать людей?

- Но если...

- Минуточку, - вмешался второй полицейский, молчавший до сих пор; - Ты сказал, в машине сидели люди и вели наблюдение за домом?

Лучше бы Михаэль прикусил язык. Каждое произнёс сенное им слово только ещё больше запутывало его в противоречиях. Лучше бы он вообще замолчал, но было уже поздно.

- Да, - признался он. - Машина стояла неподалёку от той, что потом сгорела. Я думал, там сидят два агента.

- Не было никаких агентов, - повторил первый полицейский.

- Но почему ты так решил? Если ты думай, что за домом ведётся наблюдение, значит, у тебя были какие - то причины предполагать это. Ты же знаешь, мы не выставляем посты просто от скуки, а?

Полицейские ещё целый час попеременно забрасывали Михаэля вопросами, и он более или менее удачно на них отвечал - чаще менее. Вопросам, казалось, не будет конца. Полицейские не знали ни устали, ни жалости. У Михаэля же через полчаса настолько все перепуталось в голове, что он не помнил, что говорил пять минут назад, и, если вопрос повторялся, он мог дать на него диаметрально противоположный ответ. И как знать, может, он бы сломался и рассказал всю правду - хотя и это уже не помогло бы ему.

Слава Богу, отец остановил допрос, решительно поднявшись из-за стола:

- Я думаю, господа, на сегодня хватит; Вы же видите, нервы у Михаэля на пределе. К тому же ночью он мало спал, как и я, честно говоря. Я предлагаю продолжить разговор в другой раз. Вы можете прийти к нам дня через два - три, либо мы зайдём к вам в участок.

Полицейские и сами видели, что возражать бессмысленно, и, холодно простившись, удалились. Третий мужчина, не проронивший за все время ни слова, тоже встал. Двое полицейских так забросали Михаэля вопросами, что он совеем забыл про третьего, но теперь, оглядываясь назад, вспомнил, что этот человек внимательно наблюдал за ним и время от времени многозначительно переглядывался с отцом, что было очень странно.

Но он не стал об этом задумываться, радуясь, что все позади. Правда, лишь на время. Ему не удалось сыграть убедительно. По крайней мере, отец после утреннего разговора и после эпизода возле дома Вольфа не мог не заметить, что Михаэль врал или что-то умалчивал. Михаэль удивлялся, как отец ещё во время допроса не указал ему на эти противоречия, но отнёс это за счёт того, что отцу были несимпатичны полицейские. Сейчас ему хотелось поскорее встать и пойти взглянуть на Двицеля, как он там взаперти.

Отец вернулся из прихожей, проводив гостя, остановился в дверях гостиной и внимательно посмотрел на Михаэля. Но, к счастью, не продолжил допрос, а только улыбнулся и устало провёл рукой по подбородку:

- Я думаю, мы все заслужили небольшую передышку. Мы с мамой решили, не пойти ли нам сегодня всем вместе куда-нибудь поужинать, хочешь?

В любой другой ситуации Михаэль обрадовался бы такому предложению: родители редко брали его с собой. Но сегодня это предложение вызвало у него только подозрения. Он кивнул, но без воодушевления.

- Что, не хочешь? - удивился отец.

- Хочу, но... я так устал. Голова болит.

- У меня тоже, - вздохнул отец.

Михаэль встал. Может быть; теперь надо было попросить у отца дневник, но не хватило мужества, скорее всего, из страха, что это настроит отца на продолжение разговора. И Михаэль устало улыбнулся, прошёл мимо отца и направился к туалету.

Но отец окликнул его:

- Да, а у нас в гараже знаешь что случилось?

- Нет. А что?

Отец пожал плечами и скривился:

- Почему-то трещина в полу. Я только что обнаружил, когда хотел поставить машину. Как будто кто-то долбил многотонным молотом. - На лбу отца пролегла озабоченная складка. - Надо будет завтра сказать Гейнису из строительной компании.

Михаэль кивнул, радуясь, что недовольство отца хоть ненадолго отвлеклось на какого-то Гейниса из строительной компании, и юркнул в туалет. Тщательно запершись, он взобрался на край унитазу и вынул из гнёзда пластмассовую решётку.

Вентиляционный ход был тесный, пропылённый и затянутей паутиной, но - пустой. Михаэль целую минуту с ужасом пялился на эту пустую дыру.

Двицель исчез.