В январе 1611 г. положение выглядело внешне как весьма благоприятное для королевских планов. Прежде всего изменилось положение на северо-западе России. На Рождество 1610 г. Григорий Валуев с дворянским ополчением и отрядами запорожских казаков сумел взять штурмом один из главных центров, которые удерживали сторонники Лжедмитрия II, — Великие Луки. Триста стрельцов и детей боярских укрылись в крепости, но, когда сдались, были перебиты казаками. После этого Невель и Заволочье принесли присягу королевичу[1085]. Из королевского лагеря был отправлен представитель, который должен был принять эти города у запорожцев и организовать сбор доходов в королевскую казну. В дальнейшем предполагалось передать их в управление назначенных королем старост[1086]. В Великие Луки для управления городом и уездом был послан Ян Война Ясенецкий, в Невель — Скотницкий, в Заволочье — полоцкий хорунжий Голубицкий. Г. Валуеву был послан приказ идти к Пскову, «чтобы эту крепость под власть его королевской милости приводить»[1087].
Изменилась в пользу короля и ситуация на юге. Посланный в конце 1610 г. под Серпухов с отрядом ротмистра Христофора Высочинского кн. Юрий Никит. Трубецкой добился того, что население этого города принесло присягу Владиславу[1088]. Вскоре после этого 11/21 декабря в Калуге татарами был убит Лжедмитрий II, и начался распад его лагеря[1089]. Уже на следующий день после убийства один из ближайших сподвижников «царя» кн. Григорий Петр. Шаховской предложил калужскому «миру», что он поедет в Москву с «повинной»[1090]. Его предложение не было принято, и в Москву были посланы другие лица — стольник Михаил Матв. Бутурлин и дьяк Богдан Сутупов. Узнав о смерти Лжедмитрия II, Боярская дума приказала кн. Юрию Никит. Трубецкому идти «ис Серпухова в Калугу»[1091].
Уже 17 декабря ст. ст. Боярская дума извещала воевод Торопца, что из бывшей столицы Лжедмитрия, Калуги, в Москву «прислали дворян и детей боярских и лутчих посацких людей с повинною челобитною». К этому же времени «добили челом» новому государю — Владиславу — такие города, как Тула, Алексин, Медынь[1092]. В разрядных записях сохранилось сообщение о посылке 25–26 декабря детей боярских приводить к присяге население Козельска и Тулы[1093]. 3 января 1611 г. присланный из Серпухова кн. Ю. Н. Трубецкой привел к присяге население Калуги[1094]. Как стало известно послам под Смоленском, и ряд других городов — Орел, Волхов, Белев, Карачев «целовали крест королевичу по московской записи, и воевод в те городы с Москвы бояре прислали»[1095]. Принес присягу Владиславу и Одоев[1096]. Таким образом, на всей территории страны успешно утверждалась власть московского правительства, проводившего политику сотрудничества с Сигизмундом III.
В деле подчинения этого правительства власти Сигизмунда III к январю 1611 г. также были достигнуты заметные успехи. Помимо раздачи земель и «чинов» королевская канцелярия стала все более широко использовать практику назначения на конкретные должности. Первый шаг в этом направлении был предпринят 29 октября н. ст., когда по рекомендации гетмана Жолкевского наместником Вязьмы был назначен кн. Иван Енгилдеев[1097], но с ноября 1610 г. такие назначения начали становиться правилом. 18 ноября Нелюбу Суколенову был «дан лист на воеводство на Вологде»[1098], 30 ноября «по челобитию Оксентия Сназина велено ему быти в воеводах в Костроме или в котором ином городе»[1099]. 2 декабря воеводой на Белоозеро был назначен Андрей Нелюбович Суколенов[1100], 3-го — Матвей Ржевский был назначен воеводой в Ярославль[1101], 6 декабря Венедикту Хомутову «велено… быти в воеводах в Орешке»[1102]. 13 декабря боярам было «велено» послать Филимона Мих. Озерова воеводой «в Романов или Балахну»[1103].
Но, может быть, наиболее симптоматичным было то, что в королевской ставке под Смоленском стали производить назначения и на гораздо более низкие должности. Характерно, что уже вслед за назначением вяземского воеводы последовало пожалование на «подьячество вяземское»[1104], 3 декабря Семену Тютчеву было «велено быть в приказных в Муроме»[1105]. Сохранились также сведения об утраченных королевских «листах», по которым Иван Горихвостов был назначен дьяком в Нижний Новгород[1106], а Богдану Исакову 3 января 1611 г. было предложено или «быть у дела» в Новодевичьем монастыре, или стать одним из «приказных людей» вологодского архиепископа[1107]. В декабре 1610 г. под Смоленском были назначены и ключники в Кормовой и Хлебный дворцы[1108].
Наконец, в декабре 1610 г. из королевской канцелярии стали посылать в Москву распоряжения и по другим вопросам. Так, 3 декабря «по челобитью торгового человека Третьяка Клепикова велено в Разбойном приказе дело вершити»[1109], 6 декабря по челобитью Михаила Молчанова было приказано «дать суд на князя Федора Волконского»[1110]. Тогда же Тимофей и Третьяк Клепиковы получили под Смоленском «полетной лист», определивший порядок уплаты ими долгов по кабалам[1111]. Нижегородскому воеводе кн. Александру Репнину на Рождество 1610 г. было послано распоряжение разыскать и вернуть беглых крестьян Григория Доможирова[1112].
Продолжал Сигизмунд распоряжаться и казной. В декабре 1610 г. по его требованию были высланы под Смоленск меха, присланные из Сибири[1113]. Другим распоряжением он предписывал выплатить из казны 1640 руб. Григ. Шорину и другим купцам «за соболи, что взял у них под Смоленском»[1114].
Сигизмунд III стал чувствовать себя столь уверенно, что начал раздавать города в управление своим офицерам. Так, 9 декабря 1610 г. г. Рославль с уездом был отдан в управление ротмистру Янушу Порыцкому[1115]. В королевской канцелярии стал обсуждаться вопрос о рассылке из Москвы на воеводства в дальние города людей, вызвавших недовольство Сигизмунда III: папский нунций сообщал в Ватикан, что кн. Андрея Вас. Голицына хотят отправить на воеводство за 200 миль от Москвы сроком на 3 года[1116].
С декабря 1610 г. заметно ускорился процесс перехода отдельных отраслей государственного управления в руки угодных королю лиц. 2 декабря «во дворец» был назначен дьяк Василий Нелюбов[1117]. 4 декабря Андрей Иванов и Степан Соловецкий были назначены дьяками Новгородской чети, а Сарыч Линев посажен в Новгородском разряде[1118], 12 декабря Михаил Бегичев получил назначение в Казанскую избу[1119], 19 января дьяками в Большой дворец были назначены Михаил Тюхин и Богдан Губин[1120].
Тогда же король позаботился о том, чтобы передать своим приверженцам важнейшие придворные чины. 5 декабря стал кравчим посланец М. Г. Салтыкова, кн. Андрей Фед. Масальский[1121], 11 декабря ясельничим был назначен Иван Никиф. Чепчугов[1122]. 21 января вместо И. В. Измайлова оружничим был назначен Лев Афан. Плещеев, бывший кравчий Лжедмитрия II и один из участников февральского посольства к Сигизмунду III[1123]. Таким образом, несмотря на проявления преданности со стороны Измайловых, важная придворная должность была передана одному из людей круга М. Г. Салтыкова. Завершила перемены грамота Сигизмунда III от 20 января 1611 г.[1124], установившая распределение приказов в соответствии с проектом, намеченным еще в сентябре. В Пушкарском приказе был посажен кн. Юрий Дм. Хворостинин, в Ямском — Никита Дм. Вельяминов, в Большом приходе — кн. Федор Фед. Мещерский, в Монастырском приказе — Тимофей Вас. Грязной, в Панском приказе — М. А. Молчанов. Все эти люди, введенные Сигизмундом III в Думу, принадлежали к кругу бывших сторонников Лжедмитрия II, которые «почали» служить королю «прежде всех» и на поддержку которых Сигизмунд III мог рассчитывать при осуществлении своих планов.
Одновременно в ряд приказов были назначены новые дьяки. В Устюжскую четверть — Федор Апраксин, на старый Земский двор — Семейка Дмитриев, на новый Земский двор — Афанасий Царевский. Судя по пометам в боярском списке 1610/1611 г., эти люди стали дьяками «при Литве»[1125].
Боярская дума снова пошла навстречу требованиям Сигизмунда III относительно Смоленска. 23 января Иван Никитич Салтыков[1126] доставил в королевский лагерь грамоту Боярской думы смольнянам. Как впоследствии вспоминал М. Б. Шеин, в грамоте предписывалось, чтобы он «во всем отдался на волю и ласку короля»[1127]. 29 января Иван Безобразов доставил туда же грамоту, скрепленную рукоприкладствами членов Думы, в которой послам снова предписывалось убедить смольнян выполнить требования Сигизмунда III, а затем ехать к королевичу в Вильну[1128]. Наконец, начали колебаться и сами «великие» послы, отступив от своей первоначальной позиции. Они уже стали соглашаться на вступление в Смоленск небольшого отряда (100 чел.) при условии, что король со всем войском отойдет от города[1129].
Королевская канцелярия под Смоленском продолжала работать с большим размахом. На протяжении декабря 1610 г. здесь было выдано 90 грамот на владения (по данным реестра пожалований Сигизмунда III). Служилые, а отчасти и торговые люди, улавливая происходившие перемены, направлялись искать милости в королевском лагере. Помимо бывших здесь постоянными гостями людей «столичных чинов» не менее часто стали появляться рядовые служилые люди не только из близлежащих западных уездов, но подчас и с территорий, далеко отстоявших от Смоленска. Так, например, 3 декабря служилые татары Асан и Яким Кучумовы получили поместье в Ростовском уезде[1130]. 9 декабря Гаврила Вас. Исканский получил грамоту на поместье брата в Романовском уезде[1131]. Тогда же Семен Фед. Сытин получил грамоту с распоряжением о возврате ему его поместья в Галицком уезде[1132]. Вместе с ним приехала искать милости целая группа Галицких детей боярских[1133].
Все это как будто говорило о том, что власть короля на русской территории постепенно укрепляется, и создаются благоприятные условия для перехода в его руки не только фактически, но и юридически всей полноты власти в Русском государстве. Но уже в январе 1611 г. стали обнаруживаться тревожные симптомы.
Правда, и в начале 1611 г. люди, принадлежавшие к столичным чинам, продолжали, добиваясь новых владений и новых поместных и денежных окладов, посещать королевскую ставку. Так, в январе 1611 г. лично выехал под Смоленск один из новых членов Думы боярин кн. Григорий Петр. Ромодановский, который добился не только назначения ему поместного оклада в 2.000 четвертей, но и королевского распоряжения наделить его в счет оклада «изызменничьихи из выморочных поместий». 3 февраля князь подал королевскую грамоту боярам в Москве[1134]. Приверженцы короля из числа бывших сторонников Лжедмитрия продолжали получать щедрые пожалования. Так, Льву Афан. Плещееву, наделенному должностью оружничего, 24 января был одновременно установлен поместный оклад в 1.200 четвертей и пожаловано свыше 700 четвертей земли «в Бежецкой пятине ис черных волостей»[1135].
Составить цельное представление о деятельности королевской канцелярии в январе 1611 г. не так легко, так как большой реестр пожалований Сигизмунда III, использованный в предшествующих разделах работы, обрывается на записи от 9 января, и это единственная запись, датированная первым месяцем 1611 г.[1136] Правда, сохранился и опубликован содержащийся в одной из книг Литовской Метрики особый реестр с записями пожалований за этот месяц[1137]. Однако этот реестр составлялся иначе, чем предшествующий. Сохранился, а также известен по упоминаниям целый ряд королевских «листов» этого времени о пожаловании людям столичных «чинов» должностей, чинов, поместных и денежных окладов, владений (некоторые из этих документов уже упоминались на предшествующих страницах). О выдаче этих «листов» в сохранившемся реестре за январь никаких записей нет. В нем, очевидно, фиксировались лишь земельные пожалования рядовым служилым людям.
Сопоставление этого реестра с предшествующим реестром пожалований Сигизмунда III позволяет отметить одну важную особенность. Круг служилых людей, посещавших королевскую ставку, чтобы хлопотать о пожалованиях, серьезно изменился. Среди получателей королевских «листов» мы видим теперь только детей боярских из западных и северо-западных уездов Русского государства[1138]. Служилые люди других регионов перестали ездить за пожалованиями под Смоленск. В этом нельзя не видеть один из важных симптомов нарастания напряженности в отношениях между польско-литовской властью и значительной частью русского общества.