Посланник

LXIV глава

Ирина Петровна, ранее никогда не вникающая в рабочие вопросы мужа по существу, сейчас изменила свои правилам. Ее, естественно, беспокоила судьба сына, и она убежденно считала, что одной отцовской опеки будет недостаточно. Мужчина всегда остаётся мужчиной, даже если он родной и любящий отец. За совещаниями, проектами, разработками, мыслями можно упустить, запамятовать ненадолго, что генеральный конструктор все же ребенок и ему необходим соответствующий режим. Она железобетонно стояла на своей позиции, заявив, что пожалуется Президенту и от своего не отступится.

Николай как-то заявил ей: "Вот, Михайловская порода… когда только ты успела в нее превратиться"?

В конечном итоге мужчины сдались и ее приняли на работу секретарем генерального конструктора. Свой бизнес на Байкале Ирина продала с прибылью.

Пришлось перестроить несколько внутренних помещений и теперь все выглядело следующим образом: просторная приемная, направо кабинет генерального конструктора, налево — первого заместителя. За обоими кабинетами находились комнаты отдыха. Дима частенько спал там, не уезжая домой, если его присутствие требовалось в конце рабочего дня.

Дальше по коридору еще одна приемная поменьше и также два кабинета заместителей. Еще дальше приемная и кабинет заместителя по тылу. Фролов имел свой кабинет без названия, но его все знали, посещать побаивались, кроме руководства и сотрудников управления "Д".

Сегодня генеральный решил подвести итоги работы за месяц, назначив на 14 часов рабочее совещание с "ядерным" отделом. Но Ирина Петровна перенесла совещание на 16 часов. Узнав об этом, генеральный вызвал к себе ее и первого заместителя.

— Ирина Петровна, я назначил совещание на 14 часов, кто вам дал право отменять мои указания?

Ирина посмотрела на мужа и с материнской строгостью произнесла:

— Дима, после обеда у тебя сон-час и, естественно, никаких совещаний быть не может.

— Ирина Петровна…

— Стоп, стоп, стоп, — перебил всех Михайлов старший, — не надо из меня делать идиота. Я понимаю, Дима, что тебе спать не хочется и не терпится узнать первые результаты Я понимаю маму, она печется о твоем здоровье. Но я не приветствую родительско-сыновьих отношений на работе. Впредь, Ирина Петровна, прошу согласовывать свои действия с руководством, убедить генерального конструктора перенести совещание, шлепнуть по заднице, если никто не видит, но решение он должен принять сам. А вам, Дмитрий Николаевич, должно быть стыдно и за необдуманно назначенное время, и за попытку обидеть маму своим тоном.

Михайлов старший повернулся и вышел.

Совещание проводили в 16 часов, докладывал Рябов Василий Николаевич, начальник "ядерного" отдела.

— В соответствии с полученным заданием мы провели теоретические расчеты и начали собирать установку. По нашим расчетам…

— Почему мне не доложили, что расчеты готовы, и вы начали собирать установку? — Перебил Рябова генеральный.

— Я доложил вашему заместителю Проничеву, — ответил начальник отдела.

— Эдуард Самуилович, в чем дело?

— Я посмотрел расчеты, Дмитрий Николаевич, они верные, приказал начать сбор реактора.

— Впредь, Эдуард Самуилович, конечные или промежуточные, но результаты, докладывать мне лично или первому заместителю, в крайнем случае. Продолжайте, Василий Николаевич, я бы хотел ознакомиться вначале с расчетами.

— Вот, пожалуйста, — Рябов протянул генеральному тонкую папку.

Дмитрий мельком пролистал страницы.

— Все свободны, остаются мои заместители и начальник отдела.

Когда сотрудники отдела ушли, Михайлов младший заговорил с возмущением:

— Эдуард Самуилович, это что за самодеятельность такая? Целый месяц отдел работал впустую. Вы что не поняли моего задания?

— Я понял, Дмитрий Николаевич, но еще ни один реактор в мире не работал и не будет работать без охладителя, поэтому посчитал, что вы ошиблись, вернее, оговорились, — начал оправдываться Проничев.

— То, что вы посчитали, меня не интересует. Впредь, если у вас есть свое мнение, а это, кстати, неплохо и приветствуется, прошу излагать его сразу, а не самовольничать. Еще раз случится подобное, я вас выгоню с треском. Вам все понятно, Эдуард Самуилович?

— Понятно, извините, Дмитрий Николаевич, но если реактор станет работать без охладителя, то температура внутри поднимется до трех тысяч градусов, а может быть и больше. Такой температуры не выдержат никакие графитовые стержни, а отсутствие замедлителей реакции приведет к взрыву, к ядерному взрыву, позвольте заметить.

Михайлов младший слушал и как бы согласно кивал головой, что воодушевляло Проничева.

— Эдуард Самуилович, если вы считаете меня не достойным занимать это кресло, то хотя бы могли посоветоваться с Николаем Петровичем. Я знаю, что вы академик, но здесь вы не в академии наук, здесь вы всего лишь мой заместитель и не первый, позволю себе заметить. Из-за вас профессор Рябов и его отдел проработали месяц впустую. Кто вам сказал, что в реактор будут ставиться графитовые стержни в качестве замедлителей ядерной реакции, кто? Вы не знаете конечной цели и не должны ничего знать, кроме того, что я вам поручил. Вы не знаете и не будете знать, что мне поручено Президентом России. Не нравится — уходите сразу, но откровенного саботажа здесь я не позволю.

Слово саботаж произвело определенное впечатление, и Проничев понял, что запахло жареным, можно и в тюрьму угодить запросто. Этот Фролов, монстр безопасности, без церемоний упакует в камеру без суда и следствия.

— Извините, Дмитрий Николаевич, подобного больше не повторится.

— Хорошо, извинения приняты. Сроку вам — неделя, хоть ночами работайте, но неделя Сбор реактора прекратить, расчеты через неделю мне на стол. Спасибо, все свободный

Михайлов старший вышел в приемную и попросил Ирину зайти.

— Ты знаешь, Ира, как сейчас наш Дима отодрал этого Проничева! У того аж ручонки затряслись. Ну, молодец, не ожидал от сына такой эффективной прыти.

— Что стряслось-то?

— Проничев решил по-своему расчеты вести, не так, как было поручено. Ну и получил по полной программе. Дима его вообще уволить хотел, но он вовремя извинился.

— А ты что молчал?

— А я что, я не генеральный директор — сын по существу говорил и правильно. Молодец!

Профессора Рябова окружили его сотрудники с естественными вопросами: что, как и почему, не понимая своего удаления с рабочего совещания. А он налил себе в кружку чай и молчал, как рыба. Немного потянув время и заставив поволноваться коллег, заговорил с сожалением:

— Опростоволосились мы, братцы, по полной программе, генеральный расчеты не принял, сбор установки приказал прекратить.

— Почему? Проничев же все проверил и утвердил. И вы не мальчик в этих вопросах, Василий Николаевич.

— Вы эти подковырки бросьте, други милые. Оказывается, Проничев нам совсем не ту задачу поставил, нас он не ругал, а на него сильно сердился, даже уволить хотел. Заново станем все расчеты делать, и срок нам недельный дан. Нужно рассчитать параметры реактора без учета водяного охлаждения. Генеральный собирается ставить в реактор замедлители из другого материала, способного выдержать температуру три тысячи и более градусов.

— Взорвется же все…

— Не взорвется. Он же поставит в реактор замедлители цепной реакции, поэтому распад управляемый и не достигнет критического уровня.

— Но никакой материал не выдержит такой температуры.

— В том-то и вопрос весь, что Проничев посчитал так же, за что и получил взбучку. Есть такой материал. Представляете, ребята, реактор без охладителя? — Глаза профессора загорелись. — Это же многократно уменьшенный объем, увеличенная мощность и впереди никаких Чернобылей и Фукусим, никакой радиации и взрывов. Это мировое открытие, мужики. Все, хватит болтать, за работу, все за работу.

В приемной раздался звонок.

— Это дежурный оператор видеонаблюдения, наш КПП захвачен вооруженными людьми.

— Переключаю на Фролова, — мгновенно среагировала Ирина Петровна и побежала в кабинет Михайлова старшего.

— Коля, наш КПП захватили вооруженные бандиты, — взволнованно затараторила она.

— Фролов в курсе? — Спокойно спросил Михайлов.

— Да, я переключила на него дежурного оператора.

— Тогда иди и спокойно работай, Фролов разберется, сил и средств у нас достаточно, чтобы нейтрализовать любого противника. Никому больше не сообщай, Диме тоже, пусть не волнуется по пустякам. Если кто-то станет спрашивать, объясняй спокойно — идут плановые учения по отражению возможного нападения.

Фролов поднял роту бойцов по тревоге. От КПП до корпусов объекта ровно километр и солдаты заняли подготовленные заранее позиции на половине пути, обходя противника по замаскированным траншеям с флангов.

Генерал оценил ситуацию, наблюдая, как короткими перебежками приближались до тридцати человек. Чувствовалась спецподготовка нападавших, действовали слаженно и уверенно, прикрывая друг друга. Он обратился к нападавшим по громкой связи:

— Граждане бандиты, вы вторглись на запретную территорию военного объекта. Предлагаю немедленно сложить оружие и сдаться. В случае движения в любую сторону будете немедленно уничтожены.

Бандиты среагировали ответным автоматным огнем и продолжали движение к рабочим корпусам. Фролов приказал открыть огонь на поражение. Крупнокалиберные пулеметы прошивали бронежилеты нападающих насквозь, и они залегли, не ожидавшие такого отпора.

— Граждане бандиты, — снова обратился к нападавшим Фролов, — последний раз предлагаю сдаться. Оружие оставляете на земле и встаете с поднятыми руками. Даю на раздумье десять секунд, после этого открываем огонь на поражение.

Нападавшие стали медленно вставать, поднимая руки. Солдаты их обыскивали и отводили в сторону. Подошел Фролов и первым делом спросил:

— Солдаты на КПП целы?

— Да, товарищ генерал, — доложил командир роты спецназа ФСБ, — все живы, только помяли их омоновцы немного.

— Почему ты считаешь, что это ОМОН?

— Форма на них и удостоверения при каждом, — ответил офицер.

— Ведите их, каждого держите отдельно, не давайте общаться друг с другом.

Фролов выругался трехэтажным матом и отошел в сторону. Достал телефон.

— Савелий Федорович, здравствуйте, это Фролов беспокоит.

— Здравствуйте, я перезвоню вам.

— Нет…

Но губернатор уже не слышал Фролова, в трубке раздавались короткие гудки. Только с третьего раза губернатор взял телефон снова.

— Я же сказал вам, что перезвоню сам, что за спешка, у меня совещание и…

— Так прервите его, черт бы вас там всех подрал. ОМОН только что пытался захватить наш объект. Позвоните начальнику УВД и выясните: не отправил ли он еще кого-нибудь на подмогу. Сами вместе с начальником УВД приезжайте на Н-ский километр немедленно Вопрос серьезный, Савелий Федорович.

— Звоню и еду, — кратко ответил губернатор.

Он немедленно прервал совещание и позвонил начальнику УВД.

— Слушаю вас, Савелий Федорович.

— Ты что там, генерал, совсем охренел что ли? Твой ОМОН только что на воинскую часть напал. Позвони своим, может они еще кого-нибудь на подмогу отправили, пусть вернут, а сам немедленно выезжай на Н-ский километр, там встретимся. Все.

На н-ском километре машины губернатора, начальника УВД и командира ОМОНа остановил военный патруль, проверил документы.

— Извините, придется подождать минутку, я доложу командиру.

Офицер действительно вернулся через минуту и приказал арестовать начальника УВД и командира ОМОНа.

— Господин губернатор, вы можете проехать, наш офицер вас проводит.

— Но они со мной приехали, я их сюда пригласил, — возразил губернатор, глядя, как солдаты бросили на капот машины и обыскивают генерала полиции с подполковником.

— Ничего не могу сделать, у меня приказ.

— Савелий Федорович, — начальник УВД повернул голову в сторону губернатора, — не спорьте с майором, у него приказ, приедете на место — переговорите с командиром, чтобы нас отпустили.

— Хорошо, — губернатор сел в машину и она тронулась.

На КПП их встретил Фролов.

— Что случилось, Иван Сергеевич, почему задержаны начальник УВД с командиром ОМОНа — я их сюда пригласил. Прикажите отпустить.

— Отпустить или не отпустить — это решит следствие. Случилось вот что, — Фролов рассказал все в подробностях.

— И вы не знали, что это ОМОН?

— Нет, не знали. Но это ничего не меняет, никто не давал право полиции вторгаться на территорию военного объекта. В результате пятнадцать трупов, Савелий Федорович, и четырнадцать арестованных сотрудников.

— Что?

Да, Савелий Федорович, все происходящее зафиксировано видеокамерами, и никаких сомнений здесь быть не может. Сейчас будем выяснять — почему ОМОН пытался захватить нас, кто отдал приказ и многое другое. ОМОН — это не кучка бандитов и на захват, тем более вооруженный, просто так не пойдет.

— Я одного не пойму, Иван Сергеевич, каждый гражданский и то знает, что воинская часть — это закрытая территория даже для полиции. Зачем они сюда полезли?

— Вот это нам и предстоит выяснить. Ситуацию вы поняли, Савелий Федорович, вас проводят до машины, а мне, извините, работы во, — он провел ладошкой выше фуражки

Губернатор ехал обратно и в его голове никак не укладывались произошедшие события. Он не понимал, почему ОМОН полез на этот объект. На каждом пролете забора, на шлагбауме КПП написано ясно и четко: "Стой, запретная зона, военный объект". Стоят солдаты… Нет, это было выше его понимания. Он вздохнул, надо что-то делать с прессой, чтобы в СМИ не просочилась информация. Кошмар, просто кошмар.

Фролов решил первым допросить начальника УВД.

— Я генерал-лейтенант Фролов, начальник управления "Д" центрального аппарата ФСБ России, — представился он. — Расскажите, генерал, что вы знаете о попытке захвата военного объекта вашими сотрудниками.

— Ничего не знаю. О попытке захвата я узнал от губернатора, он мне позвонил. Я перезвонил командиру ОМОНа, тот доложил мне, что действительно отправил группу захвата и отправил потом еще одну, так как с первого раза попытка не удалась. Я приказал вернуть вторую группу и выехал сюда вместе с командиром ОМОН.

— На каком основании командир ОМОНа отдал такой приказ?

— Я не знаю, со мной ничего не согласовывалось. Я действительно узнал о случившемся от губернатора. И уже позднее от командира ОМОН, что именно он такой приказ отдал. Почему, на каком основании — я это выяснить не успел.

— Хорошо, вы пока задержаны на 48 часов. Уведите.

Фролов пригласил к себе командира ОМОН, представился ему.

— Расскажите, подполковник, желательно в подробностях, что вы знаете о попытке захвата военного объекта вашим подразделением?

— Сегодня после обеда ко мне зашел командир второго взвода, старший лейтенант Игумнов. Рассказал, что получил оперативную информацию о производстве наркотиков. Наркотики производятся и фасуются на заводе за городом, именно здесь, где мы сейчас находимся. Наркобароны закамуфлировали завод под военный объект, сделали КПП и поставили своих людей под видом солдат. Естественно, что военный объект никто проверять не станет. Я отдал приказ Игумнову о захвате завода, и он со своим взводом выехал сюда. Спросите у Игумнова, он подтвердит. Все, больше я ничего не знаю.

— Как задокументирована эта оперативная информация, кому вы о ней доложили?

— Игумнов доложил мне устно, я не стал никому докладывать, так как информация серьезная и могла произойти утечка. Поэтому сразу отдал приказ о захвате.

— От какого источника Игумнов получил эту информацию? Вы, как командир, не могли не поинтересоваться надежностью информации и наверняка спросили у подчинённого: кто дал ему такие сведения?

— Я Игумнова давно знаю, парень надежный, поэтому не спросил, а поверил на слово. Вы у него сами спросите.

— Вы отправили сюда еще одну группу, но ваш генерал приказал вернуть ее. По чему вы приняли такое решение?

— Мне позвонил рядовой Сидоров, сказал, что ведут бой с наркоторговцами, по этому я отправил еще одну группу, но по приказу генерала вернул назад.

— Почему позвонил рядовой Сидоров, а не командир взвода Игумнов?

— Этого я не знаю, у них спросите.

— Пожалуйста, повторите дословно, что вам сказал рядовой Сидоров по телефону?

— Рация разбита, ведем бой с наркоторговцами, просим помощи.

— Может вы что-то забыли, упустили, вспомните еще раз хорошенько.

— Именно так все было сказано. Вспоминать нечего.

Фролов приказал увести подполковника и строго следить, чтобы он ни с кем не общался. Попросил привести к нему Сидорова, представился ему.

— Пока у меня к вам всего лишь один вопрос, Сидоров. Повторите дословно, что вы сказали командиру, когда звонили ему отсюда. Если звонили.

— Звонил. Я ему сказал, что п-ец, мы нарвались на настоящую воинскую часть и половина ребят убиты, Игумнов тоже. Что делать? Все.

— Что командир ответил?

— Ничего, он трубку бросил, я крикнул ребятам, что командир нас подставил, и мы стали сдаваться.

— Повторите еще раз, Сидоров, что вы сказали командиру по телефону, вы это хорошо помните?

— Прекрасно помню, сказал, что п-ец, мы нарвались на настоящую воинскую часть и половина ребят убиты, Игумнов тоже. Что делать? Все — буква в букву помню.

— А кто отдал вам приказ о захвате?

— Не знаю. Взводный вышел от командира и сказал, что есть приказ о захвате наркобаронов, которые под видом воинской части наркоту изготавливают. Я сам не слышал, но выходит, что командир приказал. Может и ему кто-то — не знаю.

— Чья это информация о наркобаронах?

— Не знаю. Я и другие ребята поняли, что командирская.

— Спасибо, Сидоров, пока идите.

Фролов приказал увезти Сидорова и привести подполковника.

— Значится так, подполковник. Вы отдали приказ о захвате секретного военного объекта. Если не станете говорить правду, то вам грозит пожизненный срок, вы это понимаете?

— Я отдал приказ о захвате наркобаронов, это все могут подтвердить. Не надо мне шить ничего лишнего.

— Все это как раз не подтверждают. А подтверждается то, что вы лжете. Вы знали, что Игумнов убит, но предлагали мне допросить его. Вам об этом Сидоров сказал, так же он сказал, что это настоящая воинская часть, а вы новую группу отправили. И оперативная информация, которой вы пытаетесь здесь прикрыться, получена не от Игумнова, а от вас. Так утверждают ваши бойцы. И еще больше скажу вам, что Игумнов не убит, а ранен, пуля попала в бронежилет, пробила его и застряла в ребре, врачи утверждают, что выживет и скоро расскажет свою версию случившегося. Даю вам последнюю возможность, подполковник, облегчить свою участь чистосердечным признанием.

Командир обхватил голову руками и сидел минуту, не шевелясь, видимо, обдумывая новую версию, или решался на признание.

— Хорошо, это моя информация, не Игумнова. Мне даже заплатили, чтобы я не тянул время и разделался с наркобаронами. О том, что там настоящая воинская часть, я не знал.

— Кто дал информацию, кто заплатил?

— Подошел какой-то мужик на улице, кавказец, сунул мне бумажку и ушел. Я потом развернул, а там записка и деньги, десять тысяч рублей.

— Ты сам-то понял, что сейчас сказал? — Уже с нескрываемой злостью произнес Фролов. — К тебе подходит кавказец, которых вы всегда шмонайте, кладете на пол и забирайте деньги, сует бумажку и уходит. А ты ее даже не смотришь, только потом, позже открываешь. Даже твои тупорылые подчиненные и то от смеха бы сейчас покатились. Так кто тебе дал информацию и еще заплатил за нее?

— Мужик на улице, я его не знаю.

— Видимо мужика этого ты боишься больше, чем пожизненного срока. Но и на зоне тебе не сладко придется — ОМОН там не жалуют.

Вошел Михайлов старший, Фролов встал.

— Николай Петрович, провожу допрос подозреваемого, это командир ОМОНа.

— И что, как результаты? — Поинтересовался Михайлов.

— Нападение совершил второй взвод ОМОНа, приказал им командир, вот этот, — Фролов указал на задержанного, — он получил информацию от неустановленного лица, что здесь производят наркотики, и дал команду на захват. О том, что здесь военный объект — утверждает, что не знал. Врет, конечно, это уже доказано.

— Почему он врет, как ты считаешь? — Спросил Михайлов.

— Боится он какого-то человека, боится больше пожизненного срока, — ответил Фролов.

Подполковник сидел на стуле, как бы с отрешенным взглядом, но чувствовалось, что он внимательно следит за разговором. Он не был искушенным в оперативных играх и воспринимал разговор за чистую монету.

— Нет, здесь немного не так, — возразил Михайлов, — его убедили, что если он сам не сознается, то следствие ничего не докажет. Разговор у них тэт а тэт происходил, значит других доказательств, кроме признательных показаний, быть не может. Получена оперативная информация о производстве здесь наркотиков, дается команда на захват — все законно. Самое большее, что следствие может ему вменить — это халатность, недобросовестное отношение к своим служебным обязанностям. Он же не проверил информацию, не зафиксировал ее. Здесь не боязнь, Иван Сергеевич, здесь точный расчет. Уволят его из органов, дадут несколько лет условно и все. Заплатили ему не мало и есть, на что жить. Я только что говорил сейчас с одним человеком, он все это подтвердил. Так что оформляй протокол, как есть, не трать время зря, пусть получает пожизненный срок, если он полный дурак. А тот как раз не дурак, он первым признался, срок себе скостил. Хоть и главный виновник, а сидеть меньше этого дурака будет.

Михайлов вышел в коридор с одной мыслью — правильно он угадал расклад или нет, подействует разговор на задержанного или нет? Услышал, как за дверью возмущается задержанный, улыбнулся и пошел довольный — угадал.

— Вот сука, тварь поганая, сам же все заварил, а на меня свалить хочет. — Подполковник сжал кулаки. — Я его на зоне как последнюю сволочь оттрахаю, петушком побегает, покукарекает, гнида. Пиши, генерал — это начальник УВД приказал, он и деньги дал, пять миллионов рублей наличными.

Оставался самый сложный вопрос для следствия — кто вышел на генерала полиции и как он на такое решился. Хотя о сложности вопроса можно говорить только по окончанию следствия. В ходе расследования самым сложным является нераскрытый.