После долго и счастливо

Глава 16. Фрейя

Плейлист: The Ukuleles — Rolling In The Deep

У Уиллы вырывается непристойный стон, пока она уткнулась в подушку для лица на массажном столе.

— Эй, — ворчит Фрэнки. — Некоторые из нас хотели бы получить массаж без твоих животных звуков.

Уилла смеётся.

— Прости. У меня. Всё. Так. Ноет. Ничего не могу с собой поделать.

— Заставь Райдера делать тебе массаж, — говорю я ей.

— Хех, — Уилла шумно вздыхает, когда её массажист проводит руками вверх по её смазанной маслом спине. — Райдер — это причина, по которой у меня всё ноет.

Теперь уже мой черед стонать.

Фрэнки гогочет.

— Если бы я сейчас могла дать тебе пять, я бы это сделала.

— Я хочу отдельное помещение, — бормочет Зигги в свою подушку. — Тихое. И можете, пожалуйста, посильнее? — просит она своего массажиста. — Просто грубо мните мышцы, а потом полностью убирайте руки, когда переключаетесь на что-то другое. Лёгкие прикосновения вызывают у меня дискомфорт.

Её массажист кивает.

— Конечно.

Я испытываю крохотный момент гордости за Зигги, потому что ещё несколько назад я бы и представить не могла, что она сделает такое. Но теперь она более комфортно озвучивает свои сенсорные потребности, будь то желаемые прикосновения в массаже или объяснение того, что ей нужно, чтобы групповая вылазка прошла хорошо.

— А вы тем временем? — говорит Фрэнки своему массажисту.

Массажист, трудящийся над её плечами, криво улыбается, будто это какая-то шутка для своих.

— Не трогаю ваши бёдра, — говорит он, — или же готовлюсь к непроизвольному красочному мату.

Фрэнки удовлетворённо вздыхает, когда он проводит руками вверх по её шее.

— Вы лучший.

— Как вы себя чувствуете? — нежно спрашивает моя массажистка.

— Нормально, спасибо, — говорю я ей. — Просто продолжайте в том же духе, пожалуйста.

Завершив наш вечерний массаж, мы принимаем душ и надеваем комфортные сарафаны, затем берём такси и едем поужинать и выпить. Чувствуя себя смягчившейся и расслабленной, я предвкушаю аутентичную гавайскую еду и хороший коктейль с видом на пляж.

— Я чувствую себя такой расслабленной, — говорит Зигги, помахивая руками, пока мы идём к ресторану.

Уилла смеётся.

— Умираю с голода, — говорит Фрэнки. — Мне надо затолкать в себя бургер, а потом в постельку. Я знаю, что вздремнула, но каяки меня истощили.

— А меня истощило солнце, — говорю я им. — Чувствую себя радиоактивной.

Зигги ощупывает свой нос.

— Ага. Я обгорела.

Этим утром мы плавали на каяках и ныряли с дыхательными трубками, поскольку такая активность интересна нам всем и не слишком нагружает тело Фрэнки. Затем мы вернулись, вздремнули (ну, дремали все остальные; я читала «Доводы рассудка» и наслаждалась послеобеденным солнышком), а потом собрали сумки для вечернего массажа и выхода в свет.

Это были стратегически продуманные усилия со стороны всех детей, кхм, оставить родителей одних в доме на протяжении большей части дня. В конце концов, эта поездка посвящена их годовщине.

Я смотрю на высокие медные факелы ресторана, горящие в ночи, и слушаю рёв океана. Здесь в воздухе витает чувственное, нескончаемое тепло. И что-то в этом острове — то ли людская доброта, то ли изобилие природной красоты, то ли постоянное солнце и захватывающий океан — заставляет меня чувствовать себя живой, полной надежды.

А сейчас? Отсветы пламени, накатывающие волны, тени и тёплый, знойный воздух. Я не могу отрицать, что это невероятно романтично. Но, конечно, мы с Эйденом на дне нашего брака.

Эх.

— Итак, — говорит Фрэнки, поставив свою трость между ног и вытянув руки вдоль спинки стула. — Давайте поговорим о слоне в комнате.

Зигги отрывается от своей электронной книги.

— О каком слоне? — она оглядывается по сторонам. — О. О метафорическом слоне⁶. Поняла. Я слушаю.

Уилла опирается локтями на колени и запрокидывает голову. Её кудряшки карамельного цвета пляшут на морском ветерке, глаза обеспокоенно напряжены. Фрэнки слегка хмурится, тоже сосредоточившись на мне, и мой живот скручивает нервозностью. Одно дело — рассказать моей лучшей подруге Мэй, которая знает все мои грязные секреты, но совершенно другое — открыться этим женщинам, которые знают лишь крутую старшую сестру Фрейю, у которой в жизни всё в порядке.

— Эй, — нежно говорит Уилла, накрывая мою ладонь своей и сжимая. — Никакого давления. Скажи нам тогда, когда тебе будет лучше всего.

— Как насчёт алкоголя? — Фрэнки поднимает руку, подзывая официанта.

— Только немного, — говорит Зигги, снова уткнувшись в электронную книгу. — После массажа много потеешь, так что надо восстанавливать водный баланс. Два стакана воды на каждый алкогольный напиток.

— Уф, — фыркает Фрэнки. — Дети пошли такие ответственные.

Зигги улыбается, продолжая читать, и больше ничего не говорит.

— Ага, — признаюсь я. — Для такого мне надо выпить.

Фрэнки на удивление быстро призывает персонал одним движением пальца и магнетическим взглядом в сторону беспомощного официанта, проследив, чтобы мы также заказали еду. Через несколько минут мы уже чокаемся коктейлями майтай, а Зигги — лимонадом. Расслабившись на низких комфортных креслах вокруг такого же низкого круглого столика, мы вытягиваем ноги и коллективно вздыхаем от удовлетворения.

— Ладно, — говорю я, сделав большой глоток майтай. — Мы с Эйденом проходим достаточно тяжёлый этап в отношениях. Я пока что не вмешиваю в это маму и папу, так что, пожалуйста, сохраните всё между нами и моими братьями. Я не хочу портить празднование моих родителей.

Зигги поднимает взгляд.

— У вас, ребят, всё будет хорошо?

Я делаю очередной глоток майтай.

— Я не знаю, Зигги.

Одно дело — на протяжении месяцев абстрактно чувствовать, насколько Эйден отвлечён на работу. Но совершенно другое — тот вечер на кухне, такое острое ощущение отвержения из-за этого. Его эмоциональное отсутствие причиняло боль. Но его бездумное присутствие ранит ещё сильнее. И рана продолжает нагнаиваться.

— Простите, — бормочу я, промокая глаза.

Уилла кладёт ладонь на мою спину.

— Я не могу сказать ничего такого, что помогло бы тебе пройти через это. Но просто знай, что я считаю тебя храброй и крутой. Я так восхищаюсь работой, требующейся для поддержания долгосрочных отношений. С самого моего знакомства с тобой я всегда равнялась на тебя и твой брак с Эйденом, и знание о ваших сложностях ничего не изменило. Если уж на то пошло, я восхищаюсь вами ещё сильнее.

— Спасибо, — говорю я ей. — Эта «работа» над долгосрочными отношениями, как ты выразилась — думаю, я только сейчас начинаю понимать, как много она охватывает. Это не просто компромисс насчёт того, где купить дом или сколько тратить на еду в ресторане. Я думала, это поверхностная работа, если ты встретишь подходящего человека. Потому что в детстве я видела счастье своих родителей и считала, что оно не требует усилий. Понимаете? И это казалось правдой — быть с Эйденом долго казалось естественным, по крайней мере, хорошая и счастливая часть этой работы. Пока… пока всё не изменилось. А теперь это тяжело. Всё это.

— Само собой, я недолго знакома с тобой или Эйденом, но Рен сказал мне, что он никогда не видел Эйдена таким удручённым, как когда они были в хижине, — говорит Фрэнки. — Как та, у кого личные проблемы встали на пути отношений, я могу по своему опыту сказать — иногда люди дерьмово показывают, насколько им важны их близкие люди. Это не оправдание, лишь напоминание. Я думаю, твой муж очень сильно тебя любит. Но я надеюсь, что он научится лучше это показывать. Ты заслуживаешь лучшего.

— Спасибо, Фрэнки, — шепчу я.

Зигги тянется ко мне и крепко обнимает.

— Держись, Фрей. Я тебя люблю.

Я стискиваю её в ответ и глотаю ком слёз в горле, когда мы отстраняемся.

— Спасибо. И я тебя люблю.

— Ох уж эти мужчины, — бормочет Фрэнки, не выпуская изо рта трубочку коктейля. — Заставляют нас влюбляться в них. Портят наши грандиозные планы на жизнь старой девы. Сплошные проблемы от них.

Это заставляет меня рассмеяться.

— Хорошо, что у него отменный шланг в штанах, — выдает Уилла.

— Эй! — Зигги зажимает уши ладонями. — Прекрати. Буэээ.

— Кайфоломщица, — стону я, корча гримасу, и всасываю через трубочку ещё больше коктейля.

— Прошу прощения, — отзывается Уилла. — Ладно, хватит о мальчиках. Пора напиться и спеть в караоке.

— Что? — мои глаза распахиваются шире. — Караоке?

Фрэнки склоняет голову набок и потягивает майтай.

— Маленькая птичка по имени Эйден напела нам, что ты обожаешь живое караоке.

Моё сердце сжимается.

— Он сказал вам об этом?

— Ну, он сказал Райдеру сказать мне, — уточняет Уилла. — А я сказала Фрэнки и Зигги. А потом заставила их прийти сюда. Так что в опосредованной манере да, сказал.

Я нервно кошусь на группу, размещающуюся на сцене, и на микрофон, ждущий, когда кто-нибудь схватит его со стойки и наполнит своим голосом. Фрейя, которая рванула бы туда и запела во всё горло, кажется призраком прошлой жизни. От этого осознание моё сердце стискивает печаль.

— Я не пела… несколько месяцев. В караоке, имею в виду.

— Ну, давай это исправим, — говорит Уилла. — Начнём с раунда шотов.

Зигги вздыхает и подтягивает к себе колени.

— Ну, хотя бы я захватила с собой читалку.

Когда Райдер был маленьким, его завораживала дикая природа. Мы ходили в библиотеку, и он заставлял меня читать ему одну за другой книги про обезьян, домашний скот, бабочек и птиц. Я узнала про практики выбора партнера и миграцию, про то, у кого животного самое маленькое то и самое большое сё. Я узнала так много, пока читала ему. Но ярче всего я помню, как узнала про инстинкты животных, заставлявших их устремляться в безопасное место раньше людей при малейшем признаке надвигающейся катастрофы.

У этого нет неоспоримых доказательств, но существует теория, что животные чувствуют вибрации земли ещё до начала землетрясения, что при изменении давления и приближении сильных штормов они чувствуют это в воздухе, поэтому ищут укрытие и поднимаются на более высокие места. Я подумала, что это невероятно — мудрость животных, предвидящая катастрофу задолго до того, как тупенькие людишки догадаются, что их мир вот-вот встанет с ног на уши.

Но сегодня, прямо сейчас, я чувствую себя как одно из этих животных — мои органы чувств сделались чуткими, восприятие обострилось. Может, это потому что я на идеальном уровне лёгкого опьянения, когда слова ещё не путаются, а тело не стало ленивым. Я спокойна, но вместе с тем бдительна, расслаблена, но сосредоточена. И что-то в воздухе изменяется, пока я потягиваю свой напиток и наблюдаю за приготовлениями музыкантов.

— Воу, — говорит Зигги, опуская свою читалку. — Я не сообразила, что тут живая музыка. Это намного лучше, чем заранее записанные версии, — мгновение спустя она бормочет: — А барабанщик вроде как горяч.

Фрэнки поигрывает бровями.

— Нравятся плохие мальчики, да?

Зигги ярко краснеет.

— Думаю, мне нравятся татуировки.

— Ты же женщина, — мудро комментирует Уилла. — Естественно, тебе нравятся татуировки. Это заложено в нашем ДНК.

— А? — Зигги морщит нос. — Как?

— Я имею в виду… — Уилла потягивает майтай. — Не буквально. Я искажаю правду, потому что Руни здесь нет, чтобы она донимала меня научной точностью, но… — она с умоляющим взглядом поворачивается к Фрэнки.

— Она имеет в виду, — говорит Фрэнки, — что ты не первая женщина, которая смотрит на такого парня и испытывает влечение. Парни с татушками источают определённую ауру опасности и интенсивности. И животной части нашего мозга это нравится. Хотя я скажу, что не надо судить книгу по обложке. Часто типы с самой грубой внешностью втайне имеют большое доброе сердце, — она улыбается и играет трубочкой от коктейля. — А прилежных хороших мальчиков надо остерегаться.

Я прикусываю губу, чтобы сдержать пылкое согласие. Я не хочу травмировать Зигги. Но я остро помню наш первый с Эйденом секс, и какой шок я испытала, когда этот неизменно вежливый, безупречно одетый задрот с докторской степенью перевернул меня на матрасе, закинул мою ногу на своё плечо и нашёптывал мне самые грязные фразочки, что я когда-либо слышала от любовника.

На тот момент это был самый сильный оргазм в моей жизни. И после этого пути назад не было.

Зигги щурится.

— Это… мы говорим о…

Коварная улыбка Фрэнки делается ещё шире.

— О мой бог, — Зигги сильнее сползает по сиденью и поднимает читалку. — Меня стошнит.

— Сурово, Фрэнки, — говорит Уилла.

— Что? Я была деликатной. Это ты сказала, что у её брата большой шланг!

Зигги встаёт и кладёт свою читалку на стол.

— Я пойду в туалет, умою лицо, которое горит из-за того, что вы двое каким-то образом фильтруете свою речь ещё хуже, чем я. А когда я вернусь, больше никаких отсылок к анатомии моих братьев, хватит.

— П-прости, Зигги, — говорит Уилла, стараясь сдержать смех.

Фрэнки отдаёт честь.

— Слушаюсь, капитан.

Я перестаю обращать внимание на разговор Уиллы и Фрэнки, поскольку мой взгляд бродит по ресторану под открытым небом. Ночь делает мир волшебным, со светящимися огнями и медными факелами тики. Воздух кажется более тёплым, сладким, полным жара и ночных цветов, и когда басист для пробы задевает струну, дрожь волнения пробегает по моей спине.

Звук получается громким, и резонанс резко раздаётся через динамики, после чего обрывается. Басист поднимает взгляд и виновато улыбается, когда люди дёргаются от неожиданности.

— Извините за это, ребят.

Он обводит взглядом пространство, а сам опускает бас-гитару и следом проверяет укулеле, а затем его глаза останавливаются на мне. Очередная вспышка осознанности проносится по моему телу. Эхо чего-то, что я не чувствовала месяцами — чистый, животный интерес.

«Привет», — произносит он одними губами.

Я вежливо улыбаюсь в ответ, не размыкая губ, затем отвожу взгляд и сосредотачиваюсь на своём поке.

— Кому хватит храбрости подняться и проверить нам баланс между музыкой и голосом? — спрашивает он в микрофон.

Уилла толкает меня коленом.

— Он смотрит на тебя. Давай. Иди.

Я потягиваю майтай.

— Нет.

— Почему нет? — спрашивает Фрэнки.

— Этот парень смотрит на меня так, будто я — ужин. Мне не хочется становиться главным блюдом.

— Ой, да он безобидный, — говорит Уилла. — Ты сама сказала, что давно не пела в караоке. Пение делает тебя счастливой, Фрейя. Так что получай удовольствие, игнорируй флирт и открывай сцену!

Басист задевает струну, и та издает томный звук.

— Никто? — спрашивает он. — Даже хорошенькая блондинка в кроваво-красном сарафане?

К моим щекам приливает жар. Я накрываю лоб ладонью как козырьком, прячась.

— Я же говорила, что это платье — плохая идея.

Уилла поигрывает бровями.

— А я говорила, что это платье — лучшая идея. Красный смотрится на тебе прямо-таки греховно.

— Это всё декольте. Сисечки, — Фрэнки изображает поцелуй шеф-повара. — Великолепно!

— После этого я прикончу вас обеих, — бормочу я, затем опускаю руку и снова смотрю тому парню в глаза.

Он триумфально улыбается и переключается на мелодию известной песни о любви.

Мужчины. Изящность на уровне слона в посудной лавке.

— А вот и она, — говорит он.

Я встаю, беру свой коктейль и пробираюсь вперед, к сцене.

Когда я уже близко, парень обходит микрофон и улыбается мне. Он примерно моего роста, и вблизи я вынуждена признать, что он привлекателен. Пирсинг в брови. Пронизывающие ореховые глаза. Насыщенно бронзовая кожа и тёмные волосы, собранные в гульку на затылке. Татуировки, поднимающиеся по правой руке.

Левой рукой я ставлю свой майтай на ближайший столик. Моё кольцо отражает искры света и привлекает его внимание.

Он вздыхает.

— Лучшие всегда уже заняты.

Я невольно улыбаюсь теперь, когда знаю, что мы на более комфортной территории.

— Меня сюда вытащили ради моего семейного положения, или я создаю впечатление той, кто умеет петь?

Он смеется.

— Я надеялся насчёт первого и был уверен во втором. Зовут Марком.

— Привет, Марк. Фрейя. Что у нас будет?

— Что ты поёшь? — спрашивает он, поигрывая струнами и делая шаг назад.

— Да что угодно.

— Хм, — он прикусывает губу. — У тебя голос с хрипотцой. Альт?

— Не то чтобы я хотела хвастаться, но мой голос становится таким, как я захочу. Так что обо мне не беспокойся.

Он смеётся, запрокинув голову.

— Чёрт, у меня проблемы. Ладно, Адель, — говорит он, подмигивая, затем берёт укулеле и быстро наигрывает мелодию. — Готова?

— Ага.

Когда он увеличивает громкость и повторяет вступление, я хватаю микрофон, наполняю лёгкие воздухом и беру первую ноту, тёплую и насыщенную, как солнечный свет, льющийся из моего горла. Глаза щиплет от слёз, когда я чувствую силу в своём голосе. Это землетрясение в моей груди, предупреждение, сотрясающее меня из центра тела и во все стороны.

«Больше никогда не забывай меня вот так».

Как я позволила этому ускользнуть от меня? Как я настолько онемела, что похоронила эту нужду петь, подобную потребности в дыхании, потребности в чувствах?

Каким-то уголком своего сознания я понимаю, что притупила свои чувства тогда, когда притупила свою боль. Потому что ты не можешь выбирать, какие эмоции чувствовать — или ты осознаёшь и испытываешь их все, или нет. И я выбрала онемение, чтобы пережить боль своего брака.

Но больше нет. Моё сердце, его глубина и дикость созданы не для того, чтобы быть похороненными. Моё сердце должно придавать силы моей жизни. Питать мою работу, мои отношения, моё стремление к радости. И я снова принимаю эту силу, пока каждая нота пробивает мои лёгкие и разносится по пространству вокруг. Я даю себе обещание: я больше не брошу себя вот так. Я больше никогда не буду подавлять эту жизненно важную часть себя.

Когда Марк ускоряет темп и присоединяется ко мне в гармонии, остальные музыканты тоже подключаются. Я закрываю глаза и во всё горло пою припев. Впервые за долгое время я чувствую себя живой.

Дико и прекрасно живой.