Плейлист: Vance Joy — I’m with You
Птицы тихо чирикают снаружи. Свет солнца льётся через нашу стеклянную раздвижную дверь и окрашивает профиль спящей Фрейи золотыми и бронзовыми оттенками, спускаясь по линии её носа к поджатым губам. Кто-то гремит чем-то дальше по коридору — мои ставки на одного из «щенков» — и резко будит её от глубокого сна.
Тихо и мягко потягиваясь, Фрейя попискивает и открывает глаза. Она сонно косится в мою сторону, где я лежу рядом с ней на постели, приподнявшись на локте. Я улыбаюсь ей, и она улыбается в ответ — теплее, чем солнце, озаряющее её лицо.
— Доброе утро, — тихо говорит она.
— Доброе утро, — шепчу я. Глядя на неё, я провожу ладонью по её руке. Она робко поворачивает ладонь, и я крепко переплетаю наши пальцы.
Её глаза всматриваются в мои, и её улыбка делается шире.
— Твои волосы торчат во все стороны.
— Знаю, — я вожу большим пальцем по её ладони, успокаивая себя так же, как и бесчисленное множество раз в прошлом, прикасаясь к ней вот так. — Надо подстричься. Просто я был слишком занят.
«Слишком занят. Боже, Эйден. Нашёл что ляпнуть».
Выражение её лица меняется, и она смотрит на наши руки.
— Который час?
— Рано.
— Насколько рано?
Я пожимаю плечами.
— Не знаю.
Она хмурится.
— Ты не можешь посмотреть на телефоне?
— У меня нет его при себе.
Её глаза комично выпучиваются.
— Что?
Я бы оскорбился тем, насколько она шокирована, но я месяцами практически не расставался с ним. Сложно было не беспокоиться, что я что-то пропущу, но я сделал это — две ночи подряд оставлял телефон внизу. И я до сих пор не заглядывал в него. Вместо этого я проснулся пораньше и позанимался йогой на маленькой террасе, вспомнив, что показывал нам Макануи. Как бы я ни сердился на этого парня, который чуть не устроил мне вывих бёдер, его упражнения помогали мне дышать глубже и расслабить все те места в теле, где накапливалось напряжение.
— Он на кухне, заряжается, — тихо говорю я ей, проводя пальцами по внутренней стороне её руки.
— Ну, я потрясена, — шепчет она. — Кстати о кухне, мне пора вставать, — бормочет она, покосившись мимо меня на яркое утреннее небо. — Если я не приготовлю завтрак, этим займётся мама.
— Сегодня за это отвечают Рен и Аксель.
Она поворачивает голову.
— Да?
— Парни составили календарь на остаток недели, чтобы не взваливать всё на тебя. И… — я смотрю поверх её плеча на ждущий её поднос. — Твой завтрак сегодня здесь.
Она оглядывается через плечо, затем смотрит мне в глаза и сдерживает улыбку.
— Вау.
Я улыбаюсь ей.
— Давай. Пока кофе не остыл. И пока Райдер не узнал, куда подевался его термос.
— О, ты покойник, раз посмел стащить его.
— Вот поэтому он и не узнает, жена, — я бросаю на неё выразительный взгляд. — То, чего он не знает, то ему не повредит. И мне тоже.
Фрейя тихо посмеивается, усаживаясь на кровати, и я ставлю поднос поверх её коленей.
— Это так здорово, Эйден, — говорит она. — Тебе необязательно было так стараться.
Я приглаживаю её взъерошенные волосы и целую в щёку.
— Мне захотелось.
Когда я тянусь к её тумбочке, чтобы поставить стакан её воды на поднос, я замечаю там книгу.
— «Доводы рассудка»? — спрашиваю я.
Она медлит, не донеся кофе до рта.
— Несколько недель назад я посмотрела фильм, и он мне понравился. Решила и книгу прочитать.
Устроившись рядом с ней на постели, я скрещиваю ноги в лодыжках и наклоняюсь, поправляя приборы на подносе. Фрейя улыбается мне поверх края кружки.
— Когда ты посмотрела фильм? — тихо спрашиваю я.
— Когда ты был в Вашингтоне, — отвечает Фрейя, поставив кофе. — Я плакала. Много.
Я поднимаю на неё взгляд.
— Почему?
Она слегка улыбается.
— Потому что это про долгое ожидание близкого человека после того, как он/она причинили тебе боль, а ты причинил боль им. Это про решение, что внешний мир не имеет права диктовать твоё счастье, про прощение, вторые шансы и любовь, которая растёт вместе с людьми.
— Звучит чертовски хорошо.
Она кивает.
— Да. На самом деле, пока что книга мне нравится больше.
Я наклоняюсь ближе к её руке, которая до сих пор в моих волосах.
— Можно мне почитать?
— Только если ты будешь читать её мне вслух. С британским акцентом.
Я шутливо прикусываю её плечо.
— Акценты даются мне так же плохо, как и шарады, и ты это знаешь.
Она целует меня в щёку.
— Я люблю твои акценты, — её губ опускаются к моему подбородку, и я чувствую её колебание, её тёплое дыхание на моей коже. — И я люблю тебя.
Эти слова. Я слишком, слишком давно их не слышал. «Я люблю тебя».
Моё сердце как будто отбивает барабанное соло, подскакивает и ёкает от взрывного облегчения. Она сказала это. Она любит меня.
До сих пор.
Я поворачиваюсь и прижимаюсь к её губам, крадя очередной поцелуй.
— Я люблю тебя, Фрейя. Очень сильно, — подавляя желание смахнуть поднос с её колен и нарушить все правила, установленные доктором Дитрих, я сажусь обратно и делаю глубокий вдох. Сейчас не время давить на то, что мы выстроили, и уж тем более проверять своё тело и рисковать разочаровать нас обоих.
Этот разговор состоится у нас дома, когда больше не будет давления быть «нормальными» перед её родителями. Когда мы укрепим то, что ведёт к физической близости: наши эмоции, наше доверие, нашу связь.
Фрейя выпрямляется и улыбается мне, закидывая в рот кусочек фрукта. Затем ещё один. Я наблюдаю, как солнце заливает нашу комнату, а Фрейя наслаждается каждым кусочком завтрака, облизывая пальцы, счастливо вздыхая и удовлетворённо урча.
Наконец, она кладёт салфетку на тарелку и улыбается.
— Ещё раз спасибо. А ты почему не ел?
Я качаю головой.
— Ещё не проголодался.
— Хм, — она щурится. — Ты уж проголодайся. Тебе понадобится энергия, когда я позднее надеру тебе задницу в пляжном волейболе.
— Пфф. Я тебя умоляю, — я поднимаю поднос и ставлю его на пол возле себя.
Она снова уютно устраивается на постели.
— Но сначала посплю ещё. Какой прекрасный завтрак! Теперь надо вздремнуть. Это Аксель и Рен приготовили?
— Прошу прощения, вообще-то я. Это не пресмыкание, если ты сваливаешь всё на других.
— Мм. Пресмыкающийся завтрак.
— Действительно, — я целую её макушку. — Они сейчас готовят на всех остальных. Твоя еда была приготовлена с любовью.
Она улыбается.
— Ещё лучше. Так кто готовит завтрак завтра?
Я откидываюсь на изголовье и накручиваю на палец одну из её почти белых прядей.
— Оливер и Вигго.
— О Боже, нет. Они поубивают друг друга. Там будут взбитые яйца на стенах, и они выльют друг другу на головы тесто для вафель.
— Да справятся, думаю. Они слишком любят еду, чтоб переводить её впустую, даже если они пререкаются как…
Фрейя вскидывает бровь.
— Как давно женатая пара?
— Шшш, — я шутливо прижимаю палец к её мягким губам. — Ты должна закрывать глаза на мою болтовню.
— Да? — спрашивает она, игриво прикусив мой палец.
Я втягиваю вдох, когда её глаза встречаются с моими. Моё тело распаляется и напрягается, пока я смотрю на её губы, а Фрейя робко поднимает руку и проводит по моим волосам, убирая от лица взъерошенные со сна пряди.
Наблюдая за ней, я стягиваю одеяло. Полупрозрачные белые трусики и майка, через которую видны её напряжённые горошинки сосков. Такая чистая красота. Я несколько секунд смотрю на неё, упиваясь.
— Можно мне прикоснуться к тебе, Фрейя?
Она так красиво краснеет.
— Как?
Я нежно прижимаюсь губами к её горлу и вдыхаю.
— Я хочу тебя поцеловать.
— Тогда лучше почисти зубы… ох, — она дрожит, когда я прокладываю дорожку поцелуев вниз по её груди.
— Я о таких поцелуях, — говорю я ей.
Она прерывисто выдыхает, пропуская мои волосы между пальцев.
— Почему?
— Потому что я скучаю по тебе, — шепчу я, не отрываясь от её мягкого живота и задирая её маечку. — Потому что я хочу сделать тебе приятно, — один нежный поцелуй, и я провожу носом по сатиново-гладкой коже между её бёдер. — Потому что я люблю тебя.
Фрейя невольно приподнимает бёдра. Её пальцы изящно проходятся по моим плечам, после чего снова сжимаются в моих волосах и привлекают меня ближе.
— Мне нужны твои слова, Фрейя.
— Да, — слабо отвечает она. — Да, ты можешь меня поцеловать.
Я подцепляю её трусики и стягиваю вниз по её ногам. Она такая красивая, влажная и раскрасневшаяся. Я нежно дразню её, деликатно раскрываю, обдаю прохладным дыханием.
— Эйден, — шепчет она, нетерпеливо ёрзая подо мной.
Я запускаю другую руку под её майку и накрываю её грудь, лаская сосок.
— Ты проснулась, изнывая, Фрейя?
Она прикусывает губу, затем едва заметно кивает.
— Что тебе снилось?
Её румянец становится ещё гуще.
— Откуда ты знаешь, что я видела сон?
Я потираю её клитор, затем ниже, лаская ту мягкую, бархатистую кожу. Каждое движение моего большого пальца, каждое ласкающее касание заставляет её вздыхать.
— Потому что я вижу. Ты спала неспокойно. И они тоже тебя выдали, — накрыв её грудь, я тереблю соски пальцами, дразня каждый из них по очереди. — Всегда выдают.
Я прокладываю дорожки поцелуев по её бёдрам, оказываясь так близко к месту, где она меня хочет.
— И я знаю тело своей жены, — шепчу я. — Я знаю, когда ей нужно кончить.
Я провожу пальцами по её животу и смотрю, как на её коже выступают мурашки, когда Фрейя запрокидывает голову, прикусывая губу. Её веки трепещут и опускаются, пока я поднимаюсь выше по её телу и сосу её соски через ткань майки, не прекращая ритмичных ласк.
— Потрогай себя, Фрейя, — мой голос звучит хрипло, член вздыбился и пульсирует. Яйца резко поджимаются, пока я играю с её соском. — Покажи мне.
Её ладонь опускается по её телу, гладя то место, где она влажная, раскрасневшаяся и такая ох*енно красивая. Я приподнимаюсь на локте, едва ощутимо дотрагиваюсь до её бедра. Она зажмуривается и медленно выдыхает, затем начинает по кругу гладить клитор.
— Фрейя, — шепчу я, не отрываясь от её кожи. — Расскажи мне свой сон.
Фрейя очень чувственная натура, и всё же в постели она смущается. Я ещё на ранних стадиях нашей интимной жизни понял, что заставить её описать, чего она хочет, возбуждает её почти так же сильно, как когда я проделываю это с ней.
— Ты… — она сглатывает. — Ты использовал свой язык.
Я вознаграждаю её тем, что протяжно и дразняще лижу её сосок. Она выгибается над кроватью.
— Где?
— Здесь.
Её пальцы скользят ниже, и у меня вырывается животный звук, пока я наблюдаю за ней. Моя ладонь впивается в её бедро.
— Скажи мне, где именно. Где был мой язык?
— В моей киске, — шепчет она, потирая себя крепкими круговыми движениями. Я смотрю, как она движется, как чувственно её стопа скользит по простыне, как она тихо и прерывисто всхлипывает от нарастающего желания.
Я мягко целую её в губы, мягко мну её груди, наблюдаю, как она извивается в погоне за разрядкой.
— Твоя киска влажная для меня, Фрейя?
— О Боже, да, — Фрейя прерывисто вздыхает. — Эйден, я так бли…
Кто-то колотит в дверь.
— Вставайте, засони. Завтрак!
Это Оливер. Которого я убью.
Фрейя ахает, выгибаясь навстречу моему касанию.
— Ск-кажи ему уйти.
— А ты почему не можешь? — игриво спрашиваю я, останавливая движения её руки, чем заслуживаю убийственный взгляд.
— Богом клянусь, Эйден, — говорит она. — Сейчас не время дразнить. Я несколько недель не кончала.
— Для дразнения есть время всегда, — я прикусываю её нижнюю губу, затем целую и начинаю вновь опускаться по её телу. — Когда я так делаю, ты так сильно кончаешь, Фрейя. Ты дрожишь и плачешь, и это так красиво, бл*дь.
Она тихо стонет.
— Эээййй? — зовёт Оливер.
Клянусь, ума у него как у 12-летнего ребёнка. Мы не отвечаем. Мы в спальне. Чем мы тут занимаемся, по его мнению?
Удерживая взгляд Фрейи, я опускаю губы и мягко дразню языком её набухший клитор.
— Тебе лучше ответить ему, — шепчу я, вводя в неё два пальца и начиная размеренно двигать ими.
— Что? — переспрашивает Оливер за дверью.
— Я серьёзно, Фрейя. Я практически уверен, что мы не заперли дверь.
Она дрожит, насаживаясь на мои пальцы.
— Я окуну тебя в океан за т-то, что мучаешь меня.
Я перестаю двигать пальцами и чувствую, как мелко дрожат её ноги, после чего возобновляю движения.
— И я это заслужу.
— Съе*ись нах-хер, Оливер! — орёт она, когда я вновь опускаю голову и принимаюсь грубо лизать её. Уткнувшись лицом в подушку, она кончает и кричит от облегчения.
— Мда, — бормочет он. — Кто-то не с той ноги встал, — его шаги постепенно стихают вдалеке.
Фрейя ахает, пока я ласками продлеваю ритмичные волны её разрядки. Наконец, я медленно целую её в бедро, затем в живот.
Она сердито смотрит на меня.
— Думаешь, это смешно?
Я улыбаюсь и снова целую её там, где она невероятно красивая и чувствительная. Это заставляет её ахнуть и стиснуть ногами мои плечи. Я толчком раздвигаю их и поднимаюсь выше по её телу.
— Я думаю, ты грандиозно кончила. И если для этого мне пришлось тебя немножко рассердить, то я готов заплатить эту цену.
Она щурится и старается сдержать улыбку.
— Думаю, мне стоит тоже тебя помучить, — мрачно говорит она.
— Можешь окунуть меня в океан. Как и обещала, — я целую её грудь, после чего встаю с кровати. — Пошли.