Последний праведник

21

Коннареджо, Гетто, Венеция

— Бентцон…

Томмасо Ди Барбара положил телефон на балконные перила и взглянул на темный город. Попытался выговорить имя целиком:

— Нильс Бентцон. Кто ты?

В Гетто никогда не утихает жизнь, даже когда с наступлением ночи остальная Венеция замирает, чтобы официанты с поварами успели на последний поезд обратно на материк. Большая часть горожан живет на улицах, прилегающих к старому еврейскому кварталу. Томмасо стоял на балконе и слушал, как выли сирены, возвещая, что через полчаса поднимется вода. Он так устал, что у него не было даже сил спуститься вниз и помочь соседям подпереть двери деревяшками. Маленькие деревянные подпорки ставились между резиновыми листами по обе стороны двери. Соседи уже вовсю суетились на улице.

— Томмасо! — окликнул его сосед снизу, хозяин парикмахерской. Томмасо помахал ему рукой.

— Ты что, не слышал сирен?

— Иду-иду.

Сосед смотрел на Томмасо с тревогой — не исключено, что он уже прослышал о его отстранении. Даже наверняка. Но Томмасо было плевать. Все в этом городе знали все обо всех, в этом Венеция деревня деревней. Конечно, все знают и о том, что его мать умирает. Особенно это интересует соседей: весь дом принадлежит ей и скоро перейдет по наследству к Томмасо, так что жильцы боятся, как бы он не решил продать его какому-нибудь богатому американцу.

— Давай я сам за тебя поставлю! — крикнул сосед. — Где твои подпорки?

— Под лестницей.

Томмасо затушил сигарету в цветочном горшке и вернулся в квартиру, где горела только одна лампа. Ему хотелось лечь спать, нужно дать голове отдохнуть. Но проходя через гостиную, он остановился и взглянул на южную стену, куда как раз начал вывешивать материалы дела. Фотографии жертв, мужчин и женщин, их взгляды, их лица. Карта мира, утыканная булавками, отмечавшими замысловатый узор мест преступлений. Даты. Разные детали, касавшиеся дела. Томмасо был всем этим очарован, увлечен, околдован, но прежде всего — напуган.

Он напечатал последние полученные из Индии фотографии, снимки спины умершего экономиста, Раджа Баиролийи. Портретам маминых умерших родственников пришлось потесниться, чтобы освободить место для других покойников. Тех, кто сейчас важнее. Тех, чья смерть что-то значила — в этом Томмасо был уверен, это же не единичный случай. Жертвы были связаны между собой, он просто пока не знал, как именно, и ему не удавалось привлечь к делу кого-то еще, его просто не слушали. Пару месяцев назад он позвонил в Интерпол. Его сотни раз переключали с сотрудника на сотрудника, пока он наконец не попал на какую-то невнимательную женщину, которая рассеянно выслушала его и попросила прислать материалы. Спустя три недели он получил ответ: дело зарегистрировано, пронумеровано, его рассмотрят, когда до него дойдет очередь, он должен рассчитывать, что это займет примерно полтора года.

Полтора года! Он не мог ждать так долго. Томмасо повесил рядом с фотографией мертвого индуса фотографию мертвого юриста из США. Рассел Янг. Номер 33. Радж Баиролийя, номер 34.