Нёрребро, Копенгаген
Нильс вышел из кафе. Разница в освещении внутри и снаружи была едва заметна. Совсем скоро наступит самый короткий и самый темный день в году, и с этим бледный желтый свет старых фонарей ничего не мог поделать.
— Солнце сейчас садится рано, — сказала Ханна. — У нас максимум несколько часов.
Она стояла за ним, засовывая сдачу в кошелек; коробку с материалами дела она поставила рядом на тротуар. Нильс обернулся и посмотрел на нее.
— Когда заходит солнце?
— Около четырех. А что?
— А что? — удивленно переспросил Нильс. Неужели для нее все это только теория, игра?
— Хана, вы говорите, что убийства будут совершены на закате солнца. Так?
— Ну да, именно на закате.
— То есть у нас есть всего пять-шесть часов на то, чтобы найти место преступления. И того человека, который должен быть убит.
Ханна удивленно взглянула на Нильса.
— Вы на машине? — спросил он.
— Да.
— Где вы ее оставили?
— Вон она, видите? Маленькая «Ауди».
— У вас есть навигатор?
— Есть, она продавалась вместе с ним. Но я никогда его не включала, поэтому даже не уверена, работает ли он.
Нильс сел в машину первым, так что Ханне пришлось расположиться на пассажирском сиденье с коробкой в руках. Его практический подход к проблеме озадачил женщину. Это было видно по ней. Она сдала работу, прочла лекцию, ее дело сделано. Она смотрела на мир с чисто теоретической точки зрения. Нильсу вдруг пришло в голову, что она флиртовала с ним там, в кафе. Не так ли должны флиртовать гении вроде Ханны: рисуя атомы на скатерти и болтая о том, как выглядела Земля миллиард лет назад? Неудивительно, что у нее нелегкая жизнь.
— Ханна, послушайте, вы сами сказали, что нам, возможно, удастся предотвратить следующее убийство. Вы сами мне позвонили.
— Да, — решительно кивнула она. — Я готова.
Нильс взял у нее из рук коробку и переложил ее на заднее сиденье.
— Тогда доставайте навигатор. Там возможна навигация по широте-долготе?
— Может быть, не знаю.
Нильс повернул ключ в зажигании, и маленькая машина завелась, не издав при этом практически ни звука. Ханна включила навигатор и взглянула на Нильса, ожидая дальнейших инструкций. Да, долгая предстоит поездка, подумал он, разворачиваясь и чуть не задев грузовик.
Ягтвай. Снова одна из тех улиц, которые для любого копенгагенского полицейского связаны с беспорядками и молодежными протестами. В старые добрые времена протесты ширились, привлекали к себе новые недовольные слои и имели шанс свергнуть королей и правительства. В старые добрые времена, но не сейчас — пора революций прошла. Когда срок самодержавия истек, к королевскому дворцу направилась спокойная процессия, в ней было около десяти тысяч человек. Сегодня же максимум, на что могут рассчитывать зеленые активисты-демонстранты в ответ на все свои шумные акции, — насморк да простуда. Комментатор по радио сказал, что на улицы Копенгагена вышли больше ста тысяч человек, чтобы принять участие в протестах и демонстрациях.
Нильс покачал головой. Миллион человек, вышедших на улицы Лондона, не смог в свое время повлиять на решение Тони Блэра ввести войска в Ирак. Каким образом сто тысяч антиглобалистов смогут понизить температуру земного шара?
— Ну что, работает?
Нильс следил за тем, как Ханна неумело нажимает на сенсорный экран навигатора.
— Не можете разобраться?
Ханна бросила на него оскорбленный взгляд.
— Нильс! В четыре года я умела решать квадратные уравнения. Когда мой учитель математики, увидев это, потащил меня в Институт Нильса Бора, мне намерили IQ в районе 150.
— Я просто спросил.
Они замолчали. Ханна смотрела на экран.
— Вот, теперь готово. 55.413. Сейчас немного южнее.
— Южнее?
— Даже юго-восточнее.
Машины стояли, не двигаясь, как на фотографии. Типично для Ягтвай. Когда-то по этой улице придворные выезжали из замка на охоту. Потом улицу открыли для плебса, и она сразу стала пользоваться огромной популярностью. Для столицы с, мягко говоря, случайной и хаотичной планировкой Ягтвай стала просто спасением: транспортная артерия из конца в конец города. От Нордхавна до Карлсберга. Нильс наблюдал движение на Ягтвай каждый день и искренне его ненавидел. Оно и здоровью вредит. Здесь повсюду самые современные технологии, здесь неустанно измеряют уровень загрязнения, причина которого — выхлопы всех этих бензиновых двигателей, против которых протестуют сейчас демонстранты. Вдохнуть полной грудью на этой улице так же вредно и опасно, как в Мехико. Находись Ягтвай в Японии, люди ходили бы по ней в белых масках. Но здесь не Токио и не Осака, это Копенгаген, где никто никогда не задумывался над тем, чем он дышит. Нильс достал сигарету.
— Можно я закурю в машине?
— Вы, по-моему, и без всякого разрешения определились с ответом.
— Ну, я могу ее выбросить, если нельзя.
— Да курите, я не возражаю. И дайте мне тоже сигарету, пожалуйста.
Нильс нажал на гудок.
— Такими темпами мы никуда не доберемся, — сказал он.
— Да уж.
Он крутанул руль, выворачивая на соседнюю полосу. Какой-то идиот в костюме, сидевший на рулем большого «БМВ», дернулся вперед, чтобы помешать Нильсу совершить маневр. Нильс прижал полицейское удостоверение к стеклу.
— Идиот!
— Разве здесь не одностороннее движение? — спросила Ханна, когда «БМВ» дала задний ход и Нильс вырвался на одну из перпендикулярных улиц.
— Вот, возьмите мой телефон.
— Зачем?
— Вы говорите, что есть два места, в которых может быть совершено следующее убийство.
— Здесь или в Венеции.
— Позвоните Томмасо. Как его там…
— Ди Барбара.
— Скажите ему, что… Нет, дайте ему координаты. Расскажите, что вы смогли рассчитать.
Ханна нехотя взяла протянутый ей телефон. Номер был уже набран, ей оставалось только ждать ответа.
— Там автоответчик.
— Оставьте сообщение.
— И что сказать?
Нильс раздраженно посмотрел на Ханну. Женщина, которая совсем недавно, в кафе, была силовым центром, которая, черт ее возьми, просто фонтанировала идеями и мыслями, расчетами и масштабами, превратилась сейчас в лепечущую неумеху. Этакая туристка в реальном мире, только и ждущая возможности вернуться домой, обратно в ту башню из теории и скорби, в которую она превратила свою дачу.
— Скажите, что вы рассчитали — в Венеции или в Копенгагене сегодня на закате солнца будет совершено убийство.
Ханна обратилась к автоответчику:
— Вon jour, Di Barbara.[95]
Ее запинающийся французский как будто вторил тому, как Нильс вел машину по этой улице с односторонним движением: неуверенно и стесняясь. Нильс неуклюже увернулся от мусорного фургона, а проезжавший мимо велосипедист не преминул выразить ему свое возмущение, ударив кулаком по крыше машины. Ханна вздрогнула от неожиданности. Вечное копенгагенское противостояние, велосипедисты против автомобилистов. Причем человек без труда переходит из роли в роль.
— Скажите, что вы пришлете ему сообщение с цифрами широты и долготы, чтобы он мог найти точное место по навигатору.
Ханна снова завязла во французском языке.
Нильс прислушался. Несмотря на то что она иногда запиналась, ему казалось, что французский никогда не звучал так красиво, как в ее исполнении.