Последний праведник

65

«Белла-Центр», Копенгаген

— Мы что, арестованы? — спросила Ханна, когда ей показалось, что они уже слишком долго сидят в маленькой будке, которую обычно использовали для своих нужд рабочие.

— Нет, конечно.

В неоткрывающееся окно Нильс видел Соммерстеда, тот шел через площадь мимо демонстрантов, мимо очереди, в которой представители прессы и различных общественных организаций стояли, чтобы получить аккредитацию. Дойдя до будки, он так твердо нажал на дверную ручку, что Ханна вздрогнула. Соммерстед закрыл за собой дверь, и стало сразу понятно, что он пришел не с добром.

— Спасибо, что дождались.

— Послушайте, — начал Нильс, — я знаю, что это звучит совершенно идиотски…

Соммерстед уселся напротив них и немного оттянул вниз пуленепробиваемый жилет, обнажая седые волосы, карабкающиеся с груди на горло.

— Как я уже пытался объяснить, — продолжил Нильс, — убийца, по всей видимости, действует исходя из древнего мифа о тридцати шести праведниках, которые удерживают мир на плаву. Вы об этом слышали? Мы смогли все точно рассчитать, так что знаем даже точные координаты. И эти координаты указывают на Королевскую больницу.

— Королевскую больницу?

— Математика не врет. Короче говоря, нам придется эвакуировать больницу.

Леон открыл дверь, прерывая разговор.

— Он выходит.

— Они закончили?

— Нет, кажется, просто объявили перерыв.

— Спасибо, Леон.

Прежде чем закрыть дверь снова, Леон поймал взгляд Нильса.

— Вы дали мне задание, — сказал Нильс. Он выпрямился на стуле и решил сменить тактику. — Я связался с целым рядом датчан-праведников, если можно так сказать, и предупредил их о потенциальной опасности. Через одного из них я вышел на Ханну Лунд. — Нильс перевел взгляд на Ханну и обратно на Соммерстеда. — Вы поймите, Соммерстед, эта женщина — гений.

Соммерстед покачал головой, печально разглядывая крышку стола.

— Я больше не могу за тебя заступаться, Нильс. Сначала ты в свободное время навещаешь преступника в тюрьмах, теперь вот это.

— Да, но вы не можете игнорировать факты, — возразил Нильс. — Мы знаем время совершения убийства: сегодня на закате солнца, в 15.48. Мы знаем место совершения убийства: Королевская больница. Мы представляем себе следующую жертву: праведник, без детей, возраст от сорока четырех до пятидесяти лет. Просто взгляните на факты.

— Факты?! — рявкнул Соммерстед. — Факты заключаются в том, что я дал тебе шанс справиться с простым заданием. Как я тебе сказал, это был тест на восстановление доверия. — Он тут же пожалел о том, что позволил себе прийти в ярость. — Нет, Бентцон, ладно, не сейчас. Сейчас есть дела поважнее. Увидимся на следующей неделе у меня в кабинете.

— Вы просто выслушайте Ханну.

— Нильс. Я проверил твою новую подругу по нашей базе.

Ханна удивленно подняла глаза на Соммерстеда и перевела взгляд на Нильса.

— Тебе и самому не помешало бы это сделать, прежде чем врываться сюда вместе с ней. Сюда. Сегодня. Сквозь все контроли безопасности. Когда здесь Обама и остальные.

— Что вы имеете в виду?

Соммерстед заторопился уходить.

— Что вы нашли в базе?

Ханна поднялась с места. Нильс смотрел на них, ничего не понимая. Вдруг оказалось, что у этих двоих как будто бы есть общий секрет.

— О чем он говорит? — спросил он.

Соммерстед участливо смотрел на Ханну, которая воскликнула:

— Это здесь совершенно ни при чем!

Нильс перебил ее:

— Что именно? О чем вы говорите?

Ханна сделала глубокий вдох. Соммерстед прислонился к двери, выжидательно глядя на нее.

— Ну, расскажите ему, что вы там напроверяли, — сказала Ханна, не поднимая взгляда.

— Я не собирался рассказывать, но раз вы просите… — сказал Соммерстед почти человеческим голосом. — Мы выяснили, что вы лежали в закрытом отделении психиатрической больницы. И знаете, что это означает в моем мире?

Ханна старалась придушить подступающие рыдания:

— У меня умер ребенок.

— Это значит, что вы невменяемы. А невменяемые люди — это прямая угроза безопасности.

— Мерзавец, — прошептала Ханна.

— И пока я должен отвечать за безопасность вон того парня, — Соммерстед повернулся к окну и ткнул пальцем в сторону Обамы, который шел по направлению к своему припаркованному лимузину, — мне тут меньше всего нужны невменяемые придурки. Просто потому, что это опасно.

В глазах у Ханны стояли слезы.

Обама махал рукой собравшимся демонстрантам, в реальности он оказался ниже, чем выглядел по телевизору. Heal the World[100] — успел Нильс прочесть на одном из баннеров, прежде чем Соммерстед открыл дверь.

— А теперь я пойду и займусь наконец своей работой.

Ханна плакала. Соммерстед на секунду задержался в дверях. Нильс смотрел на него, зная, что все пропало. У него нет больше работы, скорее всего, для него закрыты все полицейские участки страны. Так что последнее слово вполне могло остаться за ним.

— Идите, да. До свидания, Соммерстед.

Обратно в центр города возвращались молча. Нильс сидел за рулем. Ханна смотрела в окно и не издавала ни звука; в конце концов ее состояние начало внушать ему беспокойство.

— Вы дышите?

— Да.

— Хорошо.

— Не знаю, правда, зачем.

«Зачем мы дышим?» — подумал Нильс. Сейчас он не видел ответа на этот вопрос.

— Вы можете просто выйти там, где вам удобно. Где вы оставили машину? — она посмотрела ему в глаза, впервые после разговора с Соммерстедом.

— У кафе.

— А, ну да.

Кафе. Как все может измениться в течение одного дня. Утром Ханна накрасилась, сейчас тушь вся уже смылась.

Утром она была исследователем-триумфатором, а сейчас превратилась в случай из психиатрической практики.

— Нильс… Я должна была это предусмотреть. Мы слишком далеко зашли. Мне очень жаль.

У Нильса зазвонил телефон.

— Это итальянец, — сказал он, протягивая ей трубку.

— Что мне ему сказать?

— Что следующее убийство будет совершено у нас или у него.

Нильс съехал на обочину. Телефон замолчал. Он выключил мотор и посмотрел на Ханну.

— Я не знаю, что с вами тогда случилось. Но я точно знаю, что вы не сумасшедшая.

Она подавила улыбку и пожала плечами.

— Не проходит и дня, чтобы я не взвешивала свое состояние на весах безумия. Я веду дневник. Каждый раз, когда я вижу в чем-то соответствия, я это записываю.

— В смысле?

— Мой мозг постоянно ищет во всем закономерности. И так было всегда, с раннего детства. В мою голову встроен суперкомпьютер. Это как проклятие. И после родов он сломался — тогда я начала видеть закономерности там, где их нет.

— Например?

— Ну, скажем, в номерах машин. Я искала числовые соответствия — и до сих пор продолжаю это делать. Я их записываю и показываю своему психиатру. Да, кстати, знаете, что?

— Что?

— Ваш номер. Я обратила на него внимание еще в первый ваш приезд. II 12 041.

— Ну да, и что?

— 12.04. Двенадцатое апреля. День рождения моего сына. Ну и если продолжать: последняя единица и первые две I.

— Я не совсем понимаю.

— I — это девятая буква алфавита. И тогда вдруг получается 199. Тогда нужно взять следующую цифру, и получается…

— 1991. Год его рождения?

— Именно. Так что вы сами видите, Нильс, я все время нахожу везде закономерности. На то, чтобы в ваш первый приезд увидеть эту закономерность с номером, у меня ушло меньше секунды. Понимаете? Это проклятие. Счетная машина, которую я не могу отключить.

Нильс обдумывал ее слова несколько секунд.

— Взгляните на дорогу, — попросил он.

— Зачем?

— Ну, взгляните, пожалуйста. Вы видите закономерность в том, как движутся машины?

Она улыбнулась.

— Очень мило с вашей стороны.

— Ну отвечайте же. Представьте, что со мной нужно разговаривать как с идиотом и отвечать на идиотские вопросы.

— Да. Я вижу в этом закономерность.

— Ну вот, именно. Машины едут по правой стороне дороги. Так что даже если вы видите системы, которых не существует, вы все равно продолжаете замечать существующие. Меня называют маниакально-депрессивным. Это стресс, депрессии, психозы и прочее. Всем так хочется поставить нам диагноз. Объяснить наши смены настроений болезнью.

Она помолчала, обдумывая его слова:

— Да, правда. Но теперь, наверное, я лучше поеду домой.

Нильс пристально посмотрел на нее.

— Да, так, пожалуй, будет лучше всего. Проблема ведь на самом деле совсем не в том, что вы видите слишком много закономерностей, правда?

Он снова завел мотор.

— Что вы имеете в виду?

— Теперь проблема в людях, Ханна. Пока вы имеете дело с закономерностями, теориями и всем, что происходит у вас в голове, все хорошо. Но как только речь заходит о людях, о настоящих людях — тут вы пасуете, верно?

Она подняла на него удивленный взгляд.

— Я ничего такого не говорила.

— Закономерности, черные дыры и черная материя — это вам по плечу, Ханна, тут вы себя чувствуете на коне. Но стоит вам столкнуться с людьми из плоти и крови. Со мной, например… С людьми вокруг меня. Со следующей жертвой. С вашим сыном…

— Ах ты…

Потеря контроля была столь же неожиданна для нее, как и для него, но кулаком по голове получил только он.

— Ханна!

Сначала она издала приглушенный вопль, отдавшийся эхом в маленьком салоне машины, потом начала осыпать Нильса ударами.

— Ханна! Успокойся! — кричал Нильс, закрывая лицо руками. Он мог бы схватить ее за руки, но решил этого не делать.

— Ах ты, ах ты… — повторяла она снова и снова, ни разу не закончив предложения. Она вкладывала в удары всю свою силу и не собиралась останавливаться.

Потом удары вдруг прекратились. Он почувствовал привкус крови и подумал, что даже хорошо, что она воочию видит результаты своей злости. Секунды сложились в минуту. Может, даже в несколько минут.

— У тебя кровь идет.

— Ничего страшного.

Тяжело дыша, она потянулась к его рту, стерла капельку крови на нижней губе, и Нильс взял ее за руку. Поцелуй получился сам собой. Она повернулась на сиденье, оперлась на одно колено и потянулась к нему. Она сама его поцеловала, он только ответил. Ее язык осторожно скользнул по маленькой царапине на нижней губе, прежде чем встретился с его языком. Так они сидели какое-то время.

Ханна выпрямилась и посмотрела в окно — как будто ничего не было, ни поцелуя, ни ее взрыва. Она первой нарушила тишину, сказав просто:

— Да, ты прав.