Последний соблазн

25

Дарко Кразич думал о том, что у него есть дела поважнее, чем сидеть возле многоквартирного дома на Курфюрстендамм в ожидании женщины. С другой стороны, проводить время, предупреждая глупые поступки босса, значит отлично проводить время. Тадзио уже свалял дурака, засветившись на передовой. И вот куда это их привело. Кразичу пришлось заботиться об устранении человека да еще возиться с ребенком. И неизвестно, что труднее.

Если готовность идти на крайности в их деле вещь вполне понятная, то с миражами можно заработать плохую репутацию, тем более когда занимаешься тем, чем занимаются они с Тадзио. Небольшая мания величия не мешает, а паранойя даже необходима в кругах, где Кразич и его босс зарабатывают настоящие деньги. Однако видеть черты умершей женщины в лице незнакомки — значит страдать куда более опасным помешательством. Если Кразичу не удастся подавить это в зародыше, то придется записываться на прием к психоаналитику. Они станут посмешищем. Только этого ему сейчас недоставало, еще одной дырки в голове, когда албанцам позарез требуются ракеты «земля-воздух», а китайским «змееголовым»^[13] — плавсредства для нелегальных иммигрантов и героина.

Кразич уселся поудобнее в неприметном «опеле», который выбрал для слежки. Но такие машины не рассчитаны на широкоплечих мужчин, подумал он. Они вполне подходят тощим интеллектуалам, а для настоящих мужчин не годятся. Уже половина одиннадцатого, и пока еще никого подходящего под описание, которое ему дал Тадзио. А ведь он сидит тут с половины восьмого, высматривая женщину, хотя бы отдаленно напоминающую Катерину.

«Нехорошо получилось с Катериной», — подумал Кразич. Она была особенной. Не безмозглой куклой, ну уж нет, но и не стервой, ничего умнее не знающей, как ставить людей, подобных ему, на место. Красавица. Но самое главное, с ней Тадзио был счастлив. Когда же босс счастлив, ему цены нет. А теперь, когда он несчастлив, и дела идут неважно. В конце концов придется ему смириться с несчастным случаем, который был не больше чем несчастный случай. А пока Кразич предвидел для себя уйму потерянного времени.

Не успел он об этом подумать, как открылась дверь, и у него буквально отвалилась челюсть. Если бы он собственными глазами не видел мертвую Катерину, то поклялся бы, что это она появилась на улице. Да нет, у этой женщины не такие волосы и сама помускулистее, чем Катерина, однако на расстоянии он бы их не различил.

— Твою мать, — в ярости выдохнул он.

Это научит его доверять Тадзио, что бы тот ни говорил.

Кразич был до того поражен, что едва не забыл, зачем сидит в «опеле». Женщина уже давно миновала его автомобиль, когда он взял себя в руки и вылез из машины. Она шла быстрым шагом, уверенно чеканя шаг длинными ногами. Кразичу пришлось поторопиться, чтобы не потерять ее из виду, когда она дошла до перекрестка на Оливерплац и повернула направо.

На углу Кразич увидел, что она остановилась у газетного киоска, и, пока она покупала английскую газету, он постоял рядом с несколькими пешеходами, которые ждали, когда на светофоре зажжется зеленый свет. После этого она отправилась в кафе, которое располагалось чуть дальше. Оптимист-хозяин выставил несколько столиков на тротуар, однако весна еще только начиналась и берлинцы не спешили располагаться на улице. Кэролин Джексон тоже предпочла столик внутри кафе.

Кразич помедлил. Не исключено, что женщина собиралась с кем-нибудь встретиться или кому-нибудь позвонить. Ему же не хотелось с самого начала привлекать к себе внимание, но и пустить дело насамотек он тоже не мог. Тогда он торопливо прошел мимо кафе, отметив мысленно, что половина столиков занята. Наверное, там все же довольно много народу. Минут пять Кразич простоял у магазина, задумчиво разглядывая витрину, потом зашагал обратно в сторону кафе. Он сел за стойку, откуда мог видеть макушку Кэрол. Ему совсем не хотелось смотреть на ее лицо, потому что вдвойне страшно смотреть на женщину, которая ни дать ни взять Катерина, словно та и не умерла вовсе.

Тем временем Кэролин Джексон всего-навсего читала газету и пила черный кофе. Кразич заказал чашку эспрессо и порцию «Джека Дэниэлса» и стал медленно пить то и другое. Тридцать пять минут спустя Кэролин Джексон сложила газету, убрала ее в сумку, заплатила по счету и вышла из кафе. К этому времени Кразич тоже расплатился и последовал за ней, желая знать, куда она направится. «На Курфюрстендамм отправилась», — недовольно подумал он. Женщины и магазины. Что тут поделаешь?

Через два часа Кразич все еще следовал за Кэролин Джексон по пятам. Она посетила около полудюжины магазинов одежды, присматриваясь к дизайнерским новинкам, заодно купила парочку дисков с классической музыкой в музыкальном магазине и ни разу не заговорила ни с кем, кроме продавцов. У Кразича голова шла кругом. К тому же он чувствовал себя словно вишенка в навозной куче. И решил, что приспособит кого-нибудь еще для хождений за Кэролин, это уж как пить дать. В идеале это должна быть женщина. Но если не получится, то пусть будет кто-нибудь из парней, которого больше интересует Армани, чем Армалит.^[14]

И когда Кэролин Джексон повернула назад, Кразич не спускал с нее глаз, пока она не вошла в свой подъезд. Вот это и называется бесполезной тратой времени. Через час она должна была встретиться с Тадзио, и Кразич решил, что больше ждать нечего. Однако этого времени хватит, чтобы подыскать замену. Он уселся за руль «опеля» и вынул телефон. Если Кэролин Джексон хитрит, он непременно об этом узнает. Однако пусть кто-нибудь другой ходит за ней.

С каждой минутой Тони все больше ценил Петру Беккер. Она позвонила ему в девять семнадцать и сообщила, что к нему едет автомобиль, который отвезет его на аэродром Темпельхоф, откуда он отправится в короткую поездку в Бремен. Там его встретят детективы, занимающиеся расследованием убийства Маргарет Шиллинг.

— Как вам, черт подери, это удалось? — спросил он, чувствуя себя не совсем хорошо от недостатка сна.

— Я соврала, — как ни в чем не бывало ответила Петра. — Сказала, что вы главный по психологическим портретам в Англии и делаете кое-какую работу для Европола, поэтому мы будем очень благодарны, если они уделят вам внимание.

— Петра, вы потрясающая женщина, — отозвался Тони.

— Мне это уже говорили, правда, не мужчины, — сухо произнесла она.

— Я правильно понимаю, что в Бремене пока еще никто не соотнес убийство Маргарет с более ранним убийством в Гейдельберге?

— В Гейдельберге ребята до того хотели спихнуть это тупиковое дело нам, что продали его прессе как убийство из-за наркотиков, а не ритуальное убийство, поэтому оно не стало газетной сенсацией у них в городе. Меня бы очень удивило, если бы в Бремене кто-нибудь читал сводку об этом убийстве.

— Как вы себя ощущаете в качестве единственного полицейского в стране, которому пришло в голову соединить их в одно дело?

Тони не смог удержаться от этого вопроса. Никогда не мог.

— Хотите знать правду?

— Конечно.

— Для меня это кайф. Знаю, что мне придется в конце концов выйти из подполья, потому что я не в кино. Но пока что мне нравится. И все-таки у нас с вами нет времени на разговоры. Вам надо успеть на самолет.

Тони улыбнулся. Ответ был уклончивый, но он не возражал.

— Спасибо за поддержку.

— Не стоит. Приятного вам дня. Мы еще поговорим, да?

— Очень скоро я смогу кое-что вам предоставить, только не ждите чуда, — состорожничал Тони.

Петра рассмеялась:

— Я не верю в чудеса.

Детектив, встречавший Тони в Бремене, оказался приземистым блондином лет тридцати с небольшим, отлично говорившим по-английски.

— Берндт Гефс. Зовите меня Берндтом, — представился он.

У него был пресыщенный вид человека, которого невозможно ничем удивить. Тони уже приходилось встречаться с такими полицейскими. Расстраивало его то, что это не было позой, как не было защитной маской, а скорее говорило о притуплённой чувствительности и, соответственно, о неспособности к сопереживанию.

Естественно, Берндт не выказал никаких эмоций по поводу убитой женщины, чью смерть он расследовал, и всю дорогу до Бремена называл ее исключительно «Шиллинг». В ответ на это Тони подчеркнуто говорил «доктор», упоминая Маргарет.

По дороге к Бремену они миновали широкий мост над вздувшимся Везером.

— Река высоко поднялась, — заметил Тони, чтобы заполнить паузу, наступившую, когда Берндт покончил с изложением малополезной информации.

— Ну, не так, как Рейн или Одер, — отозвался Берндт. — Вряд ли он выйдет из берегов.

— А как баржи? Как они справляются?

— Они не справляются, не могут. Им не хватает мощностей, когда река поднимается. Если она поднимется еще выше, ее временно закроют для судоходства. Рейн уже закрыт. Все суда стоят на причале. Шкиперы рвут на себе волосы, подсчитывая убытки, а матросы знай себе пьют.

— Немного удовольствия для местных полицейских.

Берндт пожал плечами.

— По крайней мере, не шатаются по улицам, — проговорил он с визгливым смешком. — Вон там собор, — зачем-то добавил он, потому что не заметить башни-близнецы не было никакой возможности. — Шиллинг была в центре тем самым днем, когда умерла. Она ела одна в маленьком баре рядом с рыночной площадью.

— Отсюда далеко до дома доктора Шиллинг? — спросил Тони.

— Минут десять.

— Ее приятель что-нибудь помнит о том человеке, который на него напал?

— Приятель? От него толку как от евнуха в борделе. Он ничего не видел и ничего не слышал. Единственное, что он сказал, так это о чужой машине, стоявшей возле гаража. «Фольксваген-гольф», то ли черный, то ли темно-синий. Он даже не разглядел номер. Не знает, местный он или не местный. Вы представляете, сколько таких машин в одном лишь Бремене?

— Полагаю, много.

Берндт фыркнул:

— Так много, что мы не в силах их все проверить. — Он свернул на тихую зеленую улицу. — Здесь начинается пригород, в котором она жила. Наш парень проехал здесь, потому что только так можно добраться до ее дома и уехать прочь.

Тони выглянул в окошко, пытаясь представить улицу в вечерние часы. Дома в отдалении за ухоженными садиками. Частная жизнь за закрытыми дверями. Никому в голову не придет обратить внимание на черную тень машины, проезжающей мимо к зловещей цели. Интересно, убийца осматривался тут заранее? Они часто это делают, столбят место, следят за жертвой, изучают ее жизнь, стараются понять, какую брешь оставит ее уход в небытие. Однако у Тони сложилось впечатление, что это не похоже на Иеронимо. Ему было нужно другое.

Тони представил, как он ехал по темнеющим улицам, стараясь удостовериться, что не сбился с пути. Дорога тут непростая, много тупиков.

— Может быть, он сбился с пути? Потревожил кого-нибудь, развернувшись рядом с чьим-то домом?

Берндт посмотрел на Тони как на сумасшедшего:

— Думаете, нам надо было обойти тут всех на случай, если он кому-то причинил неудобства?

— Наверное, это было бы бесполезно. Однако никогда нельзя сказать наверняка. Люди не любят, когда чужаки маневрируют у их подъездных дорожек.

На лице Берндта появилось выражение, которое Тони часто видел на лицах полицейских. Это было физическое воплощение мысли, имевшей примерно такой смысл: «Чертовы психологи понятия не имеют о нашей работе». Тони решил пока попридержать язык и оставить свои мысли для Петры и Кэрол.

Берндт свернул на дорогу к дюжине домов, стоявших полукругом. Они подъехали к дому, который отличался от других лишь тем, что подход к двери закрывала полицейская лента.

— Ну вот.

Берндт вылез из машины и направился к дому, не давая себе труда подождать Тони, который пару мгновений постоял у машины, осматривая ближайшие дома. Из их окон можно было бы хорошо разглядеть чужака. «Иеронимо, ты не боишься, что тебя увидят? Тебе все равно. Думаешь, ты настолько незначителен, что тебя никто не запомнит?» Удовлетворенно кивнув, Тони последовал за Берндтом, который нетерпеливо поджидал его на крыльце, скрестив на груди руки и притопывая.

Они вошли внутрь, автоматически вытерев ноги о коврик, которого не было возле двери.

— Криминалисты забрали его. Решили посмотреть, нет ли на нем особой почвы, какая есть только в определенном месте Рура, — не без сарказма пояснил Берндт. — Вот тут все случилось.

Берндт направился в кухню.

Если не считать порошка для снятия отпечатков пальцев, там все оставалось на удивление по-старому. Тони даже узнал стол, за которым они с Маргарет обсуждали возможность совместной работы, пили кофе и дешевое красное вино. Ему стало не по себе, едва он вспомнил, что эта кухня стала местом смерти Маргарет. Тони обошел комнату, отметив полный порядок в ней. Трудно было поверить, что именно здесь произошло жестокое убийство. Никаких видимых следов крови, никаких запахов, ассоциирующихся с насильственной смертью. Невозможно представить, что в этой кухне, обжитой одним человеком, другой человек умышленно совершил чудовищное зло.

— Ничего нет, — сказал Берндт. — Обычно место убийства похоже на настоящую скотобойню. А тут? Сотри порошок — и хоть сейчас накрывай на стол.

— Есть свидетельства, что он побывал в других комнатах?

— Все на месте, как говорит ее дружок. Нет, он не обшаривал ее комод и не ложился на ее кровать, если вы об этом.

Тони не придумал вежливого ответа, поэтому почел за лучшее промолчать. Он подошел к окну и стал смотреть на сад и лес за ним.

— Там тоже ничего, — произнес Берндт. — Мы проверили, не наблюдал ли он за ней из леса, но около забора никаких следов нет.

— Не думаю, чтобы он следил за ней. Его интересовали ее мысли, а не ее передвижения, — отозвался Тони, скорее подтверждая собственные размышления. Потом, обернувшись, он улыбнулся Берндту. — Спасибо, что привезли меня сюда. И вы правы, здесь почти не на что смотреть.

— Детектив Беккер попросила, чтобы мы предоставили вам фотографии с места преступления. Так?

Тони кивнул:

— Если это возможно.

— Для вас сделали копии. Надо только подъехать в участок и забрать их. А потом, если вам больше ничего не нужно, я отвезу вас в аэропорт. Есть рейс сразу после двух, ну а не успеем, есть еще один рейс через час.

Никакого ленча, мысленно отметил Тони. Сотрудничество с Европолом так далеко не простирается.

— Отлично. — Он улыбнулся. — Мне бы хотелось быть в Берлине к чаю.

Берндт посмотрел на него так, словно только что получил подтверждение всему, что он прежде думал об эксцентричных англичанах. Как раз этого Тони и добивался. Если Берндту и запомнится чем-то этот визит, то пусть уж этим.

Петра пулей влетела в офис. Пока операция «Радецкий» развивалась по плану, однако у нее были большие надежды на это утро. Даже при виде Акуленка, тупо уставившегося на экран, у нее не изменилось настроение.

— Чем занимаешься? — спросила она, направляясь к своему столу. — Насколько мне помнится, ты должен был проверить партнеров Кразича.

Акуленок поглядел на Петру с очевидным негодованием на лице:

— А я что делаю? Мне сказали, что у Кразича есть родственники в городе, вот я и ищу их по официальным сайтам. Не исключено, что Кразич больше доверяет родным, чем партнерам по бизнесу.

Идея неплохая. Петра удивилась и обрадовалась. Может быть, из парня все-таки получится хороший полицейский.

— Отлично. И какие результаты?

— Пока ничего. Мне надо все перелопатить, а это займет много времени. Как идет операция?

— Хорошо.

Петра включила компьютер и первым делом нашла сайт Европола и последний бюллетень из Гааги.

— Хотите кофе? — спросил Акуленок.

— Свежий?

— Ну да.

— Тогда давай.

Петра стала читать бюллетень. Вначале шли скучные бюрократические сведения, и она стала быстро проворачивать их, пока не нашла то, что искала.

— Есть, — прошептала она.

Запрос был коротким и деловым:

Петра не смогла удержать улыбку. Она во второй раз перечитывала текст, когда рядом возник Акуленок.

— Это что? — спросил он, ставя кружку с дымящимся кофе на стол.

— Бюллетень Европола.

— Насколько мне известно, только вы интересуетесь такими вещами.

— Знаешь, Акуленок, поэтому я тут единственная, кто добивается успеха.

Он наклонился над ней, читая текст на экране.

— Здорово! Звучит отвратительно. Хотя типично для голландцев. Они слишком тупые, чтобы справляться со своими делами, поэтому стараются переложить ответственность на других.

Петра нахмурилась:

— Ты очень ошибаешься. Надо быть очень умным, чтобы, расследуя убийство, распознать приметы возможного серийного убийцы. И очень смелым, чтобы попросить о помощи.

— Вы думаете?

Петра включила принтер, чтобы распечатать нужные страницы.

— Не думаю, а знаю. Как ты считаешь, что самое интересное в этом убийстве?

— Я должен понять это по описанию, да?

Он оперся о стол, чтобы лучше видеть экран.

— Ты уже должен был понять. Мы все должны читать информацию, которую присылают нам наши коллеги в Германии, в точности так же, как мы все должны читать информацию, присылаемую Европолом.

Акуленок со стоном выпрямился:

— Конечно, конечно. Я читаю. Иногда. Правда.

— Ну да, все мы иногда читаем. Но здесь есть кое-что важное, и это требует нашего особого внимания. Видишь, убийство пять недель назад в Гейдельберге? Кто-нибудь поднял тревогу?

Акуленок помрачнел:

— Какой-то мелкий наркодилер, да?

— Из-за этого они спихнули дело нам. Но, если серьезно, то при чем тут наркодилер?

— Наверное, поэтому я не обратил внимания, — защищаясь, произнес Акуленок. — Ничего интересного для нас.

— Убийство всегда должно интересовать полицейского. Акуленок, я прочитала информацию, и она заставила меня заподозрить, что человек, совершивший убийство в Лейдене, еще прежде совершил убийство в Гейдельберге. А после этого совершил убийство в Бремене. — Петра нажала на мышь, и на экране появился рапорт из Лейдена, который она стала распечатывать на принтере. — Таким образом я собираюсь набрать несколько очков, обратив на это внимание босса. — Она встала, взяла кружку и пошла к общему принтеру. Там она собрала листки бумаги и весело помахала ими перед Акуленком. — Не разрешай мне отвлекать тебя от Кразича, — добавила она напоследок.

Петра нашла Плеш в ее кабинете за подсчетом расходов. И та благодарно улыбнулась своей сотруднице:

— Надеюсь, ты принесла факты, а не измышления, которые к делу не пришьешь.

Петра передернула плечами и уселась в кресло напротив начальницы.

— Боюсь, еще немного измышлений вместо крепких фактов.

— Да ладно. Все равно приятно отвлечься от этой чепухи. Выкладывай, что у тебя.

Петра положила перед Плеш только что отпечатанные страницы.

— Сегодняшний бюллетень Европола. Голландская полиция затребовала информацию об убийствах, похожих на то, что случилось у них в Лейдене. Так получилось, что на прошлой неделе, готовясь к операции по разоблачению Радецкого, я просматривала нераскрытые дела. Мне хотелось обнаружить какие-нибудь связи Радецкого и Кразича с преступным миром. Тогда я набрела на убийство в Гейдельберге, которое показалось мне малообещающим. Ну, попросила прислать мне подробный рапорт. Когда я его просмотрела, то поняла, что оно не наше. А потом, когда я читала о деталях голландского убийства, меня озарило. Проверила еще раз — там полно совпадений.

Плеш подвинула к себе распечатку и принялась ее читать. Она мрачнела на глазах по мере того, как сходство двух дел становилось для нее все более и более очевидным.

— Господи, — только и произнесла она, закончив чтение.

— Это не все, — сказала Петра. — Еще одно убийство совершено в Бремене. Я вытащила файлы, потому что вспомнила о Гейдельберге. Совпадение полное.

Плеш наморщила лоб:

— Тот же чертов мерзавец?

— Похоже на то. Что будем делать?

Плеш пожала плечами:

— Свяжемся с Гейдельбергом. Похоже, это точка отсчета. Наверно, они не читали бюллетень Европола. Им надо будет связаться с полицейскими в Голландии, естественно, через Европол. И поговорить с полицейскими из Бремена. — Не открывая рта, она выдохнула воздух. — Пусть они этим занимаются. Просто кошмар. Бюрократизм и сплошная дипломатия,

— А мы можем взять это дело себе? — спросила Петра.

— На каком основании? Это не организованная преступность, значит, не наше поле деятельности.

— Но мы обнаружили сходство. Мы специалисты в анализе преступлений. Мы работаем с Европолом.

— Шутишь? Тебе не хватает дел с Радецким? Не начинай, Петра, это не наше дело, и ты отлично это понимаешь. Позволь мне связаться со старшим следователем по гейдельбергскому делу, и пусть машина закрутится. Ты отлично поработала. Но ты свое дело сделала. Теперь предоставь другим делать свое дело.

Прежде чем Петра успела что-то сказать, дверь распахнулась и на пороге возник Акуленок — раскрасневшийся, с горящими глазами.

— Прошу прощения, мэм, — торопливо проговорил он. — Я насчет дела, которое Петра нашла сегодня в бюллетене — только что появилась новая информация. Похоже, еще одно убийство. Теперь в Кёльне.