Послезавтра

Глава 112

4.57

Солнце уже садилось, оставив над горизонтом тонкую алую полоску, когда серебристый «ауди» свернул на Гаупт-штрассе к воротам дома № 72. Водитель опустил стекло со своей стороны и показал подошедшему охраннику удостоверение сотрудника полиции.

– Моя фамилия Шнайдер. У меня сообщение для мистера Шолла, – сказал он по-немецки. Сразу же из-за ограды вынырнули еще два охранника, один – с немецкой овчаркой на поводке. Шнайдера попросили выйти из машины и тщательно обыскали. После этого ему позволили подъехать к дому.

Дверь открылась, и его пригласили войти. Бледный, с неприятной, поросячьей физиономией мужчина в смокинге ждал его в коридоре.

– У меня сообщение для мистера Шолла.

– Говорите.

– Мне приказано передать его лично мистеру Шоллу.

Они вошли в маленькую комнату, обитую темными панелями, где его обыскали еще раз.

– Не вооружен, – сказал человек с поросячьей физиономией вошедшему в комнату мужчине, тоже в смокинге. Этот был высокий и приятной наружности, и Шнайдер быстро смекнул, что перед ним фон Хольден:

– Пожалуйста, садитесь, – сказал он и вышел в боковую дверь. Фон Хольден оказался моложе и привлекательней, чем на фотографиях. Почти ровесник Осборна, подумал Шнайдер.

Прошло около десяти минут. Шнайдер молча сидел в кресле, за ним, не спуская глаз, наблюдал тип с поросячьей рожей, стоявший рядом. Снова открылась боковая дверь, вошел Шолл в сопровождении фон Хольдена.

– Я Эрвин Шолл.

– Моя фамилия Шнайдер, я из федеральной полиции, – сказал Шнайдер, вставая. – Детектив Маквей задерживается. Он послал меня передать вам свои извинения и попросить вас назначить другое время встречи.

– К сожалению, – произнес Шолл, – сегодня вечером я улетаю в Буэнос-Айрес.

– Очень досадно. – Шнайдер тянул время, пытаясь изучить и запомнить обстановку и стоящих перед ним людей.

– У меня очень плотный распорядок дня, – продолжил Шолл. – Мистер Маквей знал это.

– Понимаю. Что ж, еще раз примите наши извинения. – Слегка поклонившись, Шнайдер кивнул фон Хольдену, повернулся на каблуках и вышел. Минутой позже открылись ворота, и он выехал на Гаупт-штрассе. Ему поручено было осмотреться и по возможности выяснить, там ли женщина, снятая в окне дома, и Либаргер. Но он увидел лишь прихожую и маленькую приемную. Шолл разговаривал с ним с полным безразличием. Фон Хольден был вежлив, и только. Шолл находился на месте, как и договаривались. Таким образом, существовала вероятность, что группа потеряла Каду из виду, и его звонок не был инспирирован Шоллом. Если дело обстояло так, можно было вздохнуть с облегчением.

Сам Шолл производил впечатление хорошо сохранившегося пожилого господина, привыкшего, чтобы с ним считались, и знающего, чего он хочет. Одна только любопытная деталь – и впрямь любопытная! – левое запястье и кисть Шолла покрывала сеть глубоких, уже затягивающихся царапин. И пожалуй, даже не сами царапины, а то, как он держал руку, словно показывая: «Любому другому было бы больно, он искал бы сочувствия у окружающих, а я – я испытываю от этого особое удовольствие, которого никому не дано понять».