Послезавтра

Глава 114

– Я хотел бы получить ключ от комнаты четыреста двенадцать, – сказал по-немецки Реммер женщине с тускло-серыми волосами, сидевшей за конторкой. У нее были очки с толстыми стеклами, на плечи накинута коричневатая шаль.

– Этот номер занят, – изумленным тоном ответила она, потом покосилась на Маквея, стоявшего позади Реммера, слева от лифта.

– Ваша фамилия?

– С чего это я буду вам отвечать? Кто вы? Какое вы имеете право?

– Мы из полиции. – И Реммер показал удостоверение сотрудника берлинской полиции.

– Меня зовут Анна Шубарт, – быстро ответила женщина. – Что вы хотите?

Маквей и Нобл остановились посередине вестибюля, на полпути между парадным входом и лестничной площадкой, застеленной вытертым ковром цвета бургундского вина. Тесный вестибюль был выкрашен в горчичный цвет. У конторки стояла бархатная кушетка, два вытертых и непарных стула были придвинуты к камину, в котором тлел огонь. На одном из стульев дремал старик, опустив на колени развернутую газету.

– Лестница из вестибюля ведет на последний этаж?

– Да.

– Кроме лестницы и лифта, других путей наверх нет?

– Нет.

– Пожилой господин у камина – постоялец?

– Мой отец. Что происходит?..

– Вы живете в этом здании?

Анна Шубарт кивком указала на закрытую дверь у себя за спиной.

– Будите отца и уходите оба к себе. Я скажу, когда можно будет вернуться.

Лицо женщины побагровело, похоже было, что она пошлет Реммера к черту, но тут открылась дверь и вошли Литтбарский и Хольт. Литтбарский держал ружье. На плече у Хольта висел «узи».

Оскорбленное достоинство Анны Шубарт было удовлетворено. Потянувшись к настенному шкафчику, она достала ключ от 412-й комнаты и подала его Реммеру. Потом быстро подошла к старику и разбудила его.

– Komm, Vater,[38] – сказала она.

Она помогла старику встать и повела его, удивленно моргающего и оглядывающегося, к двери за конторкой. Бросив короткий злой взгляд на полицейских, она закрыла за собой дверь.

– Скажи Хольту, чтобы оставался здесь, – сказал Реммеру Маквей. – Вы с Литтбарским подниметесь по лестнице. Мы, старики, поедем лифтом. Встречаемся наверху.

Подойдя к лифту, Маквей нажал на кнопку вызова. Двери раздвинулись сразу же, и они с Ноблом вошли внутрь. Лифт тронулся, а Реммер и Литтбарский начали подниматься по лестнице.

Келлерманну, дежурившему снаружи, показалось, что свет горит в еще одной комнате, соседней с номером Каду, но утверждать наверняка он не стал бы. Что бы там ни было, это не повод поднимать тревогу, подумал он.

Лифт со скрежетом остановился на четвертом этаже, двери раздвинулись. Тридцать восемь секунд, отметил Маквей. Тускло освещенный коридор был пуст. Заблокировав лифт, Маквей вышел из кабины. За ним с матово-черным «магнумом» 44-го калибра последовал Нобл.

Они прошли футов двадцать, как вдруг Маквей насторожился и кивнул Ноблу на дверь напротив.

Комната 412.

Внезапно по потолку в дальнем конце коридора метнулась тень, и они прижались к стене. Из-за угла выскочил Реммер с револьвером в руке, за ним спешил Литтбарский. Маквей показал на дверь 412-го, и четверо мужчин заняли позиции по разные стороны двери: Маквей и Нобл – слева, Реммер и Литтбарский – справа.

Маквей подтолкнул Литтбарского к центру, чтобы тот при необходимости мог открыть огонь по двери.

Перебросив револьвер в левую руку, Маквей стал сбоку от двери, сунул ключ в замок и повернул.

Щелк…

Дверь открыта, они прислушались.

Тишина.

Литтбарский нацелил ружье в центр двери. Струйка пота бежала по щеке Реммера, прижавшегося к стене около двери. Нобл, держа перед собой «магнум» двумя руками, как принято у морских пехотинцев, застыл наготове в футе от Маквея.

Не дыша, Маквей потянулся к дверной ручке и повернул ее, потом легонько толкнул. Дверь приоткрылась на несколько дюймов. Показалась небольшая часть комнаты в тусклом свете лампы в стиле рококо, висевшей в углу над диванчиком. Звуки вальса Штрауса едва слышно доносились из радиоприемника.

– Каду, – громко позвал Маквей.

Никакого ответа, только звуки вальса.

– Каду, – повторил Маквей.

Снова – ничего.

Взглянув на Реммера, Маквей распахнул дверь. Каду сидел на диване лицом к ним. На нем был темный вельветовый спортивный пиджак, голубая рубашка и узкий, небрежно повязанный галстук. Рубашка была залита кровью, а в галстуке виднелись три аккуратные дырочки, одна над другой.

Выпрямившись, Маквей повернулся и осмотрел коридор. Двери других пяти номеров были закрыты, свет из-под них не пробивался. Тишину нарушали только звуки вальса из комнаты Каду. Держа наготове свой револьвер, Маквей решительно вошел внутрь.

В номере стояла двуспальная кровать, рядом – неказистый ночной столик. В приоткрытую дверь виднелась темная ванная комната. Маквей через плечо посмотрел на Литтбарского, переставшего судорожно сжимать свое ружье, и кивнул ему. Потом обменялся взглядами с Реммером и Ноблом, занявшими оборонительную позицию около двери.

– Каду мертв. Его застрелили.

Реммер что-то сказал по-немецки в микрофон, прикрепленный к лацкану.

Внизу, в вестибюле отеля, Хольт со своим «узи» прикрывал парадный вход. В темной аллее Зайденберг протер глаза и отошел в тень дуба. Келлерманн еще раз настроил свой бинокль и посмотрел на окно 412-го номера.

– Входим в комнату, – сказал в рацию Реммер. Все участники операции напряглись, как будто одновременно почувствовали – сейчас что-то произойдет.

Литтбарский, стоявший на своем посту перед номером, смотрел, как Маквей входит внутрь. Вдруг вспыхнул ослепительный, ярче солнца, свет.

– Осторожно!.. – завопил он.

Раздался грохот взрыва. Литтбарского сбило с ног, а оконная рама 412-го номера вылетела вниз, на улицу. По комнате прокатился рычащий огненный шар, за которым тянулся хвост плотного черного дыма.

В это мгновение внизу, в вестибюле, дверь за конторкой открылась, и на пороге появилась Анна.

– Что происходит? – закричала она.

– Немедленно убирайтесь к себе! – крикнул Хольт, глядя на потолок, с которого дождем сыпались пыль и штукатурка. И тут до него дошло, что на женщине уже нет очков с толстыми стеклами, но когда, осознав это, он перевел взгляд на Анну, было уже поздно. На него был нацелен револьвер 45-го калибра с навинченным на ствол глушителем.

Оружие в руке женщины трижды щелкнуло, и Хольта отбросило к стене. Он упал, пытаясь поднять свой «узи», но не смог. Левую сторону его головы снесло выстрелами начисто.

Взрыв опрокинул Маквея на спину. Он лежал на полу. Повсюду бушевал огонь. Он слышал чьи-то стоны, но не понимал чьи. Сквозь огонь он увидел над собой улыбающееся лицо Каду с оружием в руках. Откатившись в сторону, Маквей прицелился и дважды выстрелил. Только тогда он понял, что от Каду осталась только верхняя половина тела и что он принял за оружие, было непонятно.

– Айан! – крикнул он, пытаясь встать на ноги. Жар был непереносимым. – Реммер!

Треск огня перекрыла автоматная очередь, потом глухие выстрелы ружья Литтбарского. Прижавшись к полу, Маквей силился представить себе, где он находится и как добраться до двери. Неподалеку кто-то стонал и кашлял. Прикрывая рукой глаза от огня, он двинулся туда и сразу же наткнулся на захлебывающегося кашлем Реммера, стоявшего на коленях и силящегося подняться на ноги. Маквей подхватил его под локоть и помог встать на ноги.

– Манни! Вставай! Все в порядке!

Поддерживая хрипящего от боли Реммера, с трудом переставлявшего ноги, они двинулись к двери. Маквей наконец увидел коридор. На полу лежал Литтбарский, из его груди лилась кровь. Дальше по коридору он увидел страшные останки молодой женщины, рядом валялся пистолет. Пуля из ружья Литтбарского размозжила ей голову.

– Иисус Христос! – простонал Маквей. Он огляделся. Языки пламени охватили весь коридор, взбирались по стенам к потолку. Реммер с искаженным от боли лицом снова упал на одно колено. Его левая рука висела, как плеть, запястье было неестественно вывернуто в сторону.

– Проклятье, где Айан? – Маквей бросился назад, в пылающий номер. – Айан! Айан!

– Маквей, – Реммер поднялся на ноги, опираясь о стену, – нам надо уносить ноги отсюда!

– Айан! – вопил Маквей, стоя на пороге рычащей, затянутой черным дымом преисподней, в которую превратился 412-й номер.

Реммер, вцепившись в его руку, тащил Маквея прочь.

– Идем, Маквей! Иисус Христос, оставь его! Он поступил бы точно так же.

Маквей пристально посмотрел на Реммера. Несомненно, он был прав. Мертвые мертвы. Вдруг послышался стон, и из номера вывалился Нобл с горящими волосами и одеждой.

Два выстрела из «штайр-маннлихера» с телескопическим прицелом с крыши дома напротив отеля освободили от всех забот Келлерманна и Зайденберга. И теперь Виктор Шевченко, сменивший «штайр-маннлихер» на автомат Калашникова вбегал в вестибюль отеля, чтобы помочь Наталии и Анне поскорее закончить работу. Но тут возникло препятствие – в лице человека, которого никто не принимал в расчет, в том числе и Анна.

Услышав взрыв, Осборн с маленьким пистолетом в руке выскочил из машины, чтобы мчаться к отелю. И сразу же вступил в боевые действия, столкнувшись с пожилым господином, лишь только он открыл дверцу своей машины. Ровно на долю секунду старик от неожиданности замер – Осборн успел увидеть в его руках автомат, поднять свой маленький пистолет и выстрелить в него почти в упор. Не оглядываясь, он побежал к отелю и ворвался в вестибюль как раз в то мгновение, когда Анна сделала последний, для верности, выстрел в Хольта. При виде Осборна Анна резко вскинула револьвер. Он снова нажал на спусковой крючок, не успев толком прицелиться. Первый выстрел попал ей в горло, второй – в голову, и Анна уткнулась головой в кресло возле неподвижного тела Хольта.

В ушах Осборна звенело от грохота и выстрелов. Ожидая чего угодно, он оглянулся. В этот момент в вестибюль влетел Виктор с автоматом Калашникова у пояса. При виде Осборна замешкался и тут же получил три пули в грудь. Секунду он стоял, в недоумении глядя на Осборна, и с тем же недоуменным выражением на лице упал на спину, попытался схватиться за перила и, уже мертвый, покатился по лестнице головой вниз.

Удушливый воздух заполнил вестибюль. Осборн бросил еще один взгляд на Виктора, лежащего у подъезда, потом с ужасом оглядел вестибюль, напоминающий причудливые декорации кровавой батальной сцены. Хольт лежал на боку около камина, отброшенный туда выстрелами Анны. Анна, как сломанная кукла, лицом вниз ткнулась в кресло, юбка ее непристойно задралась, оголив белые пухлые ляжки над краем чулок. Ворвавшийся с улицы ветер не в силах был справиться с ужасным запахом смерти и пороха. За считанные секунды доктор Осборн лишил жизни троих, среди них – женщину. Он отчаянно и безуспешно пытался успокоить свою совесть. В отдалении послышались полицейские сирены.

И тут реальность снова померкла.

Справа от него послышался скрежет, потом глухой удар. Пошатываясь, Осборн повернулся и увидел, как открылись двери лифта. С безумно бьющимся сердцем, не зная, остались ли у него еще патроны, он сделал шаг назад и прицелился.

– Halt![39] – завопил он, поднимая свой пистолет.

– Осборн! Ради Бога, не стреляйте! – колоколом прогремел у него в ушах голос Маквея.

Из кабины лифта вывалились кашляющие, хрипящие Маквей и Реммер, на их руках висел в полубессознательном состоянии весь черный, в обгоревшей одежде Нобл.

Сразу овладев собой, доктор Осборн шагнул к ним.

– Помогите ему сесть в кресло. Осторожней!

Красные от дыма глаза Маквея остановились на его лице.

– Вызывайте пожарных, – четко произнес он, словно сомневался, что Осборн может его понять. – Горит весь верхний этаж.