Послезавтра

Глава 94

Толстый, низенький, краснолицый, с копной седых волос судья по уголовным делам Рихтер Отто Гравениц жестом указал на тиковые и кожаные кресла и подождал, пока все рассядутся. Потом пересек комнату и уселся сам – за массивный стол в стиле рококо. Подошвы его ботинок едва доставали до восточного ковра под столом. Кабинет Гравеница, по контрасту со спартанской обстановкой приемной, был образцом тонкого вкуса и богатства. Кроме того, это была хорошо рассчитанная демонстрация власти и положения в обществе.

Повернувшись к гостям, Хониг объяснил по-английски, что, учитывая особое положение Шолла и тяжесть выдвинутого против него обвинения, судья Гравениц выслушает показания Осборна один, не привлекая прокурора.

– Отлично, – сказал Маквей. – Пусть начинает.

Судья Гравениц протянул руку и включил магнитофон. В 3.25 слушание началось.

Маквей коротко ввел присутствующих в курс дела. Реммер переводил его слова на немецкий. Маквей объяснил, кто такой Осборн, как он встретился в парижском кафе с убийцей отца, как в одиночку последовал за Мерримэном в парк около Сены, боясь упустить его из виду хоть на минуту. Там он набрался решимости, подошел к Мерримэну и заговорил с ним, но через несколько минут раздался выстрел. Они уверены, что Мерримэна прикончил наемный убийца Шолла.

Закончив, Маквей оценивающе посмотрел на Осборна, уступил ему место и сел к остальным.

Снова переводил Реммер. Судья привел Осборна к присяге, и тот начал давать показания. Следуя совету Маквея, Осборн рассказал все как было, умолчав лишь о некоторых фактах.

Слушая Осборна, судья сидел, откинувшись на спинку кресла, и изучающе смотрел на него. Когда тот закончил, он перевел взгляд на Хонига, потом опять на Осборна.

– Вы уверены, что именно Альберт Мерримэн убил вашего отца? Ведь прошло тридцать лет.

– Да, сэр, – ответил Осборн.

– Должно быть, вы ненавидели убийцу.

Осборн поймал предостерегающий взгляд Маквея – мол, полегче, парень, тебя прощупывают.

– На моем месте вы тоже ненавидели бы его, – не отступил Осборн.

– Вы знаете, почему Эрвин Шолл хотел, чтобы ваш отец был убит?

– Нет, сэр, – спокойно ответил Осборн, и Маквей с облегчением вздохнул. Пока он вел себя молодцом. – Вы не должны забывать, что в те годы я был еще ребенком. Но я хорошо разглядел лицо убийцы и не мог его забыть. С тех пор я не видел его ни разу – до той ночи в Париже. Больше мне нечего добавить.

Гравениц помолчал, потом посмотрел на Маквея.

– Вы уверены, что Эрвин Шолл, который сейчас находится в Берлине, и есть тот человек, который нанял Альберта Мерримэна?

Маквей встал.

– Да, сэр.

– Почему вы считаете, что человек, который застрелил Мерримэна, тоже был нанят Шоллом?

– Потому что Шолл уже пытался однажды расправиться с Мерримэном, и тому пришлось долгое время скрываться. Но в конце концов его выследили.

– У вас есть абсолютная уверенность, что вы сумеете доказать причастность Шолла к этим убийствам?

Маквей от души надеялся, что этого вопроса удастся избежать, но многоопытный судья Гравениц каким-то шестым чувством нащупал слабое место в аргументах Маквея. Сейчас в его голосе звучало предостережение: только попробуй солгать – и веры тебе больше не будет.

– Абсолютная уверенность?.. Нет, сэр, пока нет.

– Понимаю… – И судья Гравениц задумался.

Шолл – фигура международного масштаба, могущественная и влиятельная. Гравениц колебался. Маквей отлично его понимал: выписать ордер на арест Шолла для него – все равно что дать санкцию на арест государственного канцлера. А показания Осборна не подкреплены никакими доказательствами. Нужно было как-то убедить судью, иначе им придется идти к Шоллу без ордера на арест, а этого Маквею совсем не хотелось. Видимо, Реммер почувствовал то же самое, потому что внезапно вскочил, резко отодвинув свое кресло.

– Ваша честь, – произнес он по-немецки, – как я понимаю, одним из доводов, склонивших вас выслушать нас, было то, что в ходе расследования было два покушения на офицеров полиции. Одно можно было еще счесть случайным, но два…

– Это звучит убедительно, – согласился Гравениц.

– Один из убитых – нью-йоркский детектив, застреленный в своем доме. Второй, опытный полицейский из Парижа, был ранен на вокзале в Лионе, и его перевезли в больницу в Лондоне под вымышленным именем и приставили к нему круглосуточную охрану. – Реммер умолк и после паузы продолжил: – Только что его застрелили прямо в больничной палате.

– Прискорбная история! – искренне воскликнул Гравениц.

Реммер снова помолчал, потом продолжил:

– У нас есть серьезные основания утверждать, что совершившие эти убийства люди принадлежат к организации Шолла. Мы должны допросить лично герра Шолла, ваша честь, а не выяснять отношения с его адвокатами. Без ордера на арест сделать это невозможно.

Гравениц свел вместе ладони и откинулся на спинку кресла. Маквей пристально смотрел на судью. Все ждали.

Наконец судья с безразличным видом наклонился вперед и протянул руку к бювару. Он взъерошил ладонью свою седую шевелюру и поискал взглядом Реммера.

– О'кей, – сказал он по-английски. – О'кей.