Поточи свой клинок. Том 2

Глава 29 Смотри, что пьешь

Лабдорис почти не спала и ничего не ела; либо самозабвенно листала какие-то записи, найденные в колдовском зале, либо ковырялась с алхимической посудой.

— Лаби, на, хоть немножко перекуси, а то совсем ослабеешь. Я вот приготовила, — Хильда поставила рядом миску с горячим супом из пещерных грибов. И, пробуя шутить, добавила: — Исхудаешь ведь, и тогда будут тебя звать не Две Колбы, а Две Пипетки. Где тогда найдёт укрытие бедный Алула?

— О, боги, от здешнего уныния даже благочестивая жрица сыпет пошлыми шуточками, — усмехнулась Рамми. — Эй, Полудевственница, только попробуй в следующий раз упрекнуть меня, когда выскажу какое-нибудь непотребство.

Сейчас Лисий Хвост отдыхала, но большую часть времени проводила в дозоре, меняясь с Сидмоном. С эльфом частенько ходила караулить драконница.

— Хорошо хоть, что мертвяки сюда заглядывают редко, — проворчала Рамми, растянувшись на пустом столе. — Неужто и вправду твоя хитрость сработала, Лабдорис, и Брук наш отвлёк на себя многих тварей? Надеюсь, и Ужас глубин там занят. Не хочется, чтобы он заглянул сюда развеять нашу скуку.

Перекатившись на левый бок, Рамми увидела Хильду. Слух воровки уловил слова молитвы — жрица просила Имоджен защитить Брука.

— Скука, — прошептала Лисий Хвост, и перекатилась на правый бок.

Теперь взор пал на Филию, стучащую зубилом и молотком по костям дракона-нежити.

— Дракоша, что ты делаешь? — заинтересованная Рамми приподнялась на локте.

Лисий Хвост застала тот редкий момент, когда девушка не составляла компанию Сидмону в дозоре.

— Дед мой, конечно, был тем ещё негодяем, — ответила Филия, ненадолго прервавшись. — Но всё же ни один дракон не заслуживает участи стать мёртвым слугой для злой воли. Я хочу принести деду окончательный покой. Сделать кости непригодными для некромантии. И заодно взять с собой сколько-то праха, чтобы перенести его в нашу с мамой сокровищницу. Вот.

— Скука, — Рамми перекатилась на спину, и направила взгляд к потолку…

А Лабдорис всё возилась и возилась с какими-то жидкостями и, казалось, позабыла обо всём на свете. Иногда кто-нибудь из товарищей пробовал обратиться к ней с расспросами, дескать, удалось выяснить что-то путное? Но волшебница либо отмалчивалась, либо ограничивалась короткими и ничего не проясняющими ответами.

Недовольная Рамми даже начала подозревать, что магичку уже не интересуют текущие проблемы, и что она занимается какими-то своими отвлечёнными исследованиями. Ведь кто этих колдунов знает, они сами себе на уме; на всё им плевать, если до редких книг дорываются и всяких колдовских штук.

Но до того как Лисий Хвост начала высказывать это вслух, Лабдорис, наконец, созвала всех, и положила перед ними исписанный каллиграфическим подчерком журнал.

— Что ж, мне удалось кое-что выяснить, — устало заявила волшебница.

— Да ладно! — саркастически бросила Рамми, скрестив руки на груди.

— Это старый дневник мага, — Лабдорис аккуратно положила ладонь на страницу. — Тут автор повествует о своих наблюдениях, когда он ещё был человеком. Ну или уже претерпевал первые изменения.

— Какие? Давай по порядку.

— Ещё много лет назад этот зал облюбовала группа чародеев из самых разных мест, — продолжила Лабдорис. — Магов было не меньше десятка. Нашлась даже пара из моей академии. Но что объединяло всех собравшихся здесь, так это интерес к чародейству, запрещённому почти во всех королевствах.

— Оно заметно, — рассудила Рамми. — Если эта нежить — их рук дело, то немудрено. Мало где приветствуют некромантию.

— Кто-то был изгнанником, а кто-то покинул родные магические школы по своей воле, — сказала Лабдорис. — И не все из рода людей. Нашлась среди них и дроу-изгнанница.

— Эта из-за чего свалила из дома? — удивилась Хильда. — У них же ведь самоё тёмное колдовство в почёте. Надо наоборот что-то святое творить, чтоб тебя преследовали.

— В общем, понятно, — заключил Сидмон. — Как и в случае с Джильдой, опять имеем дело с неким культом или ещё каким запретным кружком.

— Если бы, — вздохнула Лабдорис. — Похоже, что все эти маги, они… каким-то образом стали той самой массой, которую драконы назвали Ужасом глубин. Такова моя гипотеза.

— Но как так вышло? — недоумевала Филия.

— Вероятно, магический эксперимент. Уж не знаю, вышло так случайно, потому что эксперимент сложился не по плану, или же круг чародеев ожидал именно такого результат. Дневник мага, — Лабдорис похлопала по страницам, — этого не проясняет.

— Получается, те лица и фигуры, что проявлялись на синей массе, — вспомнила Хильда. — Это могли быть лица тех чародеев?

— В общем, колдуны, как обычно, набедокурили, и слились в одну мерзкую дрянь, — сказала Рамми. — Должно быть, в этот момент ещё и дружно сношали друг дружку. Такова моя гипотеза. Иначе не понимаю, как ещё можно обратиться в это синее дерьмо. И по-другому не могу объяснить, ведь только будучи в прошлой жизни извращенцами, станешь тентаклями… ну… тогда в пещере…

— Одним обращением дело не ограничилось, — поспешно сменила тему Лабдорис. — Они… или, вернее сказать, оно продолжило изучать своё новое тело. Проводить над ним эксперименты. Видимо, оно хорошо поддавалось заклятьям. Так нечто, ранее бывшее кругом чародеев, добилось почти неуязвимости.

— Ладно, это замечательная история, но в самом главном ты разобралась? — спросила Рамми. — Как одолеть монстра?

— Есть одна идейка, — не слишком уверенно ответила Лабдорис. — Чуть позже расскажу. Надеюсь, сработает. Потому что времени у нас мало, надо собираться и спешить на помощь Бруку.

— Раз так торопишься, поняла, чего добивается Ужас глубин? — осведомился Сидмон.

— Все были в чём-то правы в своих догадках, — кивнула волшебница. — Это существо хочет выбраться на поверхность, но солнечные лучи если уж не губительны, то очень неприятны для него. Монстр ищет способ получить невосприимчивость к ним. Для этого нужны особые и чрезвычайно редкие ингредиенты.

Лабдорис взглянула на Филию, и отчеканила:

— Драконьи яйца.

— О, боги, — опешила юная драконница.

— И я подозреваю, что Ужас глубин покинул город дворфов не потому, что Брук и орки отвлекли его, — Лабдорис захлопнула дневник. — Существо собрало все силы и начало прорыв к сокровищнице. Это значит, что оно нашло способ защититься от клыков и пламени Матери. Теперь она не представляет для Ужаса глубин смертельной угрозы. Существо намеренно в ближайшее время завладеть драконьими яйцами.

— Тогда скорее возвращаемся! — встрепенулась Филия. — Мамочка!

— Да, возвращаемся, — Лабдорис прихватила дневник. — Но перед уходом нужно многое уничтожить здесь. На всякий случай.

Волшебница прихватила некоторые снадобья, книги и свитки из библиотеки колдовского зала. После чего заклятьем сожгла алхимическую лабораторию и длинные полки с книгами. В этом хорошо помогла Филия, поливая всё вокруг драконьим пламенем.

— Достойный погребальный костёр для дедули, — сказала девушка, покидая горящий зал.

Когда сгорело всё, что могло гореть, остыли угли, и дым выветрился из помещения, в сожжённом колдовском зале появился старик в плаще и капюшоне. Он поморщился от сильного запаха гари, и направился к высеченной в скале стойке с каменным подобием табурета. Иной мебели в зале не осталось — всё пожрал ненасытный огонь. Но стойка не пустовала, на ней сохранились чудом не тронутые пламенем стеклянные ёмкости с алхимическими жидкостями. Но, скорее всего, подпорченных из-за жара.

— Вот, хоть дать старым костям немного покоя, — Дед-Хмель уселся на табурет.

Когда Спасатели непреднамеренно освободили старого паломника из орочьего плена, он долго скитался по горам Окраинного хребта. Чтобы спрятаться от разразившегося ливня, сунулся в пещеру, оступился и упал в глубокий провал, который вёл на нижние уровни подгорья. Там Дед скитался по каменным лабиринтам, ища выход на поверхность, и пребывал в убеждении, что вот-вот найдёт его, хотя на деле только удалялся от поверхности.

Поразительно, но нежить и жидкие твари не обращали внимания на старика, будто его вовсе не существовало. В итоге набрёл на дворфский город, и на злосчастный замок.

Сидя на каменном табурете, Дед машинально откупорил любимую флягу, но с досадой вспомнил, что в ней давно не осталось даже капли хмеля. С тяжким вздохом отложил флагу на стойку. Взор старика остановился на драконьих костях.

— А-а, узнаю тебя, Энзустос, старый ты негодяй! — Дед издал каркающий смех. — Смотрю, отжил своё, больше не носят древние кости твою плоть. А мои всё ещё носят. Эх, помянул бы тебя выпивкой, да сам видишь — пустует фляга, словно опять по южным пустыням блуждаю… Ну ладно, отдохнули немножко, пора бы и в путь трогаться.

Поднимаясь, Дед-Хмель задел невидимую нить заклятья — ту самую, на которую ранее наступили Спасатели, впервые оказавшись здесь, чем и вызвали костяного дракона. И сейчас старик всколыхнул остатки охранных чар. Нежить была мертва окончательно, однако сигнальное заклятье заставило его кости дрожать и дёргаться.

Это не на шутку напугало Деда.

— Прости, я не готов сейчас беседовать с тобой!

Паломник схватил флягу и поспешил покинуть зал, частенько оглядываясь на драконьи кости: опасался, что скелет соберётся в единое целое. Всё же воспоминания от личного общения с Энзустосом были не самыми приятными. Как и с его дочкой.

Быстро уходя из замка, не задумываясь над своими действиями, Дед откупорил прихваченную ёмкость и по старой привычке добротно отглотнул. Да вот только на языке оказалось не привычное жгучее питьё, а какая-то горькая дрянь. Скривившись, Дед обнаружил, что держит вместо любимой фляги стеклянную ёмкость с фиолетовой жидкостью.

— В суете перепутал, старый растяпа! — паломник отбросил склянку.

Не хотелось столкнуться с ожившим Энзустосом даже если ценой потери будет любимый и легендарный артефакт — старая фляга. Потому Дед махнул рукой, и пошёл себе дальше.

Но когда покинул дворфский город, вдруг почувствовал, как тяжело даётся каждый шаг. Однако не из-за возраста и старческих болячек в коленях. Стало жутко неудобно передвигаться на двух ногах. Дед хотел проворчать, но вместо слов с губ слетели нечленораздельные звуки, походящие на урчание.

Плащ и капюшон вдруг стали очень просторными. До того просторными, что старик оказался на четвереньках погребённым под их тяжестью. Теперь вся одежда лежала на полу, и только небольшой бугорок указывал на то, что под ней скрывается некто.

Она пришла в движение, и наружу выглянул Дед. Вернее, старый рыжий кот.

Он долго обнюхивал себя, порой сконфуженно замирая. А потом облизнулся, мяукнул, и зашагал себе дальше.