Глава 9

Ратибор, расталкивая всех, прорвался вперед. Люди начали собираться вокруг нас. Всем было жутко интересно, что здесь происходит.

Я просканировал тело князя «орлиным зрением».

— Мертв, — констатировал Ратибор, щупая сонную артерию.

Он был прав. Признаков жизни было не видно.

— К-как… — запинаясь произнесла Соня. — Как такое могло произойти?

— Похоже кто-то решил закончить жизнь князя в этом мире, — задумчиво проговорил Ратибор, поднимая голову наверх.

Там на высоте пятнадцати метров был балкон, на котором часто стоял князь. Именно на нем мы с ним и разговаривали в последний раз.

Но Ратибор там ничего не обнаружил. Как, впрочем, и я. Я еще раньше посмотрел туда, практически сразу после падения. Людей там не было и «орлиным взглядом» я ничего не видел. Возможно, я сделал это слишком поздно и Ратибор и в этом был прав.

Все мои подручные, как назло, находились вдали от этого места. Никто не видел, что там произошло. Я приказал им разбрестись по замку и искать, что угодно подозрительное. Особенно в этом были полезны коты, потому что обладали хоть каким-то интеллектом и имели доступ практически во все помещения замка. Таракашки и пауки в этом плане были куда более гибкими, но что имеем. Ставку я делал на котов.

— Ой, да брось, — усмехнулся Свят. — Кому он был нужен? Занять его место? Да эта крепость никому не всралась. Тут же руины. Уйдут годы на ее восстановление. Князь понял, что не справится, вот и свинтил.

— Боюсь, что Свят прав, — тихо сказал одарённый Ваня. — Больше похоже, что князь свел счеты с жизнью. Так проще, чем нести ношу восстановления. Еще и эти нападения постоянные.

— Как не вовремя он, — сжал кулак Ратибор.

— Ага, — снова усмехнулся Свят. — А то все остальные самоубийства приходятся всегда кстати. Ладно, нам тут делать нечего. Сами разбирайтесь. Пошли, ребят.

Уводя за собой одаренных, он пошел в замок, из которого уже выбегали придворные, включая командира стражи Крупского и Ржевского-старшего.

Начали ахи, вздохи и причитания. Тело князя поспешили накрыть белой простыней и занести в замок. Ратибор пошел следом, а остальным погонщикам ничего не оставалось, кроме как пойти в амбар.

Соня уходить не торопилась. Она нежно смотрела на меня.

— Мне кажется тебя нужно показать лекарям, — закусив губу, сказала она.

— Да брось, — отмахнулся я. Раны и правда были не так велики, чтобы из-за них переживать. Но делать вдох было по-прежнему затруднительно.

Я опустился свой взгляд вниз и осмотрел всё «орлиным зрением». Точно перелом. Три ребра сломаны.

— Я настаиваю, — назидательно сказала Соня.

Теперь уже я не возражал.

В лазарете, пока меня лечили лекари, она куда-то ушла с самым главным из них. Процесс заживления шел медленно. Каждое ребро подвергалось тщательному воздействию со стороны лекаря.

В конечном итоге меня перебинтовали, сказав, что я могу самостоятельно снять повязку дня через три, когда почувствую себя лучше. Ребра должны были сами восстановиться, потому что на них было наложено заклятье исцеления.

На выходе из палаты меня уже ждала Соня.

— Ну что? Тебя починили? — спросила она.

— Да вроде бы, — пожал плечами я. — Хоть дышать теперь нормально могу.

— Отлично. Тогда пойдем, — она схватила меня за руку и потащила по коридору.

Вот неугомонная.

— Куда мы идем? — спросил я.

— Туда, — махнула рукой Соня.

Мы вошли в ту же самую комнату, где восстанавливались с ней после атаки на амбар. Внутри никого не было.

— Я обо всем договорилась, — лукаво произнесла Соня, развернувшись ко мне лицом.

Я в это время тщательно закрывал дверь, а после ее слов задвинул на ней засов.

— Этой ночью здесь никого кроме нас не будет, — махнув бровью, сказала Соня, когда я повернулся к ней.

— А ты знаешь толк в лечении, — усмехнулся я, подходя к ней ближе.

— Еще какой, — улыбнулась Соня, расстегивая камзол и обнажая свою шикарную грудь.

* * *

На следующее утро, мы долго не могли проснуться, потому что ночью практически не спали. Нас разбудил нервный стук в дверь и дикий ор, о том, что мы обещали покинуть помещение на рассвете.

Ничего не поделать, пришлось собираться. Соня, ласково поцеловав меня на прощанье, пошла к погонщикам, а я отправился на завтрак к Крупским.

В доме все были на взводе. Никита Сергеевич не ночевал дома, что в принципе понятно, и Эльза Павловна сильно переживала. А мне досталось от Ники за то, что я ее не предупредил. Что ж, это заслуженно.

Мы сели завтракать без главы семейства, как дверь распахнулась и из сеней прислуга возвестила о его появлении.

Видок у него был, мягко говоря, не очень. Глаза красные, лицо бледное и опухшее, волосы растрепаны.

— Налей мне стопку, Элька, — тяжело выдохнув, он сел на свое место во главе стола.

— Конечно-конечно, — засуетилась Эльза Павловна. — Зинка, тащи графин. Никита Сергеевич, солнце ты мое, неужели это правда?

— Правда, — кивнул тот, понурив голову. — Погиб Гриша. Погиб его сиятельство.

— Значит не врут люди на улицах, — ахнула Эльза Павловна. — Прямо с крыши упал, да? И что он только на ней делал? Специально реши помереть. Ох, горе-то какое! Грех ведь страшный!

— Подожди, не причитай, — жестом руки остановил ее Никита Сергеевич, пока Зинка наливала прозрачную жидкость в высокую стопку.

Командир городской стражи дождался пока она наполнится до краев, а потом быстро схватил и опрокинул. Даже не поморщился и не закусил потом.

— Я видел, как он упал. Сомневаюсь, что он был на крыше. Там особо не развернуться же, — подал голос я. — Никита Сергеевич, уже известны какие-то подробности?

— Да знаю, что ты вездесущ, — горько усмехнулся Крупский, жестом рукой приказывая налить ему еще. — Всюду из первых рядов за событиями наблюдаешь, а в некоторых еще и участвуешь. Нет никаких подробностей. От слова «совсем». Никто от Григория Осиповича такого не ожидал. Его супруга, Елена Петровна, в шоке. Тут же в обморок упала, как узнала. А когда ее привели в чувства, снова бахнулась. Так и падала бы, наверное, до утра. Решили не трогать, дать отлежаться.

Очень полезная информация, конечно. Но мне бы другую не помешало знать. Мои шпионы ничего подозрительного в замке не нашли. Но они вполне могли заблуждаться, не люди все-таки.

Сейчас мне требовалось знать, что именно там произошло.

— Я давно не видел князя, — нужно было переводить его в нужное русло. — На улицах говорили, что он прячется от толпы.

— Гриша никогда ни от кого не прятался! — повысил голос Никита Сергеевич. Схватил рюмку и снова опрокинул ее на закусывая. Громко, хлопнув донышком о стол, тут же приказал налить себе еще одну. — Ну в смысле — от толпы никогда. Людей он любил. Ценил каждого, каким бы последним отбросом он ни был. Золотой был человек. Ой, что теперь будет! — схватился Крупский за голову.

— От толпы не прятался, а от кого тогда? — задал очередной вопрос я.

Никита Сергеевич уже поднес руку со стопкой ко рту, но остановился. Прищурившись, посмотрел на меня.

— Ларюшечка, ну хватит тебе, — поджав губы, попыталась урезонить меня Эльза Павловна. — Видишь же, что Никита Сергеевич не в духе. Горе же такое.

— Пускай спрашивает, — махнул головой Крупский и все-таки донес рюмку до рта.

— Никита Сергеевич, свет мой небесный, не спеши так с выпивкой, — ласково погладив мужа по руке, пропела Эльза Павловна. — А то бок опять будет болеть.

— Да, пусть болит, будь он не ладен! Зинка, налей еще, — не унимался Никита Сергеевич. — Заговор против него плели. Я не знаю кто — он не говорил. Все говорил — «Потом!», да «Потом!». А я ведь командующий! Это моя работа заниматься такими делами. Как в воду глядел, что худо будет и беда придёт. Он все пытался сам решить. Решил вот, блин. Договаривался там с кем-то, пытался найти выход из ситуации.

— О чем договаривался? — аккуратно спросил я.

— Да кто б знал, — махнул рукой Крупский. — Он последнее время сам не свой был. Я его не узнавал. В замке ходили слухи, что аристократы сильно давили на него. Казна пустеет на глазах, а доход не откуда брать. Это хорошо еще дичь в округу сама вернулась, а то бы с голоду все сдохли.

Ага, сама.

— Скота нет, зерна нет, урожая нет, — продолжал Крупский. — Все разрушено же. Крестьяне же вот только урожай собрали и его тут же уничтожили. Метко били гады.

Никита Сергеевич хлопнул стопку и приказал себе налить еще одну. Эльза Павловна, как ни пыталась, остановить его не смогла.

— И всё ведь, как назло, в кучу свалилось, — раздухарился Никита Сергеевич. Такой спокойный была всегда, а тут похоже навалилось на него и алкоголь язык развязал. Такой возможностью надо было пользоваться.

— А вы не знаете, кто бы мог давить на князя? — задал я аккуратный вопрос. — Вы же наверно видели, кто к нему приходил, уходил.

— Да там все подонки до единого, — махнул рукой Никита Сергеевич. — Кроме, пожалуй, Смирниных, да Ржевских еще. Эти точно были за него. Все остальные могли легко воткнуть нож в спину. И у них получилось, будь они прокляты. Эх… — Никита Сергеевич махнул еще одну стопку, но новую ему уже никто не налил.

Эльза Павловна жестами отправила Зинку вместе с графином на кухню. От греха подальше, так сказать.

— То есть вы думаете, что его все-таки убили? — предположил я.

— Конечно, — как будто само собой разумеющееся, ответил Никита Сергеевич. — Григорий Осипович не из тех людей, кто сводит счет с жизнью вот так просто. На нем была ответственность за свою крепость. За Самару! За своих людей!

Интересно получается. А я больше склонялся к самоубийству. Но Крупскому видней, он все-таки ближе к князю был.

И я даже знаю, кто вполне мог за этим стоять. Аристократы — дело понятное. Им лишь бы свой карман потуже набить. Но исполнитель все равно должен быть, своими руками они ничего делать не будут.

— Кто теперь будет вместо него? — спросил я.

Крупский уже изрядно набрался и теперь сидел слегка покачиваясь. Быстро же он, однако.

— А вот это самый главный вопрос! — поднял палец вверх Никита Сергеевич. — Сын у него только один, но ему всего пять и править, разумеется, он сейчас не может. Княгиня не хочет брать на себя регентство. Ну или в шоке просто была. Как придет в себя — узнаем. Но пока крепостью никто не правит. Это прекрасное время для смуты.

— И она не заставит себя долго ждать, — задумчиво проговорил я.

— Вот именно. Вот именно! — начинал заводиться Крупский. — А она нам нужна? Твари стоят на пороге! А у нас главнокомандующего нет!

— Дядюшка Ник, не кричите! — насупившись сказала Ника.

— Ох, простите… ик! — Крупский громко икнул и прижал ладонь ко рту.

— Никита Сергеевич, солнце мое, — запела Эльза Павловна. — Тебе нужна отдохнуть. Пойдем я тебя провожу.

Крупский еще пытался сопротивляться, но жена неумолимо уводила его в спальню.

— Все плохо, да? — с надеждой в глазах спросила меня Ника.

Я посмотрел на нее и улыбнулся. Бедный ребенок, сколько же всего выпало на твою долю.

— Пока мы побеждаем, — сказал я. — Князя жалко, конечно. Только для нас с тобой ничего не изменится. Наше дело с гриммерами сражаться, помнишь?

— Помню, — кивнула Ника. — Я стану погонщицей, и мы вместе отомстим за папу и маму, — она сжал свой маленький кулачек. — Мальчика только жалко.

— Какого? — не понял я.

— Который встанет вместо князя, — с укором мне сказала Ника. — Мал он еще для таких дел. Взрослые не будут его слушаться.

В ее правоте нельзя было сомневаться. Только вот я сильно сомневался, что аристократы дадут ему взойти на трон. Теперь он был слишком удобной для них целью.

— Ты умна не по годам, — я потрепал Нику по волосам, а потом поцеловал в макушку.

— Ладно, нам пора, — ответила она. — Никон, доедай быстрей и пойдем.

— Ни хатю, — запротивился он.

— Ну мало ли чего ты не хочешь, — по-взрослому сказала Ника. — Надо — значит, пойдем.

— Шуля нас обижает! — обиженно скуксил губу Никон.

— Кто-кто? — переспросил я.

— Шуля!

— Какой Шуля? — ничего не понимал я.

— Да, Шура, — ответила за брата Ника. — Самый взрослый из одаренных. Пока не прислали нового магистра он занимается воспитанием всех. Говорят, он иногда перегибает палку.

— И часто? — удивленно спросил я.

— Всегдя! Он бьет! Палкой! — канючил Никон.

— Чего-о? — вытаращился я.

— По попе бьет! Палкой! Больна! — плакал Никон.

Я переводил взгляд с Ники на него и обратно.

— Я… не знала… — выдохнула девочка. — Он ничего такого мне не рассказывал. Говорил только постоянно что не хочет идти в замок. Если бы я знала, я бы сразу тебе сказал, Лари.

Ну это уже ни в какие ворота.

— Так, вставай, — сказал я Никону. — Пойдем. Сегодня я тебя отведу. А ты, — перевел я взгляд на Нику. — Впредь будь внимательнее к брату. Кроме, тебя и меня у него нет никого. Я понятно выражаюсь?

— Понятно, — скуксилась девочка.

Я в гневе вышел на улицу, ведя за руку Никона. Сев на лошадь, мы поехал к замку.

Зря я на нее накричал. Девочка ни в чем не виновата. На нее и так столько всего свалилось. Непонятно как она сама со всем этим справляется.

Нужно будет извиниться при случае. А то нехорошо получилось.

Никон довольный сидел передо мной и мотал ногами. Я чувствовал, как у него улучшилось настроение, когда я пошел с ним.

Сначала в замок нас не пустили. Сказали, что особый режим и никого не пускают. Но я объяснил всю ситуацию, а один из стражников узнал Никона. С большим скрипом и под честное слово, что я сразу выйду, нас-таки пропустили.

Интересно, что за особый режим такой? Князь-то уже мертв, раньше надо было думать. И как интересно я могу навредить. Они ведь меня узнали, по глазам было видно и все равно упорно не хотели пускать. Похоже на какой-то заговор.

Келья, где занимались одаренные находилась неподалеку от библиотеки, также известной как кабинет магистра Боярышникова. Бывший кабинет.

Еще издалека я услышал детский плачь и дружный подростковый гогот.

Внутри нам предстала «прекраснейшая» картина. Трое парней лет четырнадцати-пятнадцати телекинезом перекидывали деревяного солдатика друг другу. А между ними бегал черноволосый мальчик лет семи, который пытался ее достать. И все бы ничего, но даже в прыжке он не доставал до нее. Из-за этого он вытирал крупные слезы на глазах и периодически подвывал.

Поодаль сидела рыжая девчонка. На вид ей было столько же лет, сколько и парням. Она лукаво смотрела за происходящим и заплетала в косу свои роскошные волосы.

— Вот, Павлуха! Видишь как надо? — говорил один из парней. — Берешь и поднимаешь. Берешь и поднимаешь! А ты? Что ты делаешь? Ничего! С места даже сдвинуть не можешь. Ты не одаренный, а просто ничтожество. У тебя нет силы. На хребте гриммеры сожрут тебя первым.

Я встал в дверях, поставив перед собой Никона и положив ему руки на плечи.

— Кто из вас Шура? — громко спросил я.

Все разом обернулись на меня. Тот, кто последний держал игрушку на весу, подпрыгнул на месте. Солдатик упал, глухо ударившись об каменный пол.

— Ну я, — ответил тот же, кто пытался читать нотации мальчику. — Че надо?

Дерзок не по годам. Хотя, с другой стороны, года как раз именно такие, когда гормоны бушуют и в голове перекати-поле летает.

— Не хорошо маленьких обижать, — цыкнул я. — Мама с папой тебя разве этому не научили?

— Нет, — хмыкнул Шура. — Меня забрали в пять лет. Я за это время их видел-то раз десять.

Ну это он преувеличивал, но для меня особой разницы не было.

— Значит, я научу, — твердо сказал я. — Еще раз тронешь здесь хоть кого-нибудь. Я лично тебя палкой отхожу. Будем так хорошим манерам учиться.

— А силенок-то хватит? — усмехнулся Шура.

Тут к нему подошел один из парней, тот, что уронил игрушку и что-то шепнул ему на ухо. Шура внимательно слушал, но потом начал психовать.

— Да, знаю я, что он был на стене, — заорал он на своего товарища. — Он просто воин. Боец. А я — одаренный! Он даже ко мне подойти не сможет. Так что давай, — сказал он мне. — Оставляй пацана и проваливай. Сейчас я главный. Я отвечаю за этих мальков. И буду обучать их так, как считаю нужным.

Подростки очень часто ведут себя хуже взрослых. Так и хочется хорошенького леща отвесить. Но не в моих правилах драться с несовершеннолетними. И это была проблемка, потому что они понимали только силу.

— Уверен, что не подойду? — спросил я, отводя Никона в сторону и делая шаг вперед.

— Уверен, — нагло выпятил подбородок вперёд Шура.

Я сделал еще шаг, и еще. Медленно двигался в его направлении.

— Уверен, что я просто боец? — сурово спросил я.

— Да, ты кроме как мечом махать и не умеешь ничего, — голос Шуры стал чуть тише и интонация не такой уверенной.

— С чего ты взял, что одарённый сможет меня победить? — я сжал кулаки, чтобы придать себе еще большей зловещности.

— Потому что! — крикнул Шура.

— Почему?

— Потому что одарённого может победить только сильнее его по силе, а не простой человек.

— С чего ты взял, что я простой человек?

Я подошел к нему вплотную и смотрел на него сверху вниз.

— Отойди, я сейчас тебе врежу, — попытался отстраниться Шура.

Но я его опередил. Схватил за грудки и поднял над землей.

— Силёнок не хватит, — процедил я.

— Я…Я… Я… — пищал Шура. — Я всё расскажу Святу!

Я притянул его голову поближе и зловещим шепотом сказал:

— Свята я лично вчера разделал и с магией, и без.

— Это правда! — воскликнула рыжеволосая девочка. — Я там была. Это он! Тот про которого я говорила. Из погонщиков. Он победил Свята.

Подбородок Шуры задрожал. Похоже он и правда был обо мне много наслышан. Только сначала не сразу понял, что это я.

— П-п-п… п-п-п-, — начал заикаться он.

— Что «п»? — рыкнул я.

— П-п-простите, — наконец, выдавил из себя Шура.

— Так-то лучше, — кивнул я, ставя парня на место.

Вот, даже бить не пришлось. Так все понял. А то я уже переживал, что придется все-таки затрещину втащить.

— Только попробуй еще раз кого-нибудь из ребят ударить, — сказал я. — Узнаю и сам тебя высеку. А я узнаю! Даже Никону ничего не придется мне рассказывать. Ты его по жопе палкой шлепнешь, а я уже здесь буду, понял?

— П-п-понял, — кивнул Шура.

— И тогда ты уже так просто не отделаешься, — сказал я. Лукавил, конечно. Отделается. Но затрещину-таки придется дать. — Береги этих ребят. Они может тебе когда-нибудь жизнь спасут, а ты их унижаешь. На хребте все братьями будете.

— Я учу как меня учили, — быстро сказал Шура.

— Кто? Боярышников что ли?

— Д-д-да!

— Не самый лучший пример для подражания, — покачал головой я. — Будь лучше него. И вот увидишь, что ребята только сильнее станут. А ты вместе с ними. Понял?

— П-п-понял, — закивал Шура.

— Ну вот и молодец, — сказал я. — Я слежу за тобой, не забывай.

Расставив паучков по углам, я приказал им немедленно докладывать о происходящем в этой комнате. Главное правило — никакого насилия. О любом проявлении сообщать мне. Паучки поняли и быстро разбежались по углам плести свои паутины.

Я поцеловал Никона в щеку, сказал ему, что больше его никто не обидит и вышел из кельи.

Даже настроение немного улучшилось. Я пошел по коридору в сторону выхода из замка.

Каким же все-таки был… нехорошим человеком этот Боярышников. Так обучать людей, что они даже после его ухода, гнильцой пропитаны.

Или может одаренным из-за их силы мозги переворачиваются. Все какие-то слишком самоуверенные. Взять того же Свята. Он…

Так, стоп!

Прямо передо мной промелькнула знакомая фигура в рясе и капюшоне.

Это же глашатай! Что он тут делает? В замке же особый режим.

Загрузка...