— Вот, смотри сам! Никакого Поспелова тут нету!
Вахтёрша тычет Юре под нос папку со списками. Ей 60, вдова, бывшая учительница, и педагогика из неё до сих пор так и прёт. «Садись, двойка!» — ясно читается в её строгих очах.
— А вон в том списке? — робко спрашивает Юра.
— И там тоже нету! Сколько можно повторять?
— Тётя Клава, можно, я посмотрю? — Маша перегибается через стойку. — Юра, ТОЧНО нету!
— Надо ему позвонить, — говорит Юра. Достаёт мобильник, глядит на тёмный экран и вспоминает, что батарея там на нуле аж со вчерашнего дня.
— Извините, а можно у вас мобилку подзарядить? — спрашивает он вахтёршу.
— Нельзя! — монументально заявляет вахтёрша. — Идите в бар, там у них розетка есть.
В баре полутемно и пусто. За стойкой скучает бармен, а в дальнем углу сидит успешный продюсер с модным лэптопом. Ему 56 лет, холост, в бумажнике 750 гривен и сто долларов — но если присмотреться, то видно, что это всё понты. На самом деле, он не успешный, а кругом задолжавший и квартиру просравший. И не продюсер вовсе, а просто старый гей, который косит под киношника, чтобы снимать мальчиков.
— Оба-на, и Вилькицкий сюда пожаловал! — говорит Маша. — Юра, ты точно не хочешь с ним поговорить?
— Не хочу, — отвечает Юра и ныряет в ближайшее укрытие. Столики в баре разделены перегородками — не сильно высокими, но спрятаться можно. Ну, вот он и прячется, находит там розетку и подключает телефон.
Маша садится напротив. И спрашивает:
— Чего ты его так боишься? Съест он тебя, что ли?
— Съест не съест, но на уши сядет, — отвечает Юра. — А на фига мне это сейчас?
— Вилькицкий — это очень ценный контакт, — говорит Маша. — И я тебе его дарю. Не нужно сейчас — значит, запаси его на потом, не для себя, так для друзей. Имей в виду: это гарантированный выход на большой экран!
Юра ухмыляется Машиной наивности:
— Не, Маша. Это гарантированный выход в жопу, и больше никуда.
— Ты что, гомофоб? — морщится Маша.
— Не в этом смысле, — объясняет Юра. — Дядька уже лет пять на голяках. И не при делах вобще.
И пересказывает Маше всё, что увидел. У неё аж глаза загораются:
— Вот это новости! А ты уверен?
— Ну, я ни разу не проверял… но почему-то всегда уверен. Вижу, что раньше он что-то делал в кино… но уже лет пять ничего не делает. Берёт кредиты и пропивает, вот и всё.
Маша уже не может усидеть на месте:
— Ой, как хочется пойти проверить. Ладно, посиди здесь, а я сейчас аккуратненько его прощупаю.
И упархивает к старому гею, и вскоре бармен уже наливает ей из квадратной бутылки с красным ярлыком. Чувствуется, что разговор у них будет долгий.
Юра возится с телефоном. Там десять эсэмэсок от Светы, одна другой тупее, последние пять он уже убивает не глядя. Из Полтавы ничего нету — это хорошо. Значит, пока не ждут и не волнуются.
Теперь позвонить этому ДжаМайку… а какой у него номер?
Как раз этого Юра и не знает: спросить забыл. С ДжаМайком можно связаться только по Скайпу, но Юрин телефон не умеет выходить в интернет. Или, может быть, умеет, но Юра не в курсе, как его заставить.
Юра косится на Машу: у неё-то телефон точно с интернетом. Но Маша занята Вилькицким, он ей что-то показывает на своём компе, оба смеются. И в сторону Юры она даже не смотрит.
«На фиг эту Машу, — думает Юра, — пойду сейчас поищу нормальное интернет-кафе. Где-то тут должно быть».
Вылезает из своего закутка — и тут замечает, что в соседнем боксе светится ноутбук! За ним сидит режиссёр, 33 года, женат, образование неоконченное высшее, в кармане 5 гривен — но если присмотреться, то видно, что режиссёр этот очень знаменит, имеет собственную студию и легко находит деньги под любой свой проект.
Юра бросает взгляд на экран. Какой-то видеоблог, название Юре ничего не говорит. Режиссёр читает комментарии к своему ролику. Кино, наверно, про Сибирь: на стоп-кадре унылые ёлки за окном унылого вагона и надпись в стиле 60-х годов: “Eastern Express Experience”. Однако немецкие глаза от этой картинки возбуждаются чрезвычайно! И прямо-таки жаждут увидеть, что там будет дальше.
Юра невольно подходит поближе — и тут знаменитый режиссёр вдруг вздрагивает и оборачивается.
— Ты кто? — спрашивает он.
— Я Юра, — отвечает Юра.
— Ну, допустим, — говорит режиссёр. — И чего тебе надо, Юра?
— Можно ролик посмотреть? Это же ваш ролик, да?
Режиссёр мотает головой:
— Нельзя, Юра. Это великое искусство, до понимания которого ты ещё не дорос. Оно взорвёт твои неокрепшие мозги, и они разлетятся во все стороны, и всё тут заляпают — но нужно ли нам это, Юра? Их ведь потом не соберёшь, да и мне не улыбается счищать с себя чьи-то мозги — а они ведь жирные, Юра, хрен потом отстираешь. Мозги в этом смысле гораздо хуже, чем говно.
Юра смеётся:
— Я же его всё равно посмотрю. Название уже знаю, вон оно написано. Eastern Express Experience, за секунду найду и посмотрю.
— Твои проблемы, — говорит режиссёр. — Иди ищи, но знай, что я тебя предупредил. Это кино опасно для твоего организма. Запомнил?
И пристально смотрит Юре в глаза. А зрачки у него как пятаки, и взгляд так и светится психоделическим безумием. «По ходу, он под дексом — или, может быть, даже под кислотой…" — соображает Юра. И тут режиссёр вдруг часто-часто моргает, отодвигается и встревожено спрашивает:
— Э… а что это у тебя с глазами?
— Не волнуйтесь, — отвечает Юра, — вас не глючит. У меня реально разные глаза: один зелёный, а другой карий. Странно, да?
— Не то слово, — говорит режиссёр. — Просто крышу рвёт и кишки выворачивает. НА вот, надень.
И даёт Юре тёмные очки. Юра водружает их на нос и улыбается режиссёру. Но тот не улыбается в ответ, а ворчит:
— В очках ещё хуже… прямо медуза-горгона какая-то. Зачем тебе такая причёска, Юра? Ты растаман, что ли?
— Ну, да, — отвечает Юра. — Типа того.
Режиссёр передёргивает плечами.
— Какой ужас. А трава у тебя есть?
— Ну, есть… А что?
— А ты не догадываешься?
— Что, прямо здесь будем?
— Нет, Юра, здесь не Голландия. Здесь на это могут неадекватно отреагировать. Давай-ка выйдем на минутку, я знаю одно элитное место.