Позывной «Хоттабыч» 3

Глава 6

Я не напирал на Мимара, давая азиату, как следует рассмотреть рухнувшего на пол гиганта. Да, в общем-то, и мы все сгрудились вокруг этой огромной груды костей, упакованной в прочную «жестянку», которую, однако, не удалось пробить обычным огнестрелом. Я попробовал найти какую-нибудь отметину, оставленную пулей — вмятину там, царапину, или еще какой «дефект». Но на вороненом доспехе, изукрашенном «серебряным» травлением с гравировкой, все это отсутсвовало. Хорошую броню ковали древние мастера. И, видать, без применения Силы тут тоже явно не обошлось. Даже рисунок на доспехе был особенным — глядя на него, возникало устойчивое ощущение, что доспех великана сплошь заиндевел и покрылся фантастическими морозными узорами. Красота такая, что глаз не оторвать!

— Ну что, какие выводы, прохфессор? — поинтересовался я у ползающего вокруг меча азиата. — Можешь поведать своим соратникам, кем являлся этот, по всей видимости, очень достойный великан, раз уж ему такие палаты отгрохали?

— Вы будете смеяться, господа Маги, — оторвавшись от орудия убийства Вревского, серьезно произнес тибетец, — но судя по тем атрибутам, которые я успел изучить, пред нами еще один яркий представитель именно русского фольклора…

— Неужели тот самый легендарный Гога из Магога[22]? — Не удержался я от очередной колкости в адрес азиата.

— Это вы о Скифе сейчас? — Не понял моей «иронии» старший послушник.

— Допустим! — Решил я ему подыграть.

— Тогда я вас огорчу, — Ага, испугал ежа голой задницей! — это, что ли, более сакральный, можно сказать даже сказочный персонаж, образ которого просматривается из глубины тысячелетий…

— Да не тяни ты уже кота за яйца, сказитель недоделанный! — Чертыхнулся я в сердцах. — Мы так с тобой до вторника и провозимся! А, ну да: не зря же тебя вторником обозвали! — Меня так выбесил его менторский тон, с которым он принялся нас поучать, что я еле-еле сдерживался, чтобы конкретно «не нагрубить». А чем может закончится моя грубость, объяснять, надеюсь, никому не надо? Печальный пример Абакана более чем показательный!

— Я бы попросил вас, уважаемый господин Хоттабыч, — диверсанта тоже, похоже, задело за живое, — не склонять мое имя, как вам заблагорассудится! Так меня назвали мои досточтимые родители, мир их праху, которых я благословенно вспоминаю и всенепременно чту!

Вот завернул, так завернул! Но в этом случае я не мог с ним не согласиться:

— Родители — это святое!

— Хоттабыч, действительно, — решил вмешаться в наше противостояние командир, — ты в последнее время сам не свой! Какие проблемы, старина?

— Да не знаю… — Я привычно огрызнулся, и только после задумался над его словами. Что-то со мной действительно не так… — Похоже, Силовая «ломка» началась, командир, — предположил я, припомнив наставления Владимира Никитича. — Организм еще после Абакана не отошел, вот и приспосабливается, как может — отсюда и гребаная нервозность. Братва, вы на меня особо внимания не обращайте — дедушка в маразме и ждет приближения скорой деменции, этим все и сказано. Извиняйте, если на кого зря нагавкал! Не со зла!

— Хорошо, — принял мои странные «извинения» азиат, — дальше продолжать?

— Продолжай, Мимар! — распорядился командир, присаживаясь на одну из ступенек, ведущих к костяному трону.

— Так вот, — вновь вернувшись к теме разговора, произнес тибетец, — фигура местного повелителя вам всем хорошо известна по детским сказкам. Кроме Роберта, конечно, — подумав, добавил Мимар, — он-то в детстве русскими сказками не увлекался.

— Не увлекался, — мотнув головой, подтвердил оберштурмбаннфюрер. — Это было бы странно — русские сказки в Германии…

— Ничего странного в этом не вижу, — как обычно ворчливо не согласился я с «левыми» отмазками поганых нациков. — Я вот, например, очень даже немецкие сказки уважаю: и народные, собранные братьями Гримм, и Гофмана со «Щелкунчиком», и Гауфа с его «Маленьким Муком» и «Холодным сердцем»! — Уел я-таки фрица — знай наших! Наша страна — самая читающая страна в мире! Была… Но здесь и сейчас это утверждение все еще «работает». — Так что, нечего на зеркало пенять! Ну, давай, родной, кто тут у нас жил-поживал, да добра наживал?

— Нет, — замотал головой тибетец, — не путайте — это не тронный зал, и не жилое помещение. Это — усыпальница. Мавзолей, как у вашего Ленина…

— Ёк-макарёк! Тогда какого хрена этот здоровяк не в гробу? — Не сказать, чтобы я сильно удивился, но, слегка непривычное для «наших широт» явление. — Не хотел бы я, вот так, сидя упокоиться…

— У разных народов свои представления о жизни и смерти, — пожал плечами Мимар. — Так вот, «коллеги», — уравняв нас всех одним махом, подытожил тибетец, — а вы, уважаемый Хоттабыч, оказались абсолютно правы, назвав сие место палатами Кощея…

— Да я же… просто пальцем в небо… — Я даже поперхнулся от такой неожиданности. — Серьезно? Кощея? Того самого, который Бессмертный?

— Того самого, — даже не улыбнувшись, ответил тибетец, — Бессмертного.

— Так он же того… помер, кажись… Какой же он тогда Бессмертный? — Озадачился я самым резонным в этом случае вопросом.

— С Древними Существами все обстоит не так просто, как кажется на первый взгляд. — Напустил туману азиат. — Да вы и сами, наверное, сумели ощутить это на себе… Святогор, к примеру, тоже считался мертвым на протяжении тысячелетий. Однако, его Могучий Дух вас очень сильно изменил. Ведь вы уже давно не тот, кем были до Ритуала. Пусть, еще и не Великий Дайтьи, но уже и не простой Осененный! То, что вы «играючи» сотворили с Абаканом, говорит само за себя.

Вот, чертов умник! Думаешь, вычислил старика? Да, я другой — не тот, кем был ранее (спи спокойно, Илья Резников из этого мира — за твою безвременную смерть кто-то обязательно ответит!), но я и совсем не тот, на чье возрождение надеются вражеские потрохи и их дрессированные тибетские обезьянки!

Видимо, широкая гамма эмоций, отразившаяся на моем морщинистом лице, что-то сказала азиату. Вот только хрен он угадал, чего на самом деле я больше всего желаю! И неожиданно всплывшие в моей голове рифмованные строки из хрен знает каких пыльных и заброшенных закоулков моего мозга, отразили обуревающий меня вулкан страстей. И, не придумав ничего лучшего, я продекламировал вслух эти строки:

— Нет, я не Байрон, я другой, Еще неведомый избранник, Как он гонимый миром странник, Но только с русскою душой. Я раньше начал, кончу ране, Мой ум не много совершит;В душе моей, как в океане, Надежд разбитых груз лежит. Кто может, океан угрюмый, Твои изведать тайны? КтоТолпе мои расскажет думы? Я — или бог — или никто![23]

Три пары глаз, в немом изумлении уставившихся на меня, старого пердуна, с выражением декламирующего стихи в забытом не только людьми, но и самим Создателем месте — усыпальнице Бессмертного Кощея, могли сказать о многом. Но чтобы их однозначно понять, не надо было иметь семь пядей во лбу. И командир первым озвучил общее мнение:

— Хоттабыч, дружище, с тобой все в порядке?

— Думаешь, буденовку совсем у старика совсем сорвало? — ядовито поинтересовался я.

— Не буду отрицать, — ответил оснаб, — мелькнула такая мысль. С чего это ты стихами заговорил? Свои сочинил, что ли?

— Вы чего, ребятки? — Вот тут уже пришел черед и мне удивляться. — Это же Лермонтов! — воскликнул я.

— Кто? Лермонтов? — Пребывая явно «не в курсе», переспросил оснаб.

— Ну… как же?.. — Такого развития событий я явно не ожидал, поэтому и сам принялся «тупить» со страшной силой. — Лермонтов же… Михаил Юрьевич… Великий русский поэт…

— Не знаю такого[24], - пожал плечами оснаб, и вопросительно взглянул на наших «соратников». Те предсказуемо тоже помотали головами. — Ты, наверное, что-то напутал, Хоттабыч…

— Ничего я не напутал, — надувшись, как индюк, буркнул я. — Пушкин-то, хоть у вас есть? Тот, кучерявый, Александром Сергеевичем кличут, и прадед у него арап? Там чудеса, там леший… И царь Кощей, кстати, — я стрельнул глазами в мумию, — тоже имеется…

Если еще и Пушкина в этом мире не существует, тогда вообще — кричи караул! Я не сомневался в недостатке образованности князя Головина — он еще мне сто очков форы даст. И если он, потомственный кадровый военный, блестящий офицер, окончивший императорскую академию, не знает стихов Лермонтова — того же «Бородино», значит, в этом мире Михаил Юрьевич либо вовсе не родился, либо по ряду причин не состоялся как поэт. И это меня особо удручало, как же они тут, бедолаги, без нашего, такого родного:

— Скажи-ка, дядя, ведь недаромМосква, спаленная пожаром, Французу отдана? Ведь были ж схватки боевые, Да, говорят, еще какие! Недаром помнит вся РоссияПро день Бородина!

Это ж как их, несчастных, судьба-то обделила? А если еще и Пушкина на них на всех нету…

— Пушкина знаю! — Несказанно обрадовал меня оснаб, чем вызвал настоящий вздох облегчения. — И именно Александра Сергеевича! «У Лукоморья», «златая цепь», «я вам пишу»…

— Понял, командир! — Я весело оскалился, засветив «свою гордость и прелесть» — канолевые зубы, приобретенные не так уж и давно с помощь Магии. Ну, хоть Пушкин у них остался — и то хлеб! — А Лермонтова я тебе потом, на досуге, почитаю. Будет, чему восхититься! Значит, ты и вправду считаешь, что перед нами настоящий Кощей? — Вернулся я к теме немного забуксовавшего разговора. — С чего ты это взял?

— Я уже говорил, что в нашем Орденском Замке обширная библиотека древних документов…

— Это я уже понял, — беспардонно перебил я Мимара. Командир на этот раз не вмешивался, но продолжал внимательно следить за нашим разговором. — И ты хочешь сказать, что в этих «древних документах» присутствует описание и этого места, и самого Кощея?

— Да, присутствует, — продолжал настаивать на своей правоте тибетец, но только самого Кощея. Про его усыпальницу информации в Ордене нет. А вот описание Дайтьи Святогора с указанием места его захоронения, так же, как и дорога к нему — имелось. Думаю, что этот-то факт, уже не требует доказательств?

— Этот не требует. — Ну, что я мог ему на это возразить? Могила Святогора найдена, гроб откопан и даже перевезен в секретную лабораторию НКВД. Как они собрались использовать его останки, меня сейчас абсолютно не волновало. На тот момент, когда мы направлялись на поселение в Абакан, они его даже вскрыть не смогли. А Силушка «богатырская» во мне через край хлещет! Это факт я уже неоднократно проверил, и последствия этих проверок меня поразили аж до самой глубины души. — А вот тот факт, что именно в вашем замке хранятся такие… хм… раритетные документы и сведения… Вот это и вызывает определенные подозрения. Ни у кого, значит, нет, а у вас, сука, есть! Всю жизнь их собирали, господа хорошие?

— Больше, чем всю жизнь! — воскликнул азиат. — Много больше! Наш Орден «Зеленого Дракона» существует уже не одно тысячелетие! Он был основан еще во времена переселения на Тибет Дайтьи, выживших в глобальной мировой катастрофе, и назывался «Орден Семидесяти двух» — по количеству братьев. Отцы-основатели Ордена были свидетелями создания Агартхи — тайной страны Высших Посвященных, Хранителей настоящих Магических традиций и практик, и Истинных Правителей Поднебесного Мира. — В глазах тибетца «зажегся» нездоровый маниакальный огонек. — Достигнуть Агартхи непосвященному невозможно, — воодушевленно продолжил он, — только избранным она становится доступна. В этой потайной стране, спрятанной от глаз смертных, нет деления на касты и сословия, не практикуются никакие наказания, жители почти бессмертны — настолько долгой является продолжительность их жизни. И, кроме того, народ Агартхи обладает Высшими Знаниями…

— Э-э-э, сказочник! — Немного притормозил я увлекшегося азиата, который, судя по его «вовлеченности» в рассказ и усиленно пускающего слюни на эту красивую «байку», мечта всей его жизни — попасть в эту вымышленную страну. — Давай уже ближе «к телу»… — Я взглянул на слегка поморщившегося командира и добавил:

— Пожалуйста! — Существуют легенды о подземных ходах, соединяющих Агартху с внешним миром, — продолжил тибетец, немного охолонув. — Вместе с Великими Дайтьи в Агартху спустились и семь наших братьев по ордену, но обратно во внешний мир возвратился лишь один — Великий Магистр, приобщившийся к Великой Мудрости настоящих Повелителей Мира… В качестве награды ему были вручены «Зеленые Печатки Судьбы» — могущественный Артефакт, позволяющий прозревать будущее на столетия вперед, железное здоровье и долголетие, несоизмеримое с обычным «веком» простого смертного…

— Подожди! — взволнованно воскликнул командир. — Ты хочешь сказать, что «Человек в зеленых перчатках» — тот самый Великий Магистр, что спускался в Агартху вместе с Асурами?

— Ну, что вы, господин оснаб, — снисходительно произнес старший послушник, — таким долголетием в реальном мире не могут похвастать даже сами Дайтьи! Они практически бессмертны, но только в специально построенном Убежище, …

— В Агартхе? — уточнил князь.

— Да, в Агартхе, — согласно кивнул азиат. — Но в реальном мире даже им не подвластно настоящее бессмертие! Они могут прожить тысячи лет, но неумолимый конец все равно неизбежен. Так вот, в основу нашей библиотеки, — тибетец вновь поймал вильнувшую «нить» разговора, — легли подробные записи Первого Великого Магистра. Именно из них мы и знаем о Дайтьи-Асурах: об их облике, повадках, возможностях, могуществе. Последующие поколения братьев послушников тоже скрупулезно собирали и преумножали «документацию», сохранившуюся после Великой Катастрофы…

— Слушай, Вторник, — вновь прервал я повествование, в которое незаметно втянулся, — но если все Асуры заперлись в этой своей тайной Агартхе, то отчего останки Святогора обнаружились не на Тибете, а в Рифейских горах?

— Об этом тоже повествуют наши летописи, — ответил на заданный мною вопрос азиат, — через некоторое время часть Могучих Велетов решили покинуть Благословенную Страну и выйти в мир. У нас нет информации, что послужило первопричиной такого поступка, но сам факт был зафиксирован в наших источниках.

— И, как я понимаю, Святогор был в их числе? — Последовал еще один вопрос, но ответ на него для меня тайной не являлся. Хотя, вдруг вылезет еще что интересное.

— Да, и не только Святогор вышел в наш бренный мир, но и Кощей, — Мимар благоговейно прикоснулся пальцами к кожаной оплетке рукояти гигантского меча, — и Кронос, и Ра, и Мимир…

— Значит, все мифические боги и титаны были Асурами? — спросил командир, переваривая полученную информацию.

— Нет, не все — но многие из них, — ответил азиат. — Выйдя в наш мир из своего Тайного Убежища, они возглавили разрозненные дикие племена, сумевшие уцелеть и размножиться, и вновь повели их к потерянным благам цивилизации и прогресса…

— Ага, как же! — Я не вновь не сдержался и выдал, что я обо всем этом думаю:

— Хочешь сказать, что ко всеобщему миру и благоденствию они двинули эти самые народы? — Азиат, не почуявший в моем вопросе подвоха, послушно кивнул. — Стряхни с ушей древнюю присохшую лапшу, приятель! К войнам и разрушениям, голоду и страданиям они их повели! И никак иначе…