Артур продолжал: «Он злобно смотрел на меня. Значит не идиот. Я думаю, он знал характер своего отца и понимал, что тот молил меня. Очевидно это не сработало. Поэтому он попытался показать мне свою ненависть, своего рода искренность».
«Он умный, а значит опасный». Подытожил юноша.
Арка обнимала трость одной рукой и водила по ней ножницами другой. Деревянная стружка свисала и закручивалась в спиральки. Временами девушка кивала, не всегда впопад, но ритмично.
Даже когда Артур уже замолчал, она ещё несколько раз кивнула прежде чем уступить тишине.
К полудню наступила жара. Солнце растопило лаково-голубое небо, и на землю опустились волны раскалённой синевы. Тени от скал стали чёткими, словно их вырезали скальпелем. Рыцари оголили рукава.
Армия поднималась в гору; две кареты, сцепленные друг с другом, стучали по кочкам. Одна пурпурная, роскошная, другая простенькая, дубовая. Афер всегда путешествовал на коне и заставлял сына брать пример. Для Герцена вели сразу трёх скакунов, поочерёдно тащивших его тушу.
После смерти отца юный герцог избавил себя от этой привычки. Рыцари, причитая, выгрузили на него карету. В ней везли «деликатесы» с особыми условиями хранения.
Выбрасывать еду было неприятно, однако пришла помощь. Сперва рыцари короля поделились своими закусками, а затем его Величество разрешил поместить некоторые из деликатесов в свою карету. Его самоотверженность и доброта трогали. Короля любили всё больше.
Неожиданно на первый план выступил неприметный ранее офицер, Дюн Рим, бедный дворянин с усадьбой в горах у столицы. Оказалось, он уже давно служит, его знает немалая часть войска, сам он человек дружелюбный и приятный. Король назначил его походным генералом.
Вечером на горизонте, за очередной низиной, вырисовалась последняя гора. На ней ватной шапкой висело облако. Там, дальше, начиналась долина и прямая дорога к Векте.
Оставалось совсем немного.
Белые шторы завешивали с одной стороны длинный коридор. С другой выстроился ряд закрытых дверей. На них падал свет в ломанных узорах: линиях, треугольниках… За шторы дергал ветер, и узоры эти в непрерывном движении.
Нависла тень. Треугольник света закрылся и в коридор впорхнул голубь. Хлопая крыльями, он вцепился в сморщенный жёлтый палец. Старуха, седая, с волосами до плеч, поднесла птицу к своим мутным глазам.
Она открыла рот. У неё были длинные, тонкие зубы. Среди них выделялись три передних, они налезали друг на друга, как лесенка. Старуха схватила неподвижную птицу за шею и откусили ей голову. Тушка голубя свалилась на землю, а старуха стала задумчиво жевать.
Вдруг её лицо скривилось от злобы. Она запыхтела и резво зашагала по коридору. Мертвая птица осталась лежать на земле, струйка крови стекала до шторы и капала отвесно вниз, туда, где проглядывался белокаменный город.
Сделав несколько поворотов, старуха встала перед тонкой дверцей. Женщина отворила её с шумом, ударив плечом, и ворвалась в помещение. Это был чистый белый зал. На стенах висели шёлковые белые ткани, на полу простирался белый ковёр, с потолка свисали белые ленты.
Воины стояли по сторонам зала, их было не меньше десяти, все они были эльфами. Белизна окружения овевала их латы, приглушая их золотистый блеск.
В конце зала стоял трон. На нём восседал молодой эльф с такими длинными каштановыми волосами, что они достигали земли. Лицо его сливалось со всей белизной вокруг и выглядело призрачным.
Старуха зашагала к нему, переступив сперва одну подушку, рыжую и кудрявую, а потом серую, в балахоне. Это был уже давно не молодой мужчина. Он лежал на коленях и горбился. По мешковатой коже у него на шее было видно, что когда-то он был толст, но годы и волнения сожгли в нём жир.
«Мастер, мастер!» Закаркала старуха и сама упала на колени, растопырив на белом шёлке свои жёлтые пальцы с острыми ногтями.
«Мечник мёртв, он мёртв! Его убили!»
Эльф на троне махнул рукой. Старуха замолчала, но её продолжала распирать дрожь, будто крики ещё гремели у неё внутри.
«Я слушаю человека, потом поговорим». Беззаботно сказал эльф.
Сгорбленный старик поднял глаза. Он был слегка растерян и не понимал, что говорили о нём. Но стоило взгляду мужчины встретиться с глазами эльфа, как старик почувствовал режущую боль на висках. С жутким хрустом голова его стукнулась о землю.
Старуха неожиданно оказалась позади мужчины и прижимала теперь его к земле:
«Неуважение, какое неуважение…» Повторяла она, её глаза распирало бешенство, она въедались ногтями в голову человека.
Эльф снова махнул рукой и хватка старухи открылась. Старик тяжело задышал и больше не смел отрывать лица от земли.
«Продолжай». Не обращая внимания на его муки сказал эльф.
«Милорд… Милорд… Это всё ошибка, прошу вас… Люди не виноваты, мы не хотели травить пищу ваших воинов… Это всё отдельная шайка, ренегаты… Мы найдём их, я обещаю, не нужно казней, не нужно…» Собрав остатки воли проговорил старик.
«Понимаю, в любом племени есть дурная овца». Заговорил скучающим голосом эльф. Его слова наполнили старика радостной надеждой, ощутимой даже в океанах боли.
Но на этом эльф не закончил.
«И мы их всех уже выловили». В его голосе появилась насмешка. К старику подошёл страж в золоте. Он держал деревянное ведро с крышкой. Крышка поднялась, ведро наклонилось и его содержимое хлынуло на шёлковый ковёр.
Кровь побежала между складок и старику под пальцы. На ней качалась бледные тряпки. Мужчина ещё не понимал, на что смотрит. Тряпки не могли собраться даже у него сознании, пребывая как-бы в разломе понимая.
У него ушёл вздох, сорвавшийся на крик, чтобы узнать в них знакомые лица: без глаз, без носа, без губ. Недавно они говорили с ним, и, если бы не страшные детали — кровавые контуры обрубков, грубо вырванные губы — он бы подумал, что не они, а просто слепки.
Мужчина задрожал, его мысли путались, теряли смысл. Он серьёзно задумался, а почему от страха именно дрожат? Дело в его леденящем прикосновении? Старику холод был вреден, у него болели кости…
Голос эльфа на троне, очень дружелюбный, вернул мужчину в настоящее: «Большее не будешь врать?»
Эльф улыбался.
«Они много нам рассказали перед смертью, у нас едва получилось их заткнуть. Теперь мы знаем имена всех „ренегатов“». Эльф сделал задумчивое лицо.
«Как по-вашему нам стоит их наказать, губернатор?»
Старик молчал.
Эльф недолго смотрел на него и устало вздохнул: «Мне непонятно, на что вы надеетесь? Когда мы их допрашивали, они говорили что-то о короле… Как вы о нём узнали? Я думал, мы отрезали все пути сообщения из города. Но да не важно… у меня другой вопрос. Почему вы на него надеетесь?»
Эльф перевёл взгляд дальше, на россыпь длинных рыжих волос в паре метров за стариком, и на белые, белее даже шёлка, нежные плечи.
«Вашего прежнего правителя убил его собственный народ. И теперь вы видите в его отпрыске надежду? Интересно. Какие вы жалкие, лицемерные существа. Этой ведь всё твой план?»
Девушка молчала. Её лицо было прижато к земле. Волосы рассыпаны по белому сарафану.
Эльф продолжил:
«Ты умна, я признаю, ты попыталась сделать из своего брата своеобразную легенду, образ спасителя. Но чем выше ты вознесёшь его, тем сильнее будет разочарование, когда я его уничтожу».
«Ми… Милорд, вы не правы, принцесса не причём…» Меж тем старик нашёл в себе силы поднять голос. В порыве храбрости он даже приподнял лицо, но старуха немедля снова придавила его к земле, и губернатор нечеловечески крякнул. Его глаза помутнели.
Вдруг зазвенел новый голос, спокойный и ясный:
«Вы ошибаетесь». Сказала девушка.
«Да? И в чём же?» С интересом спросил эльф на троне.
«Я не пыталась возвеличить моего брата. Я правда в него верю». Сказала она.
«Все мы верим».
«Вот как? И по-твоему он сможет отвоевать город, прогнать меня?»
«Да».
«Хм». Эльф взялся думать.
«В таком случае мне интересно будет посмотреть на ваши лица, когда вы узнаете, что ваш король не дошёл даже до стен города. Впрочем, твоя работа была мне дальше полезна. Чем скорее я сокрушу все ваши надежды, чем скорее вы перестанете сопротивляться. Неприятно, когда брыкаются у тебя под ботинком. Щекотно». Эльф на троне усмехнулся.
Усмехнулись и остальные. Он продолжил смеяться, и его стража увидела в этом позволение и уже открыто заливалась хохотом. Он звенел как золото. Громче, грубее всех гоготала старуха. Она закинула голову и закатила глаза. Её смех казался нарочито громким, визгливым, как крики сороки. Прочим эльфам сделалось неловко, запал иссяк, но пока старуха не замолчит, они тоже боялись молчать.
Эльф на троне уже давно молчал и просто смотрел, и улыбался.
Рыжеволосая девушка в белом лежала на коленях, лицом в шёлк. Локоны скрывали её профиль.
«Убить их, мастер?» Вдруг прервала смех — эльфы с облегчением вздохнули — и спросила старуха. Её глаза холодно смотрели на девушку.
«Не стоит, они меня развеселили. Не думал, что они настолько глупы».
«Оторвать руки?» Не унималась старуха.
Эльф покачал головой.
«Пальцы!»
«Оставь, это грубо. Пусть идут».
«…Слушаюсь, мастер».
Старуха растопырила ноздри и гордым шагом направилась в ноги своему господину. Она не удостоила старого губернатора взглядом. Он сперва вздрогнул всей спиной, а затем встал, выпрямился и с глубоким вздохом развернулся.
Как вдруг…
«Стой». Снова заговорил эльф.
«Не хочешь убрать за своими друзьями? Они запачкали мне ковёр».
Старик замер. К его ногам прикатилось ведро. Мужчина упал на колени, закрыл глаза и взялся на ощупь собирать рваные лица. При этом он старался совсем не думать. Процесс был долгим, старик ползал руками по земле, обшаривал, но под другому было нельзя. Он слишком боялся снова увидеть эти лица, и каждое случайное прикосновение к знакомой бородавке или шершавым усам обжигало ему сердце.
Когда всё закончилось, он казался мертвецом. Ноги повели его на выход.
Но старика снова остановили:
«Ещё не всё». Сказал эльф. Губернатор повернулся.
«Лижи».
Эльф указал на кровавую лужу. Это был ярко-красный омут, в нём плавали розовые волокна, волоски. Старик свалился на колени и закрыл лицо руками.
Силы оставили его.
Прошла, казалось, целая минута. Рядом зазвучали тихие шашки.
Губернатор приоткрыл глаза.
Рыжие волосы висели над лужей крови, то и дело в неё окунаясь, намокая. Они скрывали лицо девушки, и было только слышно, как она звонко лакала кровь. Белые, открытые лопатки на спине принцессы выпирали как обрубленные крылья.
Эльф на троне сперва смотрел на девушку с удивлением, потом с отвращением, и наконец внутри него появился странный холодок.
Ему стало неуютно. Вдруг захотелось всё это закончить и прогнать людей, но он боялся проявить слабость. Постепенно страх породил злость.
Когда на ковре осталось только красное пятно, принцесса молча направилась к дверям. За нею пошёл губернатор, с каждым шагом он срывался на бег.
Эльф их молча отпустил.
«Посмотрим, что ты сделаешь, когда я покажу тебе голову твоего брата. Хм». Прошептал он, а затем обратился к старухе:
«Сделай чтобы люди знали, что король идёт их спасать. Что он поклялся спасти их».
Эльф жестоко улыбнулся.
«Пусть они надеются».
«Да, мастер». Старуха низко поклонилась, и тем самым стала даже немного выше. На её спине выпирал горб.
Она тоже улыбалась. Королю людей оставалось жить не больше пары дней. Уже скоро должны были принести голову этого мальчишки.
Ведь на то была воля её мастера.
…
Меж тем в коридоре.
Ветер затих, что случалось в этих землях редко, и белые шторы как-то особенно тяжело повисли. Они утянули взгляд губернатора.
«Простите, ваше Высочество…» Начал он робко.
«Не волнуйся, Генри. У всех свои слабости, нельзя всегда быть сильным…» Ответила девушка.
Генри помолчал, а затем осторожно спросил:
«Принцесса… это правда? Принц… Король Артур спасёт нас? Это он подавил восстание, или кто-то просто его использует? Я не понимаю».
«Не знаю». Просто сказала девушка.
Генри наконец решился посмотреть на неё. Принцесса улыбалась, но кровь всё ещё пачкала ей лицо. Старик скривился, но сдержался, посмотрел в её глубокие, пустые как небо глаза и задал ещё один вопрос, самый важный:
«У нас есть надежда?»
Принцесса опустила голову и прищурилась.
«Очень грустно, когда её нет».
Пока губернатор размышлял над её ответом, принцесса встала у перил и всмотрелась в белизну штор.
«Интересно, Артуру ещё идёт ошейник?..» Подумала она вслух, с интересом рассматривая белые складки.