Прародитель Магии. Том 4

217. Аркадия

217. Аркадия

— Стой, — вдруг прошептал Артур самым громким голосом, на который был сейчас способен. Он просил девушку остановиться, не выкидывать его с поля боя через тень, оставить его тут. Любая другая на месте Аркадии могла бы проявить самоотверженное неповиновение, — она могла бы решить, что мужчина не хочет, чтобы она жертвовала ради него жизнью, что это был крик отчаяния… Но Аркадия была служанкой, и потому умела слушать приказы. Она остановилась, и сразу же у неё над головой брызнул град искр. Красную косу удержала, а потом отвела другая коса, ржавая.

Аркадия растерянно приподняла голову и увидела над собою высокую, просто невероятного роста женщину в белом. Губки девушки приоткрылись. Кровавая Императрица взглянула на неё и хотела что-то сказать, но не успела — первенство в разговоре перехватила Шанти:

— Пришла-таки, причём я так смотрю… Из-за неё? — девушка взглянула на Аркадию, а потом посмотрела на свою сестру. Она пыталась заглянуть в глаза женщины, но Кровавая Императрица их опустила. Шанти хмыкнула:

— Я вообще в шутку называла её моей заменой. Какая же ты… — девушка не договорила. Вспыхнул красный свет, и прямо посреди собственного слова она взмахнула косой. Кровавая Императрица немедленно опомнилась, глаза её приподнялись, а потом сузились — женщина увидела, что коса летит не в неё, но в Аркадию. Немедленно Кровавая Императрица заградила девушку, взялась за неё и прыгнула назад — ногой женщина схватила Артура за плечо и его тоже потянула за собой.

Женщина отпрыгнула на полсотни метров.

Шанти опустила косу. Лезвие вошло в чёрную каменистую землю, как раскалённый нож в масло. Кровавая Императрица стояла в двадцати шагах и удерживала свою косу прямо перед собою. Но вот она немного накренилась и рука женщины, и так уже потрёпанная, с наполовину откушенной ладонью, свалилась на землю.

— Внимательней, — сказала Шанти.

Кровавая Императрица вздохнула с дрожью в голосе.

А потом Шанти снова на неё набросилась, и снова женщине пришлось отбивать взмахи красной косы. Она отбила один, потом второй — Аркадия наблюдала за сражением сидя на чёрной земле, сжимая до белизны губы, — потом третий, четвёртый удар и впервые брызнула кровь, непонятно чья, и сразу седьмой и шестой удары — Артур щёлкнул пальцами — и наконец косы столкнулись восьмой раз, и всё застыло. Противницы разошлись. На белой мантии Кровавой Императрицы выступили и стали разливать кровь красные порезы. Их открывалось всё больше и больше, пока вся женщина не превратилась в красную куклу; её зрачки были белыми, как замерзшие озера.

Ноги женщины подкосились. Шанти хмыкнула и сказала, без каких либо чувств в голосе:

— И всё? Тогда проваливай.

Кровавая Императрица, подрагивая и шатаясь, взглянула назад. У неё за спиной, на коленях на чёрной каменистой земле сидела Аркадия. Девушка почти не дышала и смотрела на неё пристально, не сводя своих беспокойных, очень больших бирюзовых глаз.

Они всегда были большими.

Даже тогда…

Женщина вспомнила:

Она вспомнила как много, много лет назад сбежала. Для неё было невыносимо сидеть на троне, под которым стонала в вечных, телесных и душевных муках её сестра, ей были невыносимы собственные ошибки, собственная слабость, когда её сестре нужна была помощь, собственное предательство, и самое главное, ей было невыносимо, как ныло её сердце.

Женщина любила свою сестру и она ненавидела себя за это. Она не желала любить, она хотела, чтобы всё это ей было всё равно, чтобы она могла просто сбежать от всего, чтобы ни мать, ни судьба всех живых и мёртвых, ни жизнь собственной сестры её не беспокоили; Кровавая Императрица мечтала о свободе.

А как иначе?

Если бы она не мечтала о ней, если бы она действительно пыталась придумать способ сбросить телесные оковы только ради своей сестры, она бы никогда его не придумала. Это было невозможно, как невозможно выпрямить спину, когда несёшь на ней тяжкий груз; на самом деле Кровавая Императрица сама хотела освободиться, хотела этого всем сердцем и душой.

Женщина поняла это, когда впервые действительно сбежала.

Кровавая Императрица оставила свой трон и скрылась далеко на севере, в гробнице мёртвого Бога, где никто не мог её найти. Много дней она бродила по городу живых в далёких горах, обитала в переулках и подворотнях, лежала в трущобах. Ей тогда было ещё непривычно жить на пустой желудок, и потому она голодала. Она часто едва не срывалась, чтобы наброситься на живого человека, а потому пряталась от них, всё дальше, всё глубже. Она изнемогала от голода, и вскоре солнце стало для неё опасно. Для неё, Императрицы. Это был смех.

Женщина сбежала в канализацию, где не было ничего, кроме сплошного мрака. Мрак обитал в её снах. Вскоре женщина перестала понимать, где был сон, а где — явь. Всё смешалось для неё, и стало меркнуть…

Однажды она проснулась, потому что её грызли крысы. Женщина была голодна, ослаблена, и кожа её поэтому была мягкой, — чёрные звери легко открывали от неё кусочки и убегали в тёмные туннели. Неумолимо шло время. Иногда Кровавая Императрица дремала, иногда она просыпалась и наблюдала за крысами. Она любила представлять, что вместе с её кусочками они уносят обрывки её забот, всё мирское, всё тяжелое, что удерживало её желавший свободы дух.

Однажды появился ещё один зверёк, побольше крысы. Кровавая Императрица не могла его разглядеть, потому что было темно и зрение её к тому моменту совсем помутнело, — глаза её медленно отмирали — но женщина чувствовала его рядом. Он ловил и хищно, с великим голодом, пожирал крыс. Зверёк использовал её как наживку. Кровавая Императрица была не против — она отдавалась всё более густому вокруг себя мраку.

Но вот как-то раз случилось удивительное. Зверёк снова поймал крысу, схватил её и стал грызть. Он сгрызал её, и на землю капала кровь грязного создания. Губы Кровавой Императрицы невольно приоткрылись, и она издала что-то похожее на хрип. Зверёк затрепетал и было дёрнулся бежать, но потом замер, постоял неподвижно, и поднёс крысу к губам женщины.

Он делился добычей.

Женщина впервые разглядела облик неизвестного создания: это был человек, ребёнок. Очень жалкое существо с огромной головой на фоне тела такого маленького и костлявого, как будто оно принадлежало кукле. Лицо человека, этого ребёнка, скрывали грязные заросли грубых волос.

Самое удивительно в этом создание было то, что оно было живое. Кровавая Императрица незаметно сама для себя проглотила крысу целиком, отчего ребёнок удивлённо замер, а женщина встала и возвысилась над ним всем своим ростом.

Ребёнок закинул голову.

— Зачем… Ты живёшь? — спросила Императрица, осматривая тёмную, мокрую и холодную канализацию. Зачем жить, если вся жизнь — это… это. В чём смысл? Это глупость. Легче отдаться мраку, умереть. Но ребёнок не мог ответить. «Он» просто смотрел на женщину сквозь свои колтуны, как заворожённый.

Женщина опустила голову. Ей вдруг захотелось посмотреть в глаза этого существа, но мешали волосы — тогда женщина как-то случайно достала старые ножнички.

Она их погладила.

Потом, сама не зная, что делает, она усадила ребёнка на колени и стала срезать «его» грязные колтуны. Она срезала и срезала, со всей душой предаваясь воспоминаниям, и когда опомнилась, ребёнок обмяк в руках Императрицы — он заснул. Женщина не хотела будить дитё, а потом долго ожидала, пока оно само не проснётся, чтобы посмотреть в его… В её глаза.

Девочка спала многие часы прежде чем наконец открыла свои мокрые бирюзовые глазки. Они сразу зажмурились от яркого неба, а потом слегка приоткрылись и стали заворожённо смотреть в прекрасные небеса.

Императрица стояла рядом, в тенях. Она тоже посмотрела в открытый канализационный люк, но не увидела в небе ничего прекрасного. А потом она рассмотрела его уже в глазах ребёнка, и впервые за много лет сердце Императрицы застучало.

— Как тебя зовут?

Спросила женщина.

Ребёнок не смог ответить. Кажется, у неё не было имени.

— Я могу дать тебе имя… Тогда я буду тебе как… Мать… — проговорила женщина, но вдруг дитё помотало головой и показало пальцем вверх, в небо. Мама девочки была где-то там. Среди грязных городских улиц.

Кровавая Императрица наклонила голову. Даже в своём королевстве люди жили прискорбно. Когда они давали слишком большое потомство, или когда был голод, они выбрасывали лишние рты, лишних детей. Девочке было едва ли три года. Но она была жива. Каким-то чудом, непонятной волей к жизни она выжила, поедая крыс в канализации.

— Тогда… Я могу быть… Твоей тётей, — произнесла женщина и, сама не зная, что делает, взяла ребёнка на руки.

Ей не нужно было знать.

— Пойдём… — сказал Императрица и вместе они вылезли в тёмный переулок. Над головой висели небеса, а где-то далеко на горизонте возвышались три замковые башни. Девочка смотрела на них, как зачарованная.

— Хочешь туда?

Лысая девочка закивала.

— Пошли, — кивнула Императрица, чувствуя себя немного виноватой, что срезала все её волосы, и вместе они вышли на людную улицу. Женщина горбилась и прятала лицо в капюшон, хотя её и так бы не замечали. Вокруг было столько людей, и все они говорили, все шумели, все жили своими жизнями.

— Аркадия… — прошептала женщина немного испуганной девочке.

— Тебя будут звать…

Аркадия.

Кровавая Императрица открыла глаза. Она снова взглянула на Аркадию, потом на свою сестру. Женщина вытянула руку — и Шанти застыла. В руке Кровавой Императрицы билось живое, маслянистое чёрное сердце. Шанти вздрогнула и вдруг бросилась на свою сестру, но было поздно — Кровавая Императрица одним движением проглотило чёрное сердце.

И сразу тучи в небе развеялись, и в звёздных небесах разрушительным сиянием вспыхнули три красные луны.