Правда варварской Руси

В флибустьерском дальнем синем море

Вест-Индия была в описываемое время «особым миром» и представляла собой довольно пеструю мешанину. Испанцы удерживали самые крупные острова, Кубу и Эспаньолу (Гаити) и ряд мелких. Англичане угнездились на островах Ямайка, Барбадос, Невис, Антигуа, Монсеррат, Сан-Кристофер. Французы прибрали Тортугу, Мартинику, Гваделупу, Мари-Галант, голландцы — Кюрасао, Эстатиус, Аруба и Бонайре. До королей и правительств здесь было далеко, и Вест-Индия жила по своим собственным законам.

Испанцы были единственными, кто наладил и поддерживал у себя «нормальное» сельское хозяйство, добывающие промыслы, торговую сеть. Здешние порты служили перевалочными базами по пути из Америки в метрополию, и местные жители занимались поставками продовольствия для этих баз и кораблей. А основной приток переселенцев в английские, голландские и французские владения обеспечили сахарная и табачная «лихорадка». Эти товары стоили дорого, их выращивание могло принести солидные прибыли. Но вести хозяйство в здешних условиях колонисты не умели, разорялись, а их участки скупили крупные плантаторы. Так, у англичан на Барбадосе в 1645 г. было и тыс. фермеров и 6 тыс. рабов, а к 1660-м осталось 745 плантаторов, на которых трудилось 82 тыс. невольников.

И очень выгодным промыслом стала работорговля. В ней лидировали голландцы, главным центром этого бизнеса стала столица их Вест-Индской компании, Кюрасао. Тут шла бойкая торговля привезенными из Африки неграми. Впрочем, и испанцами, англичанами, французами, захваченными голландскими пиратами. Но и среди невольников, трудившихся на британских и французских плантациях, было много белых. В Вест-Индии даже возникла специфическая традиция, впоследствии «забытая» западными историками, — в Америку стремились всякого рода искатели богатств, бредившие приключениями мальчишки, они платили капитанам за проезд или вербовались для этого матросами, а по прибытии на место капитаны продавали таких пассажиров в рабство. Об этом знали местные губернаторы, но не препятствовали. Они и сами были плантаторами, а подобный «обычай» поддерживал хозяйство, белые рабы стоили дешевле черных. Во Франции, где крестьянам приходилось особенно туго, действовали специальные вербовщики, заманивая их в Америку, обещая землю и высокие заработки. Привозили и продавали. Цена — 20–30 реалов.

Когда Кольбер основал французскую Вест-Индскую компанию, на Тортугу был назначен губернатор Ожерон, корабль «Сен-Жан» привез 220 служащих компании, чтобы принимать корабли с товарами из Франции и отправлять туда местную продукцию. Но плантаторы не подчинялись никому и следовать новым указаниям не пожелали, вместо французских товаров покупали более дешевую контрабанду у голландцев. Применять силу губернатор не решался, зная, что в этом случае против него поднимется вся Тортуга. Компания понесла убытки, ее уполномоченных отозвали в метрополию, имущество ликвидировали, а две сотни служащих… не везти же обратно. Продали в рабство. Правда, по здешним правилам, белых продавали не пожизненно. Во французских владениях — на 3 года, в английских — на 7. Но, по воспоминаниям Эксквемелина и других современников, испытавших подобную участь на своей шкуре, белым рабам доставалось похлеще, чем неграм.

Негр-то являлся «вечной» собственностью, его следовало беречь, а из белого требовалось за 3 года (или 7) выжать все что можно. Кормили дрянью, обращение было нечеловеческим, били, многие умирали. Но и тех, кто выдерживал, могли за день до окончания срока рабства перепродать снова. А это значило — еще на 3 года (или 7). Было здесь распространено и рабство за долги. Задолжавшего 25 шиллингов продавали на 1,5 года. За побег привязывали нагими на площади и забивали до смерти. Еще и не сразу. После порки мазали раны смесью сала, перца и лимонного сока, оставляли на ночь, а окончательно добивали на второй или третий день. Эксквемелин описывает подобные случаи, как и историю трех юношей, сбежавших в Америку «за приключениями». Проданные в неволю, они не выдержали и убили хозяина, были подвергнуты порке и повешены. Голландец Бальтесте, владевший плантацией на о. Сан-Кристофер, был знаменит откровенным садизмом, собственноручно запорол насмерть сотню слуг и служанок, «но нажил столько, что его дети разъезжали в собственных экипажах».

Ну а разорившиеся фермеры и освободившиеся рабы искали себе другие промыслы, самым выгодным из которых оказывалось пиратство. Испанцы в Америке, как уже отмечалось, жили очень богато. А мимо французских и английских островов пролегали испанские морские трассы. Карибских пиратов называли «флибустьеры» — «свободные добытчики». Привлеченные возможностью наживы, их ряды пополняли стекавшиеся отовсюду преступники, промотавшиеся дворяне, дезертиры, бродяги. Но книжные и киношные представления о флибустьерах — многопушечные фрегаты с черным «веселым Роджером», морские сражения крутых, но благородных людей, с жестокими и коварными испанцами — оказываются очень далекими от истины. Начнем с того, что флаг у них не был черным. Сперва среди пиратов преобладали французы, и английское выражение «веселый Роджер» («Jolly Roger») произошло от искажения французского «Joyeux Rouge» — «веселый красный». Сохранились описания флагов различных пиратских командиров XVII в., чаще они были многоцветными, но преобладал красный цвет, а черный встречался редко.

И крупных кораблей у флибустьеров не было. Среди них было вообще мало профессиональных моряков и артиллеристов, и они точно так же, как волжские «воры», пользовались легкими судами, имевшими на борту 5–10 малокалиберных картечниц, или обычными большими лодками, а чаще орудовали стрелковым и холодным оружием. Ни о каких артиллерийских сражениях «борт о борт» с испанскими кораблями даже речи идти не могло. Победить в таких боях у пиратов не было шансов. В карибских проливах, по которым проходил торный путь испанских караванов, применялась другая тактика. Флибустьерские лодки поджидали добычу в засаде, укрывшись за островами. Обнаружив судно, отставшее от каравана, скрытно следовали за ним. Ночью тихонько подгребали, внезапно врывались на палубу, резали вахтенных и захватывали. А самыми заманчивыми предприятиями считалась не охота за судами, а нападения на прибрежные города. Неожиданно налетали, грабили и уходили. В разные годы пираты разоряли Гавану, Вальпараисо, Картахену, Пуэрто-Карабелло, Байю, Пернамбуко, Вера-Крус, Каллао и др. Словом, испанцы стали «коварными злодеями» лишь в описаниях англичан и французов. А в реальности они были несчастными жертвами слетевшейся в Вест-Индию интернациональной швали. И, если уж на то пошло, вели себя намного порядочнее и благороднее. Даже местные индейцы в конфликтах всегда принимали сторону испанцев, а не тех, кто впоследствии изобразил себя «прогрессивными» нациями.

Каких-либо постоянных «коллективов» у пиратов не существовало. Этот сброд отирался на нескольких базах, голландской Кюрасао, французской Тортуге, но после захвата англичанами Ямайки их затмил возникший там Порт-Ройял. Его называли «пиратским вавилоном», он быстро разросся и достиг небывалого процветания. Тут селились купцы — скупщики награбленного, лавки ломились от дорогих товаров и предметов роскоши. Барыги, работорговцы и плантаторы строили великолепные дворцы. А рядом раскинулись обширные «веселые» кварталы для выкачивания пиратских прибылей — кабаки, игорные и публичные дома всех разрядов. С пойлом по любой цене, шлюхами на любой вкус, любого возраста и цвета кожи. Тысячи баб съезжались сюда на заработки из разных стран Европы и Америки. А хозяева посолиднее комплектовали состав из рабынь, специально отобранных на невольничьем рынке. На правительство здешним воротилам было начхать, они наживали такие состояния, что на корню покупали королевских советников.

И как раз из-за того, что оравы флибустьеров «тусовались» по портам, кто прогуливая добычу, кто в поисках новой «работы», они именовали себя «Береговым братством». Некоторые исследователи склонны его идеализировать, указывают на «законы» братства, взаимовыручку, на то, что у пиратов было даже «социальное страхование». Серьезной критики такие взгляды не выдерживают. Законы флибустьеров представляли собой простейшую регламентацию взаимоотношений, чтобы банда, собравшаяся случайным образом, смогла провернуть дело и при этом не перерезала друг дружку. Например, предусматривалась смерть за убийство товарища в спину. (Если уж хочешь убить — вызови на «дуэль» и прикончи при свидетелях. И такие «дуэли» происходили очень часто: на саблях, ружьях, а обычно на ножах).

Смерть полагалась и за предательство, за утаивание части добычи от общей дележки. «Адмиралы» и капитаны выбирались на одно предприятие, и резать их запрещалось — до тех пор, пока большинством голосов они не будут низложены. Но и капитанам с «адмиралами» запрещалось без коллективного «суда» убивать не потрафивших подчиненных. Пираты считали себя прежде всего «деловыми людьми» и перед каждым походом заключали соглашение о разделе добычи (чтобы потом не передраться). Подсчитывалось количество «долей» рядовых участников. В кратном размере, по столько-то долей, назначалось «адмиралу», капитанам, специалистам — артиллеристам, плотникам, парусных дел мастерам, лекарям. Оговаривались дополнительные выплаты за рану, потерю ноги, руки, глаза, пальца (а иначе кто в атаку пойдет?) Но это «страхование» не дотягивало даже до воровского «общака», оно было одноразовым. И судьба калеки после того, как он пропьет полученное, никого уже не интересовала. Впрочем, все «законы» нарушались сплошь и рядом, а выполнялись лишь тогда, когда подкреплялись силой.

Центрами временной кристаллизации флибустьерской массы, «адмиралами», становились удачливые вожаки. Хотя слава их была непрочной. Или удача отворачивалась или затмевали другие. В свое время гремели Жамб де Буа («Деревянная нога»), Лаурент де Гофф, Прет Хейн, Шевалье Монбар по кличке Истребитель — он резал всех пленных, Бартоломео Португалец (награбил много, спился и умер в нищете). Был знаменит Рок Бразилец, современник писал: «Перед ним трепетала вся Ямайка. Он был груб, неотесан и вел себя, словно бешеная фурия. Когда он напивался, то как безумный носился по городу и немало перекалечил людей, которым довелось попасть ему под руку». Пленных сажал на кол. Или связывал и клал между двух костров, медленно поджаривая. Испанцы поймали его и казнили. Получили известность Большой Пьер (с командой из 28 человек захватил корабль испанского вице-адмирала), Пьер Легран (овладел отставшим галеоном из «золотого» конвоя, решил больше не рисковать и вернулся во Францию богатым человеком), Льюис Скотт (захватил и разграбил г. Кампече), Джон Девис (разорил г. Сан-Аугустин-де-ла-Флорида, грабил берега Никарагуа).

Франсуа Олонне (Жан Давид Нау) работал «в доле» с губернатором Тортуги. Тоже отличался крайней свирепостью. Эксквемелин отмечал: «Уж если начинал пытать Олонне и бедняга не сразу отвечал на вопросы, то этому пирату ничего не стоило разъять свою жертву на части, а напоследок слизать с сабли кровь». Он орудовал у берегов Кубы, потом объединился с другим «адмиралом», Мигелем Бискайским, и 1600 пиратов на 10 судах устроили набег на лагуну Маракайбо. Взяли и разграбили располагавшиеся там города Маракайбо и Гибралтар. Привезли на Тортугу огромную добычу, быстро прокутили, и Олонне организовал рейд на Никарагуа. Однако сбились с пути, причалили не туда, стали грабить мелкие поселки. Банда переругалась и раскололась. А испанцы сорганизовались и вместе с индейцами разгромили пиратов. Олонне бежал, скитался вдоль побережья и был убит индейцами.

Самым же знаменитым пиратом XVII в. стал Генри Морган. Именно его фигуру Сабатини взял в качестве прототипа для своего капитана Блада. Карьера Моргана началась типично для Вест-Индии — с рабства. Он отправился на Барбадос на заработки, нанялся для проезда матросом, а в порту назначения был продан на плантации. Когда освободился, стал флибустьерствовать. В этот период на вершине славы находился «адмирал» Эдвард Мансфельд, совершивший налет на г. Картаго и рейд к берегам Бразилии. Шла война Англии с Голландией, и в 1667 г. губернатор Ямайки сэр Модифорд предложил «адмиралу» напасть на Кюрасао и изгнать голландцев, пообещав отдать остров на разграбление. Мансфельд сам был голландцем, но согласился. А таланты Моргана он успел заметить и взял его «вице-адмиралом».

Правда, выйдя в море, пираты стали действовать по собственному плану. Захватили у испанцев о. Санта-Каталина и сунулись к берегам Коста-Рики, чтобы пограбить г. Ната. Испанский губернатор де Гусман дал им отпор и вынудил отступить. Мансфельд счел, что Санта-Каталина очень удобна для создания здесь нового пиратского гнезда, и послал Моргана на Ямайку к Модифорду — просить помощи, чтобы удержать этот остров. Тот отказал, так как Англия воевала с Нидерландами, а не с Испанией. Морган не смутился и отправился на Тортугу, предложить то же самое французам. Но пока плавал туда-сюда, энергичный губернатор Коста-Рики де Гусман организовал погоню за отбитыми пиратами, прогнал их с Санта-Каталины, а Мансфельда пленил и казнил. Морган неожиданно для себя унаследовал пост «адмирала». Но, по флибустьерским законам, полномочия завершались вместе с предприятием. А если вернуться с поражением, без добычи, то шансы когда-нибудь снова стать «адмиралом» равнялись нулю.

Уцелевшие флибустьеры уже разбегались. И Морган, собрав кого смог, выдвинул лозунг мести за Мансфельда. Отправились к Кубе — на Гавану. Да только и этот порт поредевшему отряду был не по зубам. Выбрали городишко Эль Пуэрто-дель-Принсипе. Испанцы о появлении пиратов узнали, собрали отряд ополченцев, прикрывший побережье. Но головорезы Моргана высадились далеко в стороне, пробрались через лесные заросли и атаковали ночью, с тыла. Разметали сонных защитников и ворвались в городок. Там поднялась паника. В отличие от англичан и французов, которые в здешнем климате упрямо мучились в мокром от пота белье, испанцы переняли обычай индейцев спать в чем мама родила. Моргану это сыграло на руку. Пираты оцепили улицы и сгоняли на площадь выскакивающих из домов людей. На голую ошалелую толпу навели оружие, заперли в церкви. Прошлись с грабежом по домам. Потом стали по очереди вызывать пленников, чтобы приносили деньги, драгоценности и продовольствие — иначе, мол, будут казнить. Начали было пытать людей, вдруг они спрятали часть имущества? Но боялись подхода испанских войск, потребовали общий выкуп за город и убрались на Ямайку.

Морган приобрел авторитет, и в 1668 г. сумел набрать 460 человек для рейда на Коста-Рику. Напали на г. Пуэрто-Бельо. Опять неожиданно, среди ночи. Дружной атакой перемахнули внешние стены, подняли шум, чтобы усилить панику. Солдаты и часть горожан бежали в крепость. Она была сильной, с множеством пушек — которых у пиратов не было вообще. Но они, не дав испанцам опомниться, захватили монахов из местного монастыря, городских женщин и, подгоняя саблями, погнали живым щитом нести и ставить лестницы. Солдаты все же открыли огонь. Большинство подневольного прикрытия погибло. Но лестницы поставило, и флибустьеры полезли наверх, закидывая защитников горшками с порохом. Крепость взяли. Начался грабеж и дикая оргия. Пили, насильничали, пытали пленных на предмет спрятанного. В этом смысле Морган ничуть не походил на книжного Блада, среди пиратов он заслужил кличку Жестокий. Вакханалия длилась 2 недели. О товарищах, раненных при штурме, все забыли, большинство умерло. И трупов никто не убирал. Среди победителей началась эпидемия. Тем временем президент Панамы (испанский наместник, в ведении которого находилась и Коста-Рика) собрал отряд и вел на выручку Пуэрто-Бельо. Однако Морган сумел отбить его, вступил в переговоры и содрал выкуп, чтобы город остался не сожженным.

Добычу привезли огромную. Купцы на Ямайке о предприятиях пиратов знали, специально к их возвращению заказывали из Европы судно, груженное вином и водкой. И после удачных походов шла жуткая гульба. Цены взлетали, бутылку продавали по 4 реала. За ночь пираты могли прокутить по 2–3 тыс. Эксквемелин описывал, как один из капитанов имел обыкновение ставить на улице бочку вина, и все прохожие должны были выпить с ним под угрозой ружья. Или как пират заплатил трактирной подавальщице 500 реалов только за то, чтобы она поплясала на столе нагишом — а закончил кутеж тем, что был продан трактирщику в рабство за долги (на подобные случаи взаимовыручка «Берегового братства» не распространялась). Какие бы богатства ни привозились, их пропивали и проигрывали за несколько дней. Зато хозяева кабаков и борделей наживали целые состояния. Но широта загулов служила и рекламой «адмиралам». Теперь Морган стал «звездой».

И в 1669 г. задумал повторить «подвиг» Олонне — рейд на Маракайбо. Губернатор Модифорд тоже решил войти в долю и дал ему 36-пушечный фрегат «Оксфорд». Это был самый большой боевой корабль, которым когда-либо владели флибустьеры. Но… владели они им всего несколько дней. Получив такого красавца, стали его «обмывать». Во время пьянки кто-то с трубкой в зубах полез в крюйт-камеру, и «Оксфорд» взлетел на воздух. Те, кто уцелел, потом долго плавали на шлюпках среди обломков и вылавливали тела погибших. Вылавливали для того, чтобы снять с них одежду, отрубить пальцы с золотыми кольцами и швырнуть обратно в море. Да, вот такое оно было, флибустьерское «товарищество».

Тем не менее добровольцев набралось много, экспедиция отправились на 8 судах. Внезапной атакой Морган взял форт, прикрывавший устье лагуны, потом захватил г. Маракайбо. Стали пытать жителей, вымогая ценности. А ассортимент мучений у пиратов был широким. Современник писал: «Одних просто истязали и били, другим устраивали «пытки св. Андрея», загоняя горящие фитили между пальцев рук и ног; третьим заворачивали веревку вокруг шеи так, что глаза у них вылезали на лоб и становились словно куриные яйца. Кто вообще не желал говорить, того забивали до смерти». Жгли лицо пальмовыми листьями, «вешали за большие пальцы рук и ног, а на ягодицы клали тяжелые камни в 200 фунтов». «Некоторых подвешивали за половые органы и многократно шпиговали испанскими саблями, а затем истерзанные жертвы умирали на глазах мучителей, причем порой несчастные еще жили 4–5 дней… Некоторых связывали, разводили огонь и совали в огонь ноги, предварительно намазав их салом».

Кошмар длился 3 недели, потом пираты отплыли к городу Гибралтар. Тут население успело бежать, но Морган выслал погоню. Она захватила караван со всеми местными знатными дамами, сбившимися с дороги и попавшими в болото, некоторых людей выискивали по лесным схронам. И снова пошли пытки. «Ни один несчастный не избежал своей участи… Им подвергались мужчины, женщины, дети, рабы». Узнавали о местах, где прячутся другие горожане, и вылавливали все новых заложников. Ужасы в Гибралтаре продолжались 5 недель.

Но испанцы за это время предприняли ответные меры. Решили разорить пиратское гнездо и послали эскадру на Ямайку. А вторая эскадра под командованием дона Алонсо дель-Кампо-и-Эспиноса подошла к устью лагуны Маракайбо. Самое крупное из суденышек Моргана имело на борту 14 легких картечниц, а у дона Алонсо было 3 боевых фрегата — 40-, 30- и 24-пушечный. Но большие корабли не могли войти в мелководную лагуну! И дон Алонсо решил просто блокировать ее. Поставил фрегаты на якорь, загородив горловину, восстановил форт — это было нетрудно, потому что крупнокалиберные пушки пиратам были не нужны, после взятия крепости их всего лишь сбросили со стен. А бандитам был направлен довольно мягкий ультиматум: их выпустят, если они вернут награбленное и пленников. Флибустьеры возмутились — за что ж, мол, «работали»? И предложили свои условия — отпустят свободных пленников и половину рабов, а добычу увезут. На что не соглашался дон Алонсо.

Но Морган под прикрытием переговоров готовил прорыв. Испанцы вели себя беспечно, полагая, что запертый враг никуда не денется. А пираты переоборудовали одно суденышко в брандер, подвели ночью к испанскому флагману и взорвали его. Второй корабль пытался в темноте отойти от горящего соседа и сел на мель. А третий среди этой суматохи был захвачен абордажем. Правда, оставался еще форт, батареи которого простреливали выход из лагуны, а гарнизон усилился экипажами погибшей эскадры. И тогда Морган перехитрил противника. Вечером шлюпки начали якобы свозить на берег десант — когда они возвращались на корабли, те же самые «десантники» ложились на дно шлюпок. Испанцы поверили, что готовится ночной штурм с суши, развернули орудия в сторону берега. А в темноте пиратские суда благополучно проскочили в море.

Однако другая испанская эскадра, посланная на Ямайку, успела крепко насолить англичанам. Прогнала их корабли из Карибского моря, высадила отряд, обложивший Порт-Ройял. Взять город не смогли, но выжгли окрестные селения и плантации и ушли прочь. Губернатор горел желанием отомстить (и оправдаться перед начальством). И выдал Моргану каперскую грамоту, чтобы тот разгромил один из богатейших испанских городов в Америке — Панаму, через которую шли поставки золота из Перу и потоки товаров с Филиппин. Поход состоялся в 1670 г., участвовали 2 тыс. пиратов на 37 судах и лодках. Сперва Морган провел несколько вспомогательных операций. Чтобы запастись продовольствием, захватил и ограбил Рио-де-ла-Аче, где у испанцев были склады кукурузы. Потом напал на о. Санта-Каталина, его испанцы использовали в качестве тюрьмы, и среди преступников нашли проводников, знающих дорогу к Панаме. Затем пираты высадились на материк и после жестокого боя захватили форт Чагре. Тут Морган устроил тыловую базу, оставил корабли и 550 человек, а сам с 1200 пиратами двинулся через джунгли вверх по течению реки Чагре.

Припасов не взяли — флибустьеры ленились нести тяжести. Поэтому поход был очень трудным. Испанцы и индейцы отступали, разоряя свои деревни и уничтожая продовольствие. Пиратам пришлось жрать всякую гадость — траву, падаль, змей. Лишь на девятый день вышли к тихоокеанскому побережью и захватили стадо скота. У президента Панамы было 2400 белых воинов, 600 вооруженных мулатов и 600 индейцев. Но действовал он неумело. Дворянская конница бесстрашно понеслась на врага, оторвавшись от пехоты. Пираты встретили ее залпами мушкетов, повыбили, и она покатилась назад, смяв своих пехотинцев. Офицеры начали восстанавливать порядок, а на флибустьеров пустили стадо из 2 тыс. быков. Скотину тоже хлестанули залпами, стадо повернуло обратно и вторично смяло строй испанцев. И банда вломилась в город. После двухчасовых уличных схваток все было кончено.

Пошел повальный грабеж и пьянка. В это время из Перу, не зная о захвате Панамы, прибыл галеон с золотом. Но Морган был в стельку пьян, а пока очухался, команда судна разобралась в обстановке и повернула в море, догнать не смогли. Грабеж длился 20 дней. Пираты опустошили окрестные селения, плавали на ближайшие острова. Пленных опять пытали, Морган самолично отрезал у них уши и носы. Как вспоминал участник похода, «женщин тоже не щадили кроме тех, с кем пираты могли удовлетворить свою похоть. Тех же, кто не соглашался на это, мучили со всей возможной жестокостью». Нет, «джентльмены удачи» вели себя отнюдь не по-джентльменски. Вымогая деньги, женщин били, подвешивали, прижигали огнем. Пленных держали в церкви, и караульные вызывали оттуда дам под предлогом отправления естественных надобностей. После чего набрасывались и забавлялись с ними. Почти все раненые пираты умерли, за ними никто не ухаживал. От Панамы оставили только руины.

Тут, кстати, напрашивается любопытная параллель между Морганом и… Разиным. Оба они были одного поля ягодой. Оба отличались крайней жестокостью. И действовали оба пирата в одни и те же годы, одними и теми же методами, примерно с одинаковым по численности бандами. Когда Разин разорял персидские города, Морган разорял испанские. Оба награбили огромные сокровища. Была даже аналогия «персидской княжны». Моргану тоже запала на душу жена купца «редкой красоты». Но гордая испанка отвергла его притязания. Он отнял у нее одежду и держал в подвале голой, мучил, морил голодом и жаждой. Даже когда за нее прислали выкуп, не хотел отпускать. Но возмутились его подчиненные. Нет, не «нас на бабу променял», а из более практических соображений. Выкуп за испанку был частью добычи, а единолично присваивать добычу было «незаконно». В результате испанке повезло больше, чем персиянке.

Да и вообще сходство между Морганом и Разиным на этом кончилось. Дальше сказалась разница «национальных характеров». Стенька прокутил всю добычу и рванул «с боярами повидаться». Морган поступил иначе. По возвращении в Чагре он, не довольствуясь обычной пиратской клятвой, что никто не утаил от дележки ни шиллинга, устроил еще и обыск всех соратников. Но вместо дележки тайно погрузил добычу на 3 самых быстроходных корабля, с группой ближайших дружков ночью отчалил и был таков. Причем увез и оставшиеся запасы продовольствия. А 1,5 тыс. флибустьеров, которых он облапошил, из-за отсутствия продуктов не могли ни гнаться за ним, ни доплыть до Ямайки. Им пришлось охотиться, ловить рыбу, скитаться по прибрежным деревням, многие погибли от болезней и стрел индейцев.

Но пока Морган путешествовал, в Европе Англия успела вступить в союз с Голландией и Испанией — против Франции. Был заключен и договор о разделе владений в Вест-Индии, по которому испанцы отказались от притязаний на Ямайку, а за это требовали пресечь пиратство. И жаловались на Моргана. Король отправил Модифорду приказ арестовать «адмирала» и препроводить в Лондон. Словом, губернатор оказался в щекотливом положении — ведь Морган разбойничал по его грамоте. Поэтому Модифорд счел за лучшее предупредить пирата. Надеялся, что тот удерет. Ничуть не бывало! Морган неожиданно согласился ехать. Ему подобный оборот был весьма кстати — уж конечно, флибустьеры не простили бы ему случившегося. Он быстро реализовал награбленное. В пути, на корабле «Уэлком», вел себя не как арестант, а как хозяин. А в Англии отстегнул кому нужно, и о нем заговорили как о герое. Король захотел лично с ним познакомиться. И в итоге Модифорд слетел со своего поста, губернатором Ямайки назначили лорда Вогана. А Морган… получил дворянство, пост вице-губернатора и командующего вооруженными силами в Вест-Индии. Ему поручили борьбу с пиратством, и он издал приказ, обещая амнистию раскаявшимся и кару непокорным. Приказ флибустьеры проигнорировали. И тогда Морган обрушился на бывших товарищей, отлавливая и вешая. Он-то и стал человеком, который разгромил и практически искоренил карибское флибустьерство.