Правда варварской Руси

Ромоданский шлях

Почему же Ромодановский в кампании 1678 г., в отличие от прошлой, медлил и задерживался у Днепра, когда у крепости кипели сражения? Его тормозил царский приказ. Ждать Каспулата Черкасского. А войск у великого визиря было больше, чем у Ибрагима-паши, он мог себе позволить вести войну одновременно против крепости и полевой русской армии. Ну а Каплан-паша, направленный против нее, действовал умно. Не сумев сбить части Ромодановского с плацдарма, он в полной мере использовал задержку и под прикрытием кавалерийских атак строил позиции по гряде высот и Стрельниковой горе, запиравшей дорогу от Днепра к Чигирину. Чтобы не допустить русских к крепости, пока она не падет.

Черкасский появился только 28 июля. Но… привел он всего лишь 4 тыс. калмыков, черкесов и татар. Имело ли смысл столько ждать? 30-го армия выступила. Для защиты от налетов конницы она шла в батальонных каре, ощетинившихся легкими пушками. Калмыкам и добровольцам из русской и казачьей кавалерии воевода разрешил «попытать счастья» вне строя, отгоняя крымцев. В нескольких километрах от реки путь преграждали укрепления Каплан-паши с «многочисленными пушками» на крутой Стрельниковой горе. Черкасский, принявший командование над всей конницей, 31 июля очистил от противника равнину перед горой.

Турки контратаковали. Сперва паша Алеппский с большим отрядом кавалерии. Его разбили и вынудили отступить. 1 августа вылазку предпринял сам Каплан-паша. Его тоже «загнали на гору». В Чигирине от перебежчика узнали о наступлении Ромодановского. Со стен видели, что противник поспешно оставил укрепления за Тясьмином, и к Днепру выступило большое количество конницы. Но бомбардировка и штурм продолжались. Турки взорвали 2 мины, разрушив часть вала и куртину нового бастиона. Пехота с 10 знаменами полезла на вал, но была отбита с большим уроном. 2 августа враг взорвал 2 мины по обе стороны от пролома в стене замка, расширяя его. Через полчаса взорвалась еще одна, у куртины городского вала. В этот день на крепость упало более 1000 ядер и 400 бомб. От перебежчика-христианина стало известно, что турки роют новые мины и заготовили 500 лестниц для генеральной атаки.

А части Ромодановского штурмовали Стрельникову гору. Сначала попытались взять ее неожиданной ночной атакой. Несколько русских и казачьих полков во главе с полковником Борковским в полночь полезли по склону, подняли переполох во вражеском лагере, но закрепиться не сумели и были прогнаны. День 2 августа и следующую ночь турки, встревоженные этим нападением, провели под ружьем. А 3-го утром, когда они расслабились, Ромодановский двинул войска на приступ. Армию он построил несколькими корпусами, каждый из которых подкреплялся сильными конными резервами. Правый фланг составили «выборные» (гвардейские) пехотные полки генерал-поручика Шепелева и генерал-майора Кравкова, около 5 тыс. солдат. Резервом для них служило 10 тыс. конницы Змеева. В центре наступали 9 стрелецких полков — 5,5 тыс. Их резерв составляли 15 тыс. дворянской и регулярной кавалерии. Левый фланг и его резерв составляли пехотные и конные части Белгородского и Севского полков. Здесь же размещались казаки, составив особый корпус. А для прикрытия тыла было оставлено 7 полков у переправы.

Командиры лично вели в бой подчиненных. Полевые пушки опять были выдвинуты в первую линию, их «везли перед каждым пехотным полком». Артиллерия должна была сопровождать войска огнем и колесами. В полках имелись переносные заграждения, «испанские рогатки», которые можно было быстро установить перед контратакующим неприятелем. Кстати, Петр I при подготовке Прутского похода писал Голицыну о подготовке солдат — мол, турки не шведы, против них надо действовать «пехотой и рогатками». И Пушкин отмечал: «Петр при сем предвосхитил румянцевскую стратегию». Нет, он не предвосхитил румянцевскую, а пытался повторить ромодановскую. Турки встретили штурмующих жестоким огнем, сталкивали навстречу повозки, наполненные гранатами с зажженными фитилями, взрывавшиеся с оглушительным грохотом. Но русские упорно карабкались вперед. Первым взошел на гору полк Шепелева. Контрударом его сбросили, Шепелев был ранен. Но 500 солдат, отрезанных в ходе боя от своих, сомкнулись, огородившись рогатками, и отчаянно отстреливались из ружей и 2 пушек. Отразили несколько атак, многие погибли, но они отвлекли на себя противника, и на центральном участке прорвались несколько стрелецких полков.

Враг, ослабив натиск на остатки гвардейцев, перенацелился туда. «Однако стрельцы, твердо став на взятой позиции, окружили себя испанскими рогатками и, непрерывно стреляя из многих бывших при них полевых орудий, удерживали неприятеля на некотором расстоянии» (Гордон). А Ромодановский ввел в бой резервы, наращивая прорыв. На помощь окруженным солдатам Шепелева подоспели драгуны Змеева — полки Сафанбуховеца, Юкмена, Купера. И отброшенные правофланговые части, восстановив порядок, снова двинулись вперед. Турки стали пятиться. Отличились в схватке и белгородцы полковника Вестова, русские генералы и офицеры Кольцов-Мосальский, Репнин, Лукин, Лихарев. И многие иноземцы на русской службе, в том числе знаменитый впоследствии Лефорт. Кавалерия, пройдя между пехотными батальонами, напала на врага. Турки бросили 28 пушек, все палатки и обозы, потеряли в схватке до 500 человек, погиб Эскижер-паша. Но русские потери были втрое больше, а части Каплана-паши отступали в полном порядке, строем, отогнав огнем преследующую конницу.

Перелом принесло решение Ромодановского. Он ведь всегда был мастером артиллерийских ударов, вот и теперь велел немедленно втащить на гору тяжелые орудия. Которые начали обстрел отходящих вражеских колонн. В них поднялась паника. Турки в беспорядке ринулись к мостам через Тясьмин. Тут-то на них снова налетела наша кавалерия, рубя бегущих. На мостах началась давка, сбившуюся толпу крушили ядра. Возникла угроза, что русские на плечах бегущих прорвутся за реку, и Каплан, бросив отставших на истребление, велел поджечь мосты… И здесь турок полегло гораздо больше, чем на горе — 8 тыс. Был ранен и попал в плен Осман-паша, третье лицо в турецкой армии.

К сожалению, в день этой победы в Чигирине случилось несчастье. Враг взорвал очередную мину под стеной замка, бросил в пролом пехоту с 12 знаменами. Воевода Иван Иванович Ржевский поспешил к месту штурма. Бомбардировка велась интенсивная, «в старом и новом замках не было ни одного места, которое было бы защищено от бомб, камней и стрел». И недалеко от своей квартиры Ржевский был убит, осколком бомбы ему оторвало челюсть. После двухчасовой драки противника отбили, но комендант крепости, душа ее обороны, был мертв. Командование принял Гордон. 4 августа подошли полки Ромодановского и Самойловича, встали за Тясьмином, в 4 км от Чигирина. Численное преимущество оставалось на стороне турок, и атаковать через реку и болотистую пойму их укрепленный лагерь было бы безумием. И Ромодановский выбрал другую тактику. Блокады крепости теперь не было — турки очистили левый берег Тясьмина, с Чигирином можно было сообщаться через реку. Значит, можно было угрожать врагу главными силами, посылать подкрепления осажденным, измотать врага и заставить снять осаду.

Турки наращивали укрепления со стороны реки. Хотя усиливали и позиции у крепостных проломов, устроили из мешков с землей брустверы с бойницами. Гарнизон обнаружил одну из вражеских мин и разрушил ее, бросив большую бомбу. Другую мину турки взорвали у куртины вала, не причинив ему особого вреда. 5-го враг опять рванул мину, разметавшую часть вала, и предпринял сильный штурм. Его отбили и начали исправлять пролом. Бомбардировка заметно ослабла — часть орудий переместилась к реке. В этот день на город упало 225 ядер и 204 бомбы. А от Ромодановского прибыла значительная подмога — 2300 человек. Он требовал вести оборону активнее, делать вылазки, сковывая противника и разрушая его позиции. И военный совет принял решение о вылазке — ударить с трех направлений отрядами по тысяче бойцов.

Но… Гордон оказался явно не на своем месте. В последующих войнах он проявил себя неплохо, умелым и мужественным командиром. А в Чигирине, когда на него вдруг свалилась такая ответственность, растерялся — судя по фактам, которые он сам же приводит в своем дневнике. Паниковал, слал предложения, чтобы полевая армия атаковала турок. Чтобы ее подвели вплотную к Чигирину, а в город ввели всю пехоту (хотя сосредоточение стольких войск на простреливаемом пятачке вело бы лишь к большим потерям). Военный историк В. В. Каргалов пришел к выводу: «Григорий Ромодановский допустил одну существенную ошибку — он переоценил способность гарнизона Патрика Гордона к дальнейшей обороне». Уточним — не только гарнизона, но и самого Гордона. Впрочем, ведь заместитель коменданта получил назначение царским указом. И сместить его командующий не имел права.

6 августа Гордон счел, что укрепления турок слишком сильные и… вдвое сократил число солдат, назначенных для вылазки. Получилась только слабая демонстрация. А Ромодановскому пошло донесение — мол, «делать вылазки без большой опасности нельзя». Ему прислали новое подкрепление — 1800 казаков. Отметим еще, что Гордон был по специальности военным инженером, но минную войну проиграл начисто. Турки копали мины, где хотели и взрывали, когда хотели. Элементарных мер противодействия, как при первой осаде Чигирина, не предпринималось. 7-го враг опять поднял на воздух часть городского вала. Пошел в атаку и был отбит сердюками. Через час рвануло под фасадом замка. Турки захватили часть вала. Но в это время в город прибыли гвардейцы Кравкова. С ходу контратаковали и выправили положение. После чего и Кравкова Гордон стал убеждать в невозможности вылазок.

На следующий день к Ромодановскому приехал из Москвы стольник Афанасий Хрущов «с царским похвальным словом» за предшествующие действия. И с инструкциями. Федор Алексеевич приказывал оборонять Чигирин и оказывать помощь «осадным людям». Но от генерального сражения требовал воздерживаться, поскольку к армии уже спешат свежие силы — татарская конница касимовского царевича Василия Араслановича и рать окольничего Щербатова. Ромодановский, недовольный действиями Чигиринского гарнизона, направил туда своего начальника артиллерии Грибоедова. Узнать о точном состоянии дел и «настоять на необходимости сделать вылазку».

Гордон показал ему крепость, а чтобы продемонстрировать невозможность исполнить приказ, назначил на вылазку 150 солдат. Но из них выступили с офицерами лишь 25–30, остальных «никаким образом нельзя было уговорить». То есть и дисциплину новый комендант совсем распустил. Не пользовался таким авторитетом, как Ржевский, а может, и не доверяли подчиненные «иноземцу». Хотя, с другой стороны, послать на вылазку всего 150 человек — дело заведомо гиблое и бесполезное. Поэтому нежелание бойцов участвовать в ней понятно. И тем не менее даже немногие смельчаки, предпринявшие атаку, «нанесли значительное поражение туркам в их траншеях» — это пишет сам Гордон. Но, конечно, им вскоре пришлось отступить. А турки после отъезда Грибоедова взорвали мину, сделав пролом в 8 сажен, однако на приступ не решились, и дыру удалось заделать.

9 августа перебежал поляк, сообщивший, что у турок был совет, большинство пашей высказались за снятие осады. Но Мустафа слышать об этом не хотел. И было решено предпринять общий штурм, а если уж он будет безуспешным, то отступить. Причем «лучшие вещи» из лагеря уже начали эвакуировать. В этот день турки атаковали вал у среднего больверка, взорвали мину, но увидели выдвинувшихся солдат и лезть сюда не рискнули. Взорвали вторую мину, двинулись в пролом. Навстречу им выкатили 2 пушки, ударили картечью и из мушкетов, многих перебили и отбросили. В ответ на очередные мольбы Гордона о помощи Ромодановский написал, что посылает целый 15-тысячный корпус генерала Вульфа, «чем, надеется, будет всему положен конец». И категорически приказывал сделать вылазку и разрушить вражеские шанцы, вплотную приблизившиеся к городу. Обстрел слабел. За день турки выпустили 197 ядер и 95 бомб. Казалось, последнее усилие — и все…

10-го на рассвете части Вульфа прибыли по мельничной плотине. Турки, естественно, заметили ввод такой массы войск. Были настороже. И вылазка получилась не очень удачной. Солдат встретили жестоким огнем и гранатами. Они сумели захватить 2 шанца и 3 пушки, после чего янычары предприняли контратаку и отбили позицию. Гордон своими частями вылазку не поддержал, как он пишет, «счел излишним подвергать солдат такой очевидной опасности». А Вульфа начал уговаривать не предпринимать новых вылазок. Обстрел стал еще слабее — 103 ядра и 75 бомб. К Ромодановскому в этот день доставили дезертира, рассказавшего, что хан и турецкая конница должны завтра напасть на лагерь русских и отвлечь их, а главные силы предпримут штурм. Если он сорвется, Мустафа уйдет. Воевода написал об этом Гордону и послал к нему еще один полк, Вестгофа.

В полдень 11 августа турки усилили бомбардировку, взорвали 2 мины и ринулись в бреши. Сперва пролом заняло не более 20 человек, но немедленной контратаки не последовало, и к ним подошли крупные силы. Среди массы разнородных частей, набившихся в Чигирин, Гордон утратил управление, упустил время выкинуть врага. Турки подожгли деревянный палисад и стали толпами вливаться в Нижний город.

Там началась паника, покатился слух, что город уже взят. Комендант отправил туда резервы — Курский и Озерский пехотные, Ахтырский и Сумской казачьи полки. Они столкнулись с неприятелем на базарной площади и обратили в бегство. Но от проломов двигались новые части, остановили бегущих и оттеснили контратакующих назад. Турки хлынули по улицам и проулкам, зажгли дома, грабили. Одни русские части бежали от пламени и врага в замок, другие покатились за Тясьмин, устроив давку на мосту.

Но те, кто сохранил дисциплину, еще раз контратаковали, «Значительно побили турок», рассеявшихся для грабежей, опять гнали до базарной площади. Где неприятель сгруппировался и заставил русских отступить. Эти перемежающиеся атаки туда-сюда продолжались полтора часа. Пока не загорелся деревянный вал замка. Бревна были сухие, занялись так, что не остановишь. Чтобы собрать защитников, Гордон поставил знамена на ворота и вал в той части города, которую удерживал. А Ромодановский выслал на выручку еще несколько полков. Но их атаковала татарская и турецкая конница. К 6 часам вечера пробились три стрелецких приказа, вступили в бой с врагами, засевшими в траншеях у городских ворот.

Наступала ночь. Чигирин горел. В Нижнем городе сопротивлялись только отдельные группы казаков, удерживая тот или иной дом. В замке скучились и перемешались войска разных полков, совсем упали духом, стали неуправляемыми, и комендант не мог сорганизовать их. Хотя другие части, где командиры были на высоте, дрались вполне успешно. Чигиринский казачий полк и стрелецкий приказ Карпова разгромили турок, захвативших было мельничную плотину, и доложили Ромодановскому, что проход в город очищен. Воевода немедленно приказал генералу Кравкову и стрелецкому приказу Карандеева подкрепить защитников плотины и удерживать ее. Гордон об этом даже не знал. Без его ведома части стали покидать город и уходить за Тясьмин.

Оборона пылающего ада с совершенно дезорганизованным гарнизоном не имела смысла и привела бы лишь к гибели войск. И, узнав от отступивших, что там творится, Ромодановский через стрелецкого барабанщика полка Карандеева послал Гордону приказ оставить Чигирин. Взять все легкие орудия, уничтожить все, что нельзя вывезти, и поджечь пороховой погреб. И колонны войск потянулись по плотине на север. Большинство ушло беспрепятственно. Далеко от идеального порядка, но строем, полками и подразделениями. Хотя поддавшиеся панике или отставшие от своих частей бросались вплавь, некоторые тонули. Враг провожал огнем, стрелял из орудий через реку и через город. Но от преследования неприятельской конницы отступающих прикрыли бойцы Кравкова, Карандеева и Карпова. А турки, ворвавшиеся в брошенный замок и грабившие город, нашли здесь свою смерть. Взорвался пороховой погреб, и погибло более 4 тыс. человек.

В принципе, в одном из вариантов противоречивых инструкций, Ромодановский имел разрешение оставить Чигирин, выведя гарнизон. И когда других возможностей не осталось, он сделал это. Осажденные прибыли к главным силам потрепанные, измученные, но с оружием, знаменами, казной, легкими пушками. Да и для всей армии оставаться здесь больше не было никакого резона. Наоборот, теперь следовало оторваться от врага и уйти за Днепр, чтобы прикрыть Левобережье и перебросить помощь гарнизону Киева. Уже на рассвете 12 августа воевода приказал выступать из лагеря.

Но и Мустафа-паша не удовлетворился тем, чего удалось достичь. После таких потерь и издержек захватить груду развалин — выглядело очень уж сомнительной «победой». И он принял решение навалиться всеми силами на русскую армию. Прижать к Днепру и уничтожить. После чего беззащитная Украина досталась бы победителю «на блюдечке». Ромодановский этот вариант предусмотрел. Армия по его приказу «шла, построенная в большой батальонный каре и окруженная несколькими рядами возов, как шанцами. И кавалерия, и пехота шли пешие, и этот порядок соблюдался до прибытия к Днепру» (Гордон). Отряды турок и татар сопровождали по пятам, пытались атаковать, но безуспешно. В арьергарде шли части Кравкова, Шепелева, Вульфа и стрельцы, осаживая наскоки пулями и картечью.

13-го подошли к старым укреплениям у Днепра, они были построены полукругом, оба конца упирались в реку. Разместились без суеты, по заранее назначенной разнарядке. Авангардные полки заняли левое крыло укреплений, следующие за ними — правое. Обоз и дворянская конница прошли вовнутрь лагеря, а арьергард, «заткнул» центральный проход в укреплениях. Правда, впереди основной позиции находилась ранее построенная «крепостица», на возвышенности, господствующей над берегом. И ее по чьему-то недосмотру не успели занять. Турки этим тотчас воспользовались, ввели отряд с пушками и начали обстрел лагеря. Подходили все новые вражеские части, ставились батареи. Переправляться в таких условиях было самоубийством, а выпускать Ромодановского за Днепр Мустафа явно не собирался. И воеводе ничего не осталось кроме как принять бой.

14-го русские атаковали, захватили траншеи и часть орудий, но массы неприятельских войск напали на них с флангов, заставили отойти. В бою погиб еще один вражеский военачальник, Делафер-паша. Француз — видимо, «родственник» книжного Атоса, графа де Ла Фер. Несколько дней шла перестрелка и стычки. Русские полки передохнули от Чигиринских боев и марша, пополнили боеприпасы из оставленных на левом берегу обозов. А19 августа Ромодановский нанес удар. Вывел в поле все войска, турки и татары — свои. И началась кровавая сеча. Врага оттеснили до его траншей и шанцев. Огонь из турецких укреплений остановил русских. Воевода скомандовал отбой, армия вернулась в лагерь. И готовилась возобновить сражение на следующий день. Но… неприятель уже надломился. Понес огромные потери. Был ранен Каплан-паша. Пленные рассказывали, что «таких крепких полков они еще не встречали» — а уж в этом турки понимали толк. Историк Фундуклулу писал, что в этой войне «турки выбились из сил». Военачальники докладывали о невозможности продолжать ее. И на военном совете было заявлено, что все войско может погибнуть — «честь державы вплоть до самого воскресения мертвых будет потеряна и мы подвергнемся за это проклятью!» Мустафа вынужден был согласиться. И отдал приказ отходить — к Бугу.

В ночь на 20-е в турецком лагере послышался сильный шум. Ромодановский поднял войска, предполагая ночную атаку. А утром обнаружилось, что враг ушел. В Москву было послано донесение: «Встретив крепкое и мужественное стояние и в своих войсках уроны великие… турского султана везирь с пашами с турскими и иных земель с войсками из окопов своих и хан крымский с ордами побежали назад…» В Москве сперва даже не поверили, требовали разузнать, нет ли «в том какова лукавства?» Наша армия простояла на Правобережье еще неделю. Разведка обнаружила, что разрушенный Чигирин пуст. Турок и татар вблизи нет. И лишь тогда начали переправу на левый берег. В сентябре части Ромодановского встали в Сумах, Самойловича в Переяславле.

На Правобережье неприятельские отряды все же безобразничали. Юрий Хмельницкий со своей бандой и татарами захватил городки Корсунь и Немиров, расположившись там в качестве «гетмана». Другие загоны разграбили и сожгли Канев и Черкассы. Крымцы появились под Киевом, хватая по селам полон. Но к городу соваться даже не посмели, хотя у воеводы Михаила Голицына было всего юб солдат. А Ромодановский уже выслал к нему Вульфа и Ротерта с 6 тыс. солдат и драгун, и Киев прикрыли понадежнее. Султан со второй армией так и не выступил с Дуная. А Мустафа постоял на Буге до октября и ушел в свои пределы. И хан увел конницу в Крым. От широкомасштабного наступления на Украину туркам фактически пришлось отказаться. По очень простой причине — великий визирь в этом походе потерял 60 тыс. бойцов. Почти половину армии.

А наши войска сохранили боеспособность, их урон был гораздо скромнее. По росписи Разрядного приказа полевая армия потеряла убитыми, умершими от ран и пропавшими без вести 3287 человек. И ранеными 5400. А в гарнизоне Чигирина погибло 2 офицера и 330 рядовых, 1047 получили ранения. Гордон называет другую цифру, 1300 убитых. Видимо, учитывая и казаков, которые проходили по спискам не Разрядного приказа, а Казачьего и Малороссийского. Конечно, какое-то количество иррегулярных войск — казаков, татар, калмыков погибло и в полевой армии. Но все равно, общая цифра безвозвратных потерь не превышала 6–7 тыс. Вдесятеро меньше, чем у врага.

Несмотря на это на Ромодановского покатились бочки за сдачу прекратившего существование Чигирина. Впрочем, была и политическая подоплека — он был близок к опальному Матвееву и Нарышкиным. Пока угрожал враг и одерживались «чистые» победы, Милославские его терпели. А теперь нашли повод придраться. Да, похоже, что и самому полководцу безграмотное регулирование из Москвы пришлось не по душе. Он подал прошение «о смене его и сына его князя Михаила» с военной службы. Отставка была принята. Недоброжелателей это еще больше подогрело. На него принялся сваливать свои просчеты Гордон. Предъявил претензии и Самойлович — дескать, воевали только солдаты, стрельцы и казаки, а рейтары и дворянская конница «прятались в обозе» (то есть, их воевода держал в резерве). Главным соавтором навета был не кто иной, как Мазепа, он-то и привез кляузу в Москву. Дошло и до обвинений в измене — дескать, сын Ромодановского, Андрей находится в плену у татар, вот и сговорились освободить его за сдачу Чигирина.

Правду о том, почему воевода задержался с прибытием к крепости, знал царь. Но он по своему положению не мог открыто признать собственную вину. И воевода придумал оригинальный ход для защиты своей чести. Подал Федору Алексеевичу челобитную, что предки Ромодановских были удельными князьями Стародубскими. И просил, чтобы государь разрешил восстановить старую родовую фамилию — Ромодановские-Стародубские. Царь был человеком честным. Совесть, видать, мучила. И ход, подсказанный воеводой, он принял. Пожаловал его этой фамилией. Недруги сразу смекнули, что он полководца поддерживает, в обиду не даст, и прикусили языки. Ромодановский остался на придворной службе.

Но война, которую он вел, довольно быстро была «затерта». Увы, история не только в XX в. была наукой конъюнктурной. А последующим правителям, Голицыну и Петру, как и восхвалявшим их дела борзописцам, было совершенно «не в струю», что кто-то воевал с теми же противниками более умело. Памятников тоже не осталось. А над местами былых сражений и могилами павших героев нынче растеклись мутные воды Кременчугского моря. Но в народной памяти имя Ромодановского жило. Местечко под Лубнами, возникшее там, где он размещал свой лагерь, так и зовется Ромоданом. А дорогу, которую проложили войска в походах от Переяславля к Чигирину, люди до начала XX в. называли Ромоданским шляхом.